Вторая часть: линии как природные ритмы
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Это те линии, которые художники умело наделяют каче­ствами и экспрессией, которые дети естественно рисуют в разном возрасте, которые клиенты, не искушенные в искус­стве, спонтанно изображают в процессе личностного само­выражения. С младенческих лет и до старости мы впитыва­ем в себя округлость, горизонтальность, вертикальность и многие другие типы направлений и движений, присутст­вующие в природе. Они вызывают у нас чувства, соотнесен­ные с этими свойствами. Гора, чей пик тянется к небу, вы­зывает ощущение грандиозности и возвышенности. Тихое шуршание океана теплым летним днем, как на картине Уинслоу Гомера «Дом на волнах», дарит нам спокойствие и умиротворенность. Тот же океан в сильный бушующий шторм, как у Марина на картине «Лодка в непогоду» (Marin «Boat in Choppy Weather»), вызывает у нас тоску и тревогу. Вид падающего дерева порождает «внезапную слабость», тогда как вверх и наружу рвущиеся вихри, как на картине Ван Гога «Кипарисы», вселяют в нас благоговение и высо­кие порывы.

Эти и миллиарды других природных ритмов, так же, как в архитектуре и искусстве, в своей основе имеют скрытые линии, определяющие направление и движе­ние. На самом деле, многие преподаватели изобразитель­ного искусства «рисуют» воздух в виде выдуманной ли­нии, которая внутренне присуща данной форме, чтобы показать направление или движение, таким образом, символически возводя форму в абстракцию. Когда я не­давно вновь взглянула на два портрета Эдгара Дега в На­циональной галерее искусств, я была поражена ранее не­замеченными линиями, которые определяют не только направление, движение и настроение, но и восприятие всего портрета в целом.

Фигура мадам Камю в профиль наклонена по диагонали — / — выражающей движение, и, может быть, некоторую неуверенность. Она, наверное, слушает, что говорит не изображенный на картине гость на другом конце ее «сало­на», но художник постарался показать нам этого гостя. Тем­ный фон краснеет в сумеречном вечернем свете и даже ста­новится еще багрянее за фигурой, подчеркивая напряже­ние. В противоположность этому изображение мадам Дега излучает умиротворяющее принятие с налетом меланхо­лии, но не депрессии. Сущность ее линии такова ^~^ мяг­кая, круглая линия, падающая вниз. Контраст приятному сине-серому фону составляет грязно-серая гамма сидящей фигуры, обращенной к зрителю, что дополняет воспри­ятие сущности линии атмосферой принятия, меланхоличе­ского настроения[40].

 

РИСУНОК 1. Мадам Камю; Эдгар Дега;

Национальная галерея искусств, Вашингтон, Коллекция Честера Дейла.

 

Две описанные линии, выражающие настроение, знако­мят нас с хранилищем, или словарем, «настроенческих» ли­ний, известных художникам и преподавателям искусства, а также балетмейстерам и актерам. Эти сущностные линии зачастую скрыты, но могут проявиться через направление, движение и тон (см. примеры).

 

РИСУНОК 2. Мадам Рене. Дега; Эдгар Дега;

Национальная галерея искусств, Вашингтон, Коллекция Честера Дейла[41].

 

Многие из этих линий возникают в тайной и явной форме в клиентских спонтанных проекциях в процессе арт-терапии. Хотя, рисуя, клиенты скорее всего не дума­ют о свойствах или сущностях линий — они просто рису­ют. В процессе работы с художественными материалами у клиентов спонтанно возникают мысли и чувства, посте­пенно перетекающие в материальность творческого про­дукта. И только потом, когда законченная художествен­ная работа предстает перед зрителем для рассматрива­ния и осмысления, клиенты постепенно обнаруживают взаимоотношения между линиями и их свойствами, эмо­циональными значениями и личностными смыслами. Разнообразие линий, выражающих определенные эмо­ции, показано на рисунке 3.

Кандинский говорил о вертикальных и горизонталь­ных линиях языком температуры: вертикальные линии — тепло-горячие, горизонтальные — прохладно-холодные.

 

РИСУНОК 3. Примеры линий и их эмоциональное значение.

 

Это предполагает восприятие линий в терминах темпера­туры.

Третья часть: ранние исследования
эмоциональной значимости линии

Исследования по проблеме эмоциональной значимости линии и формы начались в 1919—1920 годах под руково­дством Хелдж Лундхольм[42] (Heldge Lundholm). Ее первую работу — «Эмоциональная окраска линии: эксперименталь­ные исследования» — часто цитируют в более поздних ис­следованиях. Лундхольм заинтересовалась данной темой, обратив внимание на утверждения о «меланхолических», или «спокойных», линиях в некоторых классических ше­деврах (таких, как «Мадонна» Перуджино (Perugino)) и о «неистовых» линиях в искусстве барокко. Она восприняла эти высказывания как многообещающие вопросы для ис­следования. Одним из таких вопросов был такой: ощущае­мая характеристика линии присуща самой линии или прив­носится в художественную работу «хорошо подкованным субъектом». Другой вопрос: одинаково ли воспринимает­ся разными наблюдателями феномен эмоциональности линии.

Чтобы найти ответ на данные вопросы, Лундхольм изу­чила группу людей, рисующих «чистые линии», которые репрезентируют их чувства. Обнаружилось, что линии можно классифицировать по типу и что линии обладают направленностью. Традиция данного эксперимента была продолжена другим исследователем линии, который изу­чал чувства, возникающие при взгляде на разнообразные ли­нии, а не при рисовании оных[43]. В период между 1920-ми и 1970-ми годами над теми же проблемами работали и дру­гие исследователи. Несмотря на то что количество таких исследований было довольно скромным, они раскрыли многое.

Выделяя кластеры прилагательных, обозначающих раз­ные эмоции и настроения, некоторые из этих исследова­ний выявили, что люди выражают эмоции возбуждения в прерывистых, зазубренных и острых линиях, а более спо­койные эмоции — в мягко изогнутых или относительно ров­ных линиях. Другие эксперименты, результаты которых обобщены в теоретических концепциях, показали, что са­мовыражение довольно надежно передает смыслы (Краус (Krauss), 1930[44]; Питере и Мерифилд (Peters and Merrifield), 1958[45]; Гиппус (Hippus), 1959[46]; Вернер и Каплан (Werner and Kaplan), 1963[47]; Крайтлер и Крайтлер (Kreitler and Kreitler), 1972[48]).

Другие исследования были сосредоточены на изучении общего в понимании смыслов различных линий и форм. Например, печаль ассоциируется с закругляющимися кни­зу линиями, спокойствие и безмятежность с горизонталь­ными линиями, веселье с горизонтальными или восходя­щими линиями, а оживленность, возбуждение и злоба с ост­рыми и кривыми линиями (Поффенбергер и Барроуз, 1924[49]; Краус (Krauss), 1930[50]; Холл и Олдфилд (Hall and Oldfield), 1950[51]; Холл (K.R.L.Hall), 1951[52]; Ширер и Лионс (Sheerer and Lyons), 1957[53]; Макмюррей (McMurrey), 1958[54]).

Из упомянутых исследований были сделаны следующие выводы:

1) линии обладают свойством экспрессивности благода­ря разнообразным характеристикам;

2) и у художника, и у наблюдателя линии пли формы вы­зывают смысловые ассоциации;

3) смыслы личностно и/или культурно распределены;

4) художники и наблюдатели приходят к согласию о смыслах одних и тех же линий, различается лишь степень согласия.

В 1970-е и ранние 80-е годы сместился фокус исследова­ний. На смену изучению чистых линий пришло изучение взаимодействующих компонентов художественной рабо­ты, в том числе и линий с их свойствами. Стали обращать внимание на специфически психологические проблемы, исследуя эмоциональные паттерны, выражающиеся посред­ством линии и других компонентов изображения. Рассмот­рим несколько примеров таких исследований: восприятие формы в абстрактном искусстве[55]; паттерны нарисованных линии, описывающие сложность личности подростка[56]; раз­нообразие в реакциях детей старшего возраста, взрослых и детей младшего возраста на разные характеристики рисунков[57] и Мятые рисунки в исследованиях композиции и линий, провоцирующих напряжение[58].

Просматривая названные исследования, я задумала про­вести двухчастный эксперимент по изучению линии и ее свойств: одна серия со взрослыми, вторая — с детьми. Экс­перимент был осуществлен в 1978—1979 и в 1982—1983 го­дах, вы можете ознакомиться с ним в данной главе.

Четвертая часть: структурные паттерны
в спонтанно выраженной эмоции



Эксперимент со взрослыми

Логическим обоснованием для экспериментов со взрос­лыми и детьми послужило то, что линия никогда не остает­ся чистой. Она всегда связана с другими линиями или фор­мами. Она всегда где-то начинается и где-то заканчивается. Линии и их свойства всегда взаимосвязаны, когда выража­ют понятие. Если говорить коротко, то эксперимент был спланирован, чтобы выявить, слагается ли изобразитель­ное выражение эмоций в устойчивые паттерны компонен­тов и свойств.

Метод

В эксперименте участвовали 450 взрослых, разбитых на малые группы. Их просили изобразить на бумаге цветными карандашами свою спонтанную реакцию на три слова: лю­бовь, страх, злость. В случайном порядке было выбрано четыре сотни реакций-рисунков на каждое слово, чтобы ис­следовать свойства, присущие каждой группе эмоциональ­ных реакций и чтобы выделить для каждой набор критери­ев. В дальнейшем количество рисунков было уменьшено путем случайной систематической селекции до десяти на каждую эмоцию. Эти тридцать картин были трансформи­рованы в диапозитивы для использования при последую­щей валидизации критериев методом экстремальной оцен­ки.

Валидизация критериев

Тридцать слайдов, по десять на каждую из трех эмоций, были предъявлены группе из десяти социальных психоло­гов[59]. Имея перед собой набор критериев, эксперты должны были соотнести три эмоции с теми образами, которые предъявлялись на экране. Их задача была распознать на слайдах любовь, страх и злость и отнести свое суждение.

В таблице показано, что по каждой категории-эмоции было сделано около ста суждений (каждый из десяти слай­дов оценивал каждый из десяти психологов). Когда предпо­лагалось, что слайд отражает любовь, то восемьдесят шесть процентов суждений было сделано в пользу любви, семь процентов — в пользу страха и шесть процентов — в пользу злости. Таким образом, оценивая эмоцию любви, эксперты были согласны в восьмидесяти шести случаях из ста.

В случае слайдов с изображением эмоции страха пятьде­сят шесть процентов суждений было сделано в пользу стра­ха, двадцать три процента экспертов сказали, что это лю­бовь, и двадцать два — злость. Хотя, когда эксперты выноси­ли суждения не случайным образом, их оценки не полно­стью согласовывались с эмоциями, которые изображал художник.

A.      (Слайд, изображающий любовь) (Слайд, изображаю­щий страх) (Слайд, изображающий злость).

Любовь: закругленные линии, розоватые оттенки.

Страх: в центре черные и красные точки, испускаю­щие линии, чьи оттенки варьировали от серого до черного.

Злость: энергетичные красные линии и черная сере­дина.

B.     (Слайд, изображающий любовь) (Слайд, изображаю­щий страх) (Слайд, изображающий злость).

Любовь: из тепло-розового и сиреневого центра стру­ятся линии теплых тонов.

Страх: серое, поднимающееся из «дыры». Злость: множество красно-оранжевых линий, контро­лирующихся голубой линией.

СХЕМА 4. Два примера любовь-страх-злость в группе взрослых.

И, наконец, если на слайде была изображена злоба, 74 процента экспертов были согласны между собой в оцен­ке, что это злоба, двадцать пять процентов голосов было отдано в пользу эмоции страха, и один процент — любви.

Иначе говоря, изображения любви в целом оценивают­ся точно; рисунки злости иногда принимаются за изобра­жения страха, но не любви; картинки страха могут быть восприняты и как любовь, и как злость. Эти результаты мо­гут быть следствием трех перекрывающихся причин:

1) Эмоция (или изображение) страха похожа на любовь и злость, хотя любовь — это противополож­ность злости. На континууме эмоций страх располо­жен между любовью и злостью, но ближе к злости, что зависит от внутреннего состояния, «степени на­сыщенности злобой» наблюдателя. Тут есть одна не­разрешенная проблема исследования: мы ничего точно не знаем о внутреннем состоянии личности: затоплена ли она определенной эмоцией, и как это влияет на точку зрения наблюдателя.

РИСУНОК 5. Континуум эмоций: страх расположен между любовью и злостью.

 

2) Может быть так, что даже если эмоция и рису­нок однозначные и четкие, то сами критерии оцен­ки изображения не столь отчетливы. А именно, кри­терии для любви, наверное, более ясные, чем для страха и злости.

3) В конце каждого бюллетеня с оценками экспер­ты перечисляли те критерии, которые они исполь­зовали чаще всего. Ими были в основном цвет, ли­ния и форма. Похожи ли страх и злость, судя по кри­териям? При проверке, были выявлены сходства и различия. Динамизм линии и формы, присутствую­щий в изображениях злости, отсутствует в случае страха; высока частота использования ярких цветов в паре с черным, бросающаяся в глаза на рисунках злобы, в отличие от реакций страха, где подобное встретилось только два раза из десяти.

Эксперимент с детьми

Сорок шесть мальчиков и девочек в возрасте от четырех до шести лет из младшей школы приняли участие в экспе­рименте. Им было выдано по три листка бумаги для рисова­ния размером 12 х 9 дюймов и по коробочке с восемью цветными карандашами. Их просили нарисовать цветные рисунки из линий как спонтанную реакцию на слово, обо­значающее чувство (Приложение I). Использовать три сло­ва: любовь, страх и злость; получение двести пятьдесят шесть реакций. Когда был установлен набор критериев для оценки изображений, то методом случайного отбора коли­чество рисунков было сокращено до шести на каждую эмо­цию. Эти картинки предъявлялись по три раза пяти девоч­кам и пяти мальчикам в возрасте от четырех до шести лет из другой школы для вынесения суждений и валидизации критериев. Данным экспертам не предоставлялся набор критериев, их просили оценивать рисунки в соответствии со своим непосредственным впечатлением от каждой предъявленной картинки (Приложение II).

Как показано в таблице, получено двести семьдесят шесть суждений по каждой категории-эмоции (шесть кар­тинок-эмоций на сорок шесть испытуемых). При оценке слайдов с изображением реакции на слово любовь сужде­ния об этом были вынесены в двухстах семидесяти одном случае, два раза они были оценены как страх и три раза как злоба. То есть в случае эмоции любви большинство испы­туемых согласились в том, что это изображение любви.

 

В случае эмоции страха двести пятьдесят восемь оценок были — страх и восемнадцать — злость (около семи процен­тов из двухсот семидесяти шести суждений).

В случае эмоции злости двести шестьдесят четыре оцен­ки были — злость и двенадцать — страх (примерно пять про­центов).

Изображения эмоции любви ни с чем не перепутыва­лись, изображения злости иногда принимались за изобра­жения страха, которые в свою очередь принимались за изо­бражение злости.

Не было найдено никаких значимых различий между оценками девочек и мальчиков. Очень ярко проявились различия между взрослыми и детьми, которые заключались в том, что дети более четко дифференцировали страх и злость. То есть дети яснее, чем взрослые, видят разницу ме­жду страхом и злостью. Но причины этого непонятны. Ве­роятно, одна из причин в том, что дети приписывают свои страхи конкретным вещам: темноте, грому, монстрам из снов и рассказов, наказанию, агрессивному ребенку или взрослому. И дети испытывают несколько особый страх, тогда как тревожность и страх у взрослых и подростков час­то взаимодействуют в их бессознательном со злостью. Что касается любви и страха, то изображения любви похожи на те картинки, которые рисовали взрослые: мягкие, круглые, пастельных цветов, изящно двигающиеся образы любви, — что противоположно ярким линиям с большим нажимом, характерным для злости, взрывающимся в динамических остроугольных образах, разбросанных по всему листы бумаги. Оказалось, что детские рисунки — более открытые, за­хватывают всю поверхность листа и, в общем, более про­стые.

A.      (Слайд, изображающий любовь) (Слайд, изображаю­щий страх) (Слайд, изображающий злость).

Любовь: голубой центр, окаймленный розовыми и оранжевыми круглыми линиями, движущиеся тонкие и воздушные линии теплых цветов.

Страх: черные зигзаги, движущиеся по мрачному фону.

Злость: неконтролируемые взрывы черных и красных линий, распространяющиеся во всех направлениях вовне.

B.     (Слайд, изображающий любовь) (Слайд, изображаю­щий страх) (Слайд, изображающий злость).

Любовь: переплетенные круглые розовые и красные линии.

Страх: серые вытянутые и увеличивающиеся насеко­мые.

Злость: контролирующийся треугольный центр, окайм­ленный красными линиями, множество коротких ли­ний, устремленных наружу.

СХЕМА 6. Два примера любовь-страх-злость в группе детей.

Заключение

Рассмотрим теоретические, практические и терапевти­ческие следствия данного эксперимента, где эмоция визуа­лизировалась на бумаге взрослыми и детьми, с точки зре­ния психологии эмоций, гештальт-теории восприятия и те­рапевтического самовыражения через искусство.

Несколько предположений о природе и роли эмоций, предваряющих и сопровождающих оба исследования структурных паттернов в изображении эмоции.

1) Эмоции — это напряжение и возбуждение, естествен­ное для сущности человека.

2) Эмоции присутствуют в любом человеческом опыте — телесном или ментальном и обладают разной степенью ин­тенсивности.

3) Эмоции активируют и энергетизируют и в отсутствие внешнего стимула человеческой деятельности.

4) Эмоции протекают наряду с когнитивными, целеполагающими и творческими процессами человеческого бытия.

5) В новых ситуациях могут возникать и испытываться новые эмоции.

С позиции гештальт-теории восприятия эксперты смот­рели на изображение эмоций и воспринимали их одновре­менно визуально, когнитивно и эмоционально. По мере то­го как они замечали в изображениях повторяющиеся ком­поненты и их свойства в различных соотношениях внутри каждой категории-эмоции, эти паттерны, поступая через сенсорный механизм глаза, вызывали похожие структур­ные связки в оперативной памяти наблюдателя. Соответст­венно, спутывание или перекрывание зрительных паттер­нов страха и злости на рисунках взрослых воспринимали и взрослые-эксперты, которые их воспринимали также спу­танными и перекрывающимся, но, как было подмечено, в экспериментах с детьми почти отсутствовала путаница в рисунках и суждениях между страхом и злостью. Часто на­блюдающаяся во время психотерапии взаимозаменяемость эмоций страха и злости соответствует смешению изобра­женных паттернов реакций взрослых людей во время экс­перимента, которое адекватно воспринимается взрослыми экспертами-наблюдателями.

С позиций арт-терапии была доказана позитивность пе­реживаний на этапе, когда художник берет на себя функ­цию наблюдателя и происходит самопознание. В социаль­но-психосоциалыюй концепции атрибуции существует описание того, как одна и та же личность может быть и ху­дожником, и наблюдателем[60].

Пребывая в роли наблюдателя, художник видит свою работу как зрительный перцепт. Интеракция между пер­цептом и личностью помогает такому художнику-наблюда­телю ухватить смысловые связи между своей художествен­ной работой и своими личностными характеристиками — именно так инициируется самопознание.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

СИМВОЛИЧЕСКАЯ
ЭКСПРЕССИВНОСТЬ ФИГУРЫ

 

В предыдущей главе рассматривалась символическая экспрессивность линии. Когда линии располагаются близ­ко друг к другу, появляется форма. Рисунок, состоящий из линий, может содержать в себе фигуры или намек на фигу­ры, как и в случае спонтанно изображенных каракулей, ко­торые часто используются в арт-терапии и описываются в последующих главах. В этой главе форма рассматривается в своей сущности как носитель и передатчик символиче­ской экспрессии. Мы обсудим некоторые базовые свойства и особенности формы, которые порождают символиче­скую экспрессию. Затем посмотрим на рисунки пяти клиен­тов, изобразивших общие представления своих внутрен­них переживаний. Также будет представлен пример про­должительного взаимодействия со следующими одна за другой скульптурами, сделанными одним из клиентов. За­вершит главу обзор трехмерных глиняных фигур, сделан­ных детьми и взрослыми в процессе групповых арт-тера­певтических сеансов.

Форма обладает огромными возможностями символи­ческой экспрессии. Эта экспрессивность присуща форме в целом, в ее деталях и взаимоотношениях. Ее основные ком­поненты — линии, углы и цвет; дополнительные — весо­мость и размер. Также источником экспрессивности может служить расположение формы на поверхности. Когда худо­жественная работа состоит из двух и более форм, то мы имеем взаимоотношения, на которые надо обращать осо­бое внимание, — это индивидуальная функция каждой формы и ее отношения к остальным формам и к точкам или об­ластям контакта.

Особенно важно наблюдать и описывать структурные характеристики фигур, потому что компоненты и их взаи­моотношения являются богатыми источниками символической экспрессии, затрагивающими непосредственные внутренние переживания художника и касающимися рас­крытия смыслов.

В арт-терапии клиентам очень помогают две основные качественные характеристики формы и творческое само­выражение, обращенное к воспоминаниям.

Первое «хорошее» качество формы как гештальта — простота. Большинство клиентских изображений формы обычно простые для рисования геометрические фигуры — круг, треугольник, квадрат или прямоугольник и их различ­ные видоизменения. Данные фигуры сами по себе устрем­ляют нас к изменению, развитию, символическому мышле­нию и визуальному воплощению мыслей и чувств. Они не отталкивают людей со сложными эмоциональными пере­живаниями, иногда навязчивыми (обцессивными), тяже­лыми, людей, которые нуждаются в срочной помощи. Про­цесс визуализации, воплощения в простых формах реально помогает своей простотой и ясностью, что доказывают чет­кие описания своих работ художниками. Интепциональное изображение характеристик внутренних переживаний в виде фигур — новое, непосредственное и богатое пережива­ние в процессе структурирования внутренних мыслей и чувств. Таким образом, художественная работа становится первичным материалом терапии.

Вторая качественная характеристика фигуры — это аб­страктность (отвлеченность), что в некотором роде срод­ни простоте. В искусстве абстракция является эстетиче­ским выражением универсальных человеческих пережива­ний, редуцированным до его сущности в форме. Это зрительно пойманный момент эмоции, запечатленный в простоте художественной формы.

Абстракция также присутствует в фигурах арт-терапев­тических работ. Они довольно далеки от абстрактного искусства, хотя некоторые клиенты рисуют па хорошем худо­жественном уровне. Но скорее всего умение, тренировка или далее талант не сильно влияют на абстрактное искус­ство или абстрактное терапевтическое искусство, так как абстрактные фигуры есть в обоих случаях. Различие, воз­можно, заключается в универсальности самовыражения ху­дожника и уникальности самовыражения клиента. Потреб­ность первых — самовыражение через внешний мир и для внешнего мира, а потребность вторых — терапевтиче­ски-личное самовыражение в основном своего внутреннего мира.

В процессе терапевтического самовыражения мышле­ние принимает активное участие наряду с чувствами. В дей­ствительности это комплекс душевной активности па пике переживаний. Все силы души принимают в этом участие: мышление, память, эмоции, чувственные переживания (слышать кого-то и представлять это в виде абстракции), воображение, внимание и даже юмор. Следовательно, все разнообразие и сложность душевной деятельности можно описать как когнитивно-эмоциональную деятельность. Аб­страктное искусство предусматривает умение совершенст­вовать и эстетическое изящество, из-за чего нас приводит в замешательство поиск абстрактного самовыражения в арт-терапии.

Абстракции в арт-терапии, выражающие большинство состояний души, весьма оригинальны но своему визуально­му представлению. Раз за разом терапевт не устает удив­ляться фигурам, появляющимся на бумаге, после того как клиента просят поглядеть на цвет, закрыть глаза, почувство­вать себя в том, что он хочет выразить, увидеть глазами души сущность этого и нарисовать фигуры.

Данное упражнение просто описывает практическое применение феноменологической теории интуитивного по­знания, которая в книге приведена немного раньше. Это по­пытка клиента собраться и исполнить двойное задание — в высшей степени переживать нечто и видеть это в фигурах. Это можно сравнить с погружением в определенное состоя­ние души и одновременным видением самого себя, погруженного в данное состояние. Все клиенты, взрослые и де­ти, активно реагируют на упражнение с особенной живо­стью. И опытным, и не очень дается одна и та же инструк­ция. Для большинства это может быть первой попыткой взглянуть на свои проблемы и увидеть их как независимый феномен. Тогда и возникает визуализация, и фигуры появ­ляются на бумаге, а иногда лепятся из глины.

Как будет видно из данной главы, интуитивное позна­ние используется регулярно перед самим рисованием или лепкой, когда клиент сидит напротив художественных ма­териалов и смотрит на них. Далее будет показано и рас­смотрено некоторое количество фигур, созданных пятью клиентами.



Фигура разделенной семьи

Двадцатитрехлетняя женщина нарисовала человече­ские фигуры, представляющие ее семью, по краям широко используя розовый, желтый и голубой карандаши. Она об­наружила, что столкнулась с некоторыми семейными реа­лиями. Она с изумлением глазела на свою работу, отмечая, как сильно разделена была ее семья, как далеки были ее ро­дители, хотя «они все делали вместе», и как оказалась в од­ной подгруппе вместо другой вопреки своим желаниям. Хо­тя картине недостает мастерства, в ней тем не менее есть организация, равновесие и самовыражение, а еще и крат­кая демонстрация базовых отношений, которые не были заметны клиенту в повседневной жизни, по стали очевид­ными на сеансе арт-терапии с шокирующей ясностью.

Фигура давления семьи

Это другой пример более чем абстрактного самовыра­жения, полное отсутствие каких-либо человеческих фигур или черт, тут удлиненные геометрические фигуры, сжатые имеете, преимущественно в красных, голубых, желтых и си­реневых тонах. Это тоже рисунок семьи — изображение внутреннего семейного влияния и давления — абсолютно символическое самовыражение посредством фигур. Кли­ент — подававший большие надежды студент, страдающий от депрессии, теперь отстающий и получающий низкие оценки, хотя он даже «занимается ночами». Клиент не смог словами описать свою семью. Уверив меня в изобилии люб­ви и заботы, он также сказал, что его семья «сильно отлича­лась» от всех других семей и что он «не может найти слов, чтобы описать это». Он сказал, что не может рисовать лю­дей. Когда я сделала предположение, что можно попробо­вать нарисовать просто формы, клиент тотчас с этим согла­сился.

Несмотря на то что на рисунке нет человеческих фигур, они проступают посредством ощущения ударов и пинков в очень немногословной и, возможно, беспокойной и злой семье, состоящей из двух родителей и трех сыновей (мой клиент был средним сыном). Когда он посмотрел на гото­вую картину, то произнес: «Я не знал, что мне это все так же тяжело. Я уже третий год не живу дома, но, о, парень, ты же все еще там!» Затем он начал описывать пять грубо рас­крашенных, сплющенных фигур, которые «не оставили ему воздуха для дыхания».

Это был не материализованный поток бессознательно­го, а, наоборот, осознанный материал, ставший ясным с по­мощью визуализации трудновыносимой и труднопонимае­мой социокультурной ситуации. Новое переживание виде­ния собственного рисунка помогло клиенту ухватить и описать довольно простыми словами понятие семейного давления. Рисование оказалось самым полезным в терапии для этого молодого человека.

Другой клиент, женщина, некоторое время смотрела на бумагу размером 18 x12 дюймов, а затем решительно нари­совала свою картину. В ответ на «Что-ты-видишь?» она дала следующее описание, которое здесь представлено в доволь­но сжатом виде:

«Зазубренная, зигзагообразная фиолетовая ли­ния в левом верхнем углу двигается наружу. Ее самый длинный край не острый, а как-то закруглен. Это отражает все положительные качества взаимоотноше­ний. Но по мере того как линия спускается вниз, она становится уже, острее и внизу становится совсем за­зубренной. Горизонтально, в верхней части листа справа налево движется оранжевая фигура по на­правлению к фиолетовой фигуре, частично ее пере­крывая, хотя фиолетовая видна сквозь оранжевую. Верхняя линия оранжевой фигуры — толстая, а кни­зу она утоньшается, становясь равномерной нижней линией и закрывая фигуру в верхнем углу. В нижнем правом углу — я — розовый напиток в стакане, стоя­щий на полосатой подставке холодных тонов. Напи­ток в стакане — единственная реалистичная часть ри­сунка. Я наблюдаю за тем, что происходит с другими фигурами, и мои чувства хороши и приятны. Но еще я переживаю это (указывает на «лужу», «накапав­шую» из фиолетовой фигуры) — остается неприят­ный осадок».

РИСУНОК 7. Фигуры развития.

 

Женщина стала описывать цвета и их символические смыслы: фиолетовый — злость; оранжевый — добрые, теп­лые чувства; прохладные, приятные тона стакана и под­ставки означают то, что она довольна своей жизнью на на­стоящий момент; теплый, живой розовый цвет напитка — единственный истинный цветовой элемент рисунка (ос­тальное лишь цветовые контуры) — выражение того, что внутри все живо и обладает способностью переживать ве­ликолепные ощущения и наблюдать за их сменой.

Особенно интересна разница в настроении и чувствах клиента в начале и после завершения рисунка. Вначале бы­ло напряжение от конфликтующих чувств и смятение от ис­пытываемой злости и других эмоций. Напряжение не ути­хало, несмотря на замечательные вербальные способности клиентки, потому что слова не помогают понять структуру текущих внутренних переживаний.

Когда клиентка смотрела на чистый лист бумаги и на от­крытую коробку пастели, тогда перед рисованием происхо­дил процесс интуитивного познания внутренних пережива­ний, который помог ей «пронаблюдать» развитие своих чувств от одного эмоционального состояния к другому. Это требует эмоциональных и когнитивных усилий. Она поня­ла существенные особенности своего кризиса, потому что изобразила их в виде взаимодействующих между собой ли­ний, фигур и цвета. Теперь она может увидеть, четко и яс­но понять свой внутренний мир и стать сильнее.

Несколько недель спустя женщина вновь посмотрела на данный рисунок. На этот раз она увидела очерченную оран­жевым фигуру, двигающуюся слева направо. Занимая все верхнее пространство, она двигалась от зазубренной фио­летовой фигуры. Клиентка заметила воображаемую линию, идущую от стакана вверх к правому верхнему углу оранже­вой фигуры. Даже косые линии подставки теперь стали на­правлены к оранжевой фигуре. Эти новые наблюдения сви­детельствуют о некотором самопознании. Моя клиентка близко подошла к решению своего уже конкретизирован­ного кризиса. Она была готова перейти к другим аспектам своего внутреннего конфликта.

РИСУНОК 8. Фигуры осознания.

 

Следующий рисунок, состоящий из двух фигур, начи­нался с заметного возбуждения мисс 3. (Miss Z.), когда она взглянула на яркие цвета мелков в новой коробочке. Ей да­ли краткую инструкцию об интуитивном познании и попро­сили нарисовать какие-нибудь фигуры на тему, как она себя сейчас ощущает. Клиентка посмотрела на цвета и заявила, что не знает, что рисует, даже когда стала аккуратно изо­бражать три темно-красных треугольника в верхней части листа бумаги размером 18 x12 дюймов, очертив их толсты­ми черными линиями, которые наверху пересекались под острым углом (Рисунок 8). Затем с левого края она добави­ла четвертую фигуру, лежащую в некотором отдалении от группы треугольников, и в конечном счете восходящую вверх и от них. Эта фигура заметно отличается от других. Она вытянута и закруглена, слегка очерчена тонкими чер­ными линиями и закрашена «мягким, теплым красным цве­том», у нее нет дна, которое было бы очерчено и придавало

завершенность, таким образом, цвет сам завершает свое распространение вместо запирающей линии. Клиентка за­метила это и назвала «открытость, вероятно, для того что­бы выйти наружу».

Размышляя вслух, что «подо всем этим должно быть что-то», она нарисовала черные подпорки для фигур, сред­нюю линию, укрепляющую конструкцию, и линию основа­ния, завершив это игривой волнистой линией теплого красного цвета. Клиентка начала рисовать вверху листа, а закончила — внизу.

Она пришла к рефлексии и символическим смыслам че­рез молчаливое разглядывание своей картины и детальное описание. Она отметила, что четвертая фигура с верхнего левого края сильно «отличалась от остальных фигур», ее красный цвет был «мягким и теплым», как цвет волнистой линии основания, оба этих красных цвета «принадлежат одному» и, возможно, являют собой ее «собственную лич­ность». Еще клиентка предположила, что мягкие красные тона показывают, как она была счастлива в детстве, а затем стала «печальной» и «остается такой» несмотря на профес­сиональный успех и хорошее материальное благосостоя­ние.

Спустя несколько недель, насыщенных рисованием и вербальной психотерапией, мы снова посмотрели на дан­ную картинку. Сперва мисс 3. нашла ее «детской — так как только ребенок мог нарисовать такую простую картинку». Но тем не менее после молчаливого разглядывания она за­метила различия между треугольниками в верхней группе: самый сильный и темный — средний треугольник, «справа от него» похожий, но слабее, а «слева от него» немного уда­ленный треугольник с закругленной верхушкой, и дальше слева «совсем на них не похожая фигура». При взгляде на эту фигуру лицо клиентки стало грустным. Повторяя «я не знаю», она села и тихо заплакала. Когда мисс 3. успокои­лась, я спросила: «Сколько здесь изображено фигур?» Она ответила: «Четыре». «Сколько человек в Вашей семье?» «Четыре», — ответила она в изумлении, и тут же провела символическую связь между четырьмя фигурами и четырьмя членами своей семьи. На картине она показала отца, мать, старшую сестру и себя.

Ее первичные внутренние переживания тягостной жиз­ни в детстве отображены в рисунках фигур, а затем она де­тально рассказала об этом. Она опознала себя в «непохожей ни на что фигуре», которая пассивно наклонилась, хотя и обладает тенденцией к движению вверх. У данной фигуры слабый контур наряду с удивительной силой «открытости для выхода наружу». В цвете фигуры, «отличной от других», демонстрируется множество чувств — добрых и мучитель­ных, которые так долго томились внутри без понимания.

Я попросила ее нарисовать еще несколько фигур, чтобы более глубоко осознать эти чувства. Сначала, применив ин­туитивное познание к эмоциональным переживаниям, она визуализировала это на рисунке 9. Как и в предыдущий раз, мисс 3. начала рисовать фигуру наверху, позже добавив нижнюю часть картинки.

Слева направо появилась агрессивная и довольно зигза­гообразная фигура, разрывающая поверхность по горизонтали. Ее множественные составные части зазубрены, окра­шены в ядовито-розовый цвет и обведены ярко-красным. Центральная область фигуры ядовито-голубая. Крайняя правая часть фигуры напоминает открытую рыбью пасть.

 

РИСУНОК 9. Фигуры осознания.

 

Нижнюю часть бумаги она закрасила в соответствии с тремя частями, обозначенными волнистыми линиями: си­ним морем, коричневым берегом и зелеными полями. Неж­но, легко закрашенное светло-голубое небо создает фон для верхней части картины.

3. решила, что «эта фигура», состоящая из свирепых ли­ний, движения и цвета, «должно быть, ее страх, который она раньше совсем не осознавала. Это противоречит тому, какой она себя представляла — и какой ее видели дру­гие — «доброй по своей природе», потому что она никогда не злилась, даже на тех, кто причинял ей неприятности.

Она расстроилась из-за этого и описала картину следую­щим образом: «чудовищная змея, пролетающая по небу с открытой пастью, чтобы все сожрать, даже эти светло-голу­бые облака». Клиентка также заметила различие между нежно закрашенным голубым небом и «бьющими» цветами фигуры, летящей над морем и полями.

Зная себя как печальную и пассивную личность, особен­но в сфере отношений с мужчинами, она внезапно осозна­ла, что является очень злой, как сама «эта фигура».

Бесформенная эмоциональность, встречающаяся у кли­ентов, требует немедленной визуализации в форме и цвете. Ее злость и печаль в действительности были как изменчи­вые цвета, не имеющие формы. Но им необходима форма, чтобы быть символически выразительными и участвовать в дальнейшем психотерапевтическом процессе.

Огромная мешанина из остроугольных красных, чер­ных и фиолетовых линий, существование которых отрица­ется в реальности, отразила состояние души мисс Н., когда она в первый раз пришла на сеанс психотерапии. Тем не менее вскоре в ее рисунках, состоящих из линий, начали появляться намечающиеся фигуры. Иногда это было про­сто совмещение двух линий и формирование угла, а иногда круглые и овальные линии стремились окончательно превратиться в фигуру. Такие незавершенные формы создава­ли тягостное напряжение на плоскости, свидетельствую­щее о внутреннем напряжении клиентки. Таким образом, молодая женщина вошла в арт-психотерапию абсолютно неудовлетворенной и с острой депрессией, сопровождаю­щейся страхами. Некоторые рисунки фигур стали для нее переломными моментами в психотерапии, где она столкну­ла реальность своих внутренних чувств со своими защитны­ми представлениями о себе, отчужденной от мира. Именно это столкновение стало источником самопознания. Изме­нение возникло при переработке и ассимиляции данной ситуации.

Ниже показаны и обсуждены в свете взаимоотношений между фигурами пять из семи рисунков фигур. Это обсужде­ние базируется на возникающих в процессе рассматрива­ния и вербального описания наблюдениях, описаниях и размышлениях клиента о символике личностных смыслов.

На рисунке 10 мы видим фигуру, расположенную слева на листе размером 18 х 12 дюймов. Это открытая овальная фигура, обведенная светло-желтым и закрашенная синим, выделенная толстой красной линией. Внутри дуплообразной поверхности находится черная яйцеобразная фигура. Немного бледная с правой стороны, данная фигура посыла­ет в мир какие-то таинственные и непонятные сигналы бледно-голубого цвета. «Большой овал защищает и согрева­ет, — сказала клиентка, — по еще он такой злой; и я, черная яйцеобразная фигура, прячусь там со всеми своими страха­ми и депрессией и посылаю миру эту слабую голубую беспо­койную, застенчивую личность, которая постоянно твер­дит «может быть», «вероятно», ну...» Она решила, что защи­щающий овал — это ее друг, который пытается над ней доминировать. И еще она решила, что эти две фигуры оли­цетворяют связь любовь—ненависть между ней и ее ма­терью.

Я отметила свободное пространство между двумя фигу­рами на плоскости и интенсивность черного цвета, оттал­кивающую овальную фигуру, — и поинтересовалась этим. Мисс Н. долго изучала указанное место: хотя она подавала в мир сигналы застенчивости и страха и находилась на попе­чении этого овала, но в то же время держала «его» на рас­стоянии. Таким образом, она осознала, что депрессия об­ладает большой силой и что она сама использует эту силу против своего друга и также что внутри нее существует про­тиворечие между потребностью в защите и злостью на эту защиту.

 

 

РИСУНОК 10. Фигура изменения - относится к серии рисунков в процессе психотерапевтического лечения.

РИСУНОК 11. Фигура изменения - относится к серии рисунков в процессе психотерапевтического лечения.

 

С помощью данного рисунка мисс Н. обратила внима­ние на природу своей депрессии. Затем клиентка нарисо­вала второй рисунок (рис. 11), где, как и в первом, в ле­вой части листа 18 х 12 дюймов появилась она сама как одинокая фигура женщины в синем, сидящая внутри ко­нического «колпака». «Это другой черный цвет, нежели цвет яйцеобразной фигуры (рис. 10), — сказала она. — Здесь больше света. Я облачилась в человеческое сущест­во и оделась в ярко-синий, перейдя за границы и возмож­ности карандаша. Приятно сотворить такое — сделать четкую фигуру, хотя она и выглядит как-то мрачновато. Она заставляет меня почувствовать, что она — это я, чело­век, а не кукла (обращаясь к более ранним рисункам) — и не черное яйцо».

«Что еще ты видишь?» — спросила я. «Я вижу, что «кол­пак» открыт внизу, — я думаю, это путь наружу», — ответила она. Рисунок напомнил ей еще и эмбрион в яйце. «Но (она отошла назад, чтобы взглянуть на картинку в перспективе), но эта синяя человеческая фигура — зрелая личность, а не эмбрион», — заключила она.

На рисунке 12 фигура расположена в правой части лис­та. Клиентка заявила, что «наконец-то нарисовала закон­ченную фигуру». Она старалась сделать черный цвет внут­ри треугольной фигуры, похожей на флажок, чернее, чем на двух предыдущих рисунках. Мисс Н. обвела «флажок» красным и пририсовала несколько прямых красных линий, идущих вверх, что придало особую трагичность.

Под флажком мы видим, как убегает маленький маль­чик. Ребенок обведен тремя волнистыми линиями теп­ло-красного цвета, соответствующими мягкой и округлой форме тела. Черный флаг — символическое изображение отца клиентки, который был зол и имел странную точку зрения на обучение, он «хотел, чтобы я была такой, как он хочет, и все время меня ругал. Да, это маленький ребенок под флажком, и сейчас он бежит».

РИСУНОК 12. Фигура изменения - относится к серии рисунков в процессе психотерапевтического лечения.

 

Любопытная вещь пришла в голову «маленькому ребен­ку» в лице художника. Как только клиентка начала рисовать «ребенка, которого ругают», у нее возникла мысль, что «она не хочет быть наказана, она может убежать». Вот так в ее жизнь вбежал ребенок. На самом деле, наблюдая за про­цессом рисования этой фигуры, я заметила несколько иное — очень важную для изменения, имеющую решающее значение законченность линии и формы и облегчение, проступившее затем на лице моей клиентки. Облегчение становилось нее более и более заметным, по мере того как клиентка начинала замечать появление этого важного из­менения, потому что непосредственные внутренние пере­живания отражаются в форме.

Эта серия фигур помогла моей клиентке осознать свою потребность уйти от влияния непредсказуемой зло­сти и жестокости своего отца, от своих страданий по это­му поводу и от собственной ложной идентификации со своей пассивной матерью. Оба данных затруднения сво­им влиянием серьезно травмировали и предопредели­ли ее собственную самоценность и сформировали ее жизнь.

РИСУНОК 13. Фигура изменения - относится к серии рисунков в процессе психотерапевтического лечения.

 

Последняя картинка из серии изображена на рисун­ке 13, она намного больше и ярче остальных. Как на полот­нах Пикассо, она вертикально ориентирована и занимает центральное пространство листа бумаги 18 x12 дюймов. В ней есть яркие синие и красные цвета, а черный использо­ван очень редко, и то не для того, чтобы изобразить депрес­сивное настроение. Основная часть рисунка — сама худож­ница, она больше не прячется в других фигурах, а помеще­на прямо в центр.

Фигура, которой она является, укреплена на сильной ноге, достаточно прочной, чтобы поддержать большую го­лову. То же самое можно сказать и о непропорционально могучей руке, защищающейся от огромного страшного гла­за, смотрящего сверху вниз и символизирующего отца. Глаз на голове центральной фигуры, изображающей саму худож­ницу, — ярко-черная живая точка — обращен на глаз, кото­рый смотрит сверху вниз. Это столкновение глаза в глаза. Это было первое столкновение между отцом и дочерью, и, хотя он все еще страшен, она отважилась посмотреть ему прямо в глаза. Может быть, ей больше не надо бояться от­ца? Может быть, рисунок стал новой формулировкой того, что было; может быть, она получала удовольствие от такого продолжительного плохого обращения, если до сих пор за­щищается от отца, который уже перестал оказывать на нее такое влияние?

Эти и многие другие особенности внутренних конфлик­тов клиента становятся явными из рисунков фигур, из сло­весного описания и рефлексии того, что вновь возникает в вербальной психотерапии и, в свою очередь, порождает со­ответствующие рисунки.

Когда в нескольких работах одного клиента встречают­ся повторяющиеся особенности, составляющие паттерн, то терапевтически полезно выстроить из них серию и при­менить лечение, продемонстрированное выше. Такое лече­ние является плодотворной комбинацией искусства и вер­бального описания, искусства и терапии.

Трехмерные фигуры

Некоторые клиенты в арт-терапии полностью самовы­ражаются в двухмерных фигурах, нарисованных на пло­ской поверхности. Другим, по-видимому, требуется вопло­тить свои переживания в трехмерных фигурах. Здесь мы рассмотрим глиняные фигуры, сделанные детьми и взрос­лыми в арт-терапевтических группах.

Скульптурные формы — многомерные сущности, обла­дающие еще и неким внешним пространством. В дополнение к высоте, длине и ширине они характеризуются глуби­ной и весом. В скульптурной форме может быть много не­больших плоскостей и поверхностей. Характеристиками скульптуры могут служить также чувство равновесия на верхних и нижних уровнях, разнообразие углов. Первосте­пенной важностью обладает изменение всех свойств и ха­рактеристик скульптуры наряду с изображенными жестами и символической экспрессией. Конечно, она обладает и не­которой художественной ценностью. Тот, кто никогда не лепил, может счесть это задание слишком трудным. Однако даже в самых простых экспрессивных глиняных скульпту­рах мы видим наряду с множеством различимых взаимоот­ношений некоторую направленность, приемлемое равно­весие и значимое личностное символическое самовыраже­ние. И еще — заметно, что художник знает, что лепит.

Дата: 2019-07-24, просмотров: 269.