Когда Россия во время второго президентского срока Владимира Путина отказалась от намерений присоединиться к Западу, она стала активно работать над тем, что можно было бы назвать «проектом СНГ». Целью было превратить Содружество Независимых Государств – объединение бывших советских республик за исключением трех стран Балтии – в центр российского влияния. Россия пыталась не восстановить Советский Союз, а обеспечить политическую лояльность стран ближнего зарубежья, привилегии для российского бизнеса и доминирующее влияние русской культуры. После войны с Грузией в 2008 году президент Медведев назвал эти государства «зоной привилегированных интересов» Российской Федерации.

Победа России в этой войне, казалось, укрепила ее притязания на роль регионального лидера. Москва защитила Южную Осетию от нападения грузинских войск и направила войска в Абхазию, которые помогли ей вытеснить грузинские силы из стратегически важного Кодорского ущелья. При этом, отойдя от принципа нерушимости постсоветских границ, которому долгое время следовала, Москва признала независимость Южной Осетии и Абхазии, которые откололись от Грузии еще в начале 1990‑х годов.

При этом США остались вообще не у дел. Поначалу администрация президента Джорджа Буша‑младшего не смогла удержать Михаила Саакашвили от безответственного решения ввести войска в Южную Осетию, чем породила в российском руководстве худшие подозрения относительно истинных мотивов Вашингтона. Затем, когда война началась, Соединенные Штаты не пришли на помощь Тбилиси, что поставило под вопрос их способность быть гарантом безопасности в сопредельных с Россией странах – союзниках США.

Европа также не смогла выступить единым фронтом. НАТО заморозило отношения с Россией из‑за непропорционального применения силы Москвой, но шаг этот был, по большому счету, символическим. При этом планы принятия Грузии и Украины в свои ряды альянс положил под сукно, тем самым фактически исполнив давнее желание России. В СМИ некоторое время обсуждалась возможность введения западными странами санкций против России, но всерьез подобные меры никогда не рассматривались.

Но полтора года спустя ни одна из шести стран СНГ, входящих в Организацию Договора о коллективной безопасности (ОДКБ), не признала независимости Абхазии и Южной Осетии. Россия попыталась представить ситуацию в розовом цвете: премьер‑министр Путин заявил, что в подобном признании де‑юре нет необходимости, главное же заключается в защите и поддержке Россией этих двух республик. По словам же Медведева, некоторые зарубежные лидеры признавались ему в частных беседах, что признали бы Абхазию и Южную Осетию, но не могут сделать это по различным причинам – от щекотливости вопроса до межэтнической напряженности у себя на родине и внешнего давления. Хотя Путин и Медведев могут быть правы, ситуация ясна: ни одна из стран – союзниц России не хочет (или не может себе позволить) выглядеть ее сателлитом.

Ясно также, что России не удается реализовать планы по созданию региональной политической системы с центром в Москве. В 2005 году в Москве ликовали, когда президент Узбекистана Ислам Каримов закрыл военные базы США в своей стране и присоединился к Договору о коллективной безопасности, а позднее и к Евразийскому экономическому сообществу (ЕврАзЭС). В том же году Каримов жестоко подавил восстание в Андижане, что сделало его парией на Западе и своего рода блудным сыном в Москве. С тех пор, однако, ситуация изменилась. Узбекистану не нравятся условия экономического сотрудничества с Россией, он раздражен ее планами открыть вторую военную базу в соседней Киргизии и гораздо более лояльно относится к американскому присутствию на своей территории.

Даже менее крупные страны Средней Азии чувствуют в себе силы выступать против Москвы. Россия не один год публично высказывала желание, чтобы Киргизия закрыла американскую военную базу. И в начале 2009 года та подчинилась: власти пытались получить у России экономическую помощь и рассчитывали умилостивить ее, выгнав американцев. Но несколько месяцев спустя правительство, которое казалось дезорганизованным и готовым на уступки ради денег, провело двойную сделку: позволив американским военным остаться, оно повысило плату за аренду авиабазы и при этом получило от России экономическую помощь на сумму около 2 миллиардов долларов. Резкая перемена в Бишкеке привела Москву в замешательство, и ей пришлось довольствоваться обещанием разрешить открытие в Киргизии российской военной базы.

После войны с Грузией Россия всячески пыталась продемонстрировать, что установление новых границ вокруг Абхазии и Южной Осетии является единичным случаем и она готова и дальше полностью выполнять свои обязательства миротворца и посредника в урегулировании конфликтов в Нагорном Карабахе и Приднестровье. Медведев провел серию совместных встреч с президентами Армении и Азербайджана, вел переговоры с президентом Молдавии. Однако добиться значимых сдвигов в разрешении этих конфликтов не удалось, и стало ясно, что в одиночку Москва не может договориться о заключении мирного соглашения.

До того как осенью 2008 года разразился мировой экономический кризис, в Кремле были уверены, что экономическая и геополитическая мощь России растет. В июне 2008 года Медведев заявил, что рубль в будущем станет региональной резервной валютой. С тех пор валютные резервы России сократились, курс рубля сильно упал, как и его привлекательность в качестве международной валюты. Когда Россия предложила Белоруссии выделить 500 миллионов рублями, а не долларами, как стороны договаривались первоначально, в Минске почувствовали себя обманутыми и оскорбленными.

Россия пострадала от кризиса сильнее, чем любая другая ведущая страна. После дефолта 1998 года зависимость экономики от нефти и газа только возрастала. Вслед за ценами на сырье рухнул и ВВП, сократившись более чем на 10 процентов с середины 2008‑го по середину 2009 года. Несколько стран СНГ, впрочем, пострадали еще сильнее: ВВП Украины сократился почти на 20 процентов. Россия пыталась использовать эту возможность, предлагая соседям деньги в надежде, что экономическая помощь позволит ей усилить политическое влияние. Киргизия, как мы видели, использовала это к собственной выгоде. Украина же так и не польстилась на 5 миллиардов долларов, которые Россия предлагала ей для решения проблем в энергетической отрасли, и вместо этого обратилась к Европейскому союзу за гораздо меньшей суммой на модернизацию газотранспортной системы. Что касается Белоруссии, Минск получил бо льшую часть из предложенных Москвой 2 миллиардов долларов, но вскоре оказался вовлечен в споры с Россией по целому ряду вопросов, от поставок молочной продукции до условий приватизации белорусских промышленных предприятий.

В это же время Москва остановила длившийся к тому времени 16 лет процесс присоединения к ВТО и сосредоточилась на создании таможенного союза с Белоруссией и Казахстаном. На урегулирование всех аспектов организации и функционирования этого союза может уйти немало времени{327}. Хотя Москва, безусловно, устала от бесконечных переговоров по ВТО, решение отказаться от вступления в организацию продемонстрировало ее амбиции и желание пересмотреть свои внешнеэкономические приоритеты. Ирония заключалась в том, что, приняв столь серьезное решение, Москва поссорилась с Минском, продемонстрировав, что официально существующий (на бумаге) союз России и Белоруссии – профанация. Десятилетняя годовщина создания союза в декабре 2009 года была отмечена ожесточенным спором по вопросу экспортных пошлин на российские нефть и газ: Москва отказалась и дальше предоставлять Минску скидки.

С 2003 года, когда США вторглись в Ирак, начались неприятности у Михаила Ходорковского и «Юкоса», а цены на нефть начали пятилетнее восхождение к рекордным уровням, Москва культивировала статус энергетической державы, сравнивая свои запасы нефти и газа с ядерным арсеналом, который во время холодной войны позволял Советскому Союзу считаться сверхдержавой. Однако использование энергоресурсов в качестве оружия принесло одни лишь несчастья, что хорошо видно на примере газовой войны с Украиной в 2006 и 2009 годах. В последние несколько лет «Газпром» отчаянно скупал газ, добываемый в других странах СНГ, чтобы сохранить контроль над его экспортом. В 2003 году он купил права на поставки в течение 25 лет всего газа, добываемого в Туркменистане. А в 2007 году Россия договорилась с Казахстаном, Туркменистаном и Узбекистаном о строительстве Прикаспийского газопровода.

К 2009 году многие из этих договоренностей оказались подорваны. Отношения «Газпрома» с Туркменистаном ухудшились. Весной 2009 года Россия перестала закупать газ в Туркменистане, а затем предложила сократить объемы его поставок или снизить стоимость; это заставило Ашхабад искать других покупателей. К концу года Китай закончил строительство газопровода из Туркменистана на восток, который стал первым трубопроводом, идущим из каспийского региона не по российской территории. Забавно, что историческую монополию Москвы на транзит газа из этого региона нарушил Китай, а не западные страны.

Таким образом, страхи по поводу создания в Средней Азии российского «газового халифата» были развеяны. В начале 2010 года не было и газовой войны между Москвой и Киевом: перед президентскими выборами на Украине Россия решила достичь договоренностей по ценам на поставку и транзит газа, не прибегая к крайним мерам. Во время предыдущих конфликтов с Украиной Россия действовала неправильно (прекращала поставки газа на Украину и, таким образом, в Европу) на правильных основаниях (требуя справедливой цены за свой продукт). В результате Россия понесла двойной урон: ее репутация надежного поставщика газа оказалась подорванной, а Европа в конечном итоге решила найти альтернативные источники энергоресурсов. Проект строительства трубопровода Nabucco, который Европа рассматривала в качестве альтернативного маршрута поставок газа, а Россия всегда считала неосуществимым, стал выглядеть более реалистичным. Россия, со своей стороны, подписала с Турцией договор о строительстве газопровода «Голубой поток – 2», который может быть продлен до Израиля{328}. Таким образом, Европа по‑прежнему будет в значительной степени зависеть от поставок газа из России, последней же придется смириться с тем, что из каспийского региона в разных направлениях будут протянуты многочисленные трубопроводы.

Наконец, демонстрация Москвой военной мощи в войне с Грузией никак не помогла предотвратить ухудшение ситуации на российском Северном Кавказе. Особо взрывоопасна ситуация в Ингушетии и Дагестане; в Чечне, где обстановка нормализовалась после многих лет войны, снова поднимают голову террористы. Стратегия Москвы, предполагающая покупку лояльности коррумпированной местной элиты, не помогла ей обеспечить стабильность в регионе. Коррумпированность чиновников, межклановая борьба и жестокость представителей правоохранительных органов играют на руку исламским радикалам. В результате контроль России над Северным Кавказом ослабевает, и неспособность стабилизировать ситуацию может привести к тому, что террористы и экстремисты превратят этот регион в свою базу наподобие северо‑западных приграничных районов Пакистана. Видя всю серьезность ситуации, Москва в начале 2010 года решила вычленить Северный Кавказ из состава Южного федерального округа и поставить его под контроль специального посланника центра{329}.

Что касается Абхазии и Южной Осетии, то тут свои проблемы. Эти две республики – пожалуй, единственное место на территории бывшего СССР, которые четко находятся в сфере российского влияния. По словам Путина, признания Абхазии Россией вполне достаточно. Но в долгосрочной перспективе Абхазия хочет стать по‑настоящему независимым государством, а не протекторатом России на черноморском побережье. Президентские выборы здесь в декабре 2009 года были по‑настоящему свободными и честными – в отличие, как это ни забавно звучит, от выборов в самой Российской Федерации. Южная Осетия, по‑видимому, несмотря на желание России, не может стать самостоятельным, жизнеспособным государством. Однако ее объединение с входящей в состав России Северной Осетией, которое при других обстоятельствах выглядело бы вполне естественным, будет воспринято соседями как возвращение России к многовековой практике приращения территорий.

Россия может иметь широкие интересы и даже некоторое влияние в ближнем зарубежье, но у нее нет и вряд ли будет то, что можно было бы назвать «зоной влияния». Территориальное мышление России – согласно которому мир представляет собой несколько имперских полюсов, борющихся за влияние в менее крупных странах, – только наносит ей ущерб. Подобный подход игнорирует реальную природу современной мировой политики и обречен на поражение.

Претендуя на роль лидера на постсоветском пространстве, Россия одновременно пытается добиться равного положения с Соединенными Штатами и Евросоюзом на пространстве евроатлантическом. В своей речи на конференции по безопасности в Мюнхене в 2007 году Путин четко дал понять, что его страна больше не будет играть по правилам, установленным после распада СССР, когда она была слаба. Декларированный Путиным ревизионизм Россия поддержала, приостановив в 2007 году действие Договора об обычных вооруженных силах в Европе. Затем, когда в 2008 году обострились отношения с Грузией, Москва возобновила полеты стратегических бомбардировщиков вдоль берегов Европы и Северной Америки и направила бомбардировщики и военные корабли в Венесуэлу. Тем самым она давала понять: игнорирование интересов России в области безопасности может быть опасным.

Хотя Кремлю удалось доказать свою стратегическую независимость от США, говорить о полном равенстве с Америкой и Европой пока не представляется возможным. Проблема Москвы в отношениях с Западом заключается в том, что она не хочет становиться младшим партнером США и ЕС, а они не готовы принять ее как равноправного партнера. И хотя Медведев был прав, привлекая внимание к отсутствию России в значимых структурах европейской безопасности, идея договора, который бы де‑факто заблокировал расширение НАТО, была решительно отвергнута, как и идея о том, что вопросами европейской безопасности должны совместно заниматься три стороны: США и НАТО, Евросоюз, Россия и ОДКБ. Проект текста такого договора, опубликованный в ноябре 2009 года, заставляет сделать вывод, что, хотя вопрос зоны безопасности в Евроатлантике не теряет своей значимости, предложение создать новую Лигу наций, без сомнения, ошибочно. Столь же несбыточной представляется и идея крупной сделки – Вашингтон соглашается на доминирование Москвы на постсоветском пространстве в обмен на поддержку Россией американской политики на Ближнем Востоке и в других регионах. В отличие от времен Большой игры, политическое будущее таких стран, как Грузия, Молдавия и Украина, будет решаться не стратегами в Москве и Вашингтоне, а народами этих государств. И решение отложить в долгий ящик вопрос о принятии Украины в НАТО было принято не из‑за противодействия Москвы или отсутствия интереса в Вашингтоне, а самими украинцами: на президентских выборах 2010 года они не поддержали Виктора Ющенко, который страстно желал видеть страну членом альянса.

В XXI веке сила привлекательности берет верх над силой принуждения. Это, однако, противоречит взглядам многих представителей российского руководства, которые по‑прежнему считают, что мир состоит из суверенных империй, борющихся за зоны влияния. Россия, ядерная сверхдержава, ведет заведомо проигрышную борьбу за влияние на Украине, в Молдавии (где постсоветское поколение смотрит в сторону Евросоюза) и даже Белоруссии (где молодые горожане считают себя европейцами). Грузия ориентирована на Запад, во многом потому, что политика Москвы в последние два десятилетия настроила подавляющее большинство грузин против России. Азербайджану удалось одновременно вести бизнес с западными нефтяными компаниями и при этом дружить с Москвой, не позволяя ей доминировать. Армения теоретически зависит от России в части гарантирования безопасности, но российско‑грузинская конфронтация усилила ее физическую изоляцию от России. В последнее время Армения вступила в диалог с Турцией, который в конечном итоге может привести к отмене 16‑летней экономической блокады, установленной Анкарой во время конфликта в Нагорном Карабахе.

Все это означает, что концепция «бинарной Европы», состоящей на западе и в центре из сообщества НАТО и ЕС, а на востоке – из блока стран под руководством России, сейчас менее жизнеспособна, чем за весь период после окончания холодной войны. Даже если такие организации, как ОДКБ и Таможенный союз, станут более дееспособными и эффективными, их эффективность будет ограничена желанием Москвы превратить их в инструменты собственной политики. А такое развитие событий противоречит интересам ближайших партнеров России в Белоруссии и Казахстане.