Основным объектом реформ Сердюкова стали сухопутные войска. До сих пор они не оказывали особого сопротивления его намерениям радикально сократить их численность, разрушить традиционные организационные структуры и покончить с их философией, в которой основой военных действий являются затяжные масштабные танковые сражения. Данные высшего командования свидетельствуют о по‑настоящему революционных изменениях: общая численность военнослужащих в армейских подразделениях сократится вдвое (до 270 тысяч), число самих подразделений – с 1890 до 172, из 22 тысяч танков останется лишь 2 тысячи{292}. Остается не совсем ясным, какие задачи сможет выполнять такая мини‑армия, но нынешняя непомерно раздутая армия вообще вряд ли способна выполнять какие‑либо задачи.

В пользу давно обсуждавшегося перехода от трехуровневой (батальон – полк – дивизия) структуры к двухуровневой (батальон – бригада) приведены достаточно веские аргументы, чтобы преодолеть возражения традиционалистов. Гораздо существеннее не вызывающее особых возражений расформирование сотен частей неполного состава. Оно не только кладет конец советской системе массовой мобилизации, но и является отходом от предыдущей модели, которую можно сравнить с матрешкой: небольшая элитная армия внутри крупной армии с низкой боеготовностью. Подобная модель была далека от оптимальной, и, как проницательно указывал Алексей Арбатов, большая, с высоким уровнем социального недовольства армия вряд ли была способна на что‑то кроме выполнения вспомогательных функций, при этом ее содержание требовало значительных бюджетных средств. Элитная же армия была слишком мала и не могла защититься от гнили, распространявшейся из частей, где служили по призыву{293}.

У этой модели, однако, было одно ценное свойство: предполагалось, что части постоянной боеготовности будут полностью профессиональными и состоять лишь из солдат, служащих по двух– или четырехлетним контрактам. Но эта норма последовательно не реализовывалась; в конечном итоге от нее отказались{294}. Даже элитной 76‑й воздушно‑десантной дивизии (которая благодаря защите Шаманова не была разделена на бригады), где проводится эксперимент по «профессионализации», необходимо 1500 призывников{295}. В результате сокращения срока службы по призыву до одного года подготовка новобранцев сводится к базовым навыкам и умениям. Коррупция, дедовщина в казармах, уклонение от призыва и нездоровый образ жизни многих россиян приведут к падению реального уровня боеспособности в частях постоянной готовности.

Еще сложнее ситуация с профессиональными военными, выслужившимися из рядовых{296}. В их отношении в плане Сердюкова нет конкретики; он предусматривает увеличение количества лейтенантов (при том что число выпускников военных школ сокращается) и расформирование корпуса прапорщиков. Некоторые прапорщики могут быть повышены до лейтенантов, другие могут стать сержантами. Ключевой проблемой, однако, остается отсутствие опытных лидеров на уровне отделения, танкового или орудийного расчета; и остается неясным, сможет ли единственная школа подготовки сержантов, открытая в декабре 2009 года, обеспечить эту потребность{297}. В то же время программа найма 250 тысяч солдат по контракту была урезана до 180 тысяч, и, скорее всего, это не последнее сокращение{298}. В результате в ближайшие несколько лет части постоянной готовности будут состоять в основном из плохо обученных призывников и 5–7 служащих по двухлетнему контракту сержантов на каждый взвод под командованием бывшего прапорщика.

Единственный способ остановить падение боеспособности – пересмотреть план формирования профессиональных частей. Это вполне по средствам российскому бюджету, поскольку после кризиса армия больше не испытывает жесткой конкуренции с гражданскими специальностями на рынке труда, предлагая наемным работникам достаточно привлекательные условия в депрессивной экономике. Однако в рамках нынешнего плана модернизация понимается прежде всего как увеличение закупок более современного вооружения, в основном бронетанковой техники{299}. Подобная «танковая» философия понятна, тем более что значительная часть нынешнего вооружения российской армии безнадежно устарела, однако давно обещанное оснащение частей танками Т‑95 (новое поколение основного боевого танка) не решит двух проблем, проявившихся в ходе войны с Грузией, – проблемы связи и мобильности{300}. Путин провел специальное совещание в Воронеже по вопросам создания на уровне бригад единой автоматизированной системы управления войсками. Однако в нынешнем виде такая система обойдется примерно в 250 миллионов долларов на бригаду; к тому же она основана на навигационной системе «Глонасс», которая никак не может нормально заработать{301}.

Что касается мобильности, то принятое в 2003 году решение снова подчинить армейскую авиацию военно‑воздушным силам (из‑за больших потерь вертолетов в Чечне) оказалось ошибкой, исправить которую будет очень дорого. На переброску по железной дороге нескольких батальонов из Московской области в Белоруссию для участия в масштабных учениях «Запад‑2009» понадобилось около недели; развернуть же бригаду в Средней Азии будет просто невозможно{302}. Относительно быстро могут развернуться лишь ВДВ, и генерал Шаманов, защищающий их от реформ, лоббирует покупку тяжелых транспортных самолетов АН‑124 «Руслан»{303}.

В целом сухопутные войска больше всего нуждаются в реформе. Преобразованиям в них и отводится главная роль, однако ошибки и изъяны в плане реформ могут привести к значительному ухудшению положения в этом центральном виде войск.