Даже без проведения контент-анализа социальной информации в газетах, публицистических статьях, теле- и радиопередачах периода, называемого перестрой кой, можно заметить частое употребление таких терминов, как социальный стереотип, стереотипы сознания, мышления и поведения. Очевидно, что через проблему социального стереотипа, «эффекта стереотипизации» массового сознания общество пытается решить одну из главных трудностей перестроечного периода. Эту труд­ность можно сформулировать следующим образом: чтобы по-другому работать, по-другому действовать, нужно начать по-другому думать.

К сожалению, исследований проблемы социального стереотипа в советском обществе практически не про­водилось. Это связано с тем, что манипулирование массовым сознанием для достижения социального кон­троля со стороны правящей элиты целиком приписы­валось буржуазному обществу^[121]. На самом же деле именно в советском обществе массовому сознанию де­сятилетиями навязывалась и пропагандировалась сис­тема взглядов и идей в форме догм, мифов и стереоти­пов, не имеющих ничего общего с реальной действи­тельностью. В истории человечества имели место по­добные явления, но то, что происходило в плане мани­пуляции общественным сознанием в советском обще­стве, ни по масштабам, ни по изощренности методов воздействия не имеет себе аналогов Поэтому проблема социального стереотипа, факторов, способствующих формированию, поддержанию и воспроизводству соци­альных стереотипов, весьма актуальна и нуждается в глубоком изучении.

В выработке определения понятия «социальный сте­реотип» выделяют два основных подхода. Первый берет начало от исследований американского социо­лога У■ Липмаыа, который ассоциирует социальный стереотип с позитивным или негативным эмоциональ­ным восприятием объекта стсреотипизации, делая ак­цент на ложности образов и представлений о тех или иных объектах социальной действительности. Последо­вателями У. Липмана социальная обусловленность сте­реотипов нивелируется, а их зарождение и развитие объясняется свойствами человеческой психики. При этом упускаются из виду когнитивные аспекты соци­ального стереотипа, его способность к обобщенному, концентрированному представлению той реальности, которая находится за пределами практической деятель­ности.

Так, по мнению американского психолога Г. Ол- лпорта, стереотип «выступает рационализацией бессоз­нательных импульсов, лежащих в основе избиратель­ной перцепции, разграничивающей референтные груп­пы «мы» и «они» и позволяющей воссоздать обобщен­ный образ контрагента коммуникации как «хороше­го» или «плохого»^[122]. Немецкий социальный философ Т Адорно считает, что стереотипы как форма мышле­ния выполняют функцию «рсспрсссантов», позволяю­щих подавить индивидуальные негативные стремления, приписывая эти стремления представителям враждеб­ных групп-. Бельгийский социальный психолог Е. Вай- нскс определяет стереотип как «эмоционально окра­шенные... системы понятий, с позитивными и негатив­ными функциями... служащие для организации практи­ческой деятельности»³. Английские социологи М. Ро- бер н ф. Тилыиан определяют стереотипы как «готовые представления, которыми оперируют без всякого объ­ективного основания: они детерминированы потребно­стью людей в некоем обобщении и классификации то­го, о чем они думают и что они чувствуют»^[123].

Второй подход допускает такую трактовку роли и действия стереотипа, согласно которой совокупность стереотипов, принадлежащих обществу и реализуемых при формировании личности, жестко отражает объек­тивную реальность. Подобный подход упускает из виду то, что «психика личности формируется в процессе се деятельности, а эта деятельность, по сути, является и отношением субъекта к действительности^[124]. Стереоти­пы, согласно данному подходу, порождаются общест­венной практикой, отраженной в языковом сознании.

Очевидно, что социальный стереотип, как и инте­рес, не может быть понят только как порождение об­щественной практики или только как рационализация бессознательных импульсов, лежащих в основе избира­тельной перцепции. Он есть единство того и другого, единство объективного и субъективного, может высту­пать как в объективной, так и в субъективной форме. Социальное значение стереотипа в том, что он высту­пает определенным средством «экономии мышления», позволяющим последнему широко пользоваться гото­выми формулами и шаблонами.

В отечественной литературе Социальный стереотип трактуется как схематичное, стандартизованное и ус­тойчиво выражаемое (фиксированное) представление о социальном объекте или явлении, как правило, эмо­ционально окрашенное; имеет в качестве физиологиче­ской основы свойства головного мозга формировать определенный зафиксированный порядок условно- рефлекторных действий человека — динамический сте­реотип. Его социально-психологическая основа — фор­мирование социальной установки, ценностно-значимой для данной личности в ее деятельности и общении,
субъективно существующей в виде устойчивого образа, нормы поведения. Социальный стереотип выражает привычное, закрепленное в сознании и поступках че­ловека, его отношение к различным явлениям общест­венной жизни, другим людям и их общностям. Он ак­кумулирует предшествующий опыт индивида и различ­ных социальных групп, сложившийся под влиянием социально-экономических условий, других компонен­тов социальной среды в своеобразный алгоритм отно­шения к соответствующему объекту. Он является ко­нечным продуктом стереотипизации — восприятия, классификации и оценки социальных объектов (фак­тов, событий и т. п.) на основе определенных устойчи­вых установок и представлений¹.

В изложенном определении (как и в других, мень­шей степени общности и менее универсальных) про­сматриваются, по крайней мере, два компонента соци­ального стереотипа: когнитивный образ, кото­рый обеспечивает предрасположенность субъекта к восприятию информации, и инструментально- прагматическая установка, создающая кон­текст оценивания информации и внутренней готовно­сти субъекта к последующим действиям.

Благодаря первому компоненту (когнитив­ному образу) использование стереотипов позволяет со­кратить процесс познания того или иного социального объекта, хотя и не всегда может гарантировать адек­ватность этого познания. Вместе с тем если первый компонент начинает превалировать над вторым, т. е. индивид (социальная группа, общество) воспринимает только то, что может или хочет воспринимать из про­шлого опыта, то создается ситуация, когда истина ста­новится неотделимой от лжи, а убеждение перерастает в предубеждение.

Второй компонент — инструментально-пра­гматическая установка, создающая контекст оценива­ния и готовности субъекта к определенному типу дей­
ствий, исходит прежде всего из стремления человека к «социальной устойчивости», константности, что явля­ется обычным свойством любой сложной системы. Но если второй компонент начинает превалировать над первым, то индивид (социальная группа), руководству­ясь стремлением к «социальной устойчивости», пред­почитает не воспринимать новое, оставаться в плену догм, формировать нетворческое, неаналнтичсскос мышление. Проблема гармонии этих компонентов ста­новится, таким образом, важнейшей социально-пси­хологической проблемой, определяющей и тип мышле­ния (пассивный или активный, нетворческий или твор­ческий), и тип социальной общности (тоталитарный или демократический).

Таким образом, социальный стереотип, являясь пре­жде всего реальным, имманентно присущим общест­венному сознанию, мышлению и поведению феноме­ном, представляет собой динамическое равновесие: когнитивного образа, обеспечивающего предрасполо­женность субъекта к восприятию массовой информа­ции, и инструментально-прагматической установки, создающей контекст оценивания информации и внут­ренней готовности субъекта к последующим действиям. Что касается формирования стереотипа, то он возника­ет в контексте отражения объективной действительно­сти и процессе коммуникаций: именно здесь заложены гносеологические и инструментальные возможности манипулирования массовым сознанием. Поэтому со­циологический анализ содержания стереотипа с необ­ходимостью предполагает его соотнесение с объектив­ным интересом действующего субъекта, включенного в систему общественных отношений.

Наиболее подвижным элементом в этой системе яв­ляется установка, воздействовать на которую можно по-разному: с одной стороны, она, как губка, вбирает в себя все увиденное и услышанное и трансформирует это в когнитивные образы (процесс информатизации сознания). С другой стороны, происходит целенаправ­ленное идеологическое воздействие извне, что с неиз­бежностью ведет к манипулированию массовым созна- ннем. В случае же неопределенности экономической и политической ситуации происходит постепенное отчу­ждение сознания от самого себя, утеря всяких ориен­тиров поведения личности и, как следствие, формиро­вание обезличенной и готовой к манипуляции массы.

Своеобразие социального стереотипа заключается еще и в том, что его природная двойственность (когнитивный образ и инструментально-прагмати­ческая установка) находится в состоянии подвиж­ного равновесия, которое способно нарушаться в момент стихийных дисгармоний. Обычно это приводит к доминированию установки, биполярной с точки зре­ния мотивов социального действия. В ней присутству­ют момент ориентированности субъекта на референт­ную группу и момент личностной самодостаточности (получается, что социальный стереотип отражает не общезначимость «должного», а скорее направленность «желаемого»).

Итак, природа социального стереотипа амбивалент­на (двойственна) и противоречива: в ней сосуществуют дифференциация и интеграция одновременно, причем в период социальных дисгармоний момент дифференциации превалирует. Это зачастую выражает­ся во все возрастающем разрыве между самооценкой и реальным положением вещей, когда социальная неза­щищенность индивида вносит элемент социальной по­корности и безразличия в бытие субъекта.

Многоликость и одновременно безличность манипу­лятора, социальная незащищенность, потеря собствен­ной точки опоры — все это обусловливает крайности и, казалось бы, необъяснимые противоречия в поведении индивида. С одной стороны, он целиком за новшества, перемены в экономической и политической жизни; с Другой — он консервативен, насторожен, подвержен влиянию уже сложившихся стереотипов мышления и поведения. Эти различия в диспозициях личности и содержании стереотипов, когда человек может выска­зывать отрицательную оценку и иметь положительную установку (и наоборот) по отношению к тем или иным реалиям, говорят о столкновении двух систем созна­ния: нормативно-общезначимой и индивидуально-пра­гматической. Подобное столкновение нередко заканчи­вается образованием диспропорций в системе созна­ния, что ведет к возникновению девиаций (откло­нений) в поведении человека.

Социальные стереотипы как факт аккумуляции прежнего опыта самоценны и присущи каждому типу общества. Но каждый тип общества имеет свой опыт развития и функционирования стереотипного мышле­ния, свои особенности гармонии (или дисгармонии) нормативно-значимых и индивидуально-прагмати- чсских начал в каждый момент развития. Мера гар­монии обоих начал в стереотипе обусловливает их гибкость, совместимость с творческим мышлением, их роль в процессах реструктурирования экономики. Ес­ли, например, в США или Японии (при всей разнице в природе их функционирования) стереотипы вплетаются в процессы перманентной научно-технической рево­люции, каждодневных изменений (представляя собой алгоритмы целесообразных действий как основу инно­ваций), то в отечественной экономике они не настрое­ны на изменения и не способствуют этим изменениям. Это происходит в силу определенных свойств стерео­типов, исходящих из психологии индивида, получив­шего минимум экономического существования взамен свободы выбора и экономической активности в усло­виях типичного тоталитарного общества (разновид­ностью которого был СССР).

Принципы функционирования тоталитарного обще­ства формируют социальные стереотипы индивидов и групп в соответствии с жесткими идеологическими ус­тановками. Важное место в формировании социальных стереотипов занимает контроль над сознанием челове­ка, его мыслями, помыслами, внутренним миром. «Тоталитаризм, — писал Дж. Оруэлл в 1941 году, — по­сягнул на свободу мысли так, как никогда прежде не могли и вообразить». При этом «контроль над мыслью преследует цели не только запретительные, но и кон­структивные. Не просто возбраняется выразить — даже допускать — определенные мысли, но диктуется, что именно надлежит думать, создается идеология, которая должна быть принята личностью, норовит управлять ее эмоциями и навязывать ей образ мысли и поведения. Она изолируется, насколько возможно, от внешнего мира, чтобы замкнуть ее в искусственной среде, лишив возможностей и сопоставлений»^[125].

Характерная черта тоталитарного общества, как из­вестно, в том, что оно подчиняет все ресурсы одной конечной цели и отказывается признавать какие-либо сферы автономии, в которых индивид и его воля явля­ются конечной ценностью. «Социальные цели» и «об­щественные задачи», определяющие направление об­щественного развития, расплывчато именуются «об­щественным благом», «всеобщим благосостоянием», «всеобщим интересом» и не содержат ни необходимо­го, ни достаточного обоснования конкретного образа действий. Такая ситуация создает стереотипы, которые можно назвать «подконтрольными». Люди в своем большинстве избаатены от обязанности решать собст­венные экономические проблемы, а заодно и связан­ные с ними проблемы выбора. Индивиды с подкон­трольными стереотипами становятся запрограмми­рованными на определенные мифы, которым они должны слепо верить. Так, они верят, что экономиче­ские проблемы можно решить раз и навсегда. Они до­верчиво воспринимают обещания «потенциального изобилия», которое, если бы оно вдруг возникло, и в самом деле избавило бы их от необходимости выби­рать. С другой стороны, когда становится очевидным, что положение индивида в обществе определяется не балансом конкурентных отношений, но сознательными решениями властных структур, отношение людей к своему положению, к своим трудовым обязанностям неизбежно меняется. Безработица или сокращение до­ходов, неизбежные в любом обществе, менее унизи­тельны, когда они выступают как результат стихийных процессов, а не сознательного действия властей. Уяз­вимость, недовольство человека своей долей возрастает многократно от сознания, что его судьба зависит от действий других.

Если общество поставлено выше, чем индивид, и имеет свои цели, не зависящие от индивидуальных це­лей и подчиняющие их себе, тогда прокладывают себе дорогу только тс стереотипы, которые совпадают со стереотипами, присущими данному обществу. Из этого неизбежно следует, что сознание человека стерсотипи- зирустся лишь как сознание члена группы (общества) и лишь постольку, поскольку эти стереотипы способст­вуют достижению общепризнанных целей. Этим, а не тем, что он человек со своей индивидуальной психикой и уникальными данными, определяется его человече­ское достоинство. Поэтому гуманистические ценности, будучи продуктом индивидуализма, являются в природе стерсотипнзации чужеродным телом.

Природа социальных стереотипов в тоталитарном государстве определяется отсутствием экономической свободы индивида, которая должна быть сопряжена с индивидуальной экономической ответственностью. Там же, где нет разнообразия и многообразия источников жизнеобеспечения и свободы экономического выбора, формируется социальный стереотип, основанный ско­рее на незнании экономических свобод и экономиче­ских прав и связанный с иждивенческими настроения­ми. Экономически этот стереотип основан на психо­логии наемного работника, не имеющего какого-либо экономического выбора; социально это «нулевой вари­ант» в осмыслении экономических преобразований. Стереотипы, сформированные тоталитарным общест­вом, имеют соответственную природу. В новых услови­ях старые стереотипы, если не создано достаточных ус­ловий для их изменения, могут привести (и приводят) к демократии как тоталитаризму наизнанку. В данной общественной ситуации аккумулированный опыт не дает ничего другого, как применение старых стереоти­пов к новой ситуации.

Итак, нормативно-общезначимое и инди­видуально-прагматическое — это два начала в стереотипе, которые в благоприятных условиях нахо­дятся в подвижном равновесии, а в периоды социаль­но-экономических и политических кризисов входят в п отиворечие друг с другом. Глубина и масштабы этого противоречия, ощущение его трагичности раз­личны для разных социальных групп. Очевидно, это связано с уровнем их интеллектуального развития: чем выше уровень этого развития, тем глубже и трагичнее столкновение обеих систем сознания.

В чем же состоит существо столкновения двух сис­тем сознания? За время существования советского об­щества выработалось совершенно определенное пони­мание нормативно-общезначимого в социальном сте­реотипе. Это подконтрольность функционирования стереотипа и управляемость им, консервативность сте­реотипа как залог пассивного экономического и поли­тического поведения; тип мышления, основанный на слепой вере; единообразие социальных стереотипов; конформистская природа социальных стереотипов (и ее проявление в двойной морали); бедность и прими­тивность содержания стереотипов; негативная про­грамма как основа формирования социального стерео­типа (образ врага).

Какие же требования предъявляются к индивиду­ально-прагматическому началу социального стереотипа в переходный период? Формирование индивидуальной самостоятельности и предприимчивости (будь то пред­принимательство или какая-либо другая сфера деятель­ности); динамичность стереотипа как залог активного экономического и политического поведения; тип мыш­ления, основанный на рационально-логических осно­ваниях, а не на слепой вере, и т. д.

Эти системы сознания не просто входят в противо­речие, они противоположны друг другу. Это сложней­шее противоречие в природе функционирования соци­ального стереотипа и способ его разрешения состоит в изменении, с одной стороны, нормативно-значимого в ходе радикального изменения общественного строя (экономических отношений) и выработке, с другой стороны, соответствующего ему индивидуально-пра­гматического начала. В процессе гармонизации обеих систем противоречие разрешается с тем, чтобы воз­никнуть вновь на ином уровне и в ином качестве.

Из этого следует, что, не изменив природы функ­ционирования стереотипа, не приведя в состояние гармонии нормативно-значимого и индивидуально- прагматического начал, мы не сможем преодолеть их противоречивости. Так что изменение экономического мышления связано с разрешением основного противо­речия в природе функционирования стереотипов — между нормативно-значимым и индивидуально-пра- гматическим началами. Глубже всего рефлексия по этому поводу проявляется в группах так называемого «третьего возраста» и интеллигенции, менее глубоко — в группах молодежи и «обывателей» в лучшем смысле этого слова. В последнем случае возможен «нулевой вариант», возможность, начать с нуля, без мучительной переориентации индивидуально-прагматических уста­новок на новые нормативно-значимые начала в про­цессе формирования экономического мышления по системе положительных доказательств.

В соответствии с развернутой концепцией стереоти­пы экономического сознания в нашем обществе сфор­мировали пассивный тип экономического мышления, зажатый в тисках прошлого опыта, и иждивенческий, потребительский тип экономического поведения. По­этому, говоря, например, о приватизации как условии перехода к рынку, следует иметь в виду необходимость преодоления иждивенчества и потребительства, пре­одоления в массовом сознании мощных психологиче­ских барьеров, стоящих на пути разрушения социаль­ной устойчивости.

В условиях обострения социально-экономического кризиса эти психологические барьеры в значительной мере снизились, а устойчивость «расшаталась», это, в свою очередь, вызвало фрустрацию сознания, прояв­ляющуюся в глубокой обеспокоенности происходящи­ми явлениями, тревожности, усталости, неуверенности в будущем, ожидании инфляции, денежной реформы, экономической катастрофы. Есть основания полагать, что так называемая ломка стереотипов вызывает в си­туации экономического кризиса самые неблагоприят­ные социально-психологические последствия. В усло­виях глубокого ценностно-нравственного вакуума, воз­никающего в результате разрушения традиционных со­ветских ценностей, формируются различные типы аг­рессивного (в том числе преступного) поведения. Кри­зисная ситуация усугубляется неспособностью и невоз­можностью большинства населения активно действо­вать в поисках индивидуальных путей стабилизации своего материального и социального положения, по­вышения своего психологического комфорта. В этом свете газетные клише типа «нужно накормить народ» имеют самое негативное психологическое воздействие на массы (обратное тому, что от них ожидается власт­ными органами), оставляя эти массы в плену стереоти­пов иждивенчества и потребительства.

По данным республиканских социологических ис­следований, более всего изменились стереотипы эко­номического мышления занятого населения в начале 90-х годов. Если в марте 1990 года за передачу собст­венности на средства производства трудовым коллек­тивам высказывалось свыше 46 % опрошенных, то в ноябре такую позицию занимали 74,5 % респондентов. В экономическом мышлении людей утверждается мысль о том, что необходимо реализовать на практике идею приватизации, сделав упор главным образом на преобладании индивидуальной (в том числе частной) собственности как гаранта обеспечения прав и свобод. Происходит своего рода социально-психологическое отторжение большинством населения прежней систе­мы, выход видится не в возврате к прошлому, а в но­вых путях и подходах^[126].

Установка населения на рынок в концентрирован­ном виде выразилась в ответах на два вопроса:

1. «Что Вы предпочитаете: больше работать и боль­ше зарабатывать или работать так, чтобы жить не хуже, чем обычно?» 71,8 % респондентов выбрали первый вариант, 28,2 % — второй.

2. «Согласились бы Вы: жить богаче, но рискуя, дей­ствуя с инициативой, или жить беднее, но с гарантиро­ванным уровнем жизни?» 46,4 % опрошенных высказа­лись за первую, а 53,6 % — за вторую альтернативу^[127].

Итак, 71,8 % респондентов поддерживают переход к рынку на эмоциональном уровне, в то время как 46,4 % готовы действовать в таком режиме. Столь существенная разница объясняется прежде всего достаточно устойчи­выми социальными стереотипами, вобравшими в себя прошлый опыт существования в условиях некоего гаран­тированного минимального социально-экономического обеспечения, и еще высокими психологическими барье­рами сопротивления людей росту социальной нестабиль­ности, связываемой с развитием рыночных отношений.

Таким образом, изучение разных аспектов измене­ния экономического мышления населения в условиях формирующихся рыночных отношений показало, что прежние стереотипы утрачиваются, а новые пока не имеют для своего формирования ни объективных осно­ваний в виде появления новых экономических отно­шений и новых форм экономического поведения, ни субъективных условий в виде разных форм экономиче­ского образования и самообразования, для того чтобы наилучшим образом войти в сферу новых форм эконо­мической деятельности. Отражая реальные процессы и трудности, имевшие место в прошлом и в определен­ной мере неизбежные для переходного периода, эко­номическое мышление (в результате накопления в нем инерции) само начинает способствовать их воспроизве­дению. На основе утвердившихся стереотипов, отра­жающих практику вчерашнего дня, закладываются тем­пы и пропорции, определяются способы регулирования хозяйственных процессов на будущее. Такая утрата прежних и отсутствие новых стереотипов, которые со­ответствовали бы новым экономическим условиям, по­рождают очень опасное состояние социальной фруст­рации, социальный пессимизм, недоверие к экономи­ческим и политическим властным структурам.

Снизить негативные социально-психологические по­следствия подобного преодоления социальных стерео­типов можно было бы в условиях появления эффек­тивных механизмов государственного регулирования оплаты труда и доходов, определяющего некие общест­венно необходимые стандарты уровня и качества жиз­ни. Уменьшению социальных последствий могут спо­собствовать тактические успехи в экономической (в том числе управленческой) деятельности, в выполне­нии экономических программ и реальном улучшении наиболее важных социально-экономических показате­лей уровня и качества жизни.

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ

1.Социальный стереотип выражает привычное, за­крепленное в сознании и поступках человека его от­ношение к явлениям общественной жизни, другим лю­дям и их общностям. Он аккумулирует предшествую­щий опыт в своеобразный алгоритм отношения к соот­ветствующему объекту.

2.Социальный стереотип представляет собой дина­мическое равновесие когнитивного образа, обеспечи­вающего предрасположенность субъекта к восприятию массовой информации, и инструментально-прагмати­ческой установки, создающей контекст оценивания информации и внутренней готовности субъекта к по­следующим действиям.

3.В процессе динамического равновесия каждый из компонентов выполняет присущие ему функции: ког­нитивный образ — функцию алгоритмизации сознания, а инструментально-прагматическая установка — функ­цию информатизации сознания. Посредством выпол­нения этих функций реализуется механизм трансляции социальных стереотипов между и внутри человеческих поколений.

4.Социальные стереотипы как факт аккумуляции прежнего опыта самоценны и присущи каждому типу общества. Но каждый тип общества имеет свой опыт развития стереотипного мышления.

5.Мера гармонии нормативно-значимого и индивиду- ально-прагматического начал в стереотипе обусловливает их гибкость, совместимость с творческим мышлением, их роль в процессах экономического реформирования.

6.За время существования советского общества выра­боталось определенное понимание нормативно-значимого в социальном стереотипе: подконтрольность и управляе­мость, консервативность, единообразие, конформизм, бедность и примитивность содержания, негативная программа как основа формирования «образа врага».

7.' Современные требования к индивидуально- прагматическому началу: индивидуальная самостоя­тельность и предприимчивость; динамичность и инди­видуальность; богатство содержания; рациональность.

8.Противоречие между нормативным и индивиду­альным началами в социальном стереотипе разрешает­ся в ходе изменения экономических отношений и вы­работки соответствующих установок индивидом, груп­пой, обществом.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1. Опишите два основных подхода к выработке определения поня­тия «социальный стереотип».

2. Приведите традиционное определение социального стереотипа.

3. Проанализируйте амбивалентную природу социального стерео­типа. Раскройте функциональную нагрузку его компонентов: когни­тивного образа и индивидуально-прагматической установки.

4. Рассмотрите динамическое равновесие функциональных компо­нентов как момент устойчивости социального стереотипа Что проис­ходит в случае нарушения этого равновесия?

5. Какие идеологические требования предъявлялись к социальному стереотипу в советском обществе?

6. Почему прошлые идеологические требования входят в противо­речие с нынешними, вытекающими из нужд экономического разви­тия? Что из этого получается?

7. Порассуждайте, в какой мере качества социального стереотипа (эластичность, гибкость, совместимость с творческим мышлением и др ) влияют на процессы экономического реформирования в обществе.

Глава 12

«ЭФФЕКТ СТЕРЕОТИПИЗАЦИИ» И СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ В ОБЩЕСТВЕ

Итак, «эффект стереотипизации», как мы выяснили, заключается в том, что любой тип общества (будь то общество демократическое или тоталитарное) распо­лагает собственным набором экономических, социаль­ных и политических средств, критериев и подходов к формированию той или иной совокупности социально- экономических стереотипов, способствующих стабиль­ности и процветанию данного общества. Качество этих стереотипов, степень их подконтрольности, совмести­мость с инновационной деятельностью, гармоничность и гибкость становятся инструментом адаптации соци­альных субъектов в обществе и способом их социаль­ной мобильности.

Основой формирования социально-экономических стереотипов в советской экономике явилось централи­зованное экономическое планирование, связанное с вполне понятным стремлением решать проблемы на­циональной экономию! по возможности рационально, предвидеть последствия тех или иных действий. Но бе­да в том, что оно превратилось в свою противополож­ность, в централизованное управление всей экономи­ческой деятельностью, осуществляемой по такому еди­ному плану, где однозначно расписано, как будут «сознательно» использоваться общественные ресурсы «вплоть до последнего гвоздя», с тем чтобы определен­ные цели достигались определенным образом

В данном случае централизованное планирование создает один тип социально-экономических стереоти­пов, а ограничение государственного вмешательства и максимальное использование конкуренции для коор­динации деятельности — совершенно другой тип. Цен­трализованное планирование, руководство всем и вся из единого центра в принципе возможно и оправдано в экстремальных ситуациях (война, экологическое бедст­вие и др.), когда необходимы коллективные усилия всего общества. Но если оно постоянно, то тип обще­ства становится авторитарным и возникает конфликт между индивидуальной свободой и коллективизмом и одновременно — внутренний конфликт в функциони­ровании социально экономических стереотипов обще­ственного мнения.

Теория и тактике социализма, даже если они не за­ражены марксистской дошатикой, исходят 13 идеи де­ления общества на два класса, интересы которых лежат в одной области, но являются антагонистическими, — класса капиталистов и класса промышленных рабочих. Социализм всегда рассчитывал на быстрое исчезнове­ние старого среднего класса и совершенно проглядел возникновение нового среднего класса — бесчисленной армии конторских служащих и машинисток, админист­раторов и клерков, торговцев и мелких чиновников, а также представителей низших разрядов различных профессий. В течение определенного времени этот класс поставлял лидеров для рабочего движения. Этот новый средний класс можно назвать классом конфор­мистов, приспособившихся к новым условиям и не имеющим за душой каких-либо базовых ценностей и норм^[128].

В числе необходимых факторов, создающих эффект стереотипизации, часто и с большим основанием назы­вают фактор экономической защищенности. В опреде­ленном смысле это верно. Независимый ум или силь­ный характер редко встречаются у людей, не уверен­ных, что" они смогут сами себя прокормить. Подходя к этой проблеме, следует с самого начала различать два рода защищенности: относительную, которая достижи­ма для всех и потому является не привилегией, а за­конным требованием каждого члена общества, и абсо­лютную, которая в свободном обществе не может быть предоставлена всем и выступает в качестве привилегии.

Таким образом, речь идет, во-первых, о гарантиро­ванном минимуме для всех и, во-вторых, о защищен­ности, определяемой неким стандартом, уровнем жиз­ни, о гарантированном благополучии какого-то лица или категории лиц. Иными словами, есть всеобщий минимальный уровень дохода и есть уровень дохода, который считается «заслуженным» или «положенным» для определенного человека или группы. Защищен­ность первого рода (относительная) может быть обес­печена всем, будучи естественным дополнением ры­ночной системы, в то время как защищенность второго рода (абсолютная), дающая гарантию лишь некоторым, может существовать только в условиях контроля над рынком или его ликвидации^[129]. Понимание, что тебе га­рантирован лишь минимум, а максимум принадлежит представителям властных структур, формирует кон­формистский стереотип и значительно снижает личную заинтересованность в результатах своего труда.

В рамках рыночной экономики защищенность от­дельных групп может быть обеспечена только с помо­щью особых методов планирования, известных под на­званием рестрикций. Именно к этим методам сводится планирование, осуществляемое в переходный период. Чтобы гарантировать в условиях рынка определенный уровень дохода производителям какого-то товара, ну­жен «контроль», т. е. ограничение производства, позво­ляющее получать «необходимый доход», устанавливая «соответствующие» цены. Но это сужает возможности, открытые для других. Если производитель — неважно, предприниматель или рабочий — будет застрахован от последствий деятельности предприятий, не входящих в монополию, предлагающих тот же товар по более низ­кой цене, это означает, что другие, находящиеся в худшем положении, не допускаются к относительному благополучию, достигнутому в контролируемой отрас­ли. Любое ограничение доступа новых предпринимате­лей в какую-то отрасль уменьшает их уверенность в завтрашнем дне, притупляет гибкость и эластичность их социально-экономических стереотипов. Таким обра­зом, чем больше мы стремимся обеспечить всеобщую экономическую защищенность, воздействуя на меха­низмы рынка, тем меньше оказывается реальная за­щищенность людей, тем сильнее выражен конформизм их стереотипов и иждивенчество их настроений, тем меньше возможности для их социальной мобильности.

Вряд ли когда-либо существовали общества, в кото­рых отсутствовала бы социальная мобильность в ее трех основных ипостасях — экономической, политиче­ской и профессиональной. В то же время никогда не существовало общества, в котором социальная мобиль­ность была бы абсолютно свободной, а переход из од­ного социального слоя в другой осуществлялся бы без всякого сопротивления. Все общества стратифицирова­ны, и внутри них действует своего рода «сито», просеи­вающее индивидов, позволяя одним подниматься наверх, других не трогая, третьих пропуская в нижние слои.

Только в периоды анархий, когда вся социальная структура нарушена, а социальные слои в значительной мере дезинтегрированы, мы имеем нечто напоминаю­щее хаотическую социальную мобильность «в целом». Но и в такие периоды эта социальная мобильность ог­раничивается — отчасти в форме быстро развивающе­гося «нового сита», отчасти в форме остатков «сита» старого режима. Если такое общество не погибнет в пожарище собственной анархии, то новое «сито» быст­ро займет место старого и станет столь же непрони­цаемым, как и прежнее.

Функции социальной циркуляции выполняют раз­личные институты, и среди них всегда есть каналы, наиболее характерные для того или иного общества. Важнейшими из этих институтов являются армия, школа, политические, экономические и профессио­нальные организации. Как правило, эти институты функционируют в качестве каналов вертикальной цир­куляции. Семья, армия, учебное заведение, экономиче­ские, политические и профессиональные организации представляют собой не только каналы социальной цир­куляции, но и «сита», которые тестируют и просеива­ют, отбирают и распределяют с<