Терапевтическая функция цвета
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Некоторые клиенты интуитивно и глубоко чувствуют цвет. У них есть сознательная потребность в конкретных цветах, соответствующих определенным эмоциональным состояниям. Когда клиенты находятся в приподнятом эмо­циональном состоянии или мучаются переживаниями,

цвет, иногда при полном отсутствии формы, будет их глав­ным экспрессивным средством. В арт-терапии они «коло­ристы». Их самовыражение в цвете в конечном счете допус­кает существование формы в зависимости от внутреннего состояния и его изменений. Постольку поскольку цвет до­пускает форму, функция формы проясняется: она ограни­чивает цвет, сдерживает его в рамках и награждает его отчетливым, жизненно важным смыслом. У некоторых кли­ентов путешествие с пастелью и кистью от бесформенно­го и диффузного выражения в цвете неопределенной эмо­ции к более совершенным визуализациям зрелого концеп­туализированного переживания занимает долгое время. Это путешествие в поисках себя.

В следующей части главы мы обратимся к тому, как лю­ди используют цвет для символической экспрессии опреде­ленных аспектов своего внутреннего опыта.

Цвет возрождения и роста

Рассмотрим случай длившейся 2 года психотерапии — вот первый и заключительный рисунки одного из клиен­тов.

Рисунок (не показан) надо увидеть, чтобы понять, что стремился изобразить автор: «Я хотела нарисовать все мерзкое в себе». Клиентка поставила перед собой задачу, которая провела ее сквозь множество темных рисунков, разрезанных, порванных и замазанных невнятными туск­лыми бесформенными пятнами за исключением случайных коричнево-черно-серых пузырьков. Порезы и дырки прида­вали рисунку некоторую текстуру; внешний вид непредна­меренных фигур, скомкивающиеся кусочки порванной бу­маги давали терапевту некоторую надежду на возможность контроля формы.

Для клиентки цвет остался основным средством само­выражения даже после того, как она нарисовала бесчислен­ное множество рисунков и оставила свое занятие — рисо­вать «мерзкое в себе». Новые темы ее работ изображались с меньшей диффузией цвета, чем предыдущие. Теперь она выражала определенные состояния души — страхи, депрессию и злость — в грязновато-мокрых красных и черных тонах.

Со временем эти цвета стали приобретать формы синих и черных или красных и черных домов на самых больших листах бумаги, что говорит об одиночестве в детстве. Это изменение открыло новые возможности для визуальной и вербальной экспрессии, изобилующей воспоминаниями о ссорах между взрослыми в доме, где она росла, и о трудных отношениях с матерью. Клиентка сделала очень много эс­кизов «хорошей» матери, но на большинстве из них была мать, которая ограничивала, «присвоила» ребенка себе на­всегда и не позволяла ребенку повзрослеть.

Затем последовало огромное количество рисунков де­тей и младенцев в ярких свежих тонах. Вскоре за этим поя­вились фигуры молодых женщин в более сдержанных све­жих тонах с добавлением кремового цвета. Эти картинки стали серией беременных «Мадонн». Моя клиентка симво­лически полноцветно переживала свою жизнь заново.

Она много работала, чтобы добиться нужных оттенков сдержанных свежих цветов, смешивая в правильных про­порциях розовый с кремовым, желтым, оранжевым и бе­лым. Она терпеливо и серьезно смешивала, эксперименти­руя с различными примесями пастели и красок. Когда она работала, ее лицевые мускулы расслаблялись, уходило при­вычное напряжение. Ее «Мадонны» тоже выглядели рас­слабленными, полными обещаний возрождения. За этим последовала серия рисунков «мать-и-ребенок». Наблюдая за молчаливым самовыражением в художественной работе, я поняла, что это была некая внутренняя эмоционально и одновременно рационально обоснованная последователь­ность смены цветов от темных, навевающих дурные пред­чувствия, к теплым тонам и от неконтролируемого цвета к полноценной цвето-форме.

Изменения в использовании цвета по отношению к форме породило другое изменение. Клиентка выбрала дру­гой художественный материал, необходимый для следую­щего этапа символической экспрессии. Она вернулась к глине, материалу, с которого начинала много месяцев назад, но отказалась от нее в пользу довлеющей потребности рисовать темные бесформенные картины. Теперь клиент­ка была готова работать с формой и фигурами. Она была го­това и стремилась к поединку с глиной, материалом, тре­бующим трехмерного восприятия, внимания и контроля структурных взаимосвязей в разных плоскостях. Завер­шающей терапевтически значимой скульптурой клиентки стала полноценная фигура обнаженной женщины, предва­ренная большим, в полный рост, автопортретом.

На всем протяжении психотерапии клиентка, вдохнов­ляемая и стимулируемая цветом, управляла им, прислуши­ваясь к своим внутренним потребностям. Полностью выра­зив свое несчастное существование эмоционально неудов­летворенной личности через бесформенный цвет, он стала выражать злость, превратившуюся в депрессию, сначала в грязных тонах, а потом в кричащих красных и черных то­нах. Затем она начала путешествие к возрождению в одном определенном цвете — женской кожи. Этот цвет стал сим­волом развития и созревания. Над ним надо было работать и усердно смешивать подобно внутренним переживаниям, которые усиливали и вовлекали в процесс изменений все душевные силы, так, чтобы клиентка могла стать самодос­таточной личностью.

В последующих трех разделах мы обсудим цветовые компоненты фигур, рассмотренных в предыдущей главе. Это «Фигуры развития», «Фигуры осознания» и «Фигуры изменения» из курса терапии с помощью серий рисунков, некоторые из которых исполнены в цвете.

Цвета развития[73]

В соответствии с собственным описанием клиентки две верхние фигуры были визуализацией переживания разви­тия и перехода одних взаимоотношений в другие. Компози­ция фигур ее удовлетворила и реально выразила потреб­ность понять постоянно меняющуюся ситуацию развития. Но было и нечто большее: множество меняющихся, не совсем ясных эмоций. Это были тонкие, сложно определяе­мые чувства к уходящей фигуре, несущей в себе одновре­менно чувство обиды и добрые воспоминания, и несколько контролируемых теплых чувств к входящей фигуре. Кли­ентке нужно было понять эти промежуточные чувства. И она решила использовать цвета, особенно характерные для развития. Она внесла цвет только в контур, чтобы пока­зать, но пока нельзя определить эти тонкие новые чувства и нельзя увидеть конфликтные чувства — перед этим их на­до ясно ощутить.

Использование цвета исключительно для выделения контура выражает наличие эмоционального конфликта и контроля желаний. Это подтверждается дистанцированно­стью стакана с розовым напитком — единственного цвето­вого элемента на рисунке. Полноценно раскрашенный «на­питок» заключен в стакан из прозрачного материала, отде­ляющий его от верхних фигур. Он символизирует потребность обуздать свои эмоции и наблюдать за движе­нием фигур, чтобы получить небольшую фору в новой не­понятной ситуации.

Что касается символической экспрессии самих цветов контура — темно-фиолетовый уходящей фигуры и оранже­вый цвет входящей, — они противоположны друг другу: оранжевый направлен к свету, а фиолетовый — к тьме. Кли­ентка осознала, что концентрический фиолетовый и экс­центрический оранжевый символизируют сами субъекты отношений и ее собственные чувства к каждому из них — злость на одного и осторожное принятие другого. Единст­во цвета и формы на рисунке является целостным доказа­тельством единства чувств, мыслей и других аспектов внут­реннего опыта в процессе визуализации.

Цвета осознания[74]

Второе изображение фигур, нарисованное мисс 3. из предыдущей главы, — пример самоосознания через цвет. Причем она в отличие от других клиентов, упомянутых в данной главе, совершенно не осознавала символических возможностей цвета. Но ей нравилось употреблять цвет, и она легко интуитивно им пользовалась.

Именно цвет стал основной детерминантой символиче­ской экспрессии этого клиента.

Из описания следовало, что 3. была раздосадована яр­кой раскраской «летящей змеи»: алый и красный цвета, окантованные ядовито-синей линией. Цвета сливаются в единый символический образ с зигзагообразной фигурой, состоящей из остроугольных частей и выражающей неис­товую злобу, возможно, отчаяние и, безусловно, сильное напряжение. В ответ на мой вопрос «что еще ты здесь ви­дишь?» 3. с удовольствием отметила контраст между крича­щими цветами фигуры и мирными светло-голубыми тонами неба. Бледно-голубое небо переходило в мирный океаниче­ский ярко-синий, коричневый с зеленым пейзаж.

Художницу настолько сильно тревожило присутствую­щее цветовое напряжение в верхней части рисунка, что она нашла непосредственный способ его снизить с помо­щью нижней части рисунка — вымышленным мирным пей­зажем умеренных тонов. Но, с другой стороны, потреб­ность выразить агрессивную подавленность была столь ост­рой, что первым делом в верхней части рисунка 3. нарисовала фигуру в кричащих тонах.

Мисс 3. была одной из немногих клиентов, кто выразил напряжение и облегчение на одной картине. В этом отра­зился сильный конфликт клиентки между воинственными и мирными силами внутри самой себя.

Цвет, передающий изменения.

Психотерапия при помощи серии рисунков[75]

Черный и синий — основные цвета рисунков из данной последовательности. Черный очень насыщен, является ос­новным и вызывает напряжение. Синие тона слабые, при­глушенные и «застенчивые», по словам автора. Черный цвет символизирует защитный уход в депрессию, а синий символизирует собственное понимание клиентки того, «ка­кой я кажусь людям», причем «снаружи» находятся «враждебные люди», которые видят в ней только плохое.

В предпоследнем рисунке черный цвет наиболее насы­щен. На этом рисунке изображен остроносый треугольный «флаг», в который вложена вся депрессивная злоба. «Флаг» символизирует отца, выплескивающего свою злость наружу красными линиями, направленными «вверх». Ребенок то­же нарисован черным, символизируя, что отец повлиял на ее депрессию и страхи и высвобождение ее из треугольни­ка. Окруженная волнистыми мягко-красными линиями, она бежит к своей жизни, чтобы жить так, как она этого хочет, а не он, отец. Черный цвет означает абсолютную пассив­ность и тишину — основное состояние, в котором пребыва­ла художница.

В той же треугольной фигуре цвет демонстрирует пер­вый сдвиг в восприятии ситуации. 3. поставила на место свою депрессивную злобу и тем самым отделила угнетаемо­го ребенка от продолжительной зависимости от отца с его устрашающей злобой и неуважением. Чистый красный цвет прямых линий и мягкий красный цвет волнистых ли­ний символизируют различие между отцом и дочерью, ко­торая пытается делать все по-своему.

Еще одно изменение, отразившееся в цвете, проявилось в последнем рисунке из данной серии. Исчез черный цвет за исключением небольшой горизонтальной линии под гла­зом, смотрящим сверху, и четкой точки в глазу у централь­ной фигуры, символизирующей саму клиентку. Основными цветами стали красный и синий, как в четких линиях, так и в полутонах. Синий цвет раньше был «слабым», а теперь стал «ярким».

После этой серии рисунков появились картины с зеле­ным цветом, сочным мягким розовым и желтым, с разно­образными смешениями цветов и полутонами — все это впервые явилось в палитре клиентки. В картинах присут­ствовало символическое выражение внутренних ресур­сов и способностей, которые еще должны воплотиться в жизнь. Использование этих приятных цветов удивительно, так как обычно 3. предпочитала темные цвета и ка­рандашные рисунки. Когда я поинтересовалась этим, 3. сказала: «Наверное, потому, что цвет пробуждает много эмоций».

«Игнорирование» цвета

Рассмотрим рисунок десятилетней девочки, которой нравилось работать с цветом и которая часто рисовала в свободное время. На терапевтическом сеансе девочка на­рисовала рисунок красками и цветными карандашами, сна­чала назвав его «Прогулка с отцом», а затем просто «Про­гулка». Обратим внимание на то, как девочка использует ах­роматические цвета, хотя рисунок цветной, и на то, что сама девочка это заметила.

Итак, девочка сказала, что рисунок готов, и помогла мне повесить его на стену на уровне своих глаз. Уже знако­мая с процедурой «Что-ты-видишь?», она поставила два сту­ла на определенном расстоянии, и мы обе некоторое время смотрели на картину. Я напомнила ей, что надо отметить те детали, которые она не заметила в процессе работы.

Терапевт: Что ты видишь, Дж.?

Клиентка:   Я вижу девочку, играющую в парке в                          мяч. Это я... могу я еще кое-что ска                        зать?

Терапевт: Конечно, говори.

Клиентка:   Ну, я вижу, что ей не особо хочется играть и, о, о, вон там ее папа, в черном, немного поза­ди... (смеется) и ему не очень хочется гулять (пауза). Ты видишь это?

Терапевт: Угу... а что еще ты видишь?

Клиентка:   Видишь наверху тот дом? Это наш дом. Мы живем рядом с парком. Ну, не так уж близко, по мне бы хотелось жить ближе к парку. И, видишь, моя мама идет назад в дом? Понима­ешь, она сказала моему папе погулять со мной в парке и ... (прерывисто) это все, что я вижу.

Терапевт: А что на остальной части рисунка?

Клиентка:   О, о, там одни деревья и цветы и немного солнца. Оно садится, это так красиво, и ма­ленькие цветочки...

Терапевт:    Я вижу, что ты, конечно же, их ярко раскра­сила.

Клиентка:   М-м-м... мне нравится раскрашивать деревья и цветы.

Терапевт:    А теперь давай вернемся к людям на рисунке. Что на картинке говорит нам, что девочке неинтересно играть в мяч или что папе не хо­чется гулять? Можешь посмотреть и сказать мне?

Клиентка:   Ну, понимаешь, мяч катится, а девочка не бе­жит за ним. Она просто идет, и ее лицо не­много тревожно ... рот (пауза), о, я не знаю (расстроенно)...

Терапевт: А что рот?

Клиентка:   Он просто — прямая линия, как будто искусственный.

Клиентка:   О, кажется, что его там нет. Понимаете, он не хотел идти. Он держится со мной неесте­ственно (пауза), и, ой, я забыла раскрасить его свитер и, ой, его туфли, ой, что со мной случилось? Я даже не нарисовала ему лицо. Хотите, я прямо сейчас нарисую?

Терапевт:    Ты можешь сделать это позже, если захо­чешь. Однако ты щедро раскрасила парк.

Клиентка:   О, да, я люблю раскрашивать деревья и цве­ты (тянется за зеленым карандашом, чтобы добавить немного травы).

 

Потом, когда мы продолжили, девочка заметила, что еще она забыла раскрасить маму и дом.

Природа рисунка в целом цветная, и поэтом)' сразу бро­сается в глаза пропуск цвета, который выражает некоторые беспокойные чувства художника по отношению к ахрома­тическим объектам. Чтобы быть более точными, надо ска­зать, что иногда пропуски обладают позитивной функцией, давая ребенку некоторое ослабление напряжения, позво­ляя не включать родителей в рисунок. То, что ребенок за­метил ахроматическое изображение людей на картине, за­пустило процесс арт-терапевтической работы с семейными проблемами, и позднее была проведена терапия с ее роди­телями.

Пропуск цвета в деталях цветного рисунка дает худож­нику бесчисленное количество возможностей выразить сложные чувства к объекту или некоторой теме. Данный случай с ребенком, который ахроматически использовал цвет, оттеняет несколько теоретических и практических характеристик арт-терапии, которые небезынтересны те­рапевтам:

1. Ребенок продемонстрировал и подтвердил эмпири­чески обоснованное утверждение о связи эмоции и цвета.

2. Ребенок выразил свое личное цветоэмоциональное отношение к значимым личностям и деталям своей жизни посредством пропуска цвета.

3. Пропуск цвета сигнализирует о некотором эмоцио­нальном беспокойстве, которое важно заметить тера­певту.

4. То, что ребенок сам распознал хроматический про­пуск, показывает его силу и готовность работать с об­наруженными проблемами.

5. Важно, чтобы клиенты, маленькие и взрослые, сами замечали подобные пропуски, а не были поставлены перед данным фактом самим терапевтом.

Феноменологическая ориентация и метод арт-терапии способствовали самопознанию ребенка, и позже это было успешно использовано в терапии.

Другие способы символического
самовыражения через цвет

Теперь нам следует посмотреть, как другие клиенты ис­пользуют цвет для символической экспрессии в художест­венных работах, которые рассматриваются и обсуждаются в несколько ином контексте, не касающемся непосредст­венно цвета.

В четвертой главе на рисунке 8 продемонстрирована компактная конфигурация из пяти фигур пяти ярких цве­тов, выражающих депрессию клиента.

В следующей главе мы рассмотрим:

1. Рисунок неистово-красного, темно-синего и черного огня, нарисованного замкнутым мальчиком, что вы­ражает его всепоглощающую ярость. А также умиро­творяющий рисунок мягко падающего на склоненную травку дождя, исполненный в зеленых и голубых то­нах тем же клиентом.

2. Повторяющийся «Закат-автограф» маленького Джорд­жа (George), нарисованный с использованием ярко-малинового оттенка, который в полной мере отража­ет его печаль, замаскированную шумной воинствен­ностью.

3. Рисунки, шокирующие наблюдателя выразительностью цвета. В процессе создания одного из них девочка была увлечена мазками темно-красных и фиолетовых тонов, преувеличенно огромными цветами, печальными, как и она сама, и раненым темно-красным солнцем — все это символизирует дурное предчувствие несчастья, вы­зывая те же чувства у наблюдателя.

4.  Шизоидный молодой человек в процессе рисования постоянно обращался к желтой пастели. Нарисовав свою семью черными контурами, он начал вносить в рисунок тепло-желтый и местами тепло-оранжевый, но внезапно с дикой злостью и страхом отбросил пас­тель прочь. Так на внутренних переживаниях глубоко тревожного молодого человека отразилась сила теп­лых, исходящих вовне цветов.


Заключение

Основной акцент в данной главе о цветовой экспрессив­ности цвета сделан на структуре и терапевтической функ­ции цвета. Цветовая структура состоит из компоновки цветов, природных свойств цвета, взаимовлияния цвета и эмоции и соотношения цвета и формы. Говоря о терапев­тической функции цвета, мы отметили, как некоторые кли­енты используют цвет для выражения своих непосредст­венных внутренних переживаний и поиска своей подлин­ной аутентичности.


ГЛАВА ШЕСТАЯ

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ И ВИДЫ СИМВОЛИЧЕСКОЙ ЭКСПРЕССИИ

 

Дополнительные виды символической экспрессии, рас­смотренные в данной главе, трудно различимы, но доволь­но часто появляются в процессе арт-терапии. Именно они сообщают терапевту о существующих, но пассивных душев­ных силах внутренней жизни клиента. Как в случае мальчи­ка-подростка, которого родители описали следующим об­разом: «Апатичный, как будто спящий, ни на что не реаги­рует; интересно, слышит ли он нас...» Родители вспомнили, что мальчик обычно «забавлялся» с красками и карандаша­ми, и решили, что, может быть, поэтому арт-терапия ему поможет. И именно арт-терапия помогла мальчику, кото­рый согласился прийти с условием, что это будет «одно за­нятие, и если она не будет мне задавать вопросы».

В молчании развивались наши отношения. Он рисовал, а я с удивлением наблюдала за летающими объектами, воз­никающими под пером фломастера: прыгающие велосипе­ды, расступающиеся облака, люди, убегающие от огня. Сперва мальчик, как только появлялась картинка, сразу рвал рисунок. Однако постепенно он стал разрешать мне взглянуть на рисунки, перед тем как их уничтожить. Однаж­ды он смял рисунок и кинул в мусорную корзину. Это был «Огонь», исполненный в черных, красных, оранжевых и синих тонах, который я спасла. Со временем неистовство утихло и уступило место выдержанным, более ритмичным движениям, появились люди, катающиеся на велосипедах и даже останавливающиеся на красный свет светофора, или дождь, монотонно льющийся на склоненную траву на синем фоне. Мальчик сказал: «Мне нравится эта картина. Можно, я заберу ее домой?»

Со временем стало возможно прикреплять некоторые рисунки на стену, чтобы мы оба могли посмотреть на них в тишине. По прошествии нескольких недель мальчик заме­тил в своей папке старый рисунок огня, который я спасла из мусорной корзины. Мальчик им очень заинтересовался и стал говорить обо «всех этих рисунках» из прошлого. Он помог мне повесить рисунок на стену перед своими более поздними и спокойными художественными работами. Кли­ент посмотрел на рисунок, увидел, описал и обнаружил очень многое. Эта картина оказалась единственным сохра­нившимся изображением тяжелейшего периода его жизни, когда неистовство жестко контролировалось и отчужда­лось.


Экспрессия общего движения

В художественных работах клиентов я обнаружила, что общее движение может сильнее, чем поза или конкретные телодвижения, выражать глубокие эмоции. Мы видим об­щее движение целостной формы, когда персонаж рисунка или скульптуры, будь то человек, животное, растение или любой другой объект, кажется нам уставшим, озадаченным, печальным или полным энергии. Наш глаз видит живой им­пульс, исходящий от художника. Выразительное общее дви­жение характеризует целостную художественную работу. Иногда изменение образа общего движения в работах по­могает мне опознать параллельное изменение самоощуще­ния клиентов.

В курсе арт-терапии клиентка Л. нарисовала много вос­хитительных, красочных абстрактных пейзажей. Все они выражали сильные, зачастую эйфорические чувства, среди которых доминировали противоположные чувства любви и злобы. Наиболее выразительные художественные рабо­ты были исполнены на тему глубинных личностных чувств и представляли собой скульптуры «женщины»; они появи­лись на последней стадии достижения самопринятия (Рисунок 25). Данная скульптура была первой в серии из девяти глиняных поделок, обладающих туловищем, головой и вы­полненных в полный рост. Они различались между собой поворотом головы, выражением лица и передачей общей динамики тела: от скульптур со склоненными головами, вы­ражением боли на лице и со скрюченным телом до верти­кальных прямых фигур, исполненных жизненной динами­ки и экспрессии.

РИСУНОК 25.

 

Отдельное движение родственно общему движению, ди­намизму всей фигуры. Даже в арт-терапевтическом творче­стве неподготовленных клиентов часто заметно «как бы» движение линий и форм. Если движение не присутствует реально, то оно может правдоподобно появиться в ожив­ляемых частях рисунка, что придает изображению кинетические и динамические свойства. Присутствие кинетиче­ских характеристик подтверждает интенсивность душев­ной жизни художника и пробуждает аналогичные чувства у наблюдателя.

Дата: 2019-07-24, просмотров: 259.