156                                                                                                                       Глава ly

Митрополит же Кинстянтин повеле ему язык урезати, яко злодею, яко еретику, и руку правую отъяти, и очи ему вынять, зане хулу из* молвил на святую Богородицу».¹

Существуют свидетельства применения в рассматриваемый пе­ риод и такого вида наказания, как смертная казнь.

В Киеве «разгневался князь (Ростислав), повелел связати ему (Григорию Чудотворцу) руки и ноги и камень на шею повесить и сбросить в воду и так потоплен он был ...». В Новгороде в 1224 г. со­ жгли 4 волхвов за волшебство. В 1230 г., во время голода, там же жгли людей за людоедство.

Как справедливо отмечает М. Ф. Владимирский-Буданов, «клас­сическое место поучения Мономаха имеет двойственный смысл: "не убивайте, не повелевайте убить, аще будет повинен смерти". Очевид­но, суды могли приговорить к смерти.»²

А. Богдановский также пишет о том, что кроме перечисленных в Русской Правде «князья употребляли и другие наказания, назы­ваемые в источниках общим именем казней... То или другое нака­ зание выбирал князь — это зависело совершенно от его произвола. Иногда он за одно и то же преступление в одном случае наказывал так, в другом иначе, иногда же и совсем не наказывал виновного или же только удалял его от себя (Ипатьевская летопись 1170 г .)».³

Во многом именно поэтому трудно, практически невозможно де­лать какие-либо выводы о тенденциях в практике назначения нака­ заний в рассматриваемый период.

По мнению А. Богдановского, «с самими средствами наказания князья наши могли познакомиться из источников византийских, ко­ торые постоянно были в ходу в церковных судах и существовали по крайней мере в 13-м столетии, уже в русском переводе (особенно за­ мечателен так называемый Закон судный людем). Да кроме того, ве­ роятно, не без влияния оставались примеры духовенства, которое употребляло иногда чисто греческие — византийские казни (так, Новгородский епископ Лука, оправдавшись перед митрополитом от

¹ Полное собрание русских летописей. Л., 1977. Т. 33. С. 52.

² Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Пг., 1915. С. 331.

³ Богдановский А. Развитие понятий о преступлении и наказании в русском праве Д°
Петра Великого. М., 1857. С. 62.

^азнагение уголовных наказаний на разлигных этапах развития...                 157

обвинения, возведенного на него холопом Дудиком, отрезал послед­ нему нос и обе руки, после чего тот ушел к немцам).

Но все это были наказания фактические, не освещенные никакой определенной нормой, никаким законом, исключая поток в Русской Правде. До конца 14-го века в законодательных источниках мы не знаем и не видим других публичных наказаний».¹

Но все-таки наиболее распространенными, определяющими бы­ ли имущественные наказания. Такая тенденция была характерна, по­ жалуй, только для данного периода в развитии отечественного права и государства.

Объяснения этого факта можно встретить у различных ав­ торов.

По мнению Н. Неклюдова, в этот период «преступление рас­сматривается, главным образом, с точки зрения частного вреда. Правда, что в преследование и наказание их вмешивается сама обще­ ственная власть, но ее вмешательство оттесняется слишком сильно фискальным характером. Она смотрит на свое преследование не как на обязанность, отправляемую во имя охранения общественных от­ ношений, а как на личное право властителя. Правонарушение — это ее доходная статья. Налог, получаемый с преступления, идет на удов­ летворение дружинников, кормленщиков, чиновников власти. Вот почему весьма много преступлений облагаются не только денежным вознаграждением в пользу обиженного, но и денежным штрафом — вирою и продажею — в пользу князя».²

Современный исследователь П. А. Кошель совсем иначе объяс­ няет преобладание имущественных наказаний как в законодательст­ ве, так и на практике в рассматриваемый период. По его мнению, «с точки зрения православной церкви, источник наказания (греха) заключался в страсти к гордыне, различным плотским удовольстви­ ям. Наказание штрафом служит средством ликвидировать этот ис­ точник, изымая денежные средства».³

₂ Там же. С. 63.

БернерА Ф. Учебник уголовного права. Части Общая и Особенная. С примечания­ми, предложениями и дополнениями по истории русского права и законодательству Н- Неклюдова. Том I . Часть Общая. Перевод Н. Неклюдова. СПб., 1865. С. 168.

Кошель П. А. История наказаний в России. История российского терроризма. М.: ^г олос, 1995. С. 3.

158                                                                                                                       Глава /у

С данной точкой зрения, на наш взгляд, вряд ли можно согла­ ситься. Позиции церкви в рассматриваемый период не были так сильны. Поэтому более верным представляется предположение Н. Неклюдова.

Следует отметить, что абсолютное большинство статей Русской Правды предусматривают за совершенное преступление только один вид и размер наказания (прообраз норм с абсолютно-определенны­ ми санкциями): «аже кто убиеть княжа мужа в разбои... то 80 гривен; таки ли людин, то 40 гривен»,«... а за рядовича 5 гривен»,« а за смер- дин холоп 5 гривен» и т. д.

Как уже отмечалось, в Пространной редакции Русской Правды одним из критериев, определяющих меру наказания, являлось в ос­ новном социальное положение потерпевшего: самый высокий де­ нежный штраф (вира) налагался за убийство «княжа мужа», а самый низкий — за убийство холопа (ст. 3, 16 и др.). Холопа, всего лишь ударившего свободного человека, можно было даже убить (ст. 65 Пространной редакции).

Достаточно суровые меры наказания были предусмотрены в Рус­ ской Правде и за имущественные преступления, что, несомненно, связано с усилением охраны феодальной собственности.

Наиболее характерными для рассматриваемого периода были имущественные наказания — денежные штрафы. Однако за особо важные преступления против имущества или личности представите­ лей господствующего класса применялось такое наказание, как по­ ток и разграбление, а также членовредительные наказания и смерт­ ная казнь (при этом два последних вида наказания не были закрепле­ ны на законодательном уровне).

После смерти Ярослава Мудрого в 1054 г. Древнерусское государство с центром в Киеве распалось на ряд феодальных кня­ жеств, самостоятельных полугосударств. В XII в. их было уже две­ надцать.

Важнейшие правовые сборники того времени, в первую очередь «Русская Правда» и княжеские церковные уставы, признавались дей­ствительными не только в Киеве, но и в других землях. Но с течением времени возникла потребность в создании правовых источников, ко­ торые в той или иной мере отвечали бы местным экономическим и общественно-политическим особенностям.

Цазнагение уголовных наказаний на разлигных этапах развития.,.                 159

В числе таких источников права различных земель ученые выде­ ляют Новгородскую и Псковскую Судные Грамоты.

Новгородская Судная Грамота (1456 г.) содержала, в основном, нормы процессуального права, тогда как Псковская Судная Грамота (1462—1467 гг.) — нормы уголовного, гражданского и процессуаль­ ного права. Несмотря на то, что эти грамоты являлись документами региональными, по мнению исследователей, их нормы использова­ лись и за пределами Псковской и Новгородской земель, на других территориях, т. е. в какой-то мере они имели общерусское значение. Эти законы и Русская Правда поздних редакций неизбежно взаимо­ действовали друг с другом.¹

В Псковской и Новгородской Судных Грамотах понятие престу­ пления значительно изменилось по сравнению с Русской Правдой. Под преступлением теперь понимался уже вред, причиненный не только отдельному лицу, но и государству в целом. Поэтому судные грамоты предусматривали ответственность в том числе и за полити­ческие преступления.

Круг субъектов преступлений в рассматриваемых законодатель­ных актах не был определен. Очевидно, он был гораздо шире, нежели в Русской Правде, поскольку холопство в Пскове было распростране­но в сравнительно малых масштабах.²

В судных грамотах нет ни одной статьи, которая ставила бы уго­ловную ответственность нарушителя в зависимость от его сословной принадлежности. «Статус свободы был единственным и самодоста­ точным основанием уголовной ответственности, т. е. не будучи холо­ пами, лица всех сословий отвечали перед законом».³

В отличие от периода Русской Правды, в рассматриваемый период наметилась дифференциация подхода к ответственности соучастников. И хотя непосредственно сами источники об этом не упоминают, летопись, в частности, свидетельствует, что в 1342 г . некий Онцифор обвинял Федора и Ондрешка в том, что они подослали убить его отца.⁴ Следовательно, новгородцы раз-

¹ Российское законодательство Х-ХХ веков. М., 1984. Т. 1. С. 321.

² Агафонов Ю. А., Упоров К В. Историческое развитие уголовного права России.
Учебное пособие. Краснодар, 2001. С. 16.

³ Проценко Ю. Л. Государство и право Руси в период феодальной раздробленности
( XII - XIV вв.). Лекция. Волгоград, 2001. С. 45-46.

⁴ Новгородская первая летопись. С. 356.

160                                                                                                                       Глава /у

личали непосредственных исполнителей и подстрекателей или орга­ низаторов.

В качестве обстоятельства, отягчающего уголовную ответст­ венность, ст. 8 Псковской Судной Грамоты называет рецидив: «Что бы и на посад(е) но крадется ино двожды е пожаловати, а изличив казнити по его вине, и в третий ряд изли(чи)в, живота ему не дати, крам кромъскому татю».¹ Как видим, наказание в случае рецидива преступлений устанавливалось весьма суровое.

В Новгороде и Пскове впервые в истории русского уголовного права появляется категория государственных преступлений, «что знаменует новый шаг в развитии феодальной государственности, свидетельствующий об осознании государством своей самостоятель­ ности, своего верховенства над населением и недопустимости про­ тестов со стороны последнего, характеризуемых отныне как преступ­ ные посягательства».²

Среди государственных преступлений, ответственность за кото­ рые предусматривалась уголовным законодательством, центральное место занимали составы «перевета» и «крамолы».

«Перевет» означал измену и мог заключаться в сношениях с вра­гами государства, переходе на сторону врага и наказывался смертной казнью.

Летописи называют переветниками посадника Якуна, бежавшего в 1141 г. вместе с изгнанным князем Святославом; посадника Заха-рью и бирича Несду, имевших связи с враждебным Новгороду кня­зем Святославом в 1167 г.; Сбышку Волосовича, Завиду Волосовича и других, передавших в 1194 г. мятежной Югре новгородских данни­ков; двинских воевод, взявших в 1397 г. сторону великого князя Мо­ сковского, отложившихся от Новгорода и поделивших между собой новгородские земли, и т. п.³

Статья 7 Псковской Судной Грамоты предусматривает ответст­ венность за перевет наряду с другими преступлениями: поджогом,

¹ Отечественное законодательство XI — XX веков. Часть I . XI — XIX века. М., 1999.
С. 40.

² Мармышин О. В. Вольный Новгород. Общественно-политический строй и право
феодальной республики. М.: Российское право, 1992. С. 280.

³ Новгородская первая летопись. С. 26,220,234, 335, 337, 392, 393.

#азнагение уголовных наказаний на разлигных этапах развития...                 161

кримской кражей, конокрадством («а крим(с)кому татю и коневому ц переветнику и зажигалнику тем живота не дати»).¹

Уровень развития уголовного права в то время не был достаточ­ но высок для того, чтобы законодатель разграничил преступления по объекту посягательства на государственные и общеуголовные. По­ этому деяния, которые современное уголовное право относит к кате­ гории особо опасных государственных преступлений (измена), стоя­ ли рядом с имущественными преступлениями (конокрадство). С точ­ ки зрения законодателя XV в. конокрадство было также опасно, как и измена.²

Крамола как один из видов государственных преступлений того времени означала мятеж, восстание, смуту. От перевета крамолу от­личало отсутствие у виновного связи с внешними силами, враждеб­ными государству. Как и перевет, крамола могла выразиться в том числе в грабежах и насилиях, но исчерпывалась ими только в том случае, если грабежи ввиду своих масштабов приобретали антигосу­ дарственный характер.³

Не случайно Новгородская Первая летопись за 1291 г. упо­ минает о случае, когда «грабиша торг крамольники». Новгород­цы, собравшись на вече, судили их и двоих сбросили с моста в Волхов.⁴

В отличие от Русской Правды, Псковская Судная Грамота уже более детально регулирует имущественные преступления, среди ко­ торых татьба (ст. 1,7,3,4), грабеж и разбой (ст. 1,20), наход (ст. 1), поджог (ст. 116).

Это было обусловлено процессом феодализации страны, связан­ ным с ним усилением классовых противоречий и неизбежным поэто­ му обострением классовой борьбы. В сложившихся условиях усиле­ние охраны собственности феодалов, купцов и ростовщиков от вся­ ческих покушений на нее со стороны их классовых противников

¹ Отечественное законодательство XI — XX веков. Часть I . XI - XIX века. М., 1999.
С 40.

² Российское законодательство Х-ХХ веков. Том 1. Законодательство Древней Ру­
си. М., 1984. С. 349.

³ Мартышин О. В. Вольный Новгород. Общественно-политический строй и право
феодальной республики. М., 1992. С. 281.