Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

 

Король Лю­до­вик XVI

 

Выше мы ука­зы­ва­ли на строй­ную сис­те­му, ко­то­рой дер­жа­лись фран­цузс­кие ко­ро­ли: у каж­до­го из них был пер­вым ми­нистр и фа­во­рит­ка.

Людовик XVI пер­вый на­ру­шил эту тра­ди­цию. Фа­во­рит­ки у не­го не бы­ло, а с пер­вы­ми ми­нист­ра­ми он пос­ту­пал так: по­пал­ся ему один очень сим­па­тич­ный че­ло­век — Тюр­го. Только что этот Тюр­го взял­ся за по­лез­ные, на­сущ­ные ре­фор­мы, как Лю­до­вик XVI под дав­ле­ни­ем арис­ток­ра­тов спох­ва­тил­ся и прог­нал Тюр­го. Пос­ле Тю­рго он под дав­ле­ни­ем об­щест­вен­но­го мне­ния приг­ла­сил уп­рав­ля­ющим фи­нан­са­ми бан­ки­ра Нек­ке­ра, то­же взяв­ше­го­ся за ре­фор­мы, но в ско­ром вре­ме­ни спох­ва­тил­ся и под дав­ле­ни­ем арис­ток­ра­тии прог­нал его. Впро­чем, че­рез не­ко­то­рое вре­мя он под дав­ле­ни­ем на­ро­да сно­ва приг­ла­сил Нек­ке­ра.

Из вы­ше­из­ло­жен­но­го вид­но, что это был ко­роль, на ко­то­ро­го не да­вил только ле­ни­вый.

Под дав­ле­ни­ем же на­ро­да бы­ло соз­ва­но ко­ро­лем На­ци­ональное соб­ра­ние. Но тут вме­ша­лось дав­ле­ние арис­ток­ра­тии и прид­вор­ных. Ко­роль пос­лал На­ци­онально­му соб­ра­нию при­каз ра­зой­тись. Ора­тор соб­ра­ния Ми­ра­бо вско­чил и за­явил:

— Мы здесь по во­ле на­ро­да, и только си­ла шты­ков раз­го­нит нас!

В эту ми­ну­ту слу­чи­лось так, что ник­то не да­вил на ко­ро­ля. Он кив­нул го­ло­вой и доб­ро­душ­но ска­зал:

— Ну лад­но. Си­ди­те уж.

Впрочем, че­рез нес­колько дней под дав­ле­ни­ем прид­вор­ной пар­тии ко­роль ре­шил стя­нуть к Па­ри­жу вой­ска из иност­ран­ных на­ем­ни­ков. Тог­да-то Фран­ция и воз­му­ти­лась про­тив сво­его ко­ро­ля.

Говорят, что муж пос­лед­ний уз­на­ет об из­ме­не же­ны. То же про­ис­хо­дит и с ко­ро­ля­ми, при­чем роль же­ны иг­ра­ет стра­на.

До че­го Лю­до­вик XVI был слеп, по­ка­зы­ва­ет сле­ду­ющий ис­то­ри­чес­кий факт.

Когда ему до­ло­жи­ли, что На­ци­ональное соб­ра­ние от­ка­за­лось ра­зой­тись, он всплес­нул ру­ка­ми и ска­зал:

— Да ведь это кап­риз!

— Нет, го­су­дарь, — воз­ра­зи­ли ему, — это скан­дал. Че­рез нес­колько дней ему до­нес­ли, что па­рижс­кие граж­да­не ор­га­ни­зо­вы­ва­ют ми­ли­цию.

Опять всплес­нул ру­ка­ми ко­роль:

— Да ведь это скан­дал!

— Нет, го­су­дарь, — воз­ра­зи­ли ему, — это уже бунт.

А че­рез два дня, ког­да па­ри­жа­не взя­ли и раз­ру­ши­ли Бас­ти­лию, ко­роль, уз­нав об этом, сно­ва па­те­ти­чес­ки всплес­нул ру­ка­ми и воск­лик­нул:

— Да ведь это бунт!

— Нет, го­су­дарь… Это уже — ре­во­лю­ция!

Тогда ко­роль ус­по­ко­ил­ся и да­же пе­ре­ехал из Вер­са­ля в Па­риж.

У Лю­до­ви­ка XVI ос­та­вал­ся еще прек­рас­ный вы­ход, ко­то­рым он мог спас­ти свое по­ло­же­ние: сто­ило ему только выб­ро­сить за две­ри всех прид­вор­ных, ко­то­рые ока­зы­ва­ли на не­го дав­ле­ние, — всех ту­не­яд­цев, ле­ни­вых и глу­пых не­го­дя­ев.

Вместо это­го он:

1) под дав­ле­ни­ем приб­ли­жен­ных за­ду­мал бе­жать за гра­ни­цу. Был пой­ман и при­ве­зен в Па­риж;

2) под дав­ле­ни­ем прид­вор­ных всту­пил в пе­ре­го­во­ры с иност­ран­ны­ми го­су­дарст­ва­ми, про­ся у них по­мо­щи про­тив Фран­ции.

За это Фран­ция при­го­во­ри­ла ко­ро­ля к смер­ти.

Он умер 21 ян­ва­ря 1793 го­да под но­жом гильоти­ны и пе­ред смертью впер­вые дер­жал се­бя твер­до и спо­кой­но… Ве­ро­ят­но, по­то­му, что поч­ти ник­то уже не ока­зы­вал на нес­част­но­го ко­ро­ля дав­ле­ния.

Умер ко­роль, ис­ку­пив кровью все бе­зумст­ва сво­их пыш­ных пред­шест­вен­ни­ков, ис­ку­пив ра­зо­ре­ние и упа­док стра­ны, ис­ку­пив страш­ную гнус­но-про­ро­чес­кую фра­зу сво­его де­да:

— После ме­ня хоть по­топ!

 

Террор

 

Национальное соб­ра­ние пе­ре­да­ло власть За­ко­но­да­тельно­му соб­ра­нию, а За­ко­но­да­тельное соб­ра­ние — На­ци­онально­му Кон­вен­ту.

Если мож­но так вы­ра­зиться — Фран­ция ле­ве­ла с каж­дым днем.

Сначала у влас­ти сто­яли жи­рон­дис­ты, каз­нив­шие вра­гов сво­бо­ды, но ког­да они ока­за­лись не­дос­та­точ­но ле­вы­ми — их сме­ни­ли мон­таньяры.

Монтаньяры с Ро­беспьером, Дан­то­ном и Ма­ра­том во гла­ве, ко­неч­но, не­мед­лен­но каз­ни­ли жи­рон­дис­тов как вра­гов сво­бо­ды.

Когда все жи­рон­дис­ты бы­ли каз­не­ны, Ро­беспьер ос­та­но­вил свои рас­се­ян­ный взор на Дан­то­не и по­ду­мал: «А не каз­нить ли Дан­то­на как вра­га сво­бо­ды?»

Ког­да он пред­ло­жил это то­ва­ри­щам мон­таньярам, те очень об­ра­до­ва­лись и каз­ни­ли то­ва­ри­ща Дан­то­на.

Впрочем, вско­ре пос­ле это­го мон­таньяры за­да­ли са­ми се­бе воп­рос: «А не от­ру­бить ли го­ло­ву то­ва­ри­щу Ро­беспьеру?»

Сде­ла­ли это. У Ро­беспьера был то­ва­рищ, мон­таньяр Сент-Жюст. От­ру­би­ли го­ло­ву и Сент-Жюс­ту.

Таким об­ра­зом, из всей ком­па­нии один только Ма­рат умер сво­ей смертью. Он был убит в ван­не Шар­лот­той Кор­де — «одной меч­та­тельной де­вуш­кой», как мяг­ко вы­ра­жа­ет­ся Ило­вай­ский.

 

НАПОЛЕОН БОНАПАРТ

 

В то вре­мя как жи­рон­дис­ты и мон­таньяры по­ти­хоньку ру­би­ли друг дру­гу го­ло­вы. На­по­ле­он Бо­на­парт по­ти­хоньку выд­ви­гал­ся впе­ред.

— Кто же та­кой был На­по­ле­он Бо­на­парт? — спро­сит лю­бо­пыт­ный чи­та­тель.

Это был обык­но­вен­ный ар­тил­ле­рий­ский офи­цер, выд­ви­нув­ший­ся при оса­де Ту­ло­на. Здесь мы ка­те­го­ри­чес­ки долж­ны оп­ро­верг­нуть ут­верж­де­ние не­ко­то­рых ис­то­ри­ков, ко­то­рые про­из­во­дят имя ве­ли­ко­го Бо­на­пар­та от его во­ен­ных под­ви­гов на по­ле бра­ни (На-по­ле-он). Во-пер­вых, ес­ли бы это бы­ло так, то прос­тая гра­мот­ность тре­бо­ва­ла бы иной ор­фог­ра­фии, а во-вто­рых. На­по­ле­он был фран­цу­зом, бо­лее то­го, кор­си­кан­цем — кор­си­кан­цы же, как из­вест­но, по-рус­ски не го­во­рят, по­че­му наз­ва­ли бы На­по­ле­она по-фран­цузс­ки; кро­ме то­го, име­на обык­но­вен­но да­ют­ся еще при рож­де­нии, ког­да са­мый про­ни­ца­тельный че­ло­век не мо­жет оп­ре­де­лить раз­ме­ра бу­ду­щих рат­ных под­ви­гов ре­бен­ка…

Вообще, со­лид­ный чи­та­тель, мы уве­ре­ны, не при­даст серьезно­го зна­че­ния этой не­ос­но­ва­тельной ги­по­те­зе…

Секрет ус­пе­ха На­по­ле­она, ес­ли вду­маться в не­го, ока­зы­ва­ет­ся очень прост: ар­мия бы­ла пре­да­на ему ду­шой и те­лом, а до­биться та­кой при­вя­зан­нос­ти у прос­тых чест­ных сол­дат бы­ло очень лег­ко.

Мы со­об­щим ре­цепт ус­пе­ха На­по­ле­она на тот слу­чай, ес­ли кто-ни­будь из глав­но­ко­ман­ду­ющих и во­об­ще ге­не­ра­лов по­же­ла­ет им вос­пользо­ваться.

Предположим, что кто-нибудь из читателей попал со своим войском в Египет...

 

РЕЦЕПТ УСПЕХА

 

Предположим, кто-ни­будь из чи­та­те­лей по­пал со сво­им вой­ском в Еги­пет. Предс­то­ит упор­ная бит­ва… Вы, не от­да­вая ни­ка­ких су­хих при­ка­зов и кис­ло-слад­ких рас­по­ря­же­ний (вро­де: «Брат­цы, пос­то­им же за ма­туш­ку-ро­ди­ну… брат­цы, лу­пи неп­ри­яте­ля в хвост и гри­ву — по­лу­чи­те по­том по чар­ке коньяку!»), прос­то вы­би­ра­ете па­ру-дру­гую пи­ра­мид по­вы­ше и ука­зы­ва­ете на них пальцем:

— Солдаты! — кри­чи­те вы. — Со­рок ве­ков смот­рят на вас с вы­со­ты этих пи­ра­мид!

Простодушные сол­да­ты по­ра­же­ны.

— Так мно­го! — шеп­чут они. — Бро­сим­ся же, брат­цы, в бой!!

Если ра­зоб­раться в ска­зан­ной ва­ми фра­зе — в ней не най­дет­ся ни­че­го су­щест­вен­но­го. Но за­ка­лен­ный в бо­ях во­ин нет­ре­бо­ва­те­лен. Ему мно­го­го не на­до. «Со­рок ве­ков» его вос­хи­ща­ют.

Если вбли­зи нет пи­ра­мид, мож­но прид­раться к че­му-ни­будь дру­го­му и опять при­вес­ти сол­дат в край­нее воз­буж­де­ние.

Нап­ри­мер: кру­гом пус­то, а свер­ху све­тит обык­но­вен­ное солн­це.

— Солдаты! — тор­жест­вен­но го­во­ри­те вы. — Это — то са­мое солн­це (как буд­то бы есть еще дру­гое), ко­то­рое све­ти­ло во вре­мя по­бед Лю­до­ви­ка XII.

Не нуж­но сму­щаться тем, что злос­част­ный Лю­до­вик XII не имел ни од­ной по­бе­ды — всю­ду его гна­ли без вся­ко­го ми­ло­сер­дия… Неп­ри­хот­ли­вым во­инам это не важ­но. Лишь бы фра­за бы­ла звон­кая, эф­фект­ная, как ра­ке­та.

Ко­неч­но, пол­ко­во­дец дол­жен со­об­ра­зо­ваться с тем­пе­ра­мен­том и на­ци­ональностью сво­их сол­дат.

Немца на пи­ра­ми­ду не пой­ма­ешь… Ему нуж­но что-ни­будь со­лид­ное, ос­но­ва­тельное или сен­ти­мен­тальное.

Нем­цу мож­но ска­зать так:

— Ребята! Нас со­рок ты­сяч, а вра­гов — пятьде­сят. Но они все ма­ло­рос­лые, ху­дые, в то вре­мя как вы — толс­тые, большие. Каж­дый враг ве­сит в сред­нем око­ло трех пу­дов, а вся их­няя ар­мия — сто пятьдесят тысяч пу­дов. В вас же, в каж­дом, — око­ло пя­ти пу­дов, т. е. вся на­ша ар­мия на пятьдесят тысяч пу­дов тя­же­лее их­ней. Это сос­та­вит двадцать пять процентов. Не­уже­ли же мы их не по­ко­ло­тим?

Кроме то­го, не­мец лю­бит сле­зу.

— Солдатики! — го­во­ри­те вы. сдер­жи­вая ры­да­ния. — Что же это та­кое? Не­уже­ли ж мы не по­бе­дим их? Ес­ли мы их не по­бе­дим — по­ду­май­те, как бу­дут огор­че­ны ва­ши доб­рые ма­ма­ши, вя­жу­щие на за­ва­лин­ке шерс­тя­ной чу­лок, и ва­ши прес­та­ре­лые па­па­ши, пьющие за га­зе­той свой зей­дель пи­ва, и ва­ши до­ро­гое не­вес­ты, ко­то­рые пла­чут и пор­тят свои го­лу­бые глаз­ки.

И все за­ли­ва­ют­ся сле­за­ми: пол­ко­во­дец, сол­да­ты… да­же пос­лед­ний ба­ра­бан­щик пла­чет, ути­рая сле­зу ба­ра­бан­ны­ми пал­ка­ми. По­том все бро­са­ют­ся в бой и по­беж­да­ют.

Легче все­го раз­го­ва­ри­вать с ки­тай­ски­ми сол­да­та­ми. Им нуж­но при­вес­ти та­кой ар­гу­мент:

— Эй, слу­шай­те там: все рав­но ра­но или позд­но по­дох­не­те как со­ба­ки. Так не луч­ше ли по­дох­нуть те­перь, всы­пав пред­ва­ри­тельно вра­гу по пер­вое чис­ло!

Есть еще один при­ем, к ко­то­ро­му На­по­ле­он час­то при­бе­гал и ко­то­рый при­вя­зы­вал сол­дат к пол­ко­вод­цу не­раз­рыв­ны­ми це­пя­ми.

Хо­лод­ное, ту­ман­ное ут­ро… Сол­да­ты жмут­ся у кост­ров, сум­рач­ные, в ожи­да­нии бит­вы. На­по­ле­он вы­хо­дит из па­лат­ки и от­зы­ва­ет от кост­ра од­но­го сол­да­та.

— Э… пос­лу­шай, бра­тец!… Как зо­вут то­го сол­да­та с уса­ми, ко­то­ро­му ты да­вал при­ку­ри­вать и ко­то­рый так ве­се­ло сме­ет­ся?

— Этот? Жан Дю­пон из Бре­та­ни. Он вче­ра письмо по­лу­чил от больной ма­те­ри, ко­то­рая уже выз­до­рав­ли­ва­ет — и по­это­му сей­час рад, как те­ле­нок.

— Ну, как твоей матери — лучше теперь?

 

Наполеон нап­рав­ля­ет­ся к ука­зан­но­му сол­да­ту.

— Здорово, Жан Дю­пон!

Дюпон расц­ве­та­ет… Им­пе­ра­тор зна­ет его фа­ми­лию! Им­пе­ра­тор его пом­нит!…

— А что, Жан Дю­пон, ведь прек­рас­ная стра­на ва­ша Бре­тань?!

Дюпон еле на но­гах сто­ит от счастья. Им­пе­ра­тор Фран­ции зна­ет да­же, от­ку­да он!

— Ну. как тво­ей ма­те­ри — луч­ше те­перь? Выз­до­рав­ли­ва­ет?

Если бед­ный сол­да­тик не схо­дит сра­зу с ума от удив­ле­ния и вос­тор­га — он па­да­ет пе­ред чу­дес­ным по­ве­ли­те­лем на ко­ле­ни, це­лу­ет ру­ки и по­том пы­та­ет­ся убе­жать с оп­ре­де­лен­ной целью раз­зво­нить то­ва­ри­щам обо всем, что про­изош­ло. Но На­по­ле­он удер­жи­ва­ет его.

— Скажи, от ко­го ты сей­час за­ку­ри­вал па­пи­ро­су? Та­кой ры­жий.

— А! Этот? Мой то­ва­рищ, па­ри­жа­нин Клод По­то­фе. Си­ро­та. От­ца его уби­ли во вре­мя взя­тия Бас­ти­лии, и у не­го те­перь, кро­ме не­вес­ты, ма­ленькой Жан­ны, ни­ко­го нет в Па­ри­же.

Часа че­рез два На­по­ле­он на­ты­ка­ет­ся на Кло­да По­то­фе.

— Здорово, ста­рый то­ва­рищ, Клод По­то­фе! Не­бось, сам здесь — хе-хе! — а мыс­ли в Па­ри­же, око­ло ма­ленькой Жан­ны. Эх ты, плу­тиш­ка! Ну, пос­мот­рим, та­кой ли ты за­би­яка в сра­же­нии, как твой отец, ко­то­рый свих­нул свою ста­рую шею око­ло Бас­ти­лии 14 июля.

Клод По­то­фе па­да­ет от изум­ле­ния в об­мо­рок, а ког­да при­хо­дит в чувст­во, го­во­рит сво­им то­ва­ри­щам, зах­ле­бы­ва­ясь:

— Вот это пол­ко­во­дец! Нас у не­го двес­ти ты­сяч, а он зна­ет и пом­нит жизнь каж­до­го сол­да­та, как свою собст­вен­ную…

 

НАПОЛЕОН-ИМПЕРАТОР

 

Если изу­чить как сле­ду­ет жизнь и де­ятельность На­по­ле­она I, то при­дет­ся соз­наться, что этот че­ло­век по­дор­вал в нас вся­кое ува­же­ние к ис­то­рии че­ло­ве­чест­ва, к со­лид­нос­ти и пос­те­пен­нос­ти в про­хож­де­нии то­го ве­ли­ча­во­го мед­ли­тельно­го пу­ти, ко­то­рый свы­ше на­ме­чен на­ро­дам ми­ра.

Этот быв­ший ар­тил­ле­рий­ский офи­це­рик но­сил­ся по всей Ев­ро­пе, как со­ба­ка, ко­то­рой при­вя­за­ли к хвос­ту гре­мя­щую жес­тян­ку-чес­то­лю­бие, драл­ся, как лев, хит­рил, как ли­си­ца, про­лез сна­ча­ла в ге­не­ра­лы, по­том в пер­вые кон­су­лы, по­том в им­пе­ра­то­ры и спотк­нул­ся только тог­да, ког­да дальше ид­ти бы­ло не­ку­да — вся не­че­ло­ве­чес­кая прыть и прек­рас­ная в сво­ем ос­ле­пи­тельном блес­ке наг­лость бы­ла ис­чер­па­на до кон­ца.

Пишущий эти стро­ки счаст­лив, что ему пре­дос­тав­ля­ет­ся воз­мож­ность за­кон­чить «Все­об­щую ис­то­рию» че­ло­ве­чест­ва жизнью На­по­ле­она I — та­ким мо­гу­чим ак­кор­дом, та­ким гран­ди­оз­ным апо­фе­озом, ко­то­рый с са­мой бес­по­щад­ной яс­ностью под­чер­ки­ва­ет тще­ту все­го зем­но­го, эфе­мер­ность так на­зы­ва­емых «исто­ри­чес­ких и про­чих ус­ло­вий».

Маленький че­ло­ве­чек в тре­угольной шля­пе и се­ром по­ход­ном сюр­ту­ке за­хо­тел сде­латься фран­цузс­ким им­пе­ра­то­ром. Он им сде­лал­ся. Это так лег­ко.

У не­го не бы­ло ни­ка­ких пред­ков ко­ро­левс­кой кро­ви, ни­ка­кой пред­шест­ву­ющей ди­нас­тии, ни­ка­ких тра­ди­ций. Ве­ро­ят­но, по­это­му он стал пос­ту­пать дальше с пря­мо­той и бес­це­ре­мон­ностью вар­ва­ра, по­пав­ше­го в му­зей, на­пол­нен­ный дра­го­цен­ны­ми ре­лик­ви­ями ста­ри­ны, прек­рас­ны­ми об­вет­ша­лы­ми тро­на­ми и порт­ре­та­ми це­лых по­ко­ле­ний ко­ро­лей, к ко­то­рым он от­но­сил­ся с иро­ни­чес­ким по­жа­ти­ем плеч раз­бо­га­тев­ше­го ла­воч­ни­ка — се­бе на уме…

Сделавшись им­пе­ра­то­ром, он на ми­нут­ку при­ос­та­но­вил­ся, при­за­ду­мал­ся, по­ло­жив па­лец на гу­бы, и мах­нул ру­кой:

— Эх! Сде­ла­юсь уж, кста­ти, и ко­ро­лем Ита­лии!

Кстати, сде­лал­ся и ко­ро­лем Ита­лии.

Наместником ту­да наз­на­чил па­сын­ка сво­его Ев­ге­ния Бо­гар­не, ко­то­рый при дру­гих ус­ло­ви­ях тор­го­вал бы на Кор­си­ке про­ванс­ким мас­лом в роз­ни­цу или за­ни­мал­ся кор­си­канс­кой вен­дет­той — де­лом, не тре­бо­вав­шим больших рас­хо­дов, но и не да­вав­шим ни­ка­кой при­бы­ли.

Можно во­об­ра­зить, как сме­ял­ся в ти­ши сво­его ка­би­не­та или по­ход­ной па­лат­ки На­по­ле­он, раз­да­вая нап­ра­во и на­ле­во сво­им бед­ным родст­вен­ни­кам тро­ны и ко­ро­левст­ва.

Это де­ла­лось с та­кой лег­костью и прос­то­той, с ка­кой сы­тый бур­жуа да­рит сво­им бед­ным друзьям и родст­вен­ни­кам ста­рые галс­ту­ки и жи­ле­ты, отс­лу­жив­шие хо­зя­ину свою служ­бу.

Например, док­ла­ды­ва­ют На­по­ле­ону:

— Вас там в пе­ред­ней спра­ши­ва­ют.

— Кто спра­ши­ва­ет?

— Говорит — ваш бра­тец Иосиф. Да только по­доз­ри­тельно — прав­да ли это? Уж больно вид у них… по­дер­жан­ный.

— Ага! Зо­ви его сю­да.

Брат вхо­дит, мнет­ся, пе­рес­ту­пая с но­ги на но­гу, мнет из­мыз­ган­ную шап­чон­ку в ру­ках…

Добрый На­по­ле­он ло­бы­за­ет­ся с бра­том.

— Жозеф! Ты! Очень рад те­бя ви­деть. Что это ты в та­ком неп­ре­зен­та­бельном ви­де?

— Я к те­бе… Нет ли мес­теч­ка ка­ко­го?

На­по­ле­он трет лоб.

— Гм… Мес­теч­ка… Мож­но бы­ло бы наз­на­чить те­бя ви­це-ко­ро­лем в Ита­лию, но ту­да я уже Же­ню по­са­дил. Мес­теч­ко за­ня­то. Раз­ве вот что: как те­бе улы­ба­ет­ся Не­апо­ли­танс­кое ко­ро­левст­во?

— Ну, что ж… У ме­ня по­ло­же­ние та­кое, что пой­ду и на это.

— Вот и прек­рас­но. Завт­ра же мо­жешь и вы­ехать. Ска­жи там, что я наз­на­чил те­бя не­апо­ли­танс­ким ко­ро­лем. Спро­си, где трон — те­бе по­ка­жут. Да я луч­ше за­пи­соч­ку на­пи­шу…

 

. . . . . . . . . . . . . . . .

 

— Вас там спра­ши­ва­ют, в пе­ред­ней.

— Кто?

— Говорят, бра­тец Лю­до­вик. Вид то­же… то­во…

— Бедняга! Зо­ви­те его сю­да! Здо­ро­во, Лю­до­вик! Не­бось, то­же за мес­теч­ком… Ну-с — по­рас­ки­нем моз­га­ми. Что у нас за­ня­то и что сво­бод­но? В Ита­лии ко­ро­левст­ву­ет Ев­ге­ний, в Не­апо­ле Жо­зеф… Гм… А, вот! Гол­лан­дия!! Хо­чешь быть гол­ландс­ким ко­ро­лем?

— Голландским? Дру­го­го ни­че­го нет?

— Пока не пред­ви­дит­ся.

— Ну, хо­чу.

— Ну, лад­но.

Впрочем, не только к сво­им родст­вен­ни­кам от­но­сил­ся теп­ло доб­рый На­по­ле­он.

За ко­рот­кое вре­мя он сде­лал со­вер­шен­но пос­то­рон­ним лю­дям та­кие одол­же­ния:

Герцогу Ба­варс­ко­му дал ти­тул ко­ро­ля.

Герцогу Вюр­тем­бергс­ко­му дал ти­тул ко­ро­ля.

Кур­фюрс­ту Сак­сонс­ко­му дал ти­тул ко­ро­ля.

Курфюрсту Ба­денс­ко­му дал ти­тул ве­ли­ко­го гер­цо­га.

Од­наж­ды На­по­ле­ону взгруст­ну­лось.

— Что бы та­кое сде­лать?

После не­дол­го­го раз­мыш­ле­ния он об­ра­зо­вал из за­пад­но­гер­манс­ких вла­де­ний «Рей­нс­кий со­юз», а се­бя наз­вал «про­тек­то­ром» это­го со­юза.

Сам се­бя наз­вал. Ник­то не на­зы­вал. Но ког­да он наз­вал се­бя про­тек­то­ром — все без спо­ров ста­ли на­зы­вать его про­тек­то­ром.

Случилось од­наж­ды так: был у На­по­ле­она еще тре­тий брат, Иеро­ним, — а ко­ро­левств сво­бод­ных больше не бы­ло… Что же де­ла­ет ум­ный На­по­ле­он? Бы­ли у Прус­сии ка­кие-то зем­ли «к за­па­ду от Эльбы». На­по­ле­он от­ни­ма­ет их у прус­са­ков, сос­тав­ля­ет из них Вест­фальское ко­ро­левст­во и — от­да­ет бра­ту.

— На, ми­лый. Ты хоть и млад­ший, но будь не ху­же дру­гих. То­же не лы­ком шит!

Когда у На­по­ле­она не ос­та­лось больше сво­бод­ных родст­вен­ни­ков — он при­нял­ся за сво­их ге­не­ра­лов. Бра­та сво­его Иоси­фа пе­ре­вел из Не­апо­ля в Ис­па­нию («до­вольно те­бе, плу­тиш­ка, быть не­апо­ли­танс­ким ко­ро­лем — будь ис­панс­ким»), а ге­не­ра­ла Мю­ра­та по­са­дил на очис­тив­ший­ся не­апо­ли­танс­кий прес­тол.

Тех же ге­не­ра­лов, ко­то­рые не пользо­ва­лись его рас­по­ло­же­ни­ем, На­по­ле­он без вся­ко­го со­жа­ле­ния са­жал на вто­рос­те­пен­ные тро­ны. Так, его мар­шал Бер­на­дот был по­са­жен на шведс­кий прес­тол.

Историки рас­ска­зы­ва­ют, что по это­му по­во­ду меж­ду Бер­на­до­том и На­по­ле­оном про­изош­ла тя­же­лая сце­на.

— Сами са­ди­тесь на этот прес­тол, — орал нес­дер­жан­ный Бер­на­дот. — На что он мне! Не ви­дел я ва­ше­го шведс­ко­го прес­то­ла!…

— Ничего, го­луб­чик, ся­дешь! Не ве­ли­ка пти­ца, — пос­ме­ивал­ся На­по­ле­он.

— Другие лю­ди как лю­ди, — ры­дал огор­чен­ный Бер­на­дот. — у то­го не­апо­ли­танс­кий прес­тол, у то­го ис­панс­кий. А мне… Ко­неч­но… По­ни­ма­ем-с, по­ни­ма­ем-с… Мы уже не нуж­ны!! Мы уже свое сде­ла­ли! Ха-ха!… Шведс­кий прес­тол…

— О, ми­лый мой. — го­во­рил меч­та­тельно при­тих­ший На­по­ле­он. — бы­ло вре­мя, ког­да и я бы с ра­достью ух­ва­тил­ся за шведс­кий прес­тол…

— Было вре­мя… Ко­неч­но! Бы­ло вре­мя, ког­да мы без шта­нов бе­га­ли. Но это в прош­лом, это зо­ло­тое детст­во! А те­перь — раз че­ло­век вы­рос, сде­лал­ся со­лид­ным — вы обя­за­ны дать ему прес­тол, и не ка­кой-ни­будь, а большой, хо­ро­ший.

— Ну лад­но, ста­рый вор­чун. Са­дись по­ка на то, что есть, а по­том мы те­бе по­ды­щем что-ни­будь по­луч­ше… Что ты ска­жешь, нап­ри­мер, об Авст­рии? Хе-хе…

Только этой хит­ростью и мож­но бы­ло сло­мить уп­ря­мо­го Бер­на­до­та.

История го­во­рит, что Бер­на­дот так и кон­чил свою опальную жизнь в ти­ши и не­из­вест­нос­ти, все­ми за­бы­тый на сво­ем шведс­ком прес­то­ле…

 

КОНЕЦ НАПОЛЕОНА

 

Наполеона по­гу­би­ло то, что он взду­мал вес­ти по­бе­до­нос­ную во­ину с рус­ски­ми. Уди­ви­тельнее все­го, что так оно и слу­чи­лось: На­по­ле­он дей­ст­ви­тельно вел по­бе­до­нос­ную вой­ну с рус­ски­ми. Всю­ду рус­ские отс­ту­па­ли. На­по­ле­он по­беж­дал, рус­ские ухо­ди­ли из Моск­вы, На­по­ле­он всту­пал в Моск­ву, рус­ские тер­пе­ли по­ра­же­ния. На­по­ле­он тер­пел по­бе­ды.

Кончилось тем, что На­по­ле­он по­тер­пел пос­лед­нюю по­бе­ду при Бе­ре­зи­не и ус­ка­кал в Па­риж.

Солнце скло­ни­лось к за­па­ду…

Собака с прик­реп­лен­ной к хвос­ту жес­тян­кой-чес­то­лю­би­ем бы­ла зат­рав­ле­на, заг­на­на и — по­гиб­ла.

Наполеон был щед­рее по­бе­див­ших его со­юз­ни­ков. Он да­рил пос­лед­не­му из сво­их мар­ша­лов це­лые ко­ро­левст­ва, а со­юз­ни­ки по­да­ри­ли ему, им­пе­ра­то­ру, ма­ленький ост­ро­вок Свя­той Еле­ны и од­но­го под­дан­но­го — кон­вой­но­го сто­ро­жа, уха­жи­вав­ше­го за им­пе­ра­то­ром.

Гордый им­пе­ра­тор тер­пе­ли­во улы­бал­ся, а по­том сог­нал улыб­ку с ли­ца и умер, сло­жив в пос­лед­ний раз по-на­по­ле­оновс­ки ру­ки, те са­мые ру­ки, ко­то­рые дол­гое вре­мя жонг­ли­ро­ва­ли «исто­ри­чес­ки сло­жив­ши­ми­ся го­су­дарст­ва­ми» без вся­кой це­ре­мо­нии и де­ли­кат­нос­ти.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Более фи­ло­софс­ко­го, по­учи­тельно­го и муд­ро­го зак­лю­че­ния «Все­об­щей ис­то­рии», чем жизнь и де­ятельность На­по­ле­она I, при­ду­мать нельзя.

У На­по­ле­она не бы­ло сво­его лич­но­го гер­ба (за хло­по­та­ми он за­был об­за­вес­тись им), но ес­ли бы был у На­по­ле­она лич­ный герб — ему при­ли­чест­во­ва­ла бы та­кая над­пись:

«Vanitas va­ni­ta­tum et om­nia va­ni­tas»…

Что зна­чит в пе­ре­во­де:

«Не бо­ги горш­ки об­жи­га­ют».

 

 

РУССКАЯ ИСТОРИЯ

 

НАЧАЛО РУСИ

 

I. СЛАВЯНЕ

 

Люди с ру­сы­ми во­ло­са­ми, се­ры­ми гла­за­ми и ру­мя­ны­ми ли­ца­ми на­зы­ва­лись сла­вя­на­ми. Все же ос­тальные на­зы­ва­лись сла­вя­но­фи­ла­ми и не­ос­ла­вя­на­ми.

Славяне лю­би­ли быть вы­со­ко­го рос­та и энер­гич­но тя­ну­лись го­ло­ва­ми к не­бу. С ма­ло­рос­лых они от­би­ра­ли под­пис­ку, в ко­то­рой ма­ло­рос­лый обя­зы­вал­ся в из­вест­ный срок вы­рас­ти и дос­тиг­нуть из­вест­ной нор­мы.

Когда же по ис­те­че­нии сро­ка дав­шие под­пис­ку не вы­рас­та­ли, их ссы­ла­ли на бе­ре­га Днеп­ра, где ма­ло­рос­лые вско­ре и ос­но­ва­ли свое собст­вен­ное го­су­дарст­во под наз­ва­ни­ем Ма­ло­рос­сия.

В от­мест­ку за ссыл­ку ма­ло­рос­сы и при­ду­ма­ли пос­ло­ви­цы: «вы­со­кий до не­ба, да дур­ний як тре­ба» и «ве­ли­ка Фе­до­ра, да ду­ра».

Жили сла­вя­не на бе­ре­гах рек, но им не зап­ре­ща­лось от­лу­чаться от бе­ре­гов и со­вер­шать про­гул­ки вне чер­ты сла­вянс­кой осед­лос­ти.

Занимались они лов­лей не­вест, рыб и зве­рей. Пер­вых, вто­рых и третьих бы­ло та­кое мно­жест­во, что час­то ло­ви­ли их го­лы­ми ру­ка­ми и да­же го­лы­ми но­га­ми, ибо в лет­нее вре­мя сла­вя­не хо­ди­ли поч­ти го­лы­ми, ка­ко­вое платье в те вре­ме­на счи­та­лось весьма мод­ным и ще­го­ле­ва­тым.

Рыбу сла­вя­не жа­ри­ли и ва­ри­ли. С зве­рей сни­ма­ли шку­ру и от­пус­ка­ли их на во­лю. Не­вес­ты же, в свою оче­редь, сди­ра­ли шку­ру с сла­вян и от­сы­ла­ли сво­им ро­ди­те­лям.

Последний акт на­зы­вал­ся «ве­но».

Характер сла­вян предс­тав­лял смесь хо­ро­ших и дур­ных ка­честв.

С од­ной сто­ро­ны они бы­ли храб­ры, но с дру­гой сто­ро­ны храб­ры не бы­ли, вследст­вие че­го ис­ход бит­вы за­ви­сел от то­го, с ка­кой сто­ро­ны к ним под­хо­дил неп­ри­ятель — с храб­рой или не с храб­рой.

Сражались они врас­сып­ную, но, по­те­ряв сра­же­ние, бе­жа­ли друж­ной тол­пой и сомк­ну­ты­ми ря­да­ми.

Иногда они при­бе­га­ли к хит­рос­ти. Прит­вор­ным бегст­вом за­ма­ни­ва­ли неп­ри­яте­ля в лес и от­ту­да больше не вы­хо­ди­ли, ос­та­вив та­ким об­ра­зом неп­ри­яте­ля с но­сом и в ду­ра­ках.

Славяне от­ли­ча­лись большим гос­теп­ри­имст­вом. Гос­тю от­во­ди­лось луч­шее мес­то в до­ме и от­да­ва­лись луч­шие кус­ки. Поз­во­ля­лось да­же ук­расть у со­се­да, что­бы угос­тить стран­ни­ка. Поз­во­ля­лось да­же лю­би­мую же­ну от­да­вать гос­тю.

Но ка­кой счет по­том предс­тав­лял­ся гос­тю, не­из­вест­но ис­то­ри­кам.

Должно быть, счет предс­тав­лял­ся по­ря­доч­ный. Это вид­но из то­го фак­та, что к сла­вя­нам не час­то ез­ди­ли в гос­ти.

...Отделение головы жены от туловища считалось достаточным поводом к разводу...

 

Брак у них зак­лю­чал­ся без из­лиш­них про­во­ло­чек.

Мужчина на­ки­ды­вал на го­ло­ву нра­вив­шей­ся ему жен­щи­ны ме­шок, свя­зы­вал ру­ки и та­щил в свой дом; та­ким об­ра­зом, брак зак­лю­чал­ся с обо­юд­но­го сог­ла­сия.

Еще меньше про­во­ло­чек тре­бо­вал раз­вод. Нап­ри­мер, от­де­ле­ние го­ло­вы от ту­ло­ви­ща у же­ны счи­та­лось дос­та­точ­ным по­во­дом к раз­во­ду, и с пер­во­го же мо­мен­та муж, от­ру­бив­ший го­ло­ву же­не, счи­тал­ся сно­ва хо­лос­тым и мог бесп­ре­пятст­вен­но же­ниться на дру­гой.

Религия у сла­вян бы­ла прос­тая и об­ще­дос­туп­ная. Они пок­ло­ня­лись все­му, что Бог пос­лал.

Увидят пень и ста­нут пред ним на ко­ле­ни. Пой­ма­ют зве­ря и да­вай пе­ред ним мо­литься, преж­де чем сни­мут с не­го шку­ру.

Один пень сде­лал большую карьеру. Для не­го пост­ро­или храм и на­ня­ли жре­цов. Пню да­ли имя Пе­рун и под­чи­ни­ли ему солн­це, гром и все ос­тальные бо­жест­ва.

Некоторые из сла­вянс­ких пле­мен жи­ли в го­ро­дах и уп­рав­ля­лись князьями.

Князья же не­из­вест­но кем уп­рав­ля­лись, и хо­тя не­ко­то­рые ис­то­ри­ки уве­ря­ют, что они уп­рав­ля­лись ве­чем, но им ник­то еще до сих пор не по­ве­рил.