В 1974 г. в Эфиопии вполне сложилась революционная си­туация.

Уже события первых недель 1974 г. показали, что глубокий кризис, переживаемый страной и усиленный энергетическими и валютными неурядицами мировой системы капитализма, не­преодолим в условиях абсолютистско-монархического режима. Власти, как и прежде, пытались разрешить возникшие труд­ности за счет и так до предела обнищавшего, обездоленного [286] народа. Вместо реального улучшения жизни трудового люда, радикального удовлетворения его социальных потребностей они по-прежнему прибегали к репрессиям, ничего не значащим обещаниям и незначительным уступкам. Преследуя своекорыст­ные, узкоклассовые интересы, абсолютная монархия все актив­нее действовала «наперекор» требованиям масс, велению вре­мени. На фоне нараставших лишений народа и непомерной рос­коши богачей, полного бесправия трудящихся и всесилия угне­тателей разворачивалось мощное антифеодальное, антиимпе­раторское, антимонархическое и антиимпериалистическое дви­жение самых широких слоев населения.

Многочисленные бунты в армии и демонстрации учащейся молодежи в январе — начале февраля 1974 г. явились непо­средственным предвестником революционного Февраля и по­следующей борьбы против существовавшего строя, которая при­вела к Сентябрьской победе: низложению Хайле Селассие, уничтожению абсолютной монархии и созданию прогрессивных основ дальнейшего развития Эфиопии. В одном правительст­венном издании отмечалось, что Февральское (1974 г.) обще­национальное восстание против деспотической и эксплуататор­ской системы произошло тогда, когда резко ухудшилась си­туация в экономической, социальной и политической сферах [44, с. 16; 46, с. 10—11],

Оно началось 18 февраля с забастовки в Аддис-Абебе учи­телей, потребовавших увеличения заработной платы, отмены предложенной правительством перестройки школьного дела и скорейшего проведения аграрной реформы. Одновременно с ними прекратили работу водители такси и автобусов, возмущен­ные повышением цен на бензин и другие нефтепродукты в среднем на 44% и ростом стоимости товаров первой необходи­мости (так, цены на муку, зерно и хлеб с декабря 1973 по февраль 1974 г. удвоились). «Более тысячи водителей такси,— писала „Эфиопиэн геральд",— вооружившись испытанным ору­жием пролетариата — булыжниками, вступили в настоящее сра­жение с полицией» [138, 24.02.1974]. К ним присоединились маргиналы (городская беднота, люмпен-пролетариат, безработ­ные крестьяне, прибывшие в Аддис-Абебу из голодающих де­ревень, и др.), хлынувшие на центральные улицы из своих жалких лачуг. В озлоблении из-за крайней нищеты и неустроен­ности они забрасывали камнями полицейские наряды, витрины дорогих магазинов, роскошные автомобили и т. д.

В тот же день по Аддис-Абебе прокатилась волна студен­ческих демонстраций, в ходе которых участники выдвинули ряд политических требований: проведение радикальной аграр­ной реформы, принятие новой, демократической конституции, гарантирование гражданских свобод, создание правительства, ответственного перед парламентом, и т. д. Манифестанты, к ко­торым примкнули старшеклассники, ученики начальных школ, работающая молодежь, сотрудники столичных служб и другие [287] жители Аддис-Абебы, выкрикивали обвинения в адрес членов правительства, знати и дочери императора Тэнанье Уорк [392, с. 4]. Тогда же забастовал наземный персонал «Эфиопиэн эйр-лайнз», недовольный низким жалованьем. В последующие дни в борьбу включилось еще большее число жителей Аддис-Абе­бы. 21 февраля центр города оказался в руках восставших.

Власти несколько растерялись: им еще не приходилось стал­киваться с выступлением такого размаха и накала (см. [195; 205]). Они не решались немедленно прибегнуть к помощи ар­мии из-за недавних волнений в военно-воздушных частях в Дэбрэ-Зэйте и других воинских подразделениях. Широкое ис­пользование полиции ставилось тогда также под сомнение, ибо правительство боялось возможной негативной реакции со сто­роны армии, недоверчиво относившейся к полиции из-за ее участия в подавлении военного мятежа в Дэбрэ-Зэйте [346, с. 85]. К тому же вскоре выяснилось, что одними полицейскими силами не обойтись при усмирении взбунтовавшегося населе­ния: наряды столичной полиции, брошенные властями па по­давление восстания, не могли справиться с разраставшимся дви­жением протеста.

Важным средством мобилизации народных масс на борьбу с режимом в эти бурные февральские дни явились листовки, буквально заполнившие сто­лицу. Поток таких нелегальных материалов постоянно увеличивался. В них режим осуждался за деспотизм, бедственное положение страны, развенчива­лись монархические ценности, содержалось требование демократизации об­щественной и экономической жизни, настойчиво внушалась мысль о необходи­мости усиления борьбы против господствующих классов. Некоторые листовки призывали вооруженные силы встать на сторону народных масс, выступив­ших против угнетателей. В одной из них, озаглавленной «Обращение угнетенных масс к армии», сообщалось: «Министры и генералы обогащаются за счет солдата. Эфиопия пробуждается. Свергайте правительство, которое при­носит пользу только немногим» [346, с. 86]. Неистовый дух протеста, стремле­ние к общественному обновлению, пронизывающие листовки,— еще одно под­тверждение вывода о том, что «практически сразу же борьба трудящихся стала приобретать политическую окраску, трансформируясь в борьбу про­тив монархической системы в целом» [227, с. 13].

Вслед за Аддис-Абебой революционное движение охватило трудящиеся массы и маргинальные слои Назрета, Дэбрэ-Зэйта и других населенных пунктов. Но эпицентр восстания был, ко­нечно, в столице, куда власти вскоре стянули промонархически настроенные войска.

На восставших обрушились самые жестокие репрессии [138, 24.02.1974; 152, 25.02.1974; 196, с. 30]. Одновременно прави­тельство пошло на уступки: было объявлено о снижении цен на горючее, отмене непопулярной в народе школьной реформы, о предстоящем пересмотре заработной платы учителям, уста­новлении контроля над ценами на продукты питания [138, 26.02.1974]. В попытке удержать на своей стороне вооружен­ные силы Хайле Селассие повысил жалованье на 18% рядовым и сержантам, причем это произошло после того, как части 4-й [288] дивизии, расквартированные в Аддис-Абебе, 23 февраля пригро­зили «прекратить нести службу, если правительство не увели­чит им оклады» [138, 24.02.1974; 152, 27—28.02, 21.03.1974; 392, с. 5].

Но было уже поздно. Армия, постепенно революционизи­руясь, предъявила длинный перечень экономических, социаль­ных и политических требований (увеличение жалованья на 50%, пенсий, пособий раненым, полевых надбавок, проведение радикальной аграрной реформы, отставка и наказание за раз­вал страны министров правительства Аклилю Хабтэ Уольда, пе­ресмотр конституции, предоставление гражданских свобод и т. д.), подкрепив их в течение 25—28 февраля рядом военных акций, в том числе арестом высших офицеров и генералов, блокированием ключевых позиций в Аддис-Абебе, Асмэре, Мас-сауа и других населенных пунктах, захватом радиостанций. В антиправительственных выступлениях армии участвовали, как правило, солдаты, сержанты и младшие офицеры. Под их на­жимом власти пошли на беспрецедентный шаг: правительство Аклилю Хабтэ Уольда 27 февраля подало в отставку, которая незамедлительно была принята императором. На следующий день Хайле Селассие назначил премьер-министром Ындалькачоу Мэконнына, пользовавшегося репутацией «либерала умерен­ного толка» [143, 13.03.1974] и в то же самое время принадле­жавшего к одной из аристократических фамилий, а председате­ля сената генерал-лейтенанта Абий Абэбэ, которому во двор­це первоначально даже поручили сформировать новое правительство, — министром обороны и начальником генерального штаба. Наиболее дальновидные члены Совета короны совето­вали императору даже отменить конституцию 1955 г., распус­тить парламент и провести всеобщие выборы [131, 1974, № 33, с. 23]. Но Хайле Селассие не отважился на такой шаг. Зато власти пошли навстречу взбунтовавшимся частям в вопросе удовлетворения почти всех материальных претензий.

Но брожение в армии не приостановилось. Тем более, что подразделения 4-й дивизии в качестве превентивной меры арес­товали ряд бывших министров (внутренних дел Гетахун Тэсэмма, иностранных дел Мынасе Хайле, аграрной реформы и адми­нистрации Бэлай Аббайе, торговли и промышленности Кэтэма Ифру и др.). Это, как полагают западногерманские ученые Г. Шеллер и П. Брицке, «явилось... прямым следствием народ­ного требования об ответственности бывших министров за не­умелое руководство и коррупцию» [392, с. 6]. Вскоре по настоя­нию армейских низов и населения во дворце сменили многих высших военных и административных руководителей. Канди­датуры новых военачальников, как отмечают Дж. Маркакис и Ныгусе Айяле, «были подобраны с таким расчетом, чтобы они могли удовлетворить или хотя бы не возмущать армейские мас­сы, которыми они командовали. Сами же они знали, что их по­ложение в большей степени зависит от благосклонности последних, [289] чем от правительства. В результате они столкнулись с большими трудностями в попытке держать в подчинении млад­ших офицеров и сержантов, которые постепенно брали коман­дование частями в свои руки» [346, с. 89].

Прогрессивные силы армии в опубликованном 1 марта ма­нифесте вновь потребовали предоставить гражданские свобо­ды, освободить политических заключенных, осуществить ради­кальную аграрную реформу, в корне изменить трудовое законодательство, ввести всеобщее бесплатное образование, разре­шить организацию и деятельность политических партий, провести демократические выборы, установить строгий государ­ственный контроль над ценами. Это была, по существу, поли­тическая программа революционных военнослужащих, для контроля над реализацией которой они настаивали на создании специальной комиссии в составе представителей армии и об­щественности [155, 10.03.1974; 193, с. 83].

Революционный порыв охватил все вооруженные силы стра­ны и даже императорскую гвардию, которая далеко не сразу поддержала другие рода войск [155, 3.03.1974; 265, с. 105]. Пе­реориентация гвардии, ее отход от безоговорочного повинове­ния дворцу явились важным шагом в изменении социально-по­литического облика армии. Она все больше становилась на сторону народных масс, возлагая на себя руководство движе­нием за обновление страны.

Армейские низы начиная с февраля укрепляли свою аван­гардную роль в общенародном движении против абсолютной монархии, феодальной собственности на землю, империалисти­ческой зависимости. Это объясняется тем, что «при отсутствии партии рабочего класса военные... оказались единственной отно­сительно организованной частью общества» [61, с. 5].

В современной Эфиопии официально признано, что в фев­рале 1974 г. «угнетенные массы... рабочий класс, крестьянство, военнослужащие, мелкая буржуазия и демократические и пат­риотические силы — выступили единым фронтом против... Хай­ле Селассие, хотя это выступление носило стихийный и нескоординированный характер» [123, 05.05.1977]. Эта оценка движу­щих сил революции и ее изначально стихийного развития спра­ведлива. Вместе с тем уже тогда, в феврале, в армейской сре­де предпринимались шаги по созданию единого руководства движением, возникали локальные органы, пытавшиеся придать целенаправленный характер действиям вооруженных сил.

Выступлениями отдельных подразделений в феврале руко­водили комитеты, стихийно образовывавшиеся из числа наи­более активных солдат и сержантов и — реже — младших офи­церов. Они продолжали действовать и в последующие месяцы, в течение которых не только обновлялся их состав. В них рас­пространялись революционно-демократические взгляды. Су­ществовал также межармейский комитет (так называемый ко­митет тридцати), который, судя по сообщению английской «Обсервер» [290] от 10 марта 1974 г., начал складываться еще в первой половине февраля.

Этот комитет, состоявший из рядовых и сержантов, подго­товил список 14—25 высших представителей власти (премьер-министр Аклилю Хабтэ Уольд, министр иностранных дел Мынасе Хайле, генерал-губернатор Шоа рас Мэсфын Сылеши, внук императора контр-адмирал Искандэр Дэста и др.), подлежащих аресту и суду, а также намеревался добиться расследования финансовых махинаций всех 18 членов правительства Аклилю и суда над ними.

В начале марта комитет тридцати распался из-за противо­речий его членов по отношению к самодержавию. Наиболее ра­дикальной позиции придерживались, в частности, служащие ВВС, настаивавшие на немедленном упразднении режима Хай­ле Селассие [131, 1974, №38, с. 8]. Они же были инициаторами неудавшегося антиправительственного мятежа 25 марта, пред­усматривавшего свержение Хайле Селассие [138, 02.04.1974; 392, с. 126].

Выступления армии происходили на фоне непрекращавшихся волнений населения. Антиправительственная борьба разгора­лась. Уже 1 марта более 3 тыс. студентов Аддис-Абебы, под­держанные многими горожанами, устроили мощную демонстра­цию, осуждая нового премьера за допущенные в бытность его членом кабинета Аклилю Хабтэ Уольда злоупотребления и тре­буя создания народного демократического правительства [265, с.106]. С армейских вертолетов разбрасывались листовки, кри­тикующие средства массовой информации, еще находившиеся под значительным контролем властей [196, с. 56—57], за иска­жение позиции армии по актуальным вопросам внутреннего раз­вития страны.

Запрещенная с 1972 г. Ассоциация эфиопских преподавате­лей университета (АЭПУ), объявив забастовку, распространила манифест «Наши взгляды на движение народных масс и воору­женных сил», в котором вскрывались причины кризиса в об­ществе, подчеркивалась необходимость коренной перестройки политической и экономической системы страны, указывалось на неспособность правительства Ындалькачоу Мэконнына ре­шить проблемы страны, выдвигались требования провести де­мократические выборы в парламент под контролем комиссии из военных и гражданских лиц, отдать под суд всех эксплуата­торов и казнокрадов, легализовать запрещенные общественные организации, разработать демократическую конституцию, а также осуществить радикальную аграрную реформу [193, с. 90—91]. Разработка и опубликование этого документа при­вели к расколу АЭПУ, от которой отделились консервативно настроенные преподаватели, образовавшие Форум эфиопских преподавателей университета (ФЭПУ).

Крупнейшей вехой в развитии революции стало организо­ванное выступление рабочего класса, участие которого, по словам [291] эфиопского исследователя Соломона Тэрфа, в Февральском народном восстании было значительным [396, с. 84].

6 марта руководство СЕЛУ представило правительству Ындалькачоу Мэконнына список требований из 16 пунктов, пригрозив всеобщей забастовкой в случае отказа удовлетворить их. Такое решение было принято еще 1 марта Генеральным советом СЕЛУ, заседавшим с 23 февраля. В этот список вхо­дили: пересмотр закона об отношениях между рабочими и предпринимате­лями, эффективная эфиопизация кадров, отмена цензуры на еженедельник «Йесэратэння дыми», предоставление права на создание профсоюзов в госу­дарственных и смешанных учреждениях и предприятиях, установление мини­мума зарплаты в 3 эф. долл. в день, создание комиссии по контролю над ценами и т. д. СЕЛУ впервые в ее истории выдвинула наряду с социально-экономическими и политические требования. В распространенном заявлении специально указывалось, что «все проблемы Эфиопии — это проблемы рабо­чих» [42]. Руководство СЕЛУ, прежде послушное воле монарха, пошло на такой шаг под давлением рядовых членов профсоюзов: в противном случае в конфедерации произошел бы раскол [154, 13.03.1974]. Несколько позднее, в мае, оно даже признало: «Мы не можем сказать, что (эфиопское) рабочее движение находится вне политики... Прежде мы были заняты организацией наших членов... Мы сейчас достигли той стадии, когда можем повлиять на ход развития страны. Мы надеемся, что... в состоянии создать политическую партию» [131, 1974, № 33, с. 18].

Правительство, столкнувшись с твердостью и последователь­ностью действий более 100 тыс. участников начавшейся 7 мар­та всеобщей забастовки, согласилось выполнить все их тре­бования.

При реализации достигнутых после четырехдневной борьбы договоренностей, однако, предприниматели и различные госу­дарственные органы чинили немало трудностей. Многие пра­вительственные обещания оставались лишь на бумаге, что не могло не вызвать возмущение трудящихся.

В обстановке роста общенационального протеста они про­должали бороться за свои права. В марте—мае в Аддис-Абебе-и других городах прошли многочисленные демонстрации и за­бастовки под знаком демократизации общественно-политической жизни и улучшения экономического положения. Хотя забастов­щикам пе всегда удавалось добиться своих целей, их выступле­ния, несомненно, содействовали росту политического самосоз­нания народа. В борьбу включались все новые и новые слои населения, в том числе женщины, устроившие 17 марта в Ад­дис-Абебе мощную демонстрацию, требуя равных прав с муж­чинами [396, с. 85]. Постоянно усиливался ее политический акцент. Во время массовых выступлений в некоторых городах возникали организации, руководившие народным движением: (например, в Джимме — «народный комитет»). И хотя они про­существовали недолго, их появление свидетельствует о полити­ческой активности масс. Заявили о себе также запрещенные ранее общественные организации, добившиеся теперь легализа­ции (например, Союз эфиопских студентов Аддис-Абебского-университета и Национальный союз эфиопских студентов, во­зобновившие свою деятельность после специального разрешения правительства от 16 марта). [292]

Против социально-политической дискриминации выступило мусульманское население. В поданной правительству 9 апреля петиции оно потребовало официального признания ислама, фи­нансовой поддержки мусульманской деноминации, провозгла­шения исламских праздников общегосударственными, предо­ставления права создавать общественные организации, ликви­дации дискриминации на гражданской, военной и дипломати­ческой службе, справедливого и равного наряду с христианами распределения земель и введения новой формулы «эфиопские мусульмане» вместо «мусульмане в Эфиопии» [138, 19.04, 21.04.1974]. Это была политическая программа эфиопских мусульман, которые подвергались абсолютной монархией наиболь­шему притеснению (ср. в 1967 г. власти запретили Ассоциацию студентов-мусульман Аддис-Абебского университета, хотя Ассо­циация молодых христиан, созданная еще в 1947 г. и объединяв­шая главным образом учащуюся молодежь, имела 36 отделений в стране).

Передовая общественность признавала справедливость пре­тензий мусульман. «Эфиопиэн геральд» от 21 апреля 1974 г. подчеркивала, что «мусульмане должны иметь такие же права, как и христиане, поскольку и те и другие — равноправные граждане Эфиопии, и существующее неравенство должно быть немедленно уничтожено». Такая постановка вопроса в официаль­ной газете — свидетельство глубоких сдвигов в общественно-политической ситуации в стране.

Чаяния мусульман нашли положительный отклик в христианской среде. В частности, христиане активно поддержали мусульманскую демонстрацию 20 апреля, когда на улицы Аддис-Абебы вышло около 100 тыс. человек. Ее участники заявили о необходимости устранения гонений на приверженцев нехристианских религий, отделения церкви от государства и социального равенства [110, миязия 13, 1966]. В конце концов мусульмане добились обеща­ния правительства о предоставлении им более широкого участия в делах государства.

Однако в высших кругах эфиопской церкви не все соглашались с требова­ниями мусульман. Отдельные аддис-абебские священники попытались даже организовать «марш-протест христиан» в ответ на выступления мусульман, но в нем участвовало всего лишь 500 человек. В патриархии резко выступили также против отделения церкви от государства, на чем настаивали демо­кратические силы.

Среди духовенства, особенно низшего, усилилось брожение. В одной из листовок, распространенных 11 марта, говорилось, что «условия невероятной бедности объясняют все возрастаю­щую непопулярность низших священников, вынужденных жить за счет крестьян» [159, 14.03.1974]. В ней призывались массы к восстанию против церковной верхушки. Это — уже явное сви­детельство глубокого конфликта в церкви.

12 марта около 500 священнослужителей, работников семи­нарии и церковного издательства «Тынсае Зэгубайе» забасто­вали, настаивая на повышении жалованья и пенсий, сокраще­нии платы за медицинское обслуживание, а также осудив высший [293] клир в незаконном обогащении и в нещадной эксплуатации миллионов крестьян [194, с. 179]. Патриарх Теофилос вынужден был согласиться с этими требованиями.

Низшее духовенство предложило также создать специальный комитет для изменения административной структуры церкви. К проведению решительных реформ в области религии призва­ла также Ассоциация молодых христиан, проведшая конферен­цию в апреле на тему о месте эфиопской церкви в меняющейся обстановке. Под нажимом церковно- и священнослужителей Хайле Селассие отстранил 16 апреля от должности генераль­ного управляющего эфиопской церкви Эрмыяса Кэббэдэ, на­значив на его место Мэконнына Зоуде, пользовавшегося из­вестной популярностью в церковных кругах. Патриархия, в свою очередь, объявила о предполагаемой децентрализации церков­ного управления, расширении прав низших церковнослужите­лей и предоставлении автономии епархиям. Уже 12 мая был создан Административный совет для ведения церковных дел в составе 12 человек, из которых только двое были служителями культа [110, гынбот 3, 1966]. Церковь стремилась, таким обра­зом, удержать свои позиции в обществе.

Открытое осуждение церкви и критика в ее адрес — еще одно подтверждение глубоких перемен в Эфиопии. Несколько позднее, в августе, «Эфиопиэн геральд» отмечала, что церковь является тормозом для национального прогресса и «что массы должны быть мобилизованы для работы, а не молиться беско­нечно в церквах и мечетях каждый день в рабочее время» [138, 13.08.1974].

Выступления низшего духовенства получили широкий обще­ственный резонанс. Активность деревенских священников и цер­ковнослужителей в пригородных зонах, районах товарного сель­скохозяйственного производства и даже традиционного земле­делия (прежде всего на юге и в придорожной полосе досягае­мости) способствовала дальнейшему пробуждению крестьянских масс.

27 июня 1974 г. парижская «Монд» писала: «Имеется мно­жество признаков того, что в некоторых сельских районах... аграрная реформа... осуществлена уже де-факто. Крестьяне ре­шительно отказываются отдавать свои урожаи помещикам и платить налоги». Оценивая силу крестьянских волнений на юге Эфиопии, «Нью-Йорк тайме» подчеркивала, что они «в решаю­щей степени подготовили условия для дальнейших акций воо­руженных сил Эфиопии» [152, 19.05.1974].

Крестьянские массы, на которые очень рассчитывали во дворце, строя планы нанесения удара по революции, не высту­пили в защиту трона, когда летом военные шаг за шагом вели дело к упразднению монархии и в сентябре низложили Хайле Селассие. Такая позиция крестьян была крупным завоеванием эфиопской революции.

Императорский режим с приближением осени все больше [294] ослабевал. Все уже и уже становилась его социальная база. Под революционным натиском масс он терял с каждой неделей свои позиции. Ничто не помогло монарху (и, следовательно, феодальному классу и бюрократии) удержаться у власти: ни разработка новой конституции, ни обещания широких реформ, ни политическая декларация правительства от 8 апреля, про­возгласившая в качестве главной цели развития страны пере­ход в ближайшие шесть месяцев к конституционной монархии, ни объявление императором своего внука Зэра Яыкоба Асфа Уосэна действующим наследником, ни молчаливое санкциониро­вание Хайле Селассие арестов видных деятелей режима, про­изведенных революционными военными, ни жестокие репрессии властей против участников социально-освободительного движе­ния, ни деятельность Комиссии национальной безопасности во главе с министром обороны Абий Абэбэ, превратившейся в оплот реакции. Гнев народа затронул и лично Хайле Селассие, членов царствующей фамилии. Его осуждали за массовую ги­бель населения от голода, деспотизм, казнокрадство, жестокую эксплуатацию подданных, безудержное обогащение, разбазари­вание государственных средств, проимпериалистическую ориен­тацию и т. д. [110, пагуме 1, 1966; 110, мэскэрэм 3, 1967; 130, 03.09.1974].

Развернувшаяся кампания критики Хайле Селассие дискре­дитировала его самого и режим в целом, позволяла преодо­левать психологический верноподданнический барьер, содейст­вовала разрушению культа божественного происхождения мо­наршей власти, представления об императоре как символе эфиопской государственности, единства народов Эфиопии, а так­же облегчала приход революционной армии к власти.

К лету 1974 г. политическая роль вооруженных сил резко возросла. После ожесточенной внутренней борьбы в них укре­пились прогрессивные настроения, упрочилось революционно-демократическое ядро. Противоборство правых и левых в ар­мии отразилось на деятельности Координационного комитета вооруженных сил и полиции (КК), о создании которого было объявлено 27 апреля [138, 28.04.1974; 265, с. 107-108]. КК, взявший на себя функции по преодолению организацион­ной разобщенности в военно-политической деятельности воин­ских частей, под давлением демократических сил предпринял в конце июня решительные шаги по предотвращению готовив­шегося реакцией удара по революционному движению.

28 июня в расположении штаба 4-й дивизии в Аддис-Абебе собрались по инициативе радикального ядра КК 172 предста­вителя всех войсковых подразделений в звании от рядового до майора. На собрании обнаружились разногласия между его участниками по поводу будущего устройства страны. Выдвига­лись различные предложения, в том числе установление воен­ной диктатуры, «балканизация» Эфиопии, учреждение анархо-синдикалистского гражданского правительства и сохранение монархии. [295] Жаркие споры завершились образованием Координа­ционного Комитета вооруженных сил, полиции и территориаль­ной армии (ККВС, или Дэрга), председателем которого поч­ти единогласно (98% голосов) был избран майор Менгисту Хайле Мариам — лидер революционно-демократических кругов армии [63, с. 8; 355, с. 197; 110, мэскэрэм 1, 1977].

С созданием ККВС, превратившегося в общенациональный центр по руководству революцией, в стране сложилось двое­властие. На одном полюсе находилось правительство все еще монархической Эфиопии, лихорадочно искавшее возможности восстановить утрачиваемые позиции господствующих классов, на другом — ККВС, в руках которого сосредоточивалась реаль­ная власть. Венчал этот своеобразный дуумвират Хайле Селассие, уже лишившийся, по существу, абсолютной власти и остав­ленный военными пока на троне по стратегическим и тактиче­ским соображениям. В манифесте ККВС от 9 июля прямо ука­зывалось на установление контроля военных над деятельностью гражданского правительства [110, хамле 3, 1966].

22 июля по требованию ККВС подал в отставку Ындалькачоу Мэконным, поскольку, как было объявлено, «он не смог воспринять идеи и цели движения военных и пытался вызвать разногласия в вооруженных силах» (346, с. 107]. Вскоре по рекомендации ККВС премьер-министром стал Микаэль Имру, видный политический деятель либерально-буржуазных взгля­дов, а на освободившийся пост министра обороны вместо аре­стованного генерал-лейтенанта Абий Абэбэ назначили генерал-лейтенанта Амана Микаэля Андома, занявшего еще 16 июля после многих лет монаршей немилости должность начальника генерального штаба вооруженных сил. ККВС, избрав тактику постепенной дискредитации и изоляции императора в сочета­нии с заверениями в лояльности, в августе упразднил важней­шие монархические институты (Совет короны, личный военный штаб императора, высший императорский суд — «чилот» и др.), арестовал сановников, через которых Хайле Селассие осуще­ствлял связь с различными государственными органами, нацио­нализировал все его дворцы и другую недвижимость, в том числе промышленные и транспортные предприятия, амнистиро­вал политических заключенных и эмигрантов и т. д.

ККВС выдвинул в самом начале июля лозунг «Эфиопия — прежде всего», выражавший стремление избавить страну от феодализма, нищеты и бесправия, приоритет общенациональ­ных интересов, развитие страны по пути социального прогресса. Он использовался как призыв к объединению всех демокра­тических сил Эфиопии, всех противников отсталости, деспотиз­ма и анахронизма императорского режима. Всюду подчеркива­лись приверженность военных глубокому преобразованию об­щества, их намерение ликвидировать этнорелигиозную дискри­минацию, интенсивно развивать все отрасли народного хозяйства, уничтожить засилье иностранного капитала, активизировать [296] участие страны в антиимпериалистической, антиколо­ниальной борьбе. К сентябрю были национализированы некото­рые предприятия, принадлежавшие знати; обнародованы первые результаты расследования причин массовой гибели людей в Уолло и Тыграе, показавшие преступное отношение властей к нуждам народа. В выводах комиссии осуждались не только пра­вительство, но и лично император, которого еще в 1970 г. ин­формировали о грозящей катастрофе в Уолло в связи с засухой и который так ничего и не предпринял по предотвращению трагедии [157, 1.09.1974; 206, с. 21; 396, с. 82]. Это еще больше усилило критику монархии как института власти и самого Хай­ле Селассие, а также дало серьезные аргументы тем, кто вы­ступал против сохранения (пусть и в чисто представительском, номинальном виде) монархии как формы государственного устройства, предусмотренной опубликованным 7 августа проек­том повой конституции.

Этот проект, либерально-буржуазный по своему содержа­нию, стал платформой острой идеологической и политической борьбы в стране. Как сообщалось в августовском номере жур­нала «Цэддэй» за 1974 г., народ отверг большинство статей предложенного варианта основного закона страны [112, нэхасе, 1966, № 10, с. 3]. В свою очередь, реакция не соглашалась с тем, чтобы политическая власть феодального класса существен­но подрывалась. Церковная верхушка даже пригрозила пред­принять решительные меры против ККВС и правительства, если реализуются положения об отделении церкви от государства и она лишится своего приоритетного статуса в стране. Но уси­лия контрреволюции были тщетны. Многочисленные факты «незаконного обогащения, злоупотребления властью и преступ­ного пренебрежения своим долгом перед народом», в чем об­винялся Хайле Селассие, царствующая семья [138, 28.08, 6.09; 8.09.1974], развенчивали традиционный ореол святости короны, ее бескорыстного «служения» стране. Вместе с тем становились все более привлекательными революционные цели ККВС [346, с. 112]. «Аддис-суар» писала 3 сентября 1974 г.: «Революция должна положить конец самодержавию, которое... бесстыдно угнетало и эксплуатировало народные массы, установив режим террора, репрессий и грабежа». В печати появились материалы, утверждающие, что «свобода — это социализм» [138, 07.09.1974]. В то же самое время стали возникать полулегальные кружки и группы, впоследствии послужившие основой создания различ­ных политических организаций (например, Всеэфиопского со­циалистического движения — МЕИСОН). Некоторые из них уже тогда выступали с мелкобуржуазных позиций против руковод­ства военным революционным процессом [346, с. 109—112].

В начале сентября стало ясно, что дни пребывания импе­ратора на троне сочтены: предшествующие события подготовили почву для его низложения. На своих заседаниях 6—9 сентября ККВС принял решение об отстранении Хайле Селассие. [297]

12 сентября 1974 г. Хайле Селассие I, который, по заявле­нию ККВС (сделанному накануне), «более не заслуживает до­верия эфиопского народа», был смещен, действие конституции 1955 г. приостановлено; гражданское правительство и парла­мент распущены; вся полнота власти в стране официально пе­реходила в руки ККВС, преобразованного несколькими днями позже во Временный военный административный совет (ВВАС) во главе с генерал-лейтенантом Аманом Микаэлем Андомом. Это назначение примкнувшего к революционному движению ге­нерала произошло в условиях примерного равенства сил в ККВС между революционно-демократическим крылом и сторонниками буржуазного развития. И не случайно поэтому первым замес­тителем председателя ВВАС стал Менгисту Хайле Мариам. Многие члены ВВАС рассматривали Амана Микаэля Андома лишь как представительскую фигуру. По их мнению, он был призван только для того, чтобы на начальном этапе «придать вес» новому руководству страной.

В последующих постановлениях сообщалось о сформирова­нии Временного военного правительства (ВВП), председателем которого стал все тот же Аман Микаэль Андом, и о создании военного трибунала для суда над арестованными деятелями прежнего правительства, обвиняемыми в коррупции, злоупот­реблении властью и проведении политики в ущерб националь­ным интересам. На трон (но уже в качестве ныгуса, а не импе­ратора — ныгусэ-нэгэст) возводился Асфа Уосэн, еще находив­шийся на лечении в Швейцарии. В его отсутствие функции гла­вы государства возглагались на ВВАС. Устанавливалось, что будущий монарх станет номинальным главой государства, не имеющим исполнительной и политической власти. ВВАС об­народовал также политическую программу, предусматривавшую социальное и религиозное равенство всех эфиопов, повышение благосостояния крестьянства, проведение аграрной реформы, реорганизацию органов юстиции, введение всеобщего бесплат­ного начального образования и доступной народу медицинской помощи, интенсивное развитие промышленности. В вопросах внешней политики предлагалось строгое соблюдение антиимпе­риалистического, антиколониального курса, уважение уставов ООН и ОАЕ, выполнение всех международных обязательств на основе взаимного уважения и равенства, помощь народам, бо­рющимся за независимость, и развитие дружественных отно­шений со всеми африканскими странами, в частности с Сомали и Кенией.

Арестовав Хайле Селассие и членов его семьи, военные об­винили императора в отказе сотрудничать с ними и в «злоупот­реблении властью и своим положением в собственных инте­ресах» [122, 1974, № 38, с. 13; 404, с. 213; 406, с. 3—8]. Бывшего монарха отвезли в «специально отведенное место». Так закон­чилось 44-летнее правление императора Хайле Селассие I (1930—1974). [298]

Английская газета «Гардиан» писала 13 сентября 1974 г.: «Эфиопский народ, так долго находившийся в зависимости от старческой немощи своего свергнутого императора, остро нуж­дается в том, чтобы, не теряя времени, открыть новую страни­цу». Низложение Хайле Селассие и приход ВВАС к власти ста­ли отправным пунктом глубоких антифеодальных, антимонархи­ческих, антиимпериалистических преобразований, положившим начало национально-демократическим переменам.

Армия, вышедшая па арену политической жизни в ходе сти­хийного антифеодального движения народных масс, поддержан­ная ими и опиравшаяся на них, разрушила абсолютистско-монархический строй. Однако это уже была не армия эфиопского самодержавия. Революционные силы военных, установив свой контроль в армии и изменив, по существу, ее характер, выступи­ли против режима, оказавшегося неспособным справиться с эко­номическими и политическими трудностями.

Ко всему периоду от Февраля до победного Сентября можно с полным правом отнести вывод «Эфиопиэн геральд» о том, что «февральское движение возглавляли члены вооруженных сил, которые пользовались беспрецедентной поддержкой всего парода» [138, 07.08.1974].

Армия выступила в роли политического представителя коа­лиции широких социальных сил: мелкой буржуазии, крестьян­ства, интеллигенции, средних слоев города, рабочих, средней национальной буржуазии, низших и средних слоев чиновни­чества, части традиционной интеллигенции и др. Движение воо­руженных сил стало выразителем чаяний и надежд трудящихся масс; оно действовало как общенациональная революционная сила.

Сентябрьская победа восставшего народа, возглавленного армией, открыла путь прогрессивных преобразований в Эфио­пии. Революционные перемены в стране имели большое между­народное значение. [299]

Глава 9

ЭФИОПИЯ В БОРЬБЕ

ЗА СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ

И ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕОБРАЗОВАНИЯ

Прогрессивные перемены в Эфиопии с середины 70-х годов составляют одно из самых значительных событий в мировом общественном развитии. Эфиопская революция, положившая начало падению господства привилегированных классов, сумела поднять самые широкие массы на строительство нового общест­ва, на защиту завоеваний от внешней и внутренней реакции. По своим масштабам, характеру, радикализму, динамизму, ре­волюционному творчеству масс и их вовлеченности в происхо­дящие события она заняла одно из выдающихся мест в истории Азии, Африки и Латинской Америки.

Низложение императора 12 сентября 1974 г. и приход к власти военных стали началом нового этапа в истории Эфио­пии — этапа революционных преобразований, ожесточенной борьбы за будущее страны. 1974 год имел поворотное значение для Эфиопии. Отличительной чертой происходящих изменений является их комплексный характер, они охватывают самые раз­личные сферы общественной жизни. В стране, с одной стороны, четко обозначился курс на прогрессивное переустройство об­щества, а с другой — произошла концентрация сил, стремивших­ся к утверждению буржуазно-реформистских тенденций и даже восстановлению (хотя бы частичному) прежних феодальных порядков. Наряду с центростремительными тенденциями про­должали действовать (а порой даже усиливались) центробеж­ные. Силы прогресса столкнулись с противодействием как экс­плуататорских классов, потерявших политическую власть, так и левого и правого экстремизма. По существу, имело место бло­кирование всех противников революционных преобразований, изменивших социально-политический и в известной мере эко­номический облик эфиопского государства. В свою очередь, в среде мелкобуржуазной демократии произошли отмежевание от буржуазии в политическом плане, ограничение ее влияния в экономике и внутренняя дифференциация, вследствие чего в ходе ожесточенных столкновений выделилась революционная де­мократия, вставшая во главе государства, признавшая идеологию [300] марксизма-ленинизма [227, с. 22]. Ее исторической заслу­гой являются попытки приобщения населения к научному социализму, возросшая политическая активность масс, укореняющий­ся процесс общественного переустройства, сопровождающийся формированием новой политической системы, радикализацией политики в национальном вопросе, усилиями по сложению но­вого хозяйственного механизма, глубокими культурными сдви­гами, социально-экономическими изменениями и последователь­ной антиимпериалистической внешней политикой. В условиях, складывающихся в Эфиопии, не исключено перерождение части революционной демократии, переход ее на чуждые принятым решениям позиции.

Процесс централизации эфиопского государства в послесентябрьское время приобрел качественно иную основу, чем в предыдущие годы. В отличие от периода царствования Хайле Селассие современная Эфиопия имеет общенациональный план развития, определивший курс на обновление общества. Нынеш­нему руководству страны свойственны в ряде случаев реалистические подходы к происходящему, но оно не избежало и оши­бок, недостаточно выверенных действий, поспешности, забегания вперед.

Развитие Эфиопии после свержения Хайле Селассие харак­теризуется решением как общедемократических, так и социаль­но-освободительных задач. Первые из них реализовывались пре­имущественно в сентябре 1974 — январе 1979 г., а вторые — главным образом с февраля 1979 г.; с сентября 1984 г. в стра­не начался процесс конституирования республиканских основ государства. Однако до полного и повсеместного осуществле­ния этих задач еще далеко: жизнь вносит свои коррективы, не­мало препятствий на пути выхода страны из отсталости.