Индуизм

Религиозная традиция Востока своеобразна и уникальна. Мирча Элиаде указывает на то, что «последние исследования предыстории индийской цивилизации открыли перспективы, которые нельзя было предвидеть еще несколько десятилетий назад. Но они поставили и проблемы, до сих пор не получившие удовлетворительного решения. Раскопки двух городов – Хараппы и Мохенджо-Даро – выявили хорошо развитую городскую культуру, одновременно торговую и теократическую. Ее хронология – вопрос еще спорный, с определенностью можно сказать только, что индская культура была уже вполне развита к 2500 г. до н. э. Что особенно поразило первых археологов, так это единообразие и стагнация хараппской культуры. Никаких изменений, никаких новшеств за всю ее тысячелетнюю историю (два вышеупомянутых города были, возможно, столицами «империи»). Эту непоколебимую устойчивость можно объяснить разве что существованием режима, базировавшегося на некоей форме религиозной власти» [73, с. 62].

Реконструируя религию древней Индии, более корректно говоря, религию древних ариев, населявших полуостров Индостан, можно отметить, что там тоже в глубочайшей древности была вера в личное телесное воскресение, было упование на то, что, участвуя в ритуале, человек как бы воспроизводит ту победу над смертью, которую осуществил когда-то Бог. Речь идет о ведической религии, т. е. Ведах – древнейшем уровне индийской религии. «В узком значении веды – это гимны самхит, обращенные к персонификациям природных сил, а также методики их произнесения. В широком контексте под ведами понимают все шрути (букв. «услышанное»), а то и вообще все разделы ведической литературы. Помимо шрути традиция выделяет смрити и ньяйа прастханы (разделы). Смрити – это предания, а ньяйа – логические выкладки» [52].

Итак, веды – это тексты, вернее, суммы гимнов, которые на протяжении многих тысячелетий устно передавались из поколения в поколение. Веды не записывались, поскольку священный текст нельзя было предавать мертвой букве. Для сохранения и передачи вед была разработана целая социальная структура древнеарийского общества.

Считается, что около V тысячелетия в результате определенного этнического процесса арийские племена начинают быстро распространяться на просторах Евразии. Некоторые древнеарийские племена, перейдя Инд, вышли к южным предгорьям Гималаев (современный Пенджаб), где завоевали и покорили древние доарийские государства Инда и принесли на просторы Индостана древнюю ведическую религию. «Появление индоевропейцев на исторической арене отмечено ужасающими разрушениями. В промежутке между 2300 и 1900 г. множество городов в Греции, Малой Азии и Месопотамии было разорено и сожжено... Рассеяние индоевропейских народов началось несколькими веками раньше и продолжалось в течение двух тысячелетий. Около 1200 г. арии проникли в междуречье Инда и Ганга, иранцы закрепились в Персии, Греция вместе со своими островами была индоевропеизирована… Этот процесс, включающий в себя переселения, завоевание новых территорий, покорение, а затем и ассимиляцию местного населения, завершается лишь в XIX в. н. э. Нам не известен другой пример столь масштабной лингвистической и культурной экспансии» [73, с. 89].

Древнеарийское общество было разделено на три группы, т. е. касты (варны): брахманы (священники), кшатрии (цари и воины), ваишьи (ремесленники, земледельцы). После заселения ариями территории современной Индии добавилась четвертая каста – шудры (слуги, рабы). Вероятно, ее основу составили завоеванные народы.

Священники (брахманы) являлись главными хранителями традиций и вед. Они должны были заучивать корпус вед и передавать его из поколения в поколение. Представители двух следующих за брахманами каст также изучали веды, только шудрам запрещалось их изучать.

Корпус вед состоит из четырех памятников. «С лингвистической точки зрения наиболее древней представляется “Ригведа”, а за ней следуют “Атхарваведа”, “Яджурведа” и “Самаведа”, составленные в форме мантр, а затем брахманы, аранйаки и упанишады. Вся эта литература и составляет шрути, или откровения мудрецов-риши» [52]. Достаточно длительное время у ариев не было письменности, все запоминалось наизусть. Если мегалитическая культура вся ориентировалась на строительство заупокойных памятников, то неменьшее усилие ариями употреблялось для сохранения гимнов, которые, по их глубокому убеждению, были услышаны какими-то древними мудрецами от Бога. Ученичество для священников продолжалось с 7 лет до 21 года. Все это время мальчики, а потом юноши должны были находиться в доме учителя и учить эти тексты наизусть с его слов и при этом учить их употребление. Считалось, что все существует только благодаря ведам: и сохранение, и передача, и воспроизведение вед было основной задачей древнеарийского общества.

Гимн является основой ритуала. Священник, жрец, читая гимн, одновременно держит в уме его образ и смысл, совершает определен-ные, четко фиксированные действия, которые символически изображают действия из мира богов. Таким образом, зло, которое мешает человеку соединяться с миром богов, уничтожается на время совершения ритуала. И поэтому та цель, то желание, которое имеет заказчик ритуала, реализуется. Это могут быть земные вещи, но это может быть и победа над смертью и возможность войти в вечность. Древние индийцы верили в то, что умершие, после того как они победят смерть, войдут в мир вечности, в запредельную даль – Варах-Параватах.

Скепсис, который поразил Египет и Месопотамию, коснулся и индийских племен около 1200 г. до н. э. В среде так называемых «ванапрастха» – лесных отшельников – появляется новое учение. Оно заключается в том, что в действительности веды учат внешним действиям, внешним ритуалам, а на самом деле Бог всегда внутри человека. Человеческий дух «Атман» тождественен «Аджа» (букв. с санскрита – нерожденный) – Богу-Творцу, которого к этому времени начинают именовать «Брахман», т. е. Атман тождественен Брахману («ты еси То», на санскрите «та твам Аси»). Из этого делается следующий вывод, что весь этот мир – это иллюзия. Причем иллюзией считается не только внешний мир, но и тело, и чувства, и личность. Тексты, в которых рассказывается о новом учении, – это Упанишады (санскрит. «упанисад» – сидение у, т. е. у ног учителя).

Все Упанишады – это всегда диалог, диалог учителя и ученика, царя и подданного, Бога и человека, мужа и жены, сына и отца. Сутью учения упанишад является та истина, что человек должен, отбросив свою личность, соединиться с Брахманом, но ценой отказа от себя, не только от своего тела, но и от своей личности. Это прекрасно выражено в тексте Брихадараньяка Упанишада. «У Яджнявалкьи было две жены – Майтрейи и Катьяяни. Из них Майтрейи была способна беседовать о Брахмане, а Катьяяни была наделена лишь знанием, свойственным женщинам. И Яджнявалкья желал перейти к другому образу жизни».

«Майтрейи, – сказал Яджнявалкья, – поистине, я собираюсь оставить это состояние [домохозяина]. Давай же я произведу раздел между тобой и Катьяяни».

Майтрейи сказала: «Господин! Если бы вся эта земля, полная богатств, сделалась моей, стала бы я от этого бессмертной или нет?» – «Нет, – сказал Яджнявалкья. – Какова жизнь наделенных имуществом, такой стала бы и твоя жизнь. Но нет надежды [достичь] бессмертия с помощью богатства».

Майтрейи сказала: «Что я буду делать с тем, от чего [все равно] не стану бессмертной! Поведай мне, блаженный, то, что ты знаешь [о бессмертии]».

Яджнявалкья сказал: «Да! Ты [и раньше была] дорога нам, госпожа, и стала еще дороже. Что же, госпожа, я объясню тебе [это]. А ты поразмысли над тем, что я буду объяснять».

И он сказал: «Поистине, не ради супруга дорог супруг, но ради Атмана дорог супруг. Поистине, не ради жены дорога жена, но ради Атмана дорога жена. Поистине не ради сыновей дороги сыновья, но ради Атмана дороги сыновья. Поистине, не ради богатства дорого богатство, но ради Атмана дорого богатство. Поистине, не ради скота дорог скот, но ради Атмана дорог скот. Поистине, не ради брахманства дорого брахманство, но ради Атмана дорого брахманство. Поистине, не ради кшатры дорога кшатра, но ради Атмана дорога кшатра. Поистине, не ради миров дороги миры, но ради Атмана дороги миры. Поистине, не ради богов дороги боги, но ради Атмана дороги боги. Поистине, не ради вед дороги веды, но ради Атмана дороги веды. Поистине, не ради существ дороги существа, но ради Атмана дороги существа. Поистине, не ради всего дорого все, но ради Атмана дорого все. Поистине, [лишь] Атмана следует видеть, следует слышать, о нем следует думать, следует размышлять, о Майтрейи! Поистине, когда Атмана видят и слышат, когда думают о нем и познают его, то все становится известно…

Подобно тому, как кусок соли не имеет ничего [различного между собой] ни внутри, ни снаружи, но весь состоит из вкуса, поистине, так же, о [Майтрейи], этот Атман не имеет ничего [различного между собой] ни внутри, ни снаружи, но весь состоит из познания. Возникнув из этих элементов, он исчезает в них. Нет после смерти сознания (курсив мой. – С.А. Вихорев), – так говорю я, о [Майтрейи]». – Так сказал Яджнявалкья.

Тогда Майтрейи сказала: «Ты поверг меня в смущение, господин. Поистине, я не понимаю этого [Атмана]». Тогда он сказал: «Поистине, я не говорю смущающего, о [Майтрейи]. Поистине, этот Атман, не гибнет, [он] неразрушимой природы.

Ибо, где есть [что-либо] подобное двойственности, там один видит другого, там один обоняет другого, там один вкушает другого, там один говорит другому, там один слышит другого, там один познает другого. Но когда все для него стало Атманом, то как и кого сможет он видеть, то как и кого сможет он обонять, то как и кого сможет он вкушать, то как и кому сможет он говорить, то как и кого сможет он слышать, то как и о ком сможет он мыслить, то как и кого сможет он касаться, то как и кого сможет он познавать? Как сможет он познать того, благодаря кому он познает все это? Он, этот Атман, [определяется так:] “Не [это], не [это]”. Он непостижим, ибо не постигается, неразрушим, ибо не разрушается, неприкрепляем, ибо не прикрепляется, не связан, не колеблется, не терпит зла. Как сможет [человек], о [Майтрейи], познать познающего? Ты получила наставление, Майтрейи. Поистине, таково бессмертие». – Сказав так, Яджнявалкья ушел [в лес]» [8, четвертая глава, пятая брахмана].

Действительно, слово «сознание» предполагает наличие двух, сознание в религиозном смысле может пониматься как ситуация, когда человек сознает Бога и Бог сознает человека. Но когда Атман тождественен Брахману, когда он соединяется с ним подобно тому, как капля воды, падая в море, сливается с океаном. Следствие из вывода об отсутствии сознания после смерти состоит в том, что если человек есть лишь иллюзия, а единственная реальность – это Дух, тождественный божественному Духу, то перед человеком открываются несколько путей. Возникшее как следствие учение о перевоплощении (теория переселения душ) свидетельствует, что если человек есть лишь божественная сущность, то он может, отбросив все земное (все связи, все привязанности), соединиться с Брахманом. Брахман есть абсолютное, бестелесное и полное Божественное бытие. Соответственно и человеку необходимо стать столь же абсолютным, столь же не привязанным ни к чему: ни телесно, ни душевно, и тогда он сможет с ним соединиться.

Согласно логике этого учения тело не есть элемент личности чело-века, как верили древние египтяне, следовательно, без тела человека нет. Но если при «отбрасывании» тела не достигается соединение с Брахманом, то человек входит в новое тело, и все повторяется снова*.

До настоящего времени в Индии существует несколько индуистских школ. Наиболее четко и глубоко мысль о том, что человек полностью растворяется в Брахмане и нет после смерти сознания (есть Бог и больше ничего иного), высказана в так называемой школе «Адвайта-Веданта». Сторонником и разработчиком этой точки зрения является индийский мистик VIII в. Шанкара, последователи которого ныне очень распространены. Это направление носит название абсолютный монизм (единство).

Другая школа, которая именуется «Вшпишита-Адвайта» (неполный, относительный монизм), говорит о том, что личность человека после смерти и существует, и не существует одновременно. Человек вечно пребывает в Боге, но не сливается с Ним полностью. Эта традиция связана с идеей Божественной любви (на санскрите – Бхакти), которая (любовь) делает из двух одно, но при этом каждый не перестает быть личностью. Полная и бесконечная любовь человека к Богу делает его одним целым с Брахманом, но при этом личность сохраняется. Сторонником второй точки зрения является глубокий индийский мистик Рамануджа (XII в. н. э.).

Вся индуистская мистика связана с одним вопросом. Дело в том, что желание чего-либо со стороны человека соединяет его с объектом желания. Но поскольку объект желания всегда иллюзорен, то не должно ничего желать, так как соединение с тем, что иллюзорно, не соединяет с Богом. И самое страшное искушение заключается в том, что когда человек себя соединяет с Брахманом, когда он ощущает, что «ты еси То» (на санскрите «та твам Аси»), может быть, он тоже не достигает цели…

Буддизм

В индуистской догматике понимание того, что Брахман не имеет никакого образа, было традиционным. Следствием из этого является то, что когда дается какое-то наименование цели (если речь идет о Боге-Творце), то она не достигается (бьем мимо цели), и, соответственно, человек соединяет себя не с Брахманом, а с иллюзиями своего соз-нания.

Именно эта мысль поразила Сиддартху Гаутама* (623–544 гг. до н. э.), того человека, который явился основателем буддизма. Родился Сиддартха в 623** г. до н. э. Легенда о Будде повествует о том, что он был сыном князя из племени шакья (сакья). Чудесным образом зачатый (его мать Майя увидела во сне, что ей в бок вошел белый слон), мальчик столь же необычным образом родился – из бока матери. Отличавшийся необычайным умом и способностями, Гаутама заметно выделялся среди своих сверстников. Ему было предсказано мудрыми старцами необыкновенное будущее. «Один отшельник, по имени Асита, предсказал, что новорожденному предстоит в будущем высокая судьба быть властелином всего мира, если он изберет светскую жизнь, или “совершенным, великим” Буддою, если он отречется от мира… Предсказание Аситы произвело сильное впечатление на родителей Сиддартхи и послужило источником тревог и беспокойства для честолюбивой души Суддходаны (отца мальчика)… Царь Суддходана, боясь, чтобы царевич действительно не сделался отшельником, как предсказал ему Асита, старался держать сына вдали от всего, что могло внушить ему мысль о несчастьях и бедствиях, наполняющих этот мир, и царевич до 29 лет прожил в полнейшем неведении зла и печали, о смерти и страданиях, и даже о старости и болезнях» [28, с. 31, 33].

Окруженный роскошью и весельем, он знал только радости жизни. Царевич вырос, затем женился, у него родился сын. Ничто не омрачало его счастья. Но вот как-то раз, выехав за пределы дворца, молодой принц увидел покрытого язвами изможденного больного, затем согбенного годами убогого старика, затем похоронную процессию и, наконец, погруженного в глубокие и нелегкие раздумья аскета. Эти четыре встречи, повествует легенда, коренным образом изменили мировоззрение беспечного принца. Он узнал, что в мире существуют несчастья, болезни, смерть, что миром правит страдание. С горечью ушел Сиддартха из отчего дома. Обрив голову, облачившись в грубые одежды, он начал странствовать, предавая себя самоистязанию и самобичеванию, стараясь искупить юные годы роскошной и беззаботной жизни, стремясь познать великую истину. Так прошло около семи лет.

И вот однажды, сидя под деревом Бодхи (познания) и, как обычно, предаваясь глубокому самопознанию и созерцанию, Гаутама вдруг «прозрел». Он познал тайны и внутренние причины кругооборота жизни, познал четыре священные или благородные истины. Познав эти четыре священные истины, Гаутама, ставший Буддой (Просветленным), несколько дней после этого просидел под священным деревом, не будучи в силах сдвинуться с места. Этим воспользовался злой дух Мара, который начал искушать Будду, призывая его не возвещать истины людям, а прямо погрузиться в нирвану. Но Будда стойко вынес все искушения и продолжал свой великий подвиг. Придя в Сарнатх близ Бенареса, он собрал вокруг себя пятерых аскетов, ставших его учениками, и прочел им свою первую проповедь. В этой бенаресской проповеди Будды были вкратце изложены основы его учения. Вот их суть.

Будде открывается истина, что не надо вообще стремиться ни к какой положительной цели. Более того, понятие Бога выносится за скобки, т. е. не важно, существует Он или нет. Главное, что жизнь есть страдание. И сосредоточить свою мысль необходимо не на том, куда уйти из жизни, а на том, как уйти из жизни. Необходимо постепенное приучение человека к тому, что ему не за что удержаться в жизни, что вся жизнь – это страдание, совершенно нереальный поток, в котором совершенно бессмысленно пытаться утвердиться. Так же утверждается тотальная бездушность (нет души у человека и нет души у мира). Человеку надо понять, что его как бы уже нет, есть лишь совокупность элементов (дхарм). Когда человек перестает обманываться и понимает, осознает до глубины души, что его как бы и нет, то он достигает угасания (на санскрите нирваны), т. е. подавляет «беспокойство» дхарм.

Четыре благородные истины составляют ядро учения Будды. Первая из этих истин гласит, что жизнь – это страдание, поскольку элементы страдания присутствуют во всех без исключения сторонах жизни. Вторая благородная истина заключается в том, что причиной страданий является жажда жизни. Человек стремится к обладанию материальными и духовными ценностями, чувственными наслаждениями, что обусловливает его тягу к продолжению жизненного процесса. Третья благородная истина предупреждает, что человек должен осознать, что необходимо прервать круговорот жизни. Нужно подавить в себе любые желания, вне зависимости от того, являются ли они плохими или хорошими. Путь же к этому подавлению, и в результате к спасению, указывает четвертая благородная истина, так называемый восьмеричный (включает восемь ступеней), или срединный, путь (согласно которому следует избегать крайностей: с одной стороны, он не требует самоистязаний, умерщвления плоти, с другой – осуждает чувственные наслаждения). Первая ступень – правильное понимание, под которым подразумевается усвоение четырех благородных истин. Вторая ступень – правильное стремление, т. е. намерение поступить в соответствии с этими истинами. Третья ступень – правильная речь, предполагающая, что человек должен не лгать, не клеветать, не сквернословить. Четвертая ступень – правильное действие, подразумевающее, что деятельность человека не должна приносить вреда живому. Пятая ступень – правильный образ жизни. Шестая ступень – правильная мысль, т. е. преодоление дурных мыслей и влияний. Седьмая ступень – правильное (т. е. оптимальное, адекватное) усилие, выражающееся в постоянном укреплении в себе решимости не принимать любые мирские радости. Восьмая, последняя ступень – правильная концентрация (правильно организованное внимание), ведущая к достижению внутреннего спокойствия и полной невозмутимости.

Буддисты считают, что, лишь следуя восьмеричным путем, указанным Буддой, живя в соответствии с его этическими предписаниями, морально совершенствуясь, человек может рассчитывать на окончание сансары (цепи перерождений) и полное прекращение страданий – погружение в нирвану.

Священной книгой буддизма является Типитака (букв. три корзины), состоящая из трех частей. Первая из них – Виная-питака. Она содержит дисциплинарные правила, которые должны соблюдаться мона-хами в буддийских общинах. Вторая часть – Сутта-питака – сообщает о беседах, которые вел Будда со своими учениками и которые были записаны со слов его двоюродного брата и одного из последователей – Ананды. В третьей части – Абидхарма-питаке, которая в определенной степени представляет собой комментарии Сутта-питаки, дается систематизация и толкование основных догматов буддизма.

Буддизм существует в двух главных своих разновидностях: хинаяна (малая колесница, или узкий путь ко спасению) и махаяна (большая колесница, или широкий путь ко спасению). Также к буддизму относят его китайский вариант дзен- (чань-) буддизм, тантризм (так называемая алмазная колесница) и ламаизм.

Учение самого Будды оказалось во многом отличным от того, что появилось в буддизме позднее. Сначала идеи Будды передавались в форме притч и сказаний, но в III–I вв. до н. э. оформилась философия буддизма. Наиболее адекватной (т. е. близкой к «первоисточнику») оказалась самая ранняя форма буддизма – хинаяна, согласно которой ближе всего к цели достижения нирваны стоят отказавшиеся от всего мирского и отдавшие всю жизнь благочестивым размышлениям монахи, много дальше – буддисты-миряне. Доступные для них благочестивые дела хотя и улучшали карму, были недостаточны для спасения и достижения нирваны.

Махаяна – это форма буддизма, сложившаяся позднее и достигшая расцвета около 200 г. н. э. Она во многом отличалась от раннего буддизма хинаяны. В ней понятие нирваны стало более доступным обыденному религиозному сознанию, и она отходит от исключительно негативного отношения к миру сансары. Было признано, что благочестие и подаяние мирянина сопоставимы с заслугами монаха и могут приблизить его к заветной цели, т. е. к нирване. Здесь появляется новая фигура – бодисатва, святой подвижник, достигший ступени спасения, но остающийся с людьми, чтобы облегчить их страдания, повести по пути спасения. С появлением бодисатв в буддизме стал развиваться пантеон святых, которым можно было молиться, прося у них помощи и заступничества. Наряду с великим Буддой появились и многие другие будды, они приобрели имя, были персонифицированы, превратились в объекты почитания и культа. Возникла практика поклонения их изображениям, главным образом скульптурным. Наряду со всем этим возникло неизвестное раннему буддизму представление об аде и рае, была разработана космогония, изображавшая множество небес, на которых размещался божественный пантеон. И сам Будда из учителя мудрости превратился в бога-спасителя. Если хинаяна отвергала посредничество брахманов, то в махаяне вновь возникают представления о роли монахов и духовенства как посредников на пути к спасению.

Во II в. буддизм проник в Китай и получил огромное распространение, а в VII в. возник чань-буддизм, чаще именуемый дзэн-буддиз-мом. Чань привил буддизму китайскую трезвость и рационализм: не пытаться достичь нирваны или стать буддой, а увидеть и понять Истину, которая вокруг тебя – в красоте природы, в радости труда и т. д.; научиться жить и радоваться жизни, но жить только для себя. Буддизм как мировая религия достиг наиболее завершенного вида в Тибете в ламаизме (VII–XV вв. н. э.). Тибетский далай-лама является и сегодня символом и высшей ценностью не только в глазах ламаистов, но и многих буддистов в разных странах мира. Основываясь на синтезе разных направлений буддизма, он впитал в себя и влияние тантризма, который ввел в обиход мандалу – своеобразную графическую диаграмму Вселенной, насыщенную магическими знаками и символами, имеющую множество вариаций, и Калачакру – колесо времени, в рамках которого 60-летний звериный цикл символизирует кругооборот человека в кармическом мире сансары. Однако самое важное в тантризме – его мистико-магическая основа, выявляющаяся в медитации и в магических обрядах, включая и сексуальную практику, ритуальное общение полов с целью приобретения энергии (шакти). Ламаизм предусматривает строгие этические нормы существования.