Несколько лет пришлось снова Владимиру Мономаху сидеть на стуле и ждать, пока новый князь ляжет на стол
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

 

Любимым за­ня­ти­ем кня­зя бы­ло бить по­лов­цев и по­учать де­лать доб­ро. Од­наж­ды он раз­бил по­ло­вец­кое вой­ско и взял в плен кня­зя их Бед­лю­за. Вла­ди­мир ска­зал ему:

— Почему вы не учи­те сво­их де­тей быть ми­ло­серд­ны­ми, чест­ны­ми и не про­ли­вать кро­ви?

И ве­лел раз­ру­бить Бед­лю­за на час­ти.

Других плен­ни­ков, по­учив доб­ро­де­те­ли, Вла­ди­мир Мо­но­мах так­же при­ка­зал рас­сечь на кус­ки.

Он же яв­ля­ет­ся про­дол­жа­те­лем за­ко­но­да­тельной ра­бо­ты Ярос­ла­ва Муд­ро­го, при­чем он внес в «Рус­скую Прав­ду» мно­го из­ме­не­ний.

Главнейшие из­ме­не­ния бы­ли сле­ду­ющие:

1) за убий­ст­во из мес­ти был ус­та­нов­лен штраф, как нын­че за не­вер­ное све­де­ние в га­зе­те.

Но штраф был до то­го нич­тож­ный, что са­мый бед­ный че­ло­век, ли­шен­ный воз­мож­нос­ти ежед­нев­но обе­дать, мог поз­во­лить се­бе дваж­ды в день со­вер­шить убий­ст­во из мес­ти:

2) убий­ст­во пой­ман­но­го во­ра не счи­та­лось убий­ст­вом, но во­рам за­кон зап­ре­щал по­па­даться, и во­ры ни­ког­да не об­хо­ди­ли за­кон,

3) про­цен­ты мож­но бы­ло взи­мать не больше ста, т. е. приб­ли­зи­тельно вдвое меньше, чем в ны­неш­них бан­кирс­ких кон­то­рах:

4) ули­чен­ный в иг­ре на бир­же или в име­нии он­кольно­го сче­та под­вер­гал­ся по­то­ку и разг­раб­ле­нию.

Владимир Мо­но­мах не был чужд и ли­те­ра­ту­ры. Пред смертью он на­пи­сал «По­уче­ние сво­им де­тям».

В по­уче­нии он сна­ча­ла рас­ска­зы­ва­ет о сво­их под­ви­гах. «Был, — пи­шет он, — на ко­не и под ко­нем. На ко­не хо­ро­шо, а под ко­нем пло­хо. Мед­ведь од­наж­ды про­ку­сил мое сед­ло, от­че­го оно тут же в страш­ных му­че­ни­ях скон­ча­лось, не ос­та­вив по­томст­ва. 83 ра­за ме­ня бо­дал лось и ме­тал на ро­гах буй­вол. Жи­ви­те по­это­му, де­ти, в ми­ре и люб­ви».

Дальше Вла­ди­мир Мо­но­мах по­уча­ет де­тей:

«Не за­бы­вай­те убо­гих, си­рот, вдов».

Дети Мо­но­ма­хо­вы, пос­луш­ные от­цу, всю жизнь не за­бы­ва­ли вдо­виц.

Дети Мономаховы следовали поучению отца.

 

XI. И ПРОЧИЕ

 

После Вла­ди­ми­ра Мо­но­ма­ха князья за­бас­то­ва­ли.

— Не хо­тим быть та­лант­ли­вы­ми! — за­яви­ли князья. — Сла­ва Бо­гу, не ино­зем­цы.

Когда ка­кой-ни­будь князь на­чи­нал про­яв­лять приз­на­ки да­ро­ви­тос­ти, ос­тальные князья объявля­ли его штрей­кб­ре­хе­ром и под­сы­ла­ли к не­му убий­ц.

Так был убит об­ви­нен­ный в та­лант­ли­вос­ти Анд­рей Бо­го­любс­кий. Этот князь был бо­лее се­бя­лю­бив, чем храбр, и стре­мил­ся больше к за­во­ева­нию сво­их на­ро­дов, чем чужих. С чу­жи­ми на­ро­да­ми он час­то об­ра­щал­ся по-че­ло­ве­чес­ки, в осо­бен­нос­ти с те­ми, ко­то­рых ему не уда­лось за­во­евать. Со сво­ими же на­ро­да­ми он не це­ре­мо­нил­ся, что его ны­неш­ние по­том­ки Петр и Па­вел Дол­го­ру­кие, при­над­ле­жа к конс­ти­ту­ци­он­ной пар­тии, тща­тельно скры­ва­ют.

Остальные князья (а с каж­дым го­дом их ста­но­ви­лось все больше и больше) про­во­ди­ли вре­мя в ссо­ре друг с дру­гом и в при­ду­мы­ва­нии се­бе при­ят­ных серд­цу кли­чек. Один наз­вал се­бя «Храб­рым», дру­гой — «Уда­лым», тре­тий — «Отча­ян­ным», чет­вер­тый — «Бес­страш­ным», пя­тый — «Бо­га­ты­рем» и т. д.

Народ не ме­шал князьям ссо­риться, так рас­суж­дая:

— Чем больше князья бу­дут за­ня­ты ссо­ра­ми, тем меньше бу­дут за­ни­маться на­ши­ми де­ла­ми.

Тогда еще не су­щест­во­ва­ла пос­ло­ви­ца: «Па­ны де­рут­ся, а у хлоп­цев чу­бы тре­щат».

Чубы тре­ща­ли у ссо­рив­ших­ся кня­зей. Суз­дальские князья тре­па­ли чу­бы вла­ди­мирс­ким князьям, вла­ди­мирс­кие — суз­дальским. Ки­евс­кие князья тре­па­ли чу­бы и тем и дру­гим, а в свою оче­редь подс­тав­ля­ли чу­бы нов­го­родс­ким князьям. Ростовские князья дол­гое вре­мя хо­ди­ли без ра­бо­ты, но по­том при­со­еди­ни­лись к суз­дальским князьям, вмес­те с ни­ми тре­па­ли чу­жие чу­бы или да­ва­ли тре­пать свои. Мно­го кня­зей от чу­бот­ре­па­ния за весьма ко­рот­кое вре­мя об­лы­се­ли как ко­ле­но и сде­ла­лись ро­до­на­чальни­ка­ми ны­неш­них ба­ле­то­ма­нов.

Не ме­шал так­же на­род князьям на­зы­ваться «Уда­лы­ми» и «Бес­страш­ны­ми».

— Пусть на­зы­ва­ют­ся! — го­во­рил, улы­ба­ясь, на­род.

И до­бав­лял доб­ро­душ­но:

— Чем бы ди­тя ни те­ши­лось, лишь бы не ру­би­ло го­ло­вы.

Самая круп­ная ссо­ра про­изош­ла меж­ду Торж­ком и Нов­го­ро­дом из-за Ма­карьевской яр­мар­ки.

Торжок, сла­вя­щий­ся сво­ей обувью, ни за что не хо­тел при­ез­жать на яр­мар­ку.

— Если ты хо­дишь без са­пог, — го­во­рил Тор­жок, — то и при­ез­жай ко мне. Обую. А тас­кать свои то­вар к те­бе не ста­ну. Са­по­ги — вещь неж­ная и са­мо­лю­би­вая. При­не­сешь деньги, возьмешь са­по­ги.

Но Нов­го­род ни за что не сда­вал­ся.

— При мне, — го­во­рил он, — деньги, при те­бе то­вар. Хо­чешь по­лу­чить деньги, пот­ру­дись ко мне на яр­мар­ку.

Сторону са­пог при­ня­ли князья Ярос­лав и Юрии, а за Нов­го­род всту­пил­ся Мстис­лав Уда­лой.

Понятно, что, раз вме­ша­лись князья, вой­на ста­ла не­из­беж­ной.

Макарьевская яр­мар­ка одер­жа­ла верх над са­по­га­ми и об­ра­ти­ла их в бегст­во.

Князь Юрий, став­ший грудью за са­по­ги, еле спас­ся в од­ной ру­баш­ке. Тор­жок сми­рил­ся и в знак по­кор­нос­ти стал ве­ли­чать Нов­го­род «гос­по­ди­ном». По­том это вош­ло в обы­чаи, и все, об­ра­ща­ясь к Нов­го­ро­ду, го­во­ри­ли:

— Господин Ве­ли­кий Нов­го­род!

И на прос­той и на за­каз­ной кор­рес­пон­ден­ции Нов­го­ро­ду пи­са­ли на кон­вер­те: «Его Вы­со­коб­ла­го­ро­дию гос­по­ди­ну Ве­ли­ко­му Нов­го­ро­ду». Пос­ле че­го сле­до­ва­ли на­име­но­ва­ния ули­цы и до­ма.

Князей с «име­на­ми» у нов­го­род­цев не бы­ло, и в ис­то­рию приш­лось при­ни­мать всех.

 

XII. ВЕЧЕ

 

Существует ле­ген­да, что Нов­го­род уп­рав­лял­ся ве­чем.

По сло­вам ле­ген­ды, к сло­ву ска­зать, ни на чем не ос­но­ван­ной, уп­рав­ле­ние про­ис­хо­ди­ло так.

Посреди го­ро­да на пло­ща­ди ви­сел ко­ло­кол. Ког­да у нов­го­род­цев по­яв­ля­лось же­ла­ние пос­чи­тать друг дру­гу реб­ра и зу­бы, они при­хо­ди­ли на пло­щадь и при­ни­ма­лись зво­нить в ко­ло­кол.

Моментально пло­щадь пок­ры­ва­лась на­ро­дом. Ре­мес­лен­ни­ки, куп­цы, при­каз­ные, да­же жен­щи­ны и де­ти бе­жа­ли на пло­щадь с кри­ком:

— Кого бить?

Вмиг на­чи­на­лась все­об­щая, пря­мая, рав­ная, тай­ная и яв­ная по­та­сов­ка.

Когда дра­ка пе­ре­хо­ди­ла в по­но­жов­щи­ну, князь вы­сы­лал сво­их лю­дей и раз­ни­мал де­ру­щих­ся.

Очень час­то, го­во­рит ле­ген­да, дос­та­ва­лось са­мо­му кня­зю.

Возмущенные на­ру­ше­ни­ем сво­их прав — сво­бод­но сво­ра­чи­вать друг дру­гу ску­лы, — нов­го­род­цы кри­ча­ли кня­зю:

— Уходи, ва­ше си­ятельство! Не ме­шай сво­бод­ным лю­дям ста­вить друг дру­гу фо­на­ри.

Но князь не ухо­дил, а ухо­ди­ли с пло­ща­ди са­ми нов­го­род­цы.

— Уходим по­то­му, что са­ми так хо­тим! — го­во­ри­ли гор­до нов­го­род­цы. — Не за­хо­те­ли бы и не уш­ли.

— Ладно! Лад­но! — от­ве­ча­ли кня­зе­вы лю­ди, под­бад­ри­вая нов­го­род­цев уда­ра­ми в спи­ну. — По­го­во­ри­те еще…

Действительно ли су­щест­во­ва­ло ког­да-ли­бо в Нов­го­ро­де ве­че, труд­но ус­та­но­вить. Иност­ран­ные уче­ные склон­ны ду­мать, что ве­че су­щест­во­ва­ло.

— Но, — до­бав­ля­ют они, — зво­нить в ве­че­вой ко­ло­кол имел пра­во только князь нов­го­родс­кий, а что­бы ник­то из нов­го­род­цев не мог зво­нить в ко­ло­кол, воз­ле не­го был пос­тав­лен го­ро­до­вой.

 


 


МОНГОЛЬСКОЕ ИГО

 

I

 

Однажды в Ру­си раз­дал­ся крик:

— Халат! Ха­лат! Шу­рум-бу­рум! Ка­занс­кэ мы­лэ!…

Русские поб­лед­не­ли.

— Что бы это оз­на­ча­ло? — спра­ши­ва­ли они, пе­ре­пу­ган­ные, друг дру­га. Кто-то, сту­ча от стра­ха зу­ба­ми, до­га­дал­ся:

— Это на­шест­вие та­тар…

Как бы в подт­верж­де­ние этих слов еще рез­че, еще гром­че проз­ву­ча­ло:

— Халат! Ха­лат! Ка­занс­кэ мы­лэ!

Рос­си­яне пе­ре­по­ло­ши­лись.

— Надо со­об­щить князьям.

Побежали к князьям, ко­то­рые в эту ми­ну­ту бы­ли за­ня­ты весьма важ­ны­ми го­су­дарст­вен­ны­ми де­ла­ми. Мстис­лав Га­лиц­кий только что за­пус­тил обе ру­ки в во­ло­сы Мстис­ла­ва Чер­ни­говс­ко­го и ста­рал­ся приг­нуть его к зем­ле. Мстис­лав Чер­ни­говс­кий не имел вре­ме­ни обо­ро­няться, так как обе ру­ки его бы­ли за­ня­ты в дра­ке с Мстис­ла­вом Ки­евс­ким. Мстис­лав Ки­евс­кий, со сво­ей сто­ро­ны, от­ра­жал уда­ры Мстис­ла­ва Чер­ни­говс­ко­го и в то же вре­мя ста­рал­ся сесть вер­хом на Мстис­ла­ва Га­лиц­ко­го.

 

... еще громче прозвучало: — Халат! Халат! Казанскэ мылэ!..

 

Насилу раз­ня­ли кня­зей и со­об­щи­ли о на­шест­вии та­тар.

— Эх, ко­сог­ла­зые чер­ти! — вы­ру­га­лись князья. — И под­раться как сле­ду­ет не да­ли. А дра­ка так хо­ро­шо на­ла­ди­лась.

Однако де­лать бы­ло не­че­го. Нуж­но бы­ло не­мед­лен­но при­нять экст­рен­ные ме­ры.

— Халат! Ха­лат! — уже сов­сем близ­ко пос­лы­шал­ся та­тарс­кий бо­евой клич.

— Ишь за­ли­ва­ют­ся! — с до­са­дой про­вор­ча­ли князья. — Долж­но быть, сам Те­му­чин так ста­ра­ет­ся.

Князья се­ли со­ве­щаться.

— Я при­ду­мал! — ска­зал князь Га­лиц­кий.

— Что при­ду­мал?

— Придумал вер­ное средст­во про­тив та­тар.

Князья ста­ли то­ро­пить его го­во­рить ско­рее.

— Скажу, — ска­зал князь Га­лиц­кий, — но с ус­ло­ви­ем.

— С ка­ким ус­ло­ви­ем? Ско­рее го­во­ри.

— С та­ким ус­ло­ви­ем, что­бы на это средст­во мне од­но­му был вы­дан па­тент.

— Хорошо, пусть так. Ка­кое же это средст­во?

Князь Га­лиц­кий от­каш­лял­ся и ска­зал:

— Я пред­ла­гаю, что­бы на во­ро­тах каж­до­го го­ро­да сде­лать над­пись: «Та­та­рам и тря­пич­ни­кам вход восп­ре­ща­ет­ся». Пос­мот­рят та­та­ры на над­пись — и отой­дут не­со­ло­но хле­бав­ши. Нра­вит­ся вам моя мысль?

Князья за­ду­ма­лись.

— Нравится-то нра­вит­ся! — за­го­во­рил пер­вый князь Ки­евс­кий. — Да за­ка­вы­ка вот в чем…

— В чем?

— Закавыка в том, на ка­ком язы­ке сде­лать над­пись?

— Конечно, по-рус­ски.

— Тогда та­та­ры не пой­мут и бу­дут про­дол­жать нас­туп­ле­ние.

— В та­ком слу­чае по-та­тарс­ки.

— А по-та­тарс­ки у нас ник­то не гра­мо­тен.

Пришлось отк­ло­нить со­вет кня­зя Га­лиц­ко­го.

— Придется во­евать! — пе­чально за­ме­тил князь Ки­евс­кий.

— Да, ни­че­го не по­де­ла­ешь! — сог­ла­сил­ся князь Чер­ни­говс­кий. — Что ж, драться для нас де­ло при­выч­ное.

— Так то драться, а то во­евать! — ска­зал князь Га­лиц­кий. — Это две большие раз­ни­цы.

Решено бы­ло со­еди­ниться си­ла­ми и пой­ти навст­ре­чу вра­гу.

 

II. БИТВА ПРИ РЕКЕ КАЛКЕ

 

Перед бит­вой та­та­ры прис­ла­ли к рус­ским князьям пос­лов.

— Мы вас не тро­нем, и вы нас не тро­гай­те, — ска­за­ли пос­лы. — Мы приш­ли на­ка­зать по­лов­цев. Они у нас слу­жи­ли в ко­ню­хах и уш­ли, не пре­дуп­ре­див, как по­ла­га­ет­ся по за­ко­ну, за две не­де­ли впе­ред. Кро­ме то­го, еще уз­деч­ку ук­ра­ли… Не ме­шай­те нам их про­учить.

Князья, ус­лы­шав это, по­ду­ма­ли:

«Ага, ис­пу­га­лись нас прок­ля­тые ба­сур­ма­не!»

И. сра­зу ос­ме­лев, от­ве­ти­ли:

— Знать вас не хо­тим! Уби­рай­тесь луч­ше, по­ка це­лы.

Некоторые из во­евод под­ня­ли по­лы свои, скру­ти­ли из них сви­ное ухо и, по­ка­зы­вая его та­тарс­ким пос­лам, драз­ни­ли их:

— Хотите сви­ни­ны?

Послы от сви­ни­ны от­ка­за­лись, и их уби­ли, а князья с по­ис­ком дви­ну­лись впе­ред.

На ре­ке Кал­ке встре­ти­ли та­тар.

— Стройся! — ско­ман­до­вал князь Ки­евс­кий.

Воины ста­ли стро­иться. Это сильно за­де­ло кня­зя Га­лиц­ко­го.

— Почему он пер­вый стал ко­ман­до­вать? — ра­зоз­лил­ся он. И наз­ло кня­зю Ки­евс­ко­му он ско­ман­до­вал:

— Ружья вольно!

— На пле-э-чо-о! — ско­ман­до­вал наз­ло Ки­евс­ко­му и Га­лиц­ко­му князьям князь Чер­ни­говс­кий.

Татары в это вре­мя выст­ро­ились и ста­ли го­то­виться к на­па­де­нию.

— Вперед! — при­ка­зал князь Ки­евс­кий.

— Налево ма-арш! — наз­ло при­ка­зал князь Чер­ни­говс­кий.

— На-а-право!!! — наз­ло обо­им от­дал при­каз во весь го­лос князь Га­лиц­кий.

Послушное вой­ско сде­ла­ло шаг впе­ред, по­том шаг­ну­ло на­ле­во, по­том нап­ра­во и ос­та­но­ви­лось.

Татары на­ча­ли нас­туп­ле­ние.

— Пли! — раз­дал­ся го­лос кня­зя Во­лынс­ко­го.

— Я те­бе по­ка­жу «пли»! — злоб­но про­шеп­тал князь Ки­евс­кий. И зыч­но проз­ву­чал его го­лос:

— В шты­ки!

— Закидай шап­ка­ми! — проз­ве­нел го­лос кня­зя Га­лиц­ко­го.

Войско не зна­ло, что де­лать, и по­ми­нут­но хва­та­лось то за шты­ки, то за шап­ки, то за кур­ки. Преж­де чем князья ус­пе­ли от­дать в тре­тий раз ко­ман­ду, та­та­ры раз­би­ли вой­ско и зах­ва­ти­ли их са­мих в плен. Про­го­ло­дав­ши­еся та­та­ры по­ло­жи­ли их под дос­ки и се­ли на них обе­дать.

Было сквер­но под дос­ка­ми. Та­та­ры ели мно­го и к кон­цу обе­да так отя­же­ле­ли, что кос­ти у кня­зей хрус­те­ли под их тя­жестью.

— Ты ви­но­ват! — про­ши­пел князь Во­лынс­кий кня­зю Ки­евс­ко­му. — Ты ко­ман­до­вал «в шты­ки», ког­да я ко­ман­до­вал «пли»! Эх ты, Су­во­ров!…

— Нет, ты ви­но­ват! — сви­ре­по от­ве­тил князь Ки­евс­кий. — Ты дол­жен мне по­ви­но­ваться, по­то­му что Во­лынь чис­лит­ся в Ки­евс­ком ге­не­рал-гу­бер­на­торст­ве, а не Ки­ев в Во­лынс­ком.

— Вы все ви­но­ва­ты! — еле вы­да­вил из се­бя князь Га­лиц­кий. — Раз­ве мож­но бы­ло ко­ман­до­вать «на­ле­во», как это сде­ла­ли вы? «Нап­ра­во» нуж­но бы­ло.

— А ты по­мал­ки­вай! — по­со­ве­то­вал князь Во­лынс­кий. — То­же На­по­ле­он вы­ис­кал­ся…

 

III. НАШЕСТВИЕ БАТЫЯ

 

Истощив все ка­занс­кое мы­ло и дру­гие съестные при­па­сы, та­та­ры уш­ли об­рат­но в Азию.

— Больше не при­дут! — уве­рен­но за­яви­ли но­вые князья.

— А по­че­му не при­дут? — спра­ши­ва­ли скеп­ти­ки.

— Так. Не­че­го им тут больше де­лать.

— А мо­жет быть, сно­ва за­хо­чет­ся во­евать?

— Не за­хо­чет­ся.

Люди бла­го­ра­зум­ные со­ве­то­ва­ли:

— Укрепиться бы нам те­перь как сле­ду­ет. Под­го­то­виться по-людс­ки. А то сно­ва при­дут и го­лы­ми ру­ка­ми возьмут нас.

Но князья и слы­шать не хо­те­ли.

— Наши от­цы и де­ды жи­ли не­под­го­тов­лен­ны­ми к вой­нам, и мы про­жи­вем.

Нашлись лю­ди, ко­то­рые до­ка­зы­ва­ли, что так жить нельзя: но лю­дей этих са­жа­ли в тюрьмы, а га­зе­ты, в ко­то­рых они ра­бо­та­ли, штра­фо­ва­ли или сов­сем зак­ры­ва­ли.

Тринадцать лет та­та­ры жда­ли, что­бы рус­ские при­го­то­ви­лись к вой­не, но, не дож­дав­шись, со злос­ти сно­ва дви­ну­лись на Русь.

На этот раз та­та­ры при­еха­ли со сво­ими се­мей­ст­ва­ми, родст­вен­ни­ка­ми и зна­ко­мы­ми.

— Всем тут мес­та хва­тит! — лю­без­но го­во­рил Ба­тый, но­вый на­чальник та­тарс­кой ор­ды.

Князья сно­ва соб­ра­лись на со­ве­ща­ние, но по­ка они со­ве­ща­лись. Ба­тый во­евал. И в тот день, ког­да князья вы­ра­бо­та­ли блес­тя­щий план за­ши­ты, он ока­зал­ся уже из­лиш­ним, так как все зем­ли рус­ские уже бы­ли в ру­ках Ба­тыя.

— Опоздали ма­лость! — го­во­ри­ли с до­са­дой князья. — Не мог­ли по­дож­дать, ко­сог­ла­зые дьяво­лы!

В бит­ве каж­дое кня­жест­во по­ка­зы­ва­ло чу­де­са храб­рос­ти и през­ре­ние к смер­ти. Ба­тый пос­ле каж­дой бит­вы с изум­ле­ни­ем го­во­рил сво­им приб­ли­жен­ным:

— Этаких храб­ре­цов в жиз­ни не ви­дал! Ес­ли бы мы хоть на­по­ло­ви­ну бы­ли так храб­ры!…

Один Ев­па­тий Ко­лов­рат, ря­занс­кий Под­дуб­ный. пе­ре­бил по­ло­ви­ну та­тар и не ус­пел пе­ре­бить вто­рой по­ло­ви­ны только по­то­му, что не вов­ре­мя был убит та­та­ри­ном.

Под Нов­го­ро­дом та­та­ры по­те­ря­ли поч­ти все вой­ско и пос­ле больших уси­лий взя­ли его прис­ту­пом. По­ко­ре­ние Ки­ева обош­лось та­та­рам так до­ро­го, что Ба­тый воск­лик­нул:

— Еще од­на та­кая по­бе­да, и я ос­та­нусь без вой­ска!

Взяв Во­лынь, Ба­тый уви­дел се­бя од­но­го без во­инов, так как все па­ли в бит­ве. Он сто­ял, ок­ру­жен­ный мно­го­чис­лен­ны­ми се­мей­ст­ва­ми та­тар.

— Чем я их кор­мить бу­ду? — за­дал се­бе воп­рос Батый. И, схва­тив­шись за го­ло­ву, закричал: — Вар, Вар, от­дай мне мои ле­ги­оны!

Несмотря, од­на­ко, на от­ча­ян­ную, поч­ти не­че­ло­ве­чес­кую храб­рость, ко­то­рую ока­за­ли рус­ские, та­та­ры по­бе­ди­ли их и, об­ло­жив при­лич­ной данью, отп­ра­ви­лись в Венг­рию и Польшу. Но в Мо­ра­вии та­та­ры встре­ти­ли трус­ли­вое и ни­ку­да не год­ное вой­ско, и Ба­тый, по­тер­пев страш­ное по­ра­же­ние, возв­ра­тил­ся на­зад.

 

________________________________________

 

Про оса­ду Ки­ева, меж­ду про­чим, рас­ска­зы­ва­ют сле­ду­ющее:

Перед тем как отп­ра­виться па прис­туп, Ба­тый от­дал при­каз:

— Женщины и де­ти, ори­те!

Женщины и де­ти под­ня­ли та­кой гвалт, что ки­ев­ля­не как бы ог­лох­ли и не слы­ша­ли шу­ма от прис­ту­па. Са­ми же та­та­ры за­ло­жи­ли уши ва­той и ста­ли на сте­ны лезть. По­том на­ча­ли раз­би­вать во­ро­та брев­на­ми. Но брев­на раз­би­ва­лись, а во­ро­та ос­та­ва­лись це­лы и нев­ре­ди­мы.

Тогда Ба­тый при­ка­зал:

— Достаньте мне нес­колько чле­нов Со­юза рус­ско­го на­ро­да.

С опас­ностью для жиз­ни та­тарс­ким удальцам уда­лось дос­тать из-за стен нес­колько со­юз­ни­ков. Ба­тый при­ка­зал упот­ре­бить их в де­ло вмес­то бре­вен. Не прош­ло и ча­са, как со­юз­ные лбы прев­ра­ти­ли ки­евс­кие во­ро­та в ре­ше­то.

Батый ве­лел вы­дать со­юз­ни­кам по руб­лю и по чар­ке вод­ки.

— Теперь мо­же­те ид­ти! — ска­зал он, ког­да во­ро­та бы­ли раз­ру­ше­ны.

Но со­юз­ни­ки по­же­ла­ли ос­таться у та­тар.

— Вы — пог­ром­щи­ки и мы — пог­ром­щи­ки! — ска­за­ли они та­та­рам. — Мы от­лич­но сой­дем­ся.

А Ба­тыю они ска­за­ли:

— Будь на­шим Дуб­ро­ви­ным! Вмес­те бу­дем со­би­рать дань и не да­вать от­че­та!

Батый сог­ла­сил­ся.

После это­го Ки­ев был разг­раб­лен и, по­доб­но тол­ма­чевс­кой Одес­се, прев­ра­щен в гру­ду раз­ва­лин.

 

IV. ЗОЛОТАЯ ОРДА

 

Князья ду­ма­ли, что Ба­тый, по­во­евав, уедет об­рат­но в Азию и зай­мет­ся сно­ва тор­гов­лей. Но Ба­тый не по­ехал в Азию, а пост­ро­ил се­бе са­рай и по­се­лил­ся в нем. Князья ста­ли ез­дить в са­раи на пок­лон.

Сначала им это бы­ло неп­ри­ят­но.

— Сидят ка­кие-то ха­лат­ни­ки, — рас­ска­зы­ва­ли князья, — а ты им кла­няй­ся.

Но с те­че­ни­ем вре­ме­ни они при­вык­ли и да­же ре­ши­ли, что ез­дить в са­рай вы­год­но. Пок­ло­нишься ни­же ха­ну, а он за это те­бя на­ис­тар­шим сде­ла­ет. А при­не­сешь по­да­ро­чек — и всех тво­их вра­гов в по­ро­шок сот­рет.

Действительно, та­та­ры бы­ли очень пад­ки на по­дар­ки и лю­би­ли, что­бы им кла­ня­лись по­ни­же.

Вот что рас­ска­зы­ва­ют про по­се­ще­ние та­тарс­ко­го ха­на Да­ни­илом Га­лиц­ким.

Сначала Да­ни­ил хо­тел сверг­нуть та­тарс­кое иго и за­ме­нить его папс­ким игом.

— Хочу быть ка­то­ли­ком, — пи­сал па­не Да­ни­ил Га­лиц­кий, — Спа­си ме­ня от та­тар, и я со сво­им на­ро­дом пе­рей­ду в ка­то­ли­чест­во.

Папа об­ра­до­вал­ся, прис­лал Да­ни­илу ко­ро­левс­кую ко­ро­ну и обе­щал мо­литься.

К со­жа­ле­нию, та­та­ры, по сво­ему не­ве­жест­ву, больше бо­ялись хо­ро­шо во­ору­жен­ных лю­дей, чем мо­литв, и ига сво­его с рус­ских не сня­ли. Па­па стал про­по­ве­до­вать крес­то­вый по­ход. Но и тут то­же не имел ус­пе­ха.

Тогда Да­ни­ил ска­зал:

— Два ига нес­ти не хо­чу.

И на­пи­сал па­пе, что раз­ду­мал пе­ре­хо­дить в ка­то­ли­чест­во.

— Так отош­ли ко­ро­левс­кую ко­ро­ну! — пот­ре­бо­вал па­па.

— Никакой ко­ро­ны я у вас не брал, — от­ве­тил Да­ни­ил. — Не знаю да­же, про что вы го­во­ри­те.

Так, в пер­вый раз, па­па римс­кий по­мо­лил­ся да­ром.

Даниил же стал ез­дить в Ор­ду. Вот как опи­сы­ва­ют его пер­вое пу­те­шест­вие.

Въехав в са­рай. Да­ни­ил уви­дел ку­мыс­ное за­ве­де­ние. На вы­вес­ке бы­ли на­ри­со­ва­ны ко­бы­ла и же­ре­бе­нок, под ко­то­ры­ми кра­со­ва­лась над­пись «Ба­тый и сын».

Князь по­нял, что это за­ве­де­ние при­над­ле­жит са­мо­му ха­ну. и во­шел в не­го.

— Данило, — ска­зал Ба­тый, — от­че­го ты так дол­го к нам не ехал?

— Не знал, где вы жи­ве­те, — от­ве­тил Да­ни­ил.

Батый про­мол­чал.

— Кумыс пить бу­дешь? — спро­сил хан.

— Буду! — от­ве­тил Да­ни­ил. — Вра­чи ве­ле­ли пить. Ес­ли не до­ро­го возьмешь, бу­ду у те­бя пить.

Батый по­дал бу­тыл­ку ку­мы­су.

— У ме­ня луч­ший ку­мыс, — пох­ва­лил он. — Попьешь его и поп­ра­вишься.

— Пойду те­перь к хан­ше, — ска­зал Да­ни­ил.

— Иди! — ска­зал Ба­тый.

Ханша при­ня­ла лас­ко­во кня­зя, да­ла по­це­ло­вать руч­ку и с об­во­ро­жи­тельной улыб­кой ска­за­ла:

— Купи, князь, ха­лат!

Князь ку­пил нес­колько ха­ла­тов и вы­дал чек на Го­су­дарст­вен­ный банк. Хан­ша по­вер­те­ла чек в ру­ках и ска­за­ла:

— Не при­вык­ли мы к этим бу­маж­кам. Луч­ше ус­туп­лю нем­но­го, но что­бы на на­лич­ные.

Князь зап­ла­тил на­лич­ны­ми.

Двадцать пять дней про­был в Ор­де Да­ни­ил. Здо­ровьем он очень поп­ра­вил­ся и ха­ла­тов на­ку­пил тьму. Но грусть не схо­ди­ла у не­го с ли­ца.

— Не люб­лю та­тар, да­же ку­мы­сом уго­ща­ющих и ха­ла­ты про­да­ющих! — го­во­рил князь.

Пред отъездом Ба­тый крик­нул ему:

— Кланяйся Шах­тах­тинс­ко­му. Что он те­перь де­ла­ет?

— Кажется, в «Но­вом вре­ме­ни» пи­шет, — от­ве­тил князь.

— Кланяйтесь Мак­су­до­ву! — поп­ро­си­ла хан­ша. — Все еще в ка­детс­кой фрак­ции?

— Все еще там.

— Бедный! — по­жа­ле­ла хан­ша. — Я всег­да ду­ма­ла, что он карьеры не сде­ла­ет.

Даниил Га­лиц­кий по при­ез­де до­мой с го­ря раз­бил ли­тов­цев и по­ехал в гос­ти к вен­герс­ко­му ко­ро­лю.

После не­го князья еще дол­го про­дол­жа­ли ез­дить в ба­ты­евс­кий са­рай. Та­та­ры от­лич­но тор­го­ва­ли.

 

V. ДАНЬ

 

Часто, не меньше од­но­го ра­за в год, та­та­ры при­сы­ла­ли сво­их пос­лов со­би­рать с рус­ских дань.

Послы (бас­ка­ки) хо­ди­ли по дво­рам и бра­ли все, что пло­хо ле­жа­ло, ни­чем не брез­гуя. Уви­дят ве­ре­воч­ку, и ве­ре­воч­ку бе­рут; уви­дят хо­ро­шо или да­же пло­хо вы­пе­чен­ный хлеб — и сей­час в тор­бу.

Баскаки очень не лю­би­ли, ког­да им не поз­во­ля­ли брать то­го, что им нра­ви­лось, — и уби­ва­ли ску­пых.

Русские, по свой­ст­вен­но­му им доб­ро­ду­шию, смот­ре­ли на ша­лос­ти та­тар сквозь пальцы.

— Пусть бе­рут, ес­ли им пра­вит­ся. — го­во­ри­ли рус­ские. — Им, ве­ро­ят­но, нуж­нее, чем нам.

А ког­да бас­ка­ки не­ча­ян­но спро­ва­жи­ва­ли ко­го-ни­будь на тот свет, на­род только удив­лял­ся и го­во­рил:

— Берут хлеб — это еще по­нят­но: хлеб мож­но съесть и на­сы­титься. Но жизнь на­ша им за­чем? Раз­ве вы­ру­чишь что-ни­будь за че­ло­ве­чес­кую жизнь? Чу­да­ки эти та­та­ры! Бе­рут вещь, ко­то­рая им ни­ка­кой пользы при­нес­ти не мо­жет.

В пер­вые го­ды та­та­ры сда­ли рус­ские зем­ли в арен­ду от­куп­щи­кам. Но по­том князья ста­ли со­би­рать дань для та­тар.

Больших ба­ры­шей князья не по­лу­чи­ли, но в убыт­ках то­же не бы­ли.

 

VI. АЛЕКСАНДР

 

В то вре­мя прос­ла­вил­ся нов­го­родс­кий князь Алек­сандр.

— С та­та­ра­ми нам не спра­виться! — ска­зан этот во­инст­вен­ный князь. — А бить ко­го-ни­будь на­до. Нач­нем бить шве­дов и ли­вонс­ких ры­ца­рей.

— На без­рыбье и рак ры­ба! На бесп­тичье и Бальмонт со­ло­вей! — сог­ла­си­лась дру­жи­на.

Ливонские ры­ца­ри жи­ли тог­да не­да­ле­ко от шве­дов. Это был храб­рый на­род, ко­то­рый во­евал, мо­лил­ся и инт­ри­го­вал.

При пос­вя­ще­нии в ры­ца­ри пос­вя­ща­емо­го кла­ли на зем­лю и об­ши­ва­ли толс­той же­лез­ной бро­ней с ног до го­ло­вы. Воз­ле рта только ос­та­ва­лось от­верс­тие, че­рез ко­то­рое ры­царь при­ни­мал пи­щу. Ры­ца­ри ста­но­ви­лись со­вер­шен­но по­хо­жи­ми на па­ро­ви­ки, с той только раз­ни­цей, что па­ро­ви­ки при­но­си­ли пользу, а ли­вонс­кие ры­ца­ри ни­ка­кой пользы не при­но­си­ли.

Рыцари ни­ког­да не всту­па­ли в брак, но с каж­дым го­дом на­се­ле­ние их уве­ли­чи­ва­лось, и не­ма­ло ли­во­нят бе­га­ло в до­мах са­мых стро­гих ры­ца­рей.

— Это нам Бог по­сы­ла­ет за бла­го­чес­тие! — го­во­ри­ли на­бож­ные ры­ца­ри.

Узнав о тай­ном ре­ше­нии Алек­санд­ра по­бить их, ры­ца­ри вы­са­ди­лись на Чудс­кое озе­ро и пост­ро­ились там свиньей.

Александр, уви­дев это, пе­ре­хит­рил их, пост­ро­ив свое вой­ско сви­но­бой­ней. Ли­вон­цы по­тер­пе­ли по­ра­же­ние и по­бе­жа­ли.

Еще бо’льшую по­бе­ду одер­жал Алек­сандр над шве­да­ми.

Под на­чальством Бир­ге­ра шве­ды вы­са­ди­лись на юж­ном бе­ре­гу Не­вы.

Шведская пар­тия в Фин­лян­дии, а так­же Лео Ме­хе­лин и сам Свин­ху­вуд вош­ли в тай­ные сно­ше­ния с Бир­ге­ром.

Александр не дал вра­гам со­еди­ниться, на­пал на шве­дов и по­бе­дил их.

 

МОСКОВСКОЕ КНЯЖЕСТВО

 

I

 

С пер­во­го дня сво­его ос­но­ва­ния Моск­ва бы­ла ка­детс­кою, так как бы­ла ос­но­ва­на од­ним из ли­де­ров этой пар­тии, кня­зем Дол­го­ру­ко­вым, по ди­рек­ти­ве ц.к.

Но ма­ло-по­ма­лу она пра­ве­ла. Сна­ча­ла пе­реш­ла к ок­тяб­рис­там, ко­то­рые сильно при­ни­зи­ли ее зна­че­ние. По­том Моск­вою зав­ла­де­ла Тор­го­во-про­мыш­лен­ная пар­тия, предс­та­ви­те­лем ко­то­рой в то вре­мя был Ио­анн Ка­ли­та.

Прозвали его Ка­ли­той за то, что он пос­то­ян­но хо­дил с отк­ры­тым ко­шельком (ка­ли­та) и каж­дую ми­ну­ту ту­да что-ни­будь опус­кал. Уви­дит, что ка­кой-ни­будь князь за­зе­вал­ся, а Ка­ли­та уже тут как тут и хлоп его зем­лю в калиту. Рассердится хан на сбор­щи­ка да­ни и ве­лит от­ру­бить ему го­ло­ву, а Ка­ли­та сей­час к ха­ну:

— Буду со­би­рать вмес­то не­го дань.

Был да­же слух, что для уве­ли­че­ния сво­их до­хо­дов Ио­анн иг­рал на бир­же.

Тратил Ио­анн Ка­ли­та очень ма­ло, так как был скуп и бе­рег деньги. Его лю­би­мой по­го­вор­кой бы­ло:

— Я не Рот­шильд. Мне нуж­ны деньги на де­ло.

На на­коп­лен­ные деньги Ио­анн стро­ил до­ма и ук­ра­шал Моск­ву. Для прив­ле­че­ния жи­те­лей в Моск­ву бы­ли пост­ро­ены Ху­до­жест­вен­ный те­атр, Ста­нис­лавс­кий и Фе­дор Ша­ля­пин.

Сыновья Ио­ан­на Ка­ли­ты уже бы­ли пол­нов­ласт­ны­ми хо­зя­ева­ми всей Ру­си и об­ра­ща­лись свы­со­ка с удельны­ми князьями.

Особенно прос­ла­вил­ся внук Ио­ан­на Ка­ли­ты Дмит­рий Донс­кой.

 

II. КУЛИКОВСКАЯ БИТВА

 

Дмитрий Донс­кой за­ду­мал сверг­нуть та­тарс­кое иго…

Когда при­еха­ли та­тарс­кие бас­ка­ки за данью, Дмит­рий их лю­без­но при­нял и веж­ли­во спро­сил:

— Чем мо­гу слу­жить?

— За данью при­еха­ли, — от­ве­ти­ли бас­ка­ки.

— За данью? За ка­кой данью?

Баскаки бас­как­ну­ли от удив­ле­ния чуть не до по­тол­ка.

— За обык­но­вен­ной данью, — ска­за­ли они, на­чи­ная сер­диться, — ха­ну деньги нуж­ны.

— Если ха­ну деньги нуж­ны, пусть идет ра­бо­тать. Всех ни­щих не на­кор­мишь. Так и ска­жи­те ха­ну. Ка­жет­ся, Ма­ма­ем его зо­вут?

Баскаки по­вер­ну­лись к две­ри.

— Подождите, — ска­зал князь, — я за­был вас по­ве­сить.

Баскаки ос­та­но­ви­лись и бы­ли по­ве­ше­ны.

Когда Ма­май уз­нал об этом, он так рас­сви­ре­пел, что по­те­рял дар сло­ва и три дня только то­пал но­га­ми.

Через нес­колько дней он соб­рал свою ор­ду и по­шел на Москву. Дмитрий Донс­кой по­шел ему навст­ре­чу.

Войска рва­лись в бой, го­ря же­ла­ни­ем по­ко­ло­тить «сы­ро­яд­цев».

Перед бит­вой князья ста­ли умо­лять кня­зя не рис­ко­вать жизнью, но Дмит­рий Донс­кой ска­зал им:

— Мне жизнь не до­ро­га. Вот ес­ли бы мо­его лю­бим­ца Ми­ха­ила Брен­ка спас­ти от смер­ти!

Вдруг прек­рас­ная мысль оза­ри­ла го­ло­ву Дмит­рия Донс­ко­го.

— Михайла! — поз­вал он Брен­ка.

— Что, князь, при­ка­жешь?

— Сними с се­бя прос­тое платье во­ина и на­день мое до­ро­гое ве­ли­кок­ня­жес­кое платье. Пусть-ка та­та­ры ос­ме­лят­ся выст­ре­лить в те­бя!… Я же на­де­ну твое.

Михаил Брен­ко пы­тал­ся воз­ра­зить:

— Князь, ведь в тво­ем платье я бу­ду больше за­ме­тен…

— Делай, что те­бе при­ка­зы­ва­ют, — от­ве­тил князь.

Между тем та­та­ры бро­си­лись в бегст­во. Сам Ма­май бе­жал впе­ре­ди всех, вык­ри­ки­вая неп­ри­ят­ные для Ма­го­ме­та сло­ва.

Реку, на бе­ре­гах ко­то­рой про­изош­ла зна­ме­ни­тая бит­ва, в честь Дмит­рия Донс­ко­го наз­ва­ли До­ном.

 

III. СВЕРЖЕНИЕ ИГА

 

Однако на­хальство та­тар не име­ло гра­ниц.

Несмотря на яв­ное по­ра­же­ние на Ку­ли­ко­вом по­ле, они ига сво­его не сня­ли, а, на­обо­рот, уси­ли­ли его.

Мамая сверг с прес­то­ла Тох­та­мыш и сам стал пра­вить та­та­ра­ми. Ма­май бе­жал в Крым, где был из­лов­лен Дум­бад­зе и вы­дан Тох­та­мы­шу.

Тохтамыш убил Ма­мая и по­шел на Моск­ву, что­бы на­ка­зать Дмит­рия Донс­ко­го.

Но Дмит­рий Донс­кой пе­ре­хит­рил глу­по­го ха­на. Уз­нав о его приб­ли­же­нии, он по­ки­нул Моск­ву.

Свержение та­тарс­ко­го ига про­изош­ло только че­рез сто лет при по­мо­щи та­тар.

Случилось это при кня­же­нии Ио­ан­на III, ко­то­ро­му уда­лось пос­со­рить двух ха­нов, Ах­ма­та и Менг­ли-Ги­рея, так, что они друг о дру­ге слы­шать не мог­ли.

Крымскому ха­ну Менг­ли-Ги­рею Ио­анн как-то ска­зал:

— Знаешь, ка­кой слух рас­пус­ка­ет про те­бя хан Ах­мат?

— Не знаю. Го­во­ри.

— Он го­во­рит, что ты в мо­ло­дос­ти был в Ял­те про­вод­ни­ком и оби­рал мос­ковс­ких куп­чих.

— Я — про­вод­ни­ком?!

Менгли-Гиреи пок­рас­нел от гне­ва.

— Я ему по­ка­жу, ка­кой я крымс­кий про­вод­ник. Тру­би­те вой­ну!

Крымская ор­да под­ня­лась как один че­ло­век и пош­ла на Зо­ло­тую ор­ду.

Ордынскому же ха­ну Ио­анн ска­зал:

— Ты не зна­ешь, что го­во­рит про те­бя крымс­кий хан Менг­ли-Ги­рей?…

— А что он го­во­рит?

— Он го­во­рит, что ты в ку­мыс кла­дешь тол­че­ный мел, и уве­ря­ет, что не из­бе­жать те­бе по­ли­цей­ско­го про­то­ко­ла!

— У ме­ня ку­мыс с ме­лом! — И, ки­пя гне­вом, Ах­мат закричал: — Орда, впе­ред!

Обсудив по­ло­же­ние ве­щей, Ио­анн по до­ро­ге прис­тал к Менг­ли-Ги­рею.

Долго ис­ка­ли про­тив­ни­ки ре­ку. В те вре­ме­на был обы­чай — во­евать только на бе­ре­гах ре­ки; это бы­ло то же са­мое, что те­перь тан­це­вать от печ­ки.

Нашли на­ко­нец ре­ку Уг­ру и ста­ли по сто­ро­нам. Менг­ли-Ги­рей с рус­ски­ми на од­ном бе­ре­гу, а Ах­мат на дру­гом.

— А ну-ка, по­жа­луй­те сю­да! — гроз­но звал на свой бе­рег Ах­мат. — Мы вам по­ка­жем по­ли­цей­ский про­то­кол.

— Ах, бо­итесь пе­реп­ра­виться! — ехид­ни­чал Менг­ли-Ги­реи. — Ми­лос­ти про­сим. Мы вам по­ка­жем мос­ковс­ких куп­чих.

— Так его! Так его! — под­за­до­ри­ва­ли Менг­ли-Ги­рея рус­ские во­ево­ды.

Иоанна подст­ре­ка­ли к бит­ве и на­род, и во­ево­ды, и ду­хо­венст­во. Но Ио­анн от­ве­чал:

— Зачем драться, ког­да мож­но и так пос­то­ять. Над на­ми не кап­лет.

Потом на­ча­ло ка­пать — нас­ту­пи­ла осень. Обе ар­мии раск­ры­ли зон­ти­ки и про­дол­жа­ли сто­ять. Пош­ли мо­ро­зы. Обе ар­мии на­де­ли фу­фай­ки и теп­лые пальто и про­дол­жа­ли сто­ять.

— Посмотрим, кто ко­го пе­рес­то­ит! — го­во­ри­ли вра­ги.

В один прек­рас­ный день Ах­мат и Менг­ли-Ги­рей уви­де­ли, что Уг­ра ста­ла.

«Что, ес­ли они пе­реп­ра­вят­ся по льду и ра­зобьют нас?» — по­ду­мал с ужа­сом Ах­мат.

«Что, ес­ли они пе­реп­ра­вят­ся по льду и ра­зобьют нас?» — по­ду­мал, по­хо­ло­дев от стра­ха, Менг­ли-Ги­рей.

«Надо спа­саться!» — ре­шил Ах­мат.

«Надо бе­жать!» — ре­шил Менг­ли-Ги­рей. И обе ар­мии пус­ти­лись так быст­ро бе­жать друг от дру­га, что только пят­ки свер­ка­ли.

Таким об­ра­зом, свер­же­ние ига обош­лось без про­ли­тия кро­ви и поч­ти без учас­тия рус­ских войск.

 


 


ИОАНН ГРОЗНЫЙ

 

I

 

Весть о рож­де­нии Ио­ан­на Гроз­но­го как гро­мом по­ра­зи­ла Моск­ву.

Птицы и зве­ри поп­ря­та­лись в ле­сах. Ры­ба со стра­ху сде­ла­лась еще бо­лее мок­рой и при­та­илась на дне оке­ана.

Люди сов­сем по­те­ря­ли го­ло­вы и бы­ли это­му очень ра­ды, ибо рас­суж­да­ли так:

— Иоанн Ва­сильевич все рав­но их от­ру­бит. Луч­ше уж са­ми по­те­ря­ем го­ло­вы. Ког­да при­дут па­ла­чи, они ос­та­нут­ся в ду­ра­ках — не­че­го бу­дет ру­бить.

Родившись, Ио­анн Гроз­ный ос­мот­рел­ся кру­гом и спро­сил, мет­нув гла­за­ми на сто­нав­шую ро­дильни­цу:

— Это кто? Ему от­ве­ти­ли:

— Твоя мать. Она ро­ди­ла те­бя.

Иоанн Гроз­ный ми­лос­ти­во улыб­нул­ся и ска­зал:

— Она прек­рас­но сде­ла­ла, что ро­ди­ла ме­ня… Но… — Гроз­ный нах­му­рил бро­ви. — Но… Мавр сде­лал свое де­ло, пусть Мавр уй­дет… Г-жа Глинс­кая! Наз­на­чаю вас царс­кой ма­терью. Те­перь мо­же­те ид­ти.

Елена пок­ло­ни­лась и уда­ли­лась в свои по­кои.

— А это кто?

Царь ука­зал на жен­щи­ну, во­зив­шу­юся с пе­лен­ка­ми.

— Акушерка. Она по­мог­ла те­бе уви­деть свет.

— Не люб­лю аку­ше­рок и зуб­ных вра­чей.

Царь по­мор­щил­ся и ве­лел от­ру­бить го­ло­ву аку­шер­ке.

Акушерка бы­ла очень ра­да, что так лег­ко от­де­ла­лась.

— Зачем аку­шер­ке го­ло­ва? — рас­суж­да­ла она впол­не здра­во. — Аку­шер­ке нуж­ны только ру­ки и инст­ру­мен­ты.

Покончив с аку­шер­кой, Ио­анн Ва­сильевич при­ка­зал спус­тить на на­род мос­ковс­кий нес­колько мед­ве­дей.

— Остальные ми­лос­ти, — за­явил при этом Гроз­ный, — со­вер­шу пос­ле. Те­перь бе­ру от­пуск на год. Пра­вить же Мос­ковс­кой зем­лею бу­дет мать и дя­денька Те­леп­нев-Обо­ленс­кий.

После этих слов царь зат­во­рил­ся со сво­ей кор­ми­ли­цей и це­лый день не вы­хо­дил.

 

II. ВОСПИТАНИЕ ИОАННА

 

Воспитание Ио­анн Ва­сильевич по­лу­чил по Фре­бе­лю:

В во­семь ча­сов ут­ра он уже был на но­гах и для раз­ви­тия мус­ку­лов де­лал гим­нас­ти­ку — ост­ро­ко­неч­ным жез­лом бил сво­его спальни­ка.

Потом прис­ту­пал к гим­нас­ти­ке, раз­ви­ва­ющей мус­ку­лы ног, — око­ло ча­са топ­тал но­га­ми стольни­ка.

В де­сять на­чи­нал­ся урок рус­ско­го язы­ка — царь ру­гал бо­яр.

В один­над­цать Ио­анн Ва­сильевич прис­ту­пал к за­ня­тию чу­жи­ми язы­ка­ми — вы­ре­зал язы­ки у про­ви­нив­ших­ся приб­ли­жен­ных, а ос­тав­ши­еся час­ти те­ла бро­сал в тем­ни­цу.

После завт­ра­ка ма­ленький Гроз­ный вы­ез­жал из двор­ца изу­чать на­род.

Изучал он на­род не по­верх­ност­но, как это де­ла­ет­ся те­перь, а ос­но­ва­тельно, ана­то­ми­чес­ки: каж­до­го изу­ча­емо­го раз­ре­зал на нес­колько час­тей, и каж­дая часть под­вер­га­лась изу­че­нию.

Однажды Ио­ан­ну Ва­сильеви­чу пе­ре­да­ли из­вест­ные сло­ва Ка­ли­гу­лы:

«Как бы мне хо­те­лось, что­бы у всех лю­дей бы­ла од­на го­ло­ва и что­бы я от­ру­бил эту го­ло­ву».

Молодой Ио­анн, вздох­нув, ска­зал:

— Я не уто­пист: я знаю, что сколько лю­дей, столько го­лов и ра­бо­ты бу­дет мно­го.

И, под­няв очи го­ре, при­ба­вил со сми­ре­ни­ем:

— Что ж, бу­дем тру­диться. Тер­пе­ние и труд все пе­рет­рут.

Так рос мо­ло­дой Гроз­ный.

 

III. СОВЕРШЕННОЛЕТИЕ

 

Спустя год пос­ле рож­де­ния Ио­анн Ва­сильевич объявил се­бя сем­над­ца­ти­лет­ним.

— Теперь нач­ну царст­во­вать! — за­явил он. — Кто еще не каз­нен?

Неказненные бо­яре ста­ли под­хо­дить к Ио­ан­ну.

— Не тол­пи­тесь! — зак­ри­чал на них Ио­анн. — Тут вам не те­ат­ральная кас­са. Станьте в оче­редь.

— Сколько вас раз­ве­лось! — с до­са­дой ска­зал Гроз­ный.

Бояре ви­но­ва­то опус­ти­ли гла­за.

К ве­че­ру все бы­ло кон­че­но.

Оставшиеся пос­ле каз­нен­ных бо­ярс­кие шап­ки Гроз­ный раз­дал сво­им но­вым приб­ли­жен­ным.

Так как приб­ли­жен­ных ока­за­лось меньше, чем бо­ярс­ких ша­пок, то лю­бим­цы по­лу­чи­ли по две шап­ки.

Отсюда пош­ли двой­ные бо­ярс­кие фа­ми­лии: Го­ле­ни­щев-Ку­ту­зов, Су­ма­ро­ков-Эльстон, Вит­те-Вит­те, Каф­таль-Ган­дельман. Бу­ла­цель-Бу­ла­цель, Гинц­бург-Гинц­бург и др.

 

IV.ЗАБАВЫ ИОАННА ГРОЗНОГО

 

Любимейшей за­ба­вой мо­ло­до­го ца­ря бы­ло же­ниться.

У Ио­ан­на, в сущ­нос­ти, бы­ло очень неж­ное серд­це, и единст­вен­ной при­чи­ной его жес­то­кос­ти бы­ло лю­бо­пытст­во.

Женившись и по­жив не­ко­то­рое вре­мя с же­ной, он на­чи­нал ду­мать:

«Любопытно бы­ло бы пос­мот­реть, ка­ко­ва бу­дет моя вто­рая же­на?»

Несколько ме­ся­цев Ио­анн Ва­сильевич бо­рол­ся со сво­им лю­бо­пытст­вом, но по­том не вы­дер­жи­вал и пост­ри­гал же­ну в мо­на­хи­ни, а сам брал дру­гую же­ну.

— Ничего не по­де­ла­ешь! — го­во­рил он. — Уж очень я лю­бо­пы­тен.

Игрушки мо­ло­до­му ца­рю за­ме­ня­ли бо­яре, мо­ло­дые и ста­рые.

Поиграв с бо­яри­ном, Ио­анн на­чи­нал то­миться мыслью:

«Что у мо­ей но­вой иг­руш­ки де­ла­ет­ся внут­ри?»

Любопытство до тех пор му­чи­ло ца­ря, по­ка он не рас­па­ры­вал бо­яри­на и не уз­на­вал, что де­ла­ет­ся у не­го внут­ри.

Сначала Ио­ан­ну Ва­сильеви­чу нра­ви­лись бо­яре Глинс­кие.

— Славные иг­руш­ки! — вос­хи­щал­ся он. — Вот ин­те­рес­но бы­ло бы знать, ка­кие там у них пру­жи­ны внут­ри? Долж­но быть, заг­ра­нич­ные!

Недолго кре­пил­ся Гроз­ный и ве­лел рас­по­роть Глинс­ких.

Потом то же са­мое он сде­лал с Шуй­ски­ми, по­том — с Бельски­ми.

Каждый год Ио­анн Ва­сильевич про­из­во­дил на­бор но­вых лю­бим­цев.

Родные лю­бим­цев оп­ла­ки­ва­ли их, как по­кой­ни­ков. Пе­ред отп­рав­кой лю­бим­цев во дво­рец ма­те­ри и же­ны го­ло­си­ли:

— На ко­го ты по­ки­нул нас, си­ро­ти­ну­шек!

Знакомые с грустью жа­ле­ли лю­бим­ца:

— Так мо­лод и уже в лю­бим­цы по­пал. По­ис­ти­не, смерть не раз­би­ра­ет.

В Моск­ве лю­ди больше уми­ра­ли от вне­зап­ной люб­ви Ио­ан­на Ва­сильеви­ча, чем от дру­гих за­ра­зи­тельных бо­лез­ней.

Дата: 2019-05-28, просмотров: 213.