С диагностической позиции ранние рисунки каракулей клиентки и их роспись, начиная с рисунка 35, являются схе­матическим изображением семейного окружения, в кото­ром зародилось беспокойство, того мира, где это беспокой­ство росло. Скученные линии, завитки и резкие изгибы от­ражают страдания девочки, оказавшейся под влиянием множества семейных противоречий и напряжения в доме и внутри нее самой.

Это можно описать следующим образом. Между родите­лями царила разобщенность, «холод», хотя оба были очень внимательны к здоровью детей и всему, что детям требова­лось для обучения и физических нужд. Жестокость отца. «Неправильная» доброта матери, выражающаяся в непре­станном беспокойстве, что с профессиональной точки зре­ния можно назвать неэффективным. У самой клиентки бы­ли подруги, но она чувствовала себя с ними неловко и сму­щалась при разговоре о мальчиках. Она была стройной и зрелой, так как у нее начались менструации, но девочка чув­ствовала, что это неправильно и так не должно быть. Она хотела вести себя как старшие сестры, но не могла этого и искренне жалела, что она не самая младшая в семье, ведь тогда у нее не было бы таких проблем.

Скорее всего семейная структура в то время была неспо­собна дать девочке ту атмосферу, в которой выросло бы чувство самоцельности, и помочь становлению подростка на пути к взрослости, вдохновить ее и направить к прогрес­сивному автономному взрослению. У девочки царил беспо­рядок в эмоциональной сфере, и, несмотря на хороший фи­зический уход, она была одинокой и заброшенной.

Каракули сослужили девочке хорошую «терапевтич­ную» службу. Полная свобода в создании каракулей позво­лила девочке проигнорировать инструкцию по рисованию каракулей в виде непрерывной линии. Девочка вложила в рисунки всю энергию сдерживаемых эмоций, все неисполь­зованное воображение и талант, свои фантазии и мечты, всю себя.

По мере того как увеличивалось количество рисунков, менялась структура каракулей — от сложной и довольно же­сткой к более спокойной и простой. Это изменение совпа­ло с некоторыми позитивными сдвигами в семейной атмо­сфере, что произошло благодаря терапевтической работе с родителями; безусловно, девочка прореагировала на пере­мены.

Человекообразные фигуры

Клиентка заселила свои рисунки множеством, по ее оп­ределению, «странных людей». Эти причудливые челове­коподобные образы воплощались в уголках и трещинках сложных каракулей и объявляли о своем присутствии ярки­ми кричащими цветами.

Цвет этих гуманоидных образов говорит об эмоциях ху­дожницы, названных ею «душевной болью» и «жалкими по­пытками». Очень редко там встречались мягкие приглу­шенные оттенки. Таким образом, первое впечатление от собранных вместе ее рисунков каракулей — шокирующее многообразие резких цветов, на котором останавливается глаз из-за волнующей живости красок. Причудливость поз

и движений вносит свой вклад в такое впечатление, усугуб­ляемое яркими основными линиями, которые, похоже, иг­рают связующую функцию.

Всеохватывающий символизм уникальной структуры ху­дожественной работы девочки предполагает наличие бур­лящих внутренних переживаний в многообещающей лич­ности. Эта личность вовлечена в отягощенный процесс со­зревания и сражается с неуловимыми душевными силами, причем для взаимодействия с ними у ребенка не хватает возможностей. Структурные особенности каракулей де­монстрируют проблемную психосоциальную атмосферу в доме.

На одном уровне символической экспрессии образы в эксцентричных позах изображают борьбу внутренних сил. На другом уровне — ее ощущение и потребность принятия семьей при любых обстоятельствах; отсюда и неизменные группы чем-то соединенных «людей». На обоих уровнях ка­ракули играют роль концентрата, сохраняющего все это, и выступают как щит, защищающий художника от потери са­мообладания, чего девочка очень боялась.

Кроме того, каракули служили для девочки зеркалом. В нем она видела себя дрожащей от страха и вины, в вообра­жении уступая заблуждению об иллюзорной перспективе могущества. Еще она видела в этом зеркале, как набирается сил для роста. Возможность видеть свое отражение в рисун­ках стала источником для постепенного становления цело­стности личности и автономного существования там, где прежде девочка привыкла видеть безвыходную ситуацию, — в семье и в школе.

В самом начале этот личностный рост не был заметен в обычной жизни, но ранние его признаки прослеживались в художественной работе и ее компонентах: каракули стали как-то округлее, повороты — менее острыми, завитки нача­ли походить на волны. Некоторые каракули выходили двух­цветными, в них прослеживался синтез или компромисс. Рисунок сна о животных, выполненный каракулями, не был причудливым. На нем у спящего были широко открыты гла­за. Она как бы слушала беды животных, а не собственные бесконечные мучения. Первые признаки личностного рос­та и обращения к внешнему миру выразились в заметных переменах: отказе от техники каракулей, появлении новых серий рисунков без изображения «странных людей». Де­вочка нашла себя в лаконичности символических караку­лей. Каракули выполнили свою миссию.