Как отмечалось нами ранее, вопрос о достижении достоверности в доказывании не имеет в научной юридической литературе однозначного решения.
Ряд ученых отдают приоритет методу перехода от вероятности к достоверности, который заключается в опровержении и исключении всех конкурирующих версий (А. Н. Васильев, Г. Н. Мудьюгин, Н. А. Якубович)[312].
Р. С. Белкин и А. И. Винберг представили совокупность вероятностных вариантов произошедшего преступления как конечную величину. В процессе накопления доказательственной информации варианты, не имеющие под собой реальной подоплеки отпадают, а остаются те, существование которых подтверждается собранными доказательствами. В итоге только один вариант остается подтвержденным доказательствами, а все остальные – только лишь вероятностными[313].
Данная точка зрения часто подвергается критике. Например, Ю. К. Орлов в своей статье «Выводное знание в судебном доказывании и проблемы его допустимости» указывает на то, что «такой путь достижения достоверного знания возможен лишь в ситуации, когда число всех возможных вариантов конечно и может быть четко выражено математической величиной (так называемая полная система событий, сумма вероятностей которых равна единице). Кроме того, должно быть другое достоверное знание, истинность которого постулируется (посылки для вывода), а также четкое правило (алгоритм) получения однозначного вывода. Поэтому скачкообразный переход вероятности в достоверность возможен только в замкнутых аксиоматических системах, где вывод строится дедуктивным путем или посредством полной индукции. Иными словами, такого рода достоверность характерна только для формализованного познания»[314]. А доказывание не является формализованным процессом познания, хотя и обладает элементами формализации.
М. С. Строгович считает одинаково необходимым использование и концепции опровержения версий, и концепции накопления доказательств. Однако им, так же как и Р. С. Белкиным и А. И. Винбергом, отрицается постепенный характер перехода вероятностных знаний в достоверные. Он пишет: «Разница между вероятностью и достоверностью не количественная, а качественная, достоверность ни в коем случае нельзя рассматривать как высокую степень вероятности»[315]. Таким образом, утверждается существование процесса качественного перехода от вероятности к достоверности в доказывании. Недостатком данного вывода, по нашему мнению, является использование автором мотивации не столько научного, сколько политического характера. К сожалению, автор вывода мотивирует свой тезис о том, что достоверность не является высокой степенью вероятности, лишь тем, что в отечественной системе судопроизводства осуждение человека может производиться на основе только истинных знаний, в отличие от буржуазной системы. Поэтому понятие достоверности и истинности им отождествляются, а истинность, как известно, не есть высокая степень вероятности. Следствием этого явилось отсутствие возможности определения той грани, переход через которую обозначил бы преобразование предположительных знаний в достоверно установленные.
Положительным моментом в изложенной М. С. Строговичем концепции является его указание на то, что перечень выдвигаемых версий в процессе доказывания должен быть исчерпывающим. Требование это заключается в следующем: «При расследовании и судебном разбирательстве уголовного дела должны быть построены все возможные по обстоятельствам дела версии, каждая из них тщательно проверена, для чего должны быть собраны доказательства, относящиеся к каждой версии. Если в результате такой проверки версий все они, кроме одной, будут опровергнуты, и только одна найдет полное и объективное подтверждение доброкачественными и достоверными доказательствами, это даст возможность следствию и суду прийти к достоверному выводу, установить материальную истину»[316].
И. Овсянников на этот счет возражает. Он считает, что «...построить, как правило, можно значительное число версий о виновниках преступления, но детально проверить и опровергнуть каждую из них весьма проблематично. Кроме того, непросто и гарантировать, что ряд выдвинутых версий является исчерпывающим»[317].
Безусловно, можно остановиться на тех обыкновениях, которые, прежде всего, отражают среднестатистические показатели работы по выдвижению и проверке версий, сослаться на то, что непросто гарантировать исчерпанность выдвижения версий. Однако, если не стремиться детально проверять каждую версию, более того, если не выдвигать как можно большее объективно необходимое количество версий, то вряд ли вообще когда-либо можно добиться достоверности в уголовном процессе. Ни для кого не секрет, что в практике встречаются случаи уголовного преследования невиновных. Тяжкие преступления совершаются, как правило, в условиях неочевидности. Встречаются, к сожалению, случаи, когда к уголовной ответственности привлекаются люди, просто находившиеся случайно около места преступления, либо по каким-то иным причинам ставшие подозреваемыми, а затем обвиняемыми. Таким образом, от установления достоверных знаний в подобных делах зависит жизнь человека. Поэтому оправдывать бездействие правоохранительных органов в некоторых случаях невозможностью выдвинуть исчерпывающий круг версий, нет необходимости. На проблеме возможности выдвижения достаточного количества версий мы останавливались ранее.
Сам И. Овсянников полагает, что роль, место, соотношение и реализация перечисленных методов перехода вероятности в достоверность (опровержения версий и накопления доказательств) должны быть различными на отдельных этапах уголовного судопроизводства[318]. «В процессе предварительного расследования дела в качестве основной следователем используется вероятностная схема доказывания. Метод же исключения (опровержения) конкурирующих версий реализуется в качестве вспомогательного. Последний используется преимущественно на начальных этапах расследования для подтверждения предположений самого общего характера, когда ещё не ясно, какая из конкретных версий впоследствии будет доказана посредством вероятностной схемы. Метод исключения версий, как правило, помогает следователю найти ту из них, которая правильно отражает расследуемые события и впоследствии должна быть доказана по вероятностной схеме в суде»[319].
Логическая схема доказывания, основанная на вероятностной логике и математической теории вероятностей, была подробно разработана А. А. Эйсманом. Вопрос перехода от вероятности к достоверности здесь разрешается на основе математической теории умножения вероятностей, в соответствии с которой, вероятность совпадения двух или более случайных событий равна произведению их вероятностей. Здесь под событием представлено обнаружение единичного доказательства. Накопление в процессе расследования доказательств указывает на уменьшение вероятности их случайного совпадения. Однако, в конечном итоге, вероятность случайного совпадения доказательств одного из вариантов события равная нулю все равно не достигается, хотя её значение бесконечно приближено к этому уровню[320].
Хотя эта точка зрения активно никем не оспаривается, но, тем не менее, необходимо обратить внимание на то обстоятельство, что вероятность обратного все равно существует, что при любых допустимых вероятностных значениях аргументов (в интервале от нуля до единицы) надежность вывода не может достигнуть единицы. Она выражается лишь величиной, бесконечно приближающейся к ней, поскольку произведение любого числа как угодно малых величин никогда не бывает равным нулю. Наглядным выражением этого может служить то обстоятельство, что при любой, даже самой надежной, совокупности доказательств не исключается абстрактная возможность их случайного совпадения[321].
Действительно, вероятность случайного совпадения доказательств существует, но, как нам представляется, степень её настолько мала, что саму вероятность необходимо считать пренебрежимой. «...Соотношение по тем или иным параметрам двух доказательств может быть объяснено как наличием объективной связи между ними, так и случайным совпадением. Добавление к этим двум доказательствам третьего, четвертого и др., также связанных с ними корреляционным отношением, делает возможность случайного их совпадения исчезающе малой»[322].
Вызывает к себе внимание вопрос об определении момента перехода от вероятности к достоверности в доказывании, его решение позволило бы выяснить, на каком этапе расследования уголовного дела уже можно утверждать о получении необходимого комплекса достоверных сведений о фактах, интересующих следствие.
Помимо формы перехода, проблематика определения момента перехода от вероятности к достоверности заключается также, и, прежде всего, в соотношении понятий вероятности и истинности. Как мы уже раньше указывали, вероятность и истинность – понятия несогласующиеся. Однако одной из точек зрения в данном вопросе выступает следующая трактовка. Категория истинности и ложности характеризуют содержание знания. Истинные знания существуют в двух критериях: достоверности и вероятности. Вероятность в данном толковании выступает как характеристика истинного знания. Для достижения итога правосудия нужно лишь подтверждение этого знания достаточной совокупностью доказательств. Недостатком данного воззрения на природу знаний на этапе перехода от вероятности к достоверности, по нашему мнению, является то обстоятельство, что для субъекта доказывания заранее неизвестно, истинно это знание или ложно.
Вероятность – это отношение. «Незнание все-таки не включено в понятие вероятности...»[323]. Вероятность как отношение в доказывании характеризует не только лишь знания. Ведь осознание того факта, что субъект доказывания обладает действительно истинными знаниями, происходит одновременно с достижением их достоверности. В данном случае толкование достоверности как преобразование «знаний для себя» в «знания для других» отражает только одну сторону процесса доказывания. С другой стороны, нельзя забывать, что эти знания нужно еще и получать и в процессе их получения устанавливать, какие из них подлежат дальнейшему исследованию. Таким образом, способ преобразования знаний вероятных в достоверно установленные должен отсеивать те сведения, которые не соответствуют обстоятельствам преступления, от истинных знаний, одновременно обеспечивая их достоверность.
Момент преобразования знаний в достоверные определяется по внутреннему убеждению: «… как же определяется момент, когда вероятность, пусть и очень высокая, превращается в практическую достоверность? Ответ в общем-то ясен – по внутреннему убеждению»[324].
Предлагаем к рассмотрению следующую логическую структуру достижения достоверности в выводах по результатам накопления доказательств.
После появления информации о возможном преступлении возникает вероятность в отношении вопроса о наличии или отсутствии события преступления. Получение субъектом доказывания свидетельств наличия признаков преступления сводит к минимуму возникшую вероятность и дает основание для возбуждения уголовного дела.
Вероятностные знания выражаются в двух гипотезах:
а) преступление было совершено;
б) преступление не было совершено.
Полученные в ходе проверки сведения о наличии признаков состава преступления становятся весомым аргументом на весах вероятностей в пользу версии «а». Аналогичная ситуация складывается при получении в ходе проверки данных об отсутствии преступного деяния, что, наоборот, служит основанием для отказа в возбуждении дела.
Непосредственно в процессе возбуждения уголовного дела возникает вероятность в вопросе о квалификации преступления. Зачастую в близких по составам деяниях подобная вероятность преобразуется в достоверность после более основательного выяснения обстоятельств дела. При этом следует учитывать влияние квалификации преступления на разрешение вопроса о подследственности. Практика показывает, что иногда вопрос о подследственности уголовного дела может стать основой для действий по неверной квалификации.
Более того, не редкостью является переквалификация содеянного уже в суде. Поэтому следует отметить, что в некоторых случаях вероятность переквалификации деяния достаточно высока даже на стадии судебного следствия.
Далее, с появлением первых сведений, позволяющих построить следственные версии, однозначно можно говорить о появлении вероятности. Вероятность проявляется в двух аспектах. Во-первых, в отношении степени выводимости версионных объяснений как возможных причин объективного существования обнаруженных следов. Во-вторых, в отношении соответствия версионного объяснения обстоятельствам объективной действительности. На первоначальном этапе расследования вероятность существует (должна существовать) без адекватного отражения её степени. Любое указание на степень одного либо другого гипотетического выражения вероятностных знаний не адекватно. В случае если субъект доказывания отдает предпочтение какой-либо одной версии и говорит о том, что обоснование ею полученных данных либо соответствие её действительности более вероятно, по сравнению с иными версиями, он допускает ошибку. Ошибка заключается в неверной трактовке мысленных посылов, послуживших основанием для выбора той или иной версии. В данном случае субъект доказывания сталкивается с оценочной деятельностью мышления. Оценочная деятельность мышления субъекта доказывания, направленная на выяснение предпочтения одной версии перед другими, обусловлена в вышеприведенном случае, скорее всего, наличием в данный момент доказательств, «вписывающихся» в содержание какой-либо версии. Именно из-за этого одномоментного преимущества доказательственной базы одной версии субъект доказывания зачастую принимает данную версию за так называемую «основную». При этом субъект считает, что степень её соответствия реальности более высока, чем иных версий. Однако такая оценка неадекватна в силу того, что она производится на основании фрагментарных сведений.
Вероятность версий, в свою очередь, должна служить субъекту доказывания для анализа версий и обоснованного выбора первоочередности производства следственных и иных действий. Так, более высока вероятность как степени предпочтения той версии, проверка которой сопряжена с производством действий, в результате которых могут быть обнаружены следы, имеющие недостаточную устойчивость к погодным условиям. Основанием для выбора следователем первоочередного действия – распоряжения о производстве розыска по «горячим следам», является короткий временной промежуток между совершением преступления и поступлением сообщения о нем, а также особенности места его совершения; и т.п.
Кстати, возвращаясь к вероятности, проявляющейся при квалификации преступления: нельзя полностью отрицать её влияния на процесс доказывания. Адекватность квалификации означает объективность отражения всех элементов состава преступления. Ошибка в квалификации может повлечь за собой ошибку в собирании доказательств, достоверно устанавливающих признаки того или иного состава преступления. Такие ошибки могут повлечь за собой серьезные последствия, вплоть до сведения на нет работы органов предварительного расследования.
На первоначальном этапе расследования, как правило, неопределенность настолько высока, что об истинном знании обстоятельств предмета доказывания говорить было бы слишком рано, даже если в распоряжении следователя имеются такие доказательства, как признание лица в совершении преступления, обстоятельства которого подтверждены результатами осмотра места происшествия. В последующем эти доказательства могут быть опровергнуты целым рядом иных фактических данных. Знания следователя о преступлении выражаются в версиях, построенных на имеющихся данных. Объем информации, содержащийся в этих данных и то обстоятельство, что далеко не все из этих данных достоверны, не дают следователю оснований для предпочтения той или иной версии. Следователь не может и не должен принимать одну из них за истинную с целью преобразования «знаний для себя» в «знания для других». Доказывание и осознание истинности знания невозможно без проверки всех объективно возможных предположений вероятного характера.
Переход от вероятности к достоверности происходит следующим образом:
На информационном этапе доказывания существует вероятность объективного наличия доказательств, необходимых для достоверного установления промежуточных и искомых фактов[325]. Формирование достоверных выводов (переход от вероятности к достоверности) осуществляется следующим образом: исходя из непроверенных данных, выстраивается круг взаимоисключающих версий; из версий выводятся возможные следствия; в процессе производства следственных и процессуальных действий выявляются и надлежащим образом удостоверяются имеющиеся отображения произошедшего преступления (доказательственные факты).
На этапе собирания и проверки доказательств соблюдение порядка и формы, установленных уголовно-процессуальным законодательством, является условием получения достоверных знаний о доказательственных фактах.
Исходя из совокупности достоверных сведений о доказательственных фактах, делаются выводы о промежуточных фактах.
На следующем, логическом этапе доказывания, оценивая собранные по делу доказательства, субъект доказывания, руководствуясь внутренним убеждением, устанавливает наличие объективных связей между совокупностью достоверно установленных доказательственных и промежуточных фактов и элементами предмета доказывания.
Итак, достижение достоверного знания в доказывании осуществляется при осуществлении практической и мыслительной деятельности по доказыванию, выражающейся в следующем:
1.На основе полученных первоначальных данных (либо разработанных наукой рекомендаций) выдвигаются версии.
2.Из версий выводятся все возможные следствия. Определяются следственные действия, результатом которых может быть установление выведенных следствий. В результате действий субъекта доказывания, направленных на обнаружение следствий, проверку доказательств, достоверно устанавливаются доказательственные факты.
3.На основе собранных доказательственных фактов строятся версии об искомых и промежуточных фактах, определяются необходимые для достоверного их установления следствия. На данном этапе действия субъекта доказывания направлены на установление недостающих доказательственных фактов и установление объективной связи между доказательствами и устанавливаемыми ими промежуточными и искомыми фактами.
4.На основе достоверно установленных промежуточных фактов, руководствуясь внутренним убеждением, делаются выводы о наличии или отсутствии объективной связи между ними и элементами предмета доказывания.
Вопрос о том, достигнута ли достоверность в результате проверки выдвинутых версий и проведенных следственных действий, решается следователем на основе оценки всего собранного доказательственного материала. С другой стороны, версии содействуют правильной оценке всего собранного доказательственного материала с точки зрения его достоверности, относимости и полноты, поскольку такая оценка, как правило, невозможна в отрыве от выдвинутых версий и анализа результатов их проверки. При оценке результатов проверки версий проявляется фактор внутреннего убеждения.
В логической структуре оценочного высказывания выделяются, как правило, четыре компонента: субъект, предмет, характер оценки (тип оценки) и основание[326]. И если все эти компоненты строго определены, то оценочное высказывание получает вполне однозначную интерпретацию.
Что является результатом проверки версии? На основе чего делаются выводы о соответствии, либо несоответствии версии объективной действительности? В процессе проверки версий следователем выявляются и аккумулируются сведения об обстоятельствах расследуемого преступления. Эти сведения должны быть получены в установленном законом порядке и должны содержаться в определенной процессуальной форме. В результате расследования следователь получает в свое распоряжение для оценки не только доказательства, но и другие собранные по делу данные. При этом оценка доказательств, уже собранных по делу, отличается от оценки других имеющихся данных. Необходимая следователю информация может быть получена и из непроцессуальных источников (оперативных данных, сообщений средств массовой информации, невербальных улик поведения обвиняемого и свидетелей при проведении следственных действий и т.п.). Эта информация может явиться основой для выдвижения версий, и оценка ее производится именно для установления возможности и необходимости их выдвижения, однако использование её в качестве основы для процессуальных решений недопустимо. Для оценки результатов проверки версии должны использоваться только доказательства. Оценка доказательств позволяет сделать выводы о результатах проверки версий. «Оценка доказательств составляет необходимый элемент проверки версий и является логическим выводом, подводящим её итог»[327]. Для того чтобы объективно оценить результаты проверки версий, необходимо, чтобы субъект познания придерживался требований, предъявляемых к процессу их выдвижения и проверки, о которых шла речь в предыдущей главе. Ничем заранее не обусловленная свободная субъективная оценка не может применяться в отношении доказательств.
Вероятностные системы, служившие основанием для поиска доказательств, реструктурируются. С одной стороны, вероятностные системы по причине их несоответствия действительности утрачивают своё познавательное значение. С другой стороны возможна некоторая корректировка в общем верной системы версий. Для выводов об итогах проверки версий необходимо произвести анализ в четырех аспектах:
1. оценки итогов проверки отдельно взятой версии;
2. оценки итогов проверки альтернативных систем версий;
3. оценки итогов проверки всех версий;
4. оценки доказательств.
После проверки всех выдвинутых субъектом познания версий только одна из них находит свое подтверждение, в то время как остальные опровергаются собранными доказательствами.
М. С. Строгович писал: «Версия может считаться подтвержденной в полной мере и предположение может превратиться во вполне достоверный вывод при наличии следующих условий:
1) построены все возможные по обстоятельствам дела версии, не упущена ни одна;
2) все версии тщательно и всесторонне проверены;
3) все версии, кроме одной, опровергнуты собранными доказательствами, оказались ложными;
4) одна, и только одна, версия подтверждена с полной несомненностью вполне достоверными доказательствами;
5) эта одна версия находится в полном соответствии со всеми обстоятельствами дела, полностью их объясняет и является единственно возможным выводом из всех обстоятельств дела»[328].
Оценка итогов проверки отдельной версии заключается в выяснении вопроса о подтверждении или опровержении её полученными доказательствами. Фактические данные, совпадающие по содержанию с логическими следствиями, выведенными из версии, служат версии подтверждением. Данные, опровергающие объективное существование логических следствий, выведенных из версии, опровергают данную версию. Отсутствие доказательств, подтверждающих версию, не является основанием для категорического вывода о неподтверждении версии. В то же время отсутствие опровергающих версию доказательств, рассматриваемое без учета иных данных, соответственно не служит подтверждением версии. Сопоставляя логические следствия с доказательственными фактами, необходимо учитывать все из вышеуказанных вариантов их соотношения.
Сопоставление логических следствий с доказательствами необходимо осуществлять с учетом категорий действительности, необходимости и возможности. Информация о логической или фактической обоснованности (детерминированности) суждения, выраженная в суждении в терминах необходимости – случайности либо возможности – невозможности, называется алетической [329] модальностью[330].
В содержательной логике суждение модальности рассматривают как форму соотношения между субъектом и предикатом во внешнем рассудке, касающуюся значения связки лишь по отношению к мышлению. Г.В.Ф. Гегель называет эти суждения суждениями понятия, при этом проблематическим суждением называют суждение, выражающее возможность; ассерторическим – суждение выражающее действительность; аподиктическим – суждение, выражающее необходимость[331].
Проблематическое суждение. Согласно формально-логическому подходу, проблематическое суждение содержит утверждение или отрицание как произвольное или возможное. Возможность приписывается такому положению вещей, которые фактически, быть может, и не существуют, но существование которых не противоречит законам логики и других наук. В проблематическом суждении содержанием предиката служит соотношение субъекта с понятием, соответственно здесь есть определение непосредственного как чего-то случайного. Сначала неопределенность, проблематичность относится к тому, должен ли быть субъект связан с предикатом, то есть к самой связке. В силу того, что предикат является объективной конкретной всеобщностью, эта неопределенность относится, прежде всего, к субъекту. Однако случайность или неопределенность не снимает имеющейся у субъекта единичности, эта неопределенность относится к свойствам субъекта. В проблематических суждениях находят выражение логические следствия, выведенные из версий на основе многозначной связи, являющиеся результатом правдоподобных умозаключений. Так, версия о том, что В. произвел звонок с конкретного телефона-автомата на номер 02 и сообщил о наличии взрывного устройства, имеет возможное следствие о нахождении на телефонной трубке, на внутренней поверхности стенок в кабине телефона-автомата следов рук В. Однако следы рук В. могли и не остаться или не сохраниться на телефонной трубке, в кабине телефона-автомата. Суждение о наличии на телефонной трубке следов преступника является проблематическим, получено на основе правдоподобной (многозначной) связи с версией.
Ассерторическое суждение – когда утверждение или отрицание носят характер действительности, когда суждение выражает те или иные фактически существующие обстоятельства или положения вещей. В ассерторическом суждении субъект есть конкретное единичное, а предикат есть соотношение его действительности, определенности или свойства с понятием. Основой правильности, действительности ассерторического суждения служит некое субъективное уверение. Здесь связь субъекта и предиката еще только внешняя, субъект в силу его непосредственной единичности еще не имеет соотношения со всеобщим понятием, поэтому его соответствие или несоответствие понятию случайно. Так, обнаружение следов рук человека на телефонной трубке телефона-автомата, с которого был произведен звонок на номер 02, позволяет назвать фактически существующие обстоятельства наличия следов рук человека на трубке телефона-автомата ассерторическим суждением. Ассерторическим суждением является также суждение о том, что на трубке телефона-автомата имеются следы В., в том случае, если эти сведения о фактических обстоятельствах получены в результате экспертного заключения.
Аподиктическое суждение – когда утверждение или отрицание признается необходимым. Необходимость считается присущей логическим правилам вывода, законам логики и других наук, а также положениям, которые выводятся из этих законов по этим правилам[332]. В аподиктическом суждении, которое истинно объективно, субъект и предикат соответствуют друг другу, имеют одно и то же содержание – конкретное всеобщее, складывающееся из объективного всеобщего (род) и индивидуализированное. Здесь субъект содержит то, чем он должен быть – всеобщее и характерное основание причины присущности данного субъекта предикату, т.е. соответствие субъекта своему понятию. Связка субъекта с предикатом приобрела определенность в субъекте и соотношение с предикатом, содержанием которого является соответствие субъекта с всеобщностью.
Так, из версии о совершении ложного сообщения В. об акте терроризма в милицию по телефону с необходимостью выводится следствие о нахождении среди записей всех телефонных звонков на номер 02 в месте нахождения диспетчерского пункта приема звонков на номер 02 записи звонка В, в котором он сообщает о якобы имеющемся взрывном устройстве. Аподиктическое суждение здесь выражается в том, что такая запись должна быть среди записей диспетчера пункта приема сообщений в милицию.
Необходимость и возможность имеет место быть при выведении следствий: одни следствия вытекают из версии с необходимостью, а существование других вероятно, возможно, случайно.
Возможность имеет место быть в обнаружении доказательств. Даже если логическое следствие о наличии того или иного доказательства выводится из версии с необходимостью, необнаружение этого доказательства может быть следствием как его уничтожения, так и неквалифицированных действий по обнаружению, и только в последнюю очередь – ложности версии. Необнаружение доказательства, логическое следствие о существовании которого выведено из версии с возможностью (вероятностью), до окончания проверки всех выдвинутых версий вообще не влияет на оценку версии. При изучении логики выведения следствий из версии, было установлено, что логические следствия, состоящие с версией в случайной связи, могут касаться только возможности факта наличия доказательства, но не его отсутствия.
Действительность проявляется в факте наличия обнаруженных доказательств. При этом из действительности обнаруженных доказательств не следует необходимость в выведении логического следствия о существовании этих доказательств, а также необходимое их обнаружение. Применительно к действительности обнаруженных доказательств необходимо учитывать, что действительность обнаружения их при проверке одной из версий свидетельствует только лишь об их формальной относимости, но не относимости естественной. Необходимое обнаружение доказательств, то есть обнаружение тех доказательств, логические следствия о которых были выведены из версии с необходимостью, свидетельствуют о наличии у них сообразной с версией относимости. В случае итогового признания такой версии достоверной, такие доказательства будут признаны обладающими свойством естественной относимости, до этого момента их относимость будет носить только характер предположения[333].
Логические зависимости между основными алетическими модальностями выражаются следующим: если суждение А необходимо, то суждение «необходимо, что А» истинно; если суждение А возможно, то суждение «возможно, что А» истинно. Модальность действительности подчиняется модальности необходимости, а модальность возможности подчиняется им обеим. Изобразим графически «модальный шестиугольник», чтобы легче понять зависимости действительности в факте обнаружения и в факте необнаружения доказательств с необходимостью и возможностью как их обнаружения, так и в выведении следствий.
В формальной логике в этом шестиугольнике слева размещаются основные алетические модальности положительных суждений, а справа основные алетические модальности только отрицательных суждений. Применительно к результатам проверки версий в результате сопоставления выведенных логических следствий с доказательствами составим свой ряд зависимостей, где сопоставляться будут:
а д
А Не-А
б е
с ф
а – логическое следствие о наличии доказательства, с необходимостью выведенное из следственной версии;
б – действительность обнаружения доказательства (сам факт обнаружения);
с – логическое следствие о наличии доказательства, с возможностью выведенное из следственной версии;
д – логическое следствие об отсутствии доказательства, с необходимостью выведенное из следственной версии;
е – действительность несуществования доказательства (сам факт необнаружения доказательства);
ф – факт отсутствия доказательства, с возможностью его существования (несуществования).
При этом следует учитывать, что здесь действительность несуществования доказательства (е) идеализировано отрицанием возможности необнаружения доказательства существующего. То есть, презюмируется идеальная результативность действий по собиранию доказательств. Тогда как в суждении (ф) возможность необнаружения существующего доказательства учтена.
Линии (а – б), (б – с) и (а – с) выражают отношения подчинения между модальностями утвердительных суждений, а линии (д – е), (е – ф) и (д – ф) изображают аналогичные отношения подчинения, только между основными модальностями отрицательных суждений.
1) из истинности суждения «необходимо, что А» следует истинность суждения А, но не наоборот; из ложности суждения А следует ложность суждения «необходимо, что А», но не наоборот;
2) из истинности суждения А следует истинность суждения «возможно, что А», но не наоборот; из ложности суждения «возможно, что А» следует ложность суждения А, но не наоборот;
3) из истинности суждения «необходимо, что А» следует истинность суждения «возможно, что А», но не наоборот; из ложности суждения «возможно, что А» следует ложность суждения «необходимо, что А», но не наоборот»[334];
Судить о достоверности версии мы можем только исходя из действительности наличия (отсутствия) следов, логические следствия о которых с необходимостью или возможностью выводятся из версии. Соответственно, нас интересуют, прежде всего, те зависимости между модальностями, которые отталкиваются от действительности доказательственного факта, наличия (отсутствия) информации, соотносящейся с логическими следствиями. Это линии (б – а), (б – с) и (е – д), (е – ф).
1. (б – а) – из факта отсутствия доказательства, существование которого с необходимостью логически следовало из версии, следует ложность логической необходимой связи с версией, а в случае отсутствия ошибки в установлении необходимой связи – ложность самой версии;
2. (б – с) – из факта обнаружения доказательства следует истинность случайной связи между доказательством и версией, но не наоборот. Такое совпадение логических следствий с полученными доказательствами служат подтверждению версии в более высокой степени вероятности.
3. (е – д) – из факта наличия доказательства следует ложность логического следствия о наличии необходимого несуществования доказательства, но не наоборот;
4. (е – ф) – из факта необнаружения доказательства следует истинность возможности его необнаружения.
Линии (а – ф), (с – д) и (б – е) изображают отношения контрадикторности. Суждения контрадикторны тогда, когда одно из них истинно, другое – ложно, а когда одно из них ложно, то другое истинно. По-другому: из двух суждений одно истинно тогда и только тогда, когда истинно отрицание другого, а ложно тогда и только тогда когда ложно отрицание другого.
4) суждение «необходимо, что А» истинно тогда и только тогда, когда истинно суждение «невозможно, что не-А», и ложно тогда и только тогда, когда последнее ложно;
5) суждение «возможно, что не-А» истинно тогда и только тогда, когда суждение «не необходимо, что А» истинно, и ложно тогда и только тогда, когда последнее ложно. (зависимости 4 и 5 соответствуют линии аф);
6) суждение «необходимо, что не-А» истинно тогда и только тода, когда истинно суждение «невозможно, что А», и ложно тогда и только тогда, когда ложно последнее;
7) суждение «возможно, что не-А» истинно тогда и только тогда, когда истинно суждение «не необходимо, что не-А», и ложно тогда и только тогда, когда последнее ложно. (зависимости 6 и 7 соответствуют линии сд)[335].
Отношения контрадикторности помогают устанавливать истинность или ложность соотносимых логических следствий путем достоверного установления обратного.
(а – ф) 1. наличие необходимой связи обнаруженного доказательства с версией истинно тогда и только тогда, когда истинна невозможность необнаружения доказательства, и ложно тогда и только тогда, когда последнее ложно;
2. возможность необнаружения доказательства истинна тогда и только тогда, когда отсутствие необходимости в его обнаружении истинно, и ложно тогда и только тогда, когда последнее ложно;
(с – д) 1. необходимость отсутствия доказательства истинна тогда и только тогда, когда истинна невозможность его обнаружения, и ложно тогда и только тогда, когда последнее ложно;
2. наличие случайной связи в обнаружении доказательства истинно тогда и только тогда, когда истинно отсутствие необходимости в необнаружении доказательства, и ложно тогда и только тогда, когда последнее ложно.
(б – е) факт обнаружения доказательства истинен тогда и только тогда, когда отсутствует факт необнаружения доказательства, и ложен тогда и только тогда, когда последнее ложно. В этой зависимости выражается «закон двойного отрицания»[336].
Линии (а – д), (а – е) и (б – д) изображают отношения контрарности. Контрарные суждения не могут быть одновременно истинными, но могут быть одновременно ложными, из истинности одного следует ложность другого, но из ложности одного в отношении другого ничего не следует.
Линии (б – ф), (с – е) и (с – ф) показывают отношения субконтрарности. Такие суждения не могут быть одновременно истинными, из ложности одного из них следует истинность другого, но из истинности одного у другого ничего не следует. Отношения контрарности и субконтрарности имеют место быть при выводах о результатах проверки альтернативных и соотносимых (невзаимоисключающих) версий.
Версию можно считать опровергнутой только лишь тогда, когда не только отсутствуют подтверждающие её, и только её, доказательства, но и есть доказательства, её полностью опровергающие. В том случае, если складывается такая следственная ситуация, в которой возможно однозначно судить о том, что исчерпаны все объективные возможности собирания доказательств и на этот момент по-прежнему отсутствуют доказательства, подтверждающие версию, то выводы по поводу истинности либо ложности данной версии должны производиться с учетом результатов проверки иных версий. А именно, если среди иных версий одна нашла подтверждение, то проверка завершается после опровержения остальных. Необходимо отметить двойственный характер влияния полученных в установленном законом порядке фактических данных на оценку результатов проверки версий. Как правило, полученными данными в силу их конкретности не только подтверждается одна версия, но и опровергаются другие. Причем версии, для которых такое доказательство служит либо подтверждением, либо опровержением, могут быть по отношению друг к другу не только альтернативными, но и соотносимыми. Оценивая итоги проверки соотносимых версий, следует учитывать, что фактические данные, подтверждающие одну из соотносимых версий, также могут подтверждать и другую. Соотносимость версий здесь указывает как раз на то принципиальное положение оценки итогов проверки версий, заключающееся в невозможности судить о подтверждении либо опровержении версии, пока доказательства не сравнили со всеми логическими следствиями, выведенных из всего ряда версий выдвинутых в отношении одного и того же обстоятельства.
Итак, оценивая результаты проверки отдельной версии, субъектом доказывания разрешаются следующие вопросы:
· являются ли полученные доказательства доказательствами тех обстоятельств, в отношении которых построена версия;
· совпадают ли полученные доказательства по содержанию с логическими следствиями, выведенными из данной версии;
· в какой форме связи (необходимой или случайной) находятся с версией логические следствия, совпадающие по содержанию с полученными доказательствами;
· все ли логические следствия, находящиеся в необходимой связи с версией, нашли свое подтверждение доказательствами;
· все ли возможности исчерпаны для выявления доказательств, тождественных по содержанию логически необходимым следствиям, существует ли достоверное объяснение невозможности их обнаружения.
Говоря об анализе альтернативных систем версий, к вышеуказанному перечню вопросов, добавляются следующие:
· опровергают ли полученные доказательства все иные версии, кроме одной, которой они служат подтверждением;
· служат ли эти же доказательства подтверждением иных соотносимых версий;
· не совпадают ли по содержанию логические следствия альтернативных версий, нашедшие свое фактическое тождество;
· в какой форме связи с альтернативной версией находятся логические следствия, объективное существование которых опровергается полученными доказательствами;
· нет ли иных доказательств, подтверждающих альтернативные версии.
Оценивая итоги проверки всех версий, необходимо, кроме того, разрешить иные вопросы:
1. все ли версии проверены;
2. существует ли объективная необходимость дальнейшего собирания доказательств;
3. опровергнуты ли все соотносимые версии;
4. опровергнуты ли все альтернативные версии;
5. одна ли версия нашла подтверждение.
Итак, познавательно-поисковая деятельность следователя проходит в несколько этапов: после получения сообщения о преступлении он выявляет, анализирует исходную информацию, распознает тип следственной ситуации; затем выдвигает типовые или специфические версии, формирует стратегию расследования, при этом происходит формирование системы задач расследования, определение средств и приемов расследования; после этого все принятые решения реализуются при производстве следственных действий, анализируется текущая информация, корректируются тактические средства и приемы; в конце концов, все полученные доказательства систематизируются, принимается итоговое решение и оценивается достоверность всего доказательственного процесса.[337]
Достижение содержательной достоверности осуществляется, благодаря фактору системности – наличию объективной связи каждого из проверенных доказательств с другими. Благодаря наличию таких объективных связей (причинности, обусловленности, корреляции, локальных, хронологических и др.) формируются частные системы – группы доказательств, устанавливающих отдельные промежуточные факты, которые, в свою очередь, образуют общую систему доказательств, отражающую все подлежащие доказыванию обстоятельства дела. Интегративные качества при анализе совокупности косвенных доказательств по конкретному делу обусловливают возможность получения достоверных знаний о событии преступления и всех его обстоятельствах[338].
Критерием полноты (достаточности) такой общей системы является структура предмета доказывания. «Каждое из косвенных доказательств, взятое в отдельности, позволяет лишь предполагать наличие его связи с предметом доказывания. Совокупность же этих доказательств, определенным образом упорядоченная, дает основание для достоверного вывода. Это кажущееся противоречие легко объясняется наличием новых, интегративных качеств системы косвенных доказательств. Однако для того чтобы эти интегративные качества появились, совокупность косвенных доказательств должна образовать именно систему, должна отвечать определенным требованиям, главным из которых является наличие объективных связей входящих в нее доказательств[339].»
Суд производит оценку доказательств, также основываясь на результатах проверки версий, которые строятся на основании заявляемых сторонами предложений о содержании возможных к установлению имеющимися доказательствами обстоятельств. Сторона защиты при этом может заявлять о необходимости установления наличия обстоятельств, не представив доказательств в подтверждение подобных заявлений на стадии предварительного расследования.
Дата: 2019-07-30, просмотров: 227.
