Вслед за подписанием Уччиальского договора Италия при­ступила к расширению своих колониальных владений в Северо-Восточной Африке. 2 июня 1889 г. был захвачен Кэрэн, 3 авгу­ста — Асмэра, 1 августа — Гура, затем провинция Хамасен, Акэле-Гузай и Сэрае. 1 января 1890 г. все захваченные эфиоп­ские территории были объединены в итальянскую колонию Эри­трею.

В конце 1894 г. Италия, убедившись в тщетности своих уси­лий навязать Эфиопии протекторат дипломатическими средст­вами, пошла на прямую вооруженную интервенцию. Этому пред­шествовали действия итальянских агентов, направленные на подкуп отдельных влиятельных политических деятелей Эфио­пии с целью ослабить позиции центральной власти. Используя [104] самые разнообразные методы и средства, итальянцы пытались воздействовать на правителей областей Мэнгэшу (Тыграй), Мэконнына (Харэр), Тэкле Хайманота (Годжам), Микаэля (Уолло) и некоторых других. В целом попытки итальянцев внести раскол в феодальную верхушку Эфиопии и восстановить часть ее против императора потерпели неудачу. В одних случаях они были парализованы своевременным вмешательством Менелика, в других — патриотически настроенными местными правителями (подробнее см. [246, с. 202—203]).

Начало военным действиям положило восстание населения в Акэле-Гузай, справедливо названное Беркли «началом нацио­нального сопротивления» [284, с. 62]. Подавив это выступление, итальянский 6-тысячный отряд к середине октября 1895 г. захва­тил эфиопские города Адди-Грат, Адуа, Аксум, Мэкэле и Амба-Алаге. Таким образом, в руках итальянцев оказалась вся об­ласть Тыграй.

Сравнительно легкий успех итальянской армии на первом этапе войны объяснялся тем, что в тот период ей противостояла лишь армия правителя Тыграя раса Мэнгэши. Выжидательная политика императора Менелика на этом этапе объяснялась дву­мя обстоятельствами: необходимостью получить время для сбо­ра основных сил эфиопской армии и желанием ослабить тыграй­скую армию, что достаточно хорошо вписывалось в контекст шоанско-тыграйского соперничества.

Еще в марте 1895 г., вслед за вторжением итальянцев в Тыг­рай, в Аддис-Абебе был созван совет крупнейших военачальни­ков Эфиопии для выработки плана военных действий. Учитывая превосходство противника в артиллерии, было принято решение избегать прямых атак на вражеские укрепления, а использовать тактику блокады. Кроме того, было решено не вступать в откры­тый бой с итальянцами в тех случаях, когда перевес в воору­жении будет на их стороне [218, с. 42].

В период межимпериалистического раздела Африки в по­следней четверти XIX в. значительно возросли закупки Эфиопи­ей огнестрельного оружия. Согласно подсчетам С. Рубенсона, лишь за период 1885—1895 гг. в страну было ввезено около 189 тыс. единиц огнестрельного оружия [384, с. 22]. Накануне военных действий Менелик уделял проблеме вооружения эфиоп­ской армии особое внимание. В конце января 1895 г. итальянский посол в Петербурге сообщил своему правительству, что из России в Эфиопию послано 40 тыс. ружей и несколько легких пушек. «Из Джибути постоянно прибывают ружья и боепри­пасы,— сообщал из Харэра английский агент Феррис,— отсюда они сразу же направляются в Аддис-Абебу» [368, с. 164].

Борьба с итальянскими колонизаторами приняла в Эфиопии форму народной войны. По всей стране шел сбор пожертвова­ний, что позволило за короткий срок собрать около 2 млн. тале­ров. Число добровольцев значительно превосходило количество ружей, многих воинов приходилось зачислять в резерв. «Патриотизм [105] населения, — отмечал Елец, — достиг размеров, сделав­ших бы честь любой европейской нации» [88, с. 124].

Дислоцированная в Уолло вблизи оз. Каик эфиопская армия насчитывала 112 тыс. человек. Помимо собственно императорской армии в нее вошли вооруженные отряды правителей круп­нейших областей страны. Это явилось лучшей иллюстрацией успеха Менелика в объединении и укреплении эфиопского госу­дарства.

Вступлению Эфиопии в войну предшествовало воззвание им­ператора к населению страны, оглашенное 17 сентября 1895 г. «Пусть всякий, у кого есть силы,— говорилось в нем,— следует за мной, а те, кому силы изменили, пусть молятся за успех на­шего оружия... Оставаться дома никто не должен, ибо все обя­заны выступить в поход в защиту отечества и домашнего очага» (цит. по [246, с. 206]).

Современные военные специалисты, оценивая действия итальянских войск в захваченном Тыграе, отметили ряд ошибок командования, одной из которых была большая рассредоточенность сил. Этим и воспользовалось руководство эфиопской ар­мии, решив нанести удар по выдвинутой вперед части итальян­ских войск. В начале декабря 1895 г. 15-тысячный авангард эфиопского войска под командованием раса Мэконнына вышел к Амба-Алаге, где находился 2,5-тысячный отряд итальянцев при четырех орудиях. В сражении, происшедшем 7 декабря, итальянский отряд был почти полностью уничтожен.

Битва при Амба-Алаге оказала огромное психологическое воздействие на эфиопов. Одержанная победа развеяла пред­ставление о непобедимости итальянского оружия, в эфиопскую армию стали вливаться новые отряды воинов.

Комментируя исход этой битвы, русская газета «Биржевые ведомости» писала, что «крупное поражение, понесенное италь­янскими войсками в Африке, может быть признано началом серьезной войны, которая может оказаться роковой для всей колониальной политики Италии» [112, 14.12.1895].

Следующую победу эфиопская армия праздновала 21 января 1896 г., когда после длительной осады был вынужден сдаться 1,5-тысячный гарнизон Мэкэле. По распоряжению императора итальянскому отряду было разрешено покинуть пределы крепо­сти, не сдавая оружия. По мнению некоторых исследователей, в частности Баттальи, Менелик рассчитывал, что его великоду­шие сможет побудить итальянское командование оставить тер­риторию Тыграя и заключить мирное соглашение на взаимопри­емлемых условиях [282, с. 678—690]. Следует отметить, что с момента начала военных действий Менелик неоднократно обра­щался к правительству Италии с предложением начать перего­воры. Однако Рим стремился решить исход борьбы оружием, чтобы потом с позиции силы диктовать побежденной стороне свои условия. Вместе с тем становилось ясно, что достижение победы над Эфиопией потребует дополнительных усилий. В Асмэру [106] было срочно послано подкрепление: 14 батальонов по 600 человек в каждом, в результате чего численность колониальных войск достигла 17 тыс. человек.

Сосредоточив главные силы вблизи Адуа, главнокомандую­щий итальянской армией генерал Оресте Баратьери избрал так­тику выжидания, предоставив эфиопам право перейти в насту­пление первыми, однако в планы Менелика не входило атако­вать сильно укрепленные позиции. В результате обе стороны заняли выжидательную позицию, стремясь использовать паузу в собственных интересах.

Много позже Баратьери в своих мемуарах признался, что определенную ставку он делал на раскол в лагере Менелика, считая, что дадут себя знать старые распри. «Никто не считал возможным, а для тех, кто знает Абиссинию, это до сих пор ос­тается загадкой,— пишет он,— что такое огромное сосредоточе­ние людей из различных отрядов, при наличии столь разноре­чивых феодальных настроений сможет сохранять единство» [91, с. 320]. Со своей стороны, эфиопы всячески старались дезин­формировать противника, поставляя ему самые различные слу­хи. То лазутчики сообщали о болезни Менелика, то утверждали, что часть эфиопской армии, в частности годжамцы во главе с ныгусом Тэкле Хайманотом, взбунтовалась и отправилась до­мой (подробнее см. [246, с. 212]). Все это создавало у италь­янского командования впечатление, что противник ослаблен и в случае внезапной атаки можно рассчитывать на успех.

Особо стоит остановиться на организации разведывательной службы у эфиопов. Менелик имел информацию о состоянии дел не только в Эритрее, но и в самой Италии. Он проявлял боль­шой интерес, в частности, к дискуссиям в итальянском парла­менте и через свою агентуру получал почти все протоколы засе­даний [323, с. 7]. «Разведывательная служба у абиссинцев ор­ганизована превосходно,— отмечал советник Менелика швейца­рец А. Ильг,— стоит только появиться какой-нибудь статье в итальянской газете или брошюре, в которой говорится о поло­жении дел в Абиссинии или необходимости подчинить послед­нюю итальянскому оружию, как она тотчас переводится на эфи­опский язык и доводится до сведения императора» [112, 18.01.1896].

В то же время итальянское командование плохо представля­ло себе противника, а попытки использовать местных жителей в качестве разведчиков кончались неудачей. «Не имея карт и схем,— жаловался впоследствии участник итало-эфиопской вой­ны капитан Менарини,— мы принимали решения, исходя из сведений, полученных от плохо организованной разведки, состо­явшей из местных жителей, о которых мы почти ничего не зна­ли и которые, по мнению большинства, являлись щедро оплачи­ваемыми нами эфиопскими шпионами» [286, с. 116]. [107]

Битва при Адуа

25 февраля генерал Баратьери получил от премьер-министра Италии Криспи телеграмму, в которой содержалось требование перейти к решительным действиям. «Это не война, а военная чахотка, — говорилось в телеграмме, — мелкие столкновения, в которых нам противостоят незначительные отряды противника... Мы готовы на любые жертвы, чтобы спасти честь армии и пре­стиж монархии» (цит. по [88, с. 192—193]). 28 февраля италь­янский главнокомандующий собрал военный совет, на котором обсуждался вопрос о наступлении. Давление Рима, дезинфор­мация о силах противника и состоянии его боевого духа — все это побуждало к решительным действиям. По признанию гене­рала Дабормиды, «в Италии скорее предпочтут потерю двух или трех тысяч человек, нежели позорное отступление» [284, с. 258]. Характерно, что о возможности поражения никто из итальянского командования не думал. На следующий день был отдан приказ о выступлении экспедиционного корпуса тем же вечером на Адуа.

Баратьери планировал начать наступление ночью, двигаясь тремя колоннами, каждая из которых включала в себя одну бригаду, в то время как четвертая, резервная, должна была следовать позади. Итальянцы предполагали, что захват ряда высот вблизи эфиопских позиций вынудит противника либо от­ступить, либо принять бой.

Для эфиопской стороны выступление противника не было неожиданным, что дало возможность подготовиться к предстоя­щему сражению. По мнению европейских военных обозревате­лей, «абиссинская армия занимала прекрасную позицию, обе­спечив себя от нападения с фронта и флангов, имея полную воз­можность выжидать и в любой момент перейти в наступление» [120, 18.02.1896].

Вследствие того что марш итальянского корпуса не был должным образом организован, почти сразу же стали возникать недоразумения. В результате неверно составленных схем мест­ности маршруты колонн пересеклись, и они стали задерживать друг друга. Диспозиции в приказе Баратьери были определены настолько неточно, что левая колонна под командованием гене­рала Альбертоне продвинулась на 6 км в сторону от намечен­ного пункта и потеряла всякую связь с другими бригадами. В результате того что к утру 1 марта все колонны оказались отор­ванными друг от друга, намечавшееся генеральное сражение превратилось в нескоординированные между собой бои, что бы­ло на руку эфиопской армии.

Утром по всему фронту завязался ожесточенный бой. Рас­стрелявшая еще ранее снаряды итальянская артиллерия оказа­лась бесполезной. Военной выучке и дисциплине итальянской армии эфиопы противопоставили стойкость и мужество. Первой начала отступление левая колонна итальянцев. Под давлением [108] эфиопских воинов отступление переросло в беспорядочное бегст­во, в ходе которого были захвачены в плен генерал Альбертоне и вся артиллерия бригады.

Против наступавшей в центре бригады генерала Аримонди, при которой находился и сам Баратьери, действовали главные силы эфиопской армии, включавшие императорское войско, Эфиопам удалось смять оба фланга итальянской бригады. Запо­здалый приказ Баратьери о вводе в бой резерва под командова­нием генерала Эллены уже не мог ничего изменить.

Третья бригада под командованием генерала Дабормиды была атакована 30-тысячной армией раса Мэконнына и вскоре очутилась в окружении. Хотя итальянцам удалось прорвать кольцо эфиопских войск и расчистить путь к отступлению, почти весь численный состав бригады, включая и ее командира, был уничтожен. Генеральное сражение, таким образом, завершилось полным разгромом итальянского экспедиционного корпуса.

Битва при Адуа явилась катастрофой для итальянской ар­мии. По подсчетам эфиопской стороны, в этом сражении против­ник потерял 11 тыс. человек убитыми, среди них 2 генерала и 250 офицеров, около 3,6 тыс. человек было взято в плен [218, с. 110]. В качестве трофеев были захвачены большое количество современных винтовок и вся артиллерия.

Сами итальянцы определили свои потери несколько скром­нее: 6,1 тыс. убитых и 3 тыс. пленных. Однако, «будь потери и не столь значительными, поражение было бы все равно полным, поскольку армия Баратьери перестала существовать как боевое соединение» [284, с. 345—346].

Что касается эфиопской армии, то здесь потери были не меньшими: 6 тыс. убитыми и 10 тыс. ранеными. Военные спе­циалисты объясняют это наступательным характером действий эфиопов и большой плотностью их боевых порядков при насту­плении [218, с. 110].

Что же предопределило исход битвы при Адуа? Некоторые западные авторы, в первую очередь итальянские, объясняют это неудачной тактикой и просчетами генерала Баратьери. При этом совершенно не принимается во внимание героизм и само­отверженность эфиопской армии, умелое руководство эфиопских военачальников. Победа эфиопской армии в генеральном сра­жении явилась, как показал весь ход войны, ее закономерным итогом.

Битва при Адуа предопределила исход войны, однако италь­янцы продолжали удерживать часть Тыграя, укрепившись в Адди-Угри, Адди-Кэйих, Адди-Грате и других населенных пунктах Сменивший Баратьери на посту главнокомандующего генерал Балдиссера обратил главные усилия на удержание обороны по линии Гура — Сэгэнэйти — Халай.

Развивая успех, эфиопская армия продвигалась на север. Казалось, что вскоре военные действия развернутся на террито­рии Эритреи. Однако 20 марта императорская армия неожиданно [109] повернула на юг, оставив вблизи итальянских владений лишь, тыграйское войско.

Почему же Менелик отказался от мысли освободить терри­торию всей Эфиопии от колониальных захватчиков? Ведь кон­кретная обстановка как никогда благоприятствовала решению этой задачи: итальянская арыия была разбита, гарнизоны Асмэ-ры и Массауа были охвачные паникой. Анализ развития собы­тий этого периода позволяет выделить несколько причин столь, казалось бы, нелогичного шага. Одной из них была не­хватка продовольствия, к моменту битвы при Адуа продоволь­ственные ресурсы севера страны были исчерпаны. Кроме того, эфиопская армия была утомлена непривычно продолжительной по времени военной кампанией.

Оставляя итальянцам северную часть страны, Менелик пре­следовал также определенные политические цели. Правитель Тыграя Мэнгэша по-прежнему оставался наиболее серьезным противником центральной власти, и включение в состав империи Эритреи с ее тыграйским населением усиливало бы его позиции. Итальянская колонизация Эритреи означала для Менелика зна­чительное ослабление раса Мэнгэши.

Получив подкрепление, итальянцы во второй половине апре­ля начали наступление в помощь осажденному Адди-Грату. Хо­тя армия Тыграя, не принимая боя, отступила, Балдиссера при­казал эвакуировать гарнизон города, поскольку сохранение этой крепости требовало слишком много сил.

Выводом аддигратского гарнизона завершилась итало-эфи­опская война, как распевали бродячие певцы — азмари, «италь­янское зерно, посеянное в Тыграе, Менелик собрал и накормил им птиц» [347, с. 234]. Безусловно, в победе эфиопского оружия в этой войне большую роль сыграли полководческие способно­сти императора, его внутриполитические шаги, направленные на сплочение государства, умение использовать в интересах страны межимпериалистические противоречия. Однако главная роль в разгроме итальянских колонизаторов принадлежит народу Эфиопии, объединенному высокой идеей защиты родины.

26 октября 1896 г. в Аддис-Абебе был подписан мирный до­говор, согласно которому Италия была вынуждена признать, полную независимость Эфиопии. [110]

Глава 5