Родившийся 17 августа 1844 г. будущий император Эфиопии Менелик II был девятым представителем шоанской династии, основателем которой, согласно устной традиции, являлся Нэгаси Крыстос. В условиях традиционной Эфиопии немаловажным было то обстоятельство, что родословная правящего шоанского дома восходила к императору Либнэ Дынгылю (1508—1540), сын которого нашел в этой области убежище во время нашест­вия племен оромо в XVI в.

Восстановление Шоа в пределах, существовавших до прихо­да оромо, было делом жизни нескольких сменявших друг друга поколений правителей. При пятом мэрыдазмаче Шоа (таков был наследственный титул правителей области) Асфа Уосэне, занявшем шоанский престол в 1777 г., в состав Шоа входили уже четыре обширные области: Йифат, Анкобэр, Мэрхабете и Мэнз.

Укрепление этой области-государства, ее политического и экономического положения падает на период правления деда Менелика — Сахле Сылласе (1813—1848). Эти несколько деся­тилетий отмечены интенсивным расширением территории Шоа, расцветом ремесел и торговли, совершенствованием системы ад­министративного управления.

В результате расселения оромо Шоа оказалась фактически изолированной от Северной Эфиопии, что имело далеко иду­щие последствия для развития области. На одно из них, в ча­стности, указывал посетивший Шоа в начале 40-х годов англи­чанин Харрис, который отметил, что «счастливым обстоятельст­вом как для правителя, так и его владений было существование окружающих галласких племен... полностью освободившее его от необходимости участия в междоусобицах, совершенно опу­стошавших другие провинции» [98, т. 3, с. 34]. Кроме того, эта изоляция обусловила создание сильной центральной власти в Шоа, а также рост местного национализма.

Основой внешней политики шоанских правителей, получив­шей свое наиболее полное выражение при Сахле Сылласе, бы­ла территориальная экспансия в южном направлении, где нахо­дились богатые торговые пути, откуда на внешние рынки посту­пали кофе, золото, слоновая кость и рабы. Кроме того, расши­ряя территорию Шоа за счет земель оромо, феодальная верхуш­ка области, и прежде всего сам Сахле Сылласе, искала союза с влиятельными вождями оромо. Именно тогда впервые широкое распространение получила практика заключения политических браков между представителями амхарской и оромской феодаль­ной верхушки, взятая впоследствии на вооружение императором Менеликом.

В результате долговременной программы по расширению пределов Шоа к началу 40-х годов ее территория значительно увеличилась: на севере ее границы доходили до Уолло, на западе — до р. Аббай, южной границей были пустыни, населенные [87] афарами. За счет включенных в ее состав племен население области достигло примерно 2,5 млн. человек.

Параллельно с расширением территории Шоа вырабатыва­лись и основы межнациональной политики, позднее распрост­раненной Менеликом на всю Эфиопию. В отличие ог северных областей страны Шоа была менее однородной по этническому составу. Постепенно шоанские оромо начали превосходить по численности амхара. Поэтому в этой части Эфиопии националь­ный вопрос стал одной из наиболее важных задач внутренней государственной политики, ведь от взаимоотношений этих двух этнических групп во многом зависела внутриполитическая ста­бильность Шоа. Основными чертами национальной политики были веротерпимость и ассимиляция, главным итогом — созда­ние своеобразной амхаро-оромской общности.

По мере расширения территории Шоа военные действия ото­двигались все далее от центральных районов области, где ста­бильная мирная обстановка создавала благоприятные возмож­ности для развития производительных сил. Шоанское крестьян­ство намного раньше, чем земледельцы северных областей, ощу­тило те преимущества, которые обусловливались централизован­ной государственностью.

Отсутствие феодальных междоусобиц, внутриполитическая стабильность в Шоа привели к развитию торговли и ремесел. Налоги от торговых операций составляли значительную часть, шоанской казны, немалыми были и таможенные пошлины от караванов, направлявшихся через территорию Шоа. Однако больше всего обогащению и процветанию области способство­вала военная добыча, захваченная в ходе многочисленных по­ходов против соседей-нехристиан, и дань, получаемая с населе­ния присоединенных районов.

Относительно высокую степень централизации Шоа отража­ла административная система управления области. Вся ее тер­ритория была разделена на провинции, число которых росло по мере расширения Шоа. Во главе каждой из них стоял губерна­тор, назначаемый ныгусом. Как правило, условием назначения на высокий административный пост в нехристианских провин­циях представителя местной знати было принятие им христиан­ства.

Вместе с тем отсутствие религиозного фанатизма в этни­чески неоднородном шоанском обществе способствовало тому, что в интересах дела на высокий пост порой назначался му­сульманин. Не вызывает сомнения то обстоятельство, что по сте­пени централизации к середине XIX в. Шоа намного опередила остальные области Эфиопии.

Неуклонный рост могущества Шоа не прошел мимо внима­ния эмиссаров европейских держав. В результате в 1841 г. был заключен договор о дружбе и торговле с Англией, а двумя го­дами позже — с Францией. Уже сам факт вступления правителя Шоа в самостоятельные контакты с иностранными державами [88] свидетельствовал о значительной степени независимости этой области.

Шоа сохраняла свою фактическую независимость вплоть до 1856 г., когда начатый императором Теодросом процесс полити­ческого объединения Эфиопии привел к включению этой области в состав единого эфиопского государства. В целом же смутный период в истории эфиопской государственности — «времена князей» — для Шоа явился периодом наивысшего процветания. Характеризуя положение в области, польские историки А. Барт-ницкий и И. Мантель-Нечко определяют его как «совершенно исключительное» и подчеркивают при этом роль государствен­ной политики, проводимой шоанскими правителями. «Все они начиная с Нэгаси последовательно проводили политику, целью которой было экономическое и культурное развитие провинции наряду с военным и политическим укреплением позиций собст­венной династии. Они являлись дальновидными политиками, понимавшими, что в итоге экономическое развитие ведет к ро­сту военной и политической мощи» [168, с. 255].

В последующие десять лет (1856—1865) Шоа превратилась в одну из провинций объединенной Эфиопии, однако шоанская феодальная верхушка использовала любое ослабление цент­ральной власти для укрепления собственных позиций. Не раз императорские войска посылали на подавление сепаратистских выступлений в этой части страны.

Возрождение былых порядков население Шоа связывало с возвращением на шоанский трон Менелика, сына последнего ныгуса области, умершего накануне решающей схватки с арми­ей Теодроса. Доставленный по приказу императора в Мэкдэлу 12-летний шоанский наследник эти десять лет провел при дво­ре Теодроса в качестве заложника.

Находясь все эти годы в эпицентре эфиопской политики, Ме-нелик был свидетелем успехов и неудач политики императора в централизации и модернизации страны и, вероятно, анализи­ровал их причины. Опыт, приобретенный в стенах Мэкдэлы, по­зволил ему в будущем лучше разбираться в проблемах, неиз­бежных в процессе укрепления государственности такой страны, как Эфиопия. Ошибки императора Теодроса, в частности кон­фронтация с церковью, религиозная нетерпимость к эфиопам-нехристианам, предпочтение жестких методов в объединении страны, побуждали Менелика искать альтернативу такого рода политике. Вместе с тем он не мог не оценить мероприятий Теод­роса, отвечавших требованиям развития Эфиопии: создание бо­лее благоприятной обстановки для торговли, использование технических знаний европейцев для модернизации страны, по­пытку реорганизации армии и т. д.

Когда в начале июля 1865 г. наследник шоанского престола, сумев обмануть бдительность охраны, бежал из Мэкдэлы и прибыл в Шоа, он являл собой уже достаточно опытного политика. Кроме того, свое пребывание в крепости он использовал и для [89] установления дружеских отношений со многими другими плен­никами, выходцами из правящих домов областей, силой втяну­тых Теодросом в состав объединенной Эфиопии.

Встав у кормила шоанской власти, молодой правитель стре­мился на практике воссоздать существовавшую до 1856 г. Шоа, с ее фактической независимостью от центральной власти и вну­триполитической стабильностью. Ключ к решению многих из; стоявших перед ним проблем Менелик видел в усилении воен­ной мощи шоанской армии. Итальянский путешественник А. Чекки, находившийся в Шоа в первые годы царствования Менелика, отмечал: «Чтобы реорганизовать систему управле­ния, заставить своих соотечественников снова уважать зако­ны... защитить их от внешней угрозы и особенно от мести импе­ратора, Менелик начал с увеличения и обучения армии» [94, т. 1, с. 265].

В обстановке усиления в середине 60-х годов XIX в. цент­робежных тенденций в стране и ослабления позиций верховной власти император Теодрос, втянутый, помимо того, в конфликт с Великобританией, не счел возможным предпринять каратель­ные действия по отношению к мятежной области. Ликвидация этой угрозы позволяла шоанскому правителю, действуя без ог­лядки, решительно осуществлять курс на укрепление позиции области на политической арене Эфиопии.

Одним из первых его шагов, направленных на достижение внутриполитической стабильности, было наведение порядка в делах шоанской церкви и в вопросах вероисповедания. Продол­жая религиозную политику своих предшественников, Менелик выступил в поддержку принципов веротерпимости, что должно было укрепить полиэтническую основу шоанского трона. «Лю­бые богословские споры запрещены в Шоа, где разрешены все вероисповедания; каждый эфиопский священнослужитель, ули­ченный в разжигании религиозных распрей, будет предан каз­ни» [343, с. 27]. Этим шагом Менелик завоевал популярность, поликонфессионального населения Шоа.

В целом, по мере ослабления империи Теодроса, Шоа все больше набирала силу. Однако должно было пройти еще более-двадцати лет до того момента, когда корона царя царей Эфио­пии увенчала чело ныгуса Шоа. Эти годы стали свидетелями территориального роста области и увеличения численности ее населения, совершенствования системы административного уп­равления и повышения боеспособности шоанской армии вслед­ствие усиленных закупок огнестрельного оружия, установления контактов с европейскими державами и использования в целях Шоа межимпериалистических противоречий.

Опытный и осторожный политик, Менелик удержался от соблазна играть на эфиопской политической арене бóльшую роль, чем ему позволяла численность шоанской армии и потен­циальные возможности в борьбе с другими претендентами на императорский трон. Точно так же он не откликнулся на призыв [90] египетского хедива объединить усилия в борьбе против импера­тора Йоханныса, хотя в случае успеха этого предприятия путь к короне мог оказаться много короче. Сокрушительные пораже­ния египтян при Гундэте и Гуре и возросший в результате это­го авторитет верховной власти убедили шоанца в необходимо­сти искать пути решения своих целей не вооруженной борьбой, а всемерным укреплением политического и экономического положения Шоа.

Успешная реализация этой программы требовала обеспече­ния безопасности со стороны северных областей страны, оплота власти Йоханныса. С целью укрепления естественного оромского барьера между Шоа и Тыграем уже в 1868 г. шоанская ар­мия приступила к завоеванию области Уолло, феодальная вер­хушка которой в последние годы все больше ориентировалась на Тыграй [81, т. 1, с. 202].

Опыт развития Эфиопии эпохи централизации убедительно свидетельствовал, что на успех мог рассчитывать тот политиче­ский деятель, армия которого обладала преимуществом в огне­стрельном оружии. Первоначально шоанский арсенал увеличи­вался за счет сделок с мелкими торговцами оружием, преиму­щественно из Адена, но постепенно главным поставщиком ста­новится Италия, стремившаяся в своих колониалистских инте­ресах противопоставить Шоа верховной власти. Так, в 1876 г. 200 винтовок системы «ремингтон» передала Менелику находив­шаяся в Шоа итальянская географическая экспедиция. Вслед за этим в качестве дара от короля Италии прибыли 2 горные пуш­ки, 2 ящика снарядов и 11 тыс. патронов. По подсчетам А. Чек­ки, к началу 80-х годов в шоанской армии имелось 4 тыс. вои­нов, вооруженных современными винтовками, и еще 18 тыс. — кремневыми ружьями [94, т. 1, с. 355].

Оснащая свою армию огнестрельным оружием, Менелик ис­ходил не только из потребности борьбы за верховную власть. В период его правления дальнейшее развитие получила феодаль­ная экспансия Шоа. В 1878—1889 гг. Менелик значительно рас­ширил границы своих владений. Так, в 1882 г. свою зависимость от Шоа признали султанат Джимма, а также населенные оромо области Лиму, Гера и Гума. Несколько позднее, в 1886 г., шоанские войска под командованием раса Гобэны Дачи подчинили Уоллегу [81, т. 1, с. 170].

Если до середины 90-х годов шоанская экспансия осущест­влялась главным образом во внутренние районы страны, то в последующие годы ее направление стало смещаться в сторону Красноморского побережья. Приближение границ Шоа к морю должно было стимулировать торговлю в пределах области, спо­собствовать контактам ныгуса с иностранными державами и со­кращать сроки доставки огнестрельного оружия. По мнению феодальной верхушки Шоа, достижению этих целей могло спо­собствовать присоединение Харэра.

До лета 1885 г. Харэр находился под египетским управлением, [91] однако после поражений в эфиопо-египетской войне еги­петский гарнизон был эвакуирован и власть в городе перешла к представителю местной династии.

Анализ методов территориального расширения шоанских войск свидетельствует о их значительном многообразии. В част­ности, известно, что во многих случаях Менелик, стремясь к со­хранению традиционных форм хозяйства мусульманских об­ластей, предлагал своим противникам мирное подчинение на условиях своего рода автономии.

Помимо стратегического положения купеческий Харэр при­влекал ныгуса Шоа торговым характером экономики. Стремясь, сохранить хозяйственную жизнь города и деятельность его тор­говой общины, Менелик, как и в случае с Джиммой, обратился к правителю города: «Я пришел вернуть себе свою страну, а не разрушать ее. Если ты подчинишься, если станешь моим васса­лом, я не лишу тебя права управлять страной. Подумай об этом, чтобы не пожалеть потом» [81, т. 1, с. 238]. Поскольку эмир отказался добровольно подчиниться, судьба Харэра была решена в ходе битвы при Челенко 6 января 1887 г. После побе­ды шоанских войск в городе был оставлен гарнизон под ко­мандованием двоюродного брата ныгуса Мэконнына (здесь, в Харэре, кстати, родился и первый сын нового харэрского губер­натора Тэфэри — будущий император Хайле Селассие I).

Проводимая Менеликом политика территориальной экспан­сии отвечала сразу нескольким целям. Во-первых, по мере про­движения границы Шоа к югу менялось ее географическое по­ложение. Из окраинной юго-восточной периферии эфиопской империи она постепенно начинала занимать центральное поло­жение увеличивающейся в размерах страны, что представляло несомненные выгоды в борьбе за политическую гегемонию в Эфиопии. Во-вторых, присоединение новых земель позволяло увеличивать численность шоанской армии. В-третьих, в прямой зависимости от этой политики находилось развитие экономики Шоа. С одной стороны, благодаря коммерческим операциям в страну попадало огнестрельное оружие, необходимое для рас­ширения пределов Шоа, с другой — приобретенные земли явля­лись новыми рынками и источниками сырья, что способствовало развитию торговли и ремесел.

Борьба за политическую гегемонию в стране порой приводи­ла Шоа к вооруженным столкновениям с другими областями Эфиопии, в частности с Годжамом. В начале 80-х годов яблоком раздора между шоанской и годжамской феодальной верхушкой стали богатые золотом и слоновой костью оромские земли за р. Аббай. На стороне ныгуса Тэкле Хайманота была и мораль­ная поддержка со стороны императора Йоханныса. Встревожен­ный изменением политического баланса в стране вследствие бы­строго укрепления Шоа, он пытался противопоставить Менелику другого правителя. Тем не менее в 1882 г. в битве при Ымбабо шоанская армия одержала победу. [92]

Современные европейские исследователи уделяют этому со­бытию незаслуженно малое внимание, считая битву при Ымба­бо одной из привычных междоусобных схваток. Вместе с тем, и на это справедливо указывает эфиопский историк, победа шоан-цев над годжамской армией явилась важнейшим шагом на пути укрепления позиций феодальной Шоа в борьбе за политическую гегемонию [265, с. 4]. Вынужденный все больше считаться с Шоа, император признал за ней все предыдущие завоевания, а также передал Менелику отобранный у правителя Годжама ти­тул царя Кэфы. Хотя сама Кэфа еще сохраняла независимость, носитель этого формального титула получал право на нее.

Сложное внешнеполитическое положение Эфиопии побужда­ло императора искать способы установления более прочного союза с шоанским правителем. В 1882 г. была достигнута дого­воренность о браке между шестилетней дочерью Менелика Зоудиту и двенадцатилетним сыном императора Арая Сылласе. В случае отсутствия наследников от этого брака императорская корона должна перейти к Менелику [343, с. 71]. Таким обра­зом, у правителя Шоа появились законные, хотя и довольно призрачные, права на императорскую корону в будущем.

Однако перспективы отдаленного будущего не могли удов­летворить честолюбивого правителя Шоа. До конца 80-х годов его деятельность по-прежнему была неразрывно связана с пре­творением идеи создания мощной Шоа, с превращением ее в политический центр Эфиопии. Наряду с расширением своих вла­дений большое внимание шоанский правитель уделял установ­лению выгодных связей с европейскими державами. Подобно многим своим предшественникам, он не пренебрегал возмож­ностью использовать технические знания и опыт любого заез­жего европейца. Однако стремление к конечной цели политики побуждало его искать поддержки крупной державы, в интере­сы которой входил бы рост могущества шоанского государства.

80-е годы XIX в. явились свидетелями неуклонного укрепле­ния итало-шоанских связей, подкрепленных рядом договоров и соглашений. Каждая из сторон получала определенные выгоды из такого рода сотрудничества, однако итальянской дипломатии так и не удалось добиться своей главной цели — столкнуть ны­гуса Шоа с императором Йоханнысом. Что же касается фео­дальной верхушки Шоа, то она в полной мере использовала расположение Италии для реализации своих планов.

Одним из примеров являются обстоятельства, которые спо­собствовали захвату Харэра шоанской армией. Известно, что эта акция осуществлялась при молчаливом согласии Италии и ее союзницы по антифранцузской коалиции в этой части Аф­рики Англии. В ответ на письмо, в котором шоанский ныгус обосновывал исторические права на Харэр, итальянское прави­тельство дало понять, что оно не возражает против захвата го­рода шоанскими войсками. «При нынешнем положении вещей,— писал министр иностранных дел Италии Робилант командующему [93] итальянскими войсками в Массауа,— нам не мог быть неприятным захват Харэра правителем Шоа, ибо это закрыло бы дорогу устремлениям другой державы (Франции.— Авт.)» (цит. по [232, с. 109—110]). В период захвата Харэра впервые проявилось присущее Менелику умение использовать в своих целях межимпериалистические противоречия, которое впослед­ствии станет одной из характерных черт эфиопской дипломатии.

За 24 года пребывания Менелика во главе Шоа площадь об­ласти и ее население значительно увеличились. Если в 1840 г. численность населения Шоа составляла приблизительно 2,5 млн. человек, то уже к началу 80-х годов она увеличилась примерно до 5 млн. человек, «христиан, мусульман и язычников» [81, т. 1, с. 182]. Наряду с территориальным расширением владений под шоанской короной шел процесс совершенствования администра­тивной системы управления и национальной политики по отно­шению к неамхарским этническим группам.

Обстановка внутриполитической стабильности в пределах Шоа позволила ее правителю скопить в своей казне огромные средства, необходимые для закупки огнестрельного оружия. В 1888 г. торговые налоги с одного Харэра составили 20 тыс. та­леров Марии-Терезии. В целом же все включенные в этот пе­риод в состав Шоа области приносили ежегодно в денежном исчислении огромную по тем временам сумму в 200 тыс. талеров [308, с. 179]. Поэтому, несмотря на то что по договору 1878 г. тлоанский ныгус был вынужден вносить в императорскую казну значительные суммы, у него еще оставалось немало средств для собственных целей. Если, например, в 1850 г. в шоанской армии на вооружении имелась всего 1 тыс. единиц огнестрельного ору­жия, то к 1889 г. она располагала по крайней мере 60 тыс. вин­товок и ружей различных систем и несколькими миллионами патронов к ним.

Оценивая причины, лежащие в основе укрепления позиций Шоа на общеэфиопской политической арене, многие исследо­ватели выделяют умелую внешнеполитическую деятельность ее правителя и ценность полученного им опыта в этой области. «Когда в 1889 г. г. Менелик стал императором всей Эфиопии,— пишет эфиопист из Ганы К. Дарква,— он имел за плечами более чем двадцатилетний опыт не только в управлении Шоа, но и в сношениях с европейскими странами. И именно опыт пребыва­ния на престоле Шоа явился успехом его правления уже в каче­стве императора Эфиопии» [297, с. 212]. Во всяком случае, в период, когда после гибели императора Йоханныса при Мэтэме страна осталась без верховного правителя, в Эфиопии не ока­залось ни одного политического деятеля, который мог бы соста­вить ныгусу Шоа серьезную конкуренцию в борьбе за импера­торскую корону.

Сравнивая методы Теодроса по централизации Эфиопии с методами шоанских (в том числе и Менелика) правителей по централизации своего домена, нетрудно увидеть их различие. [94] «Теодрос и шоанская династия, — отмечает М. Абир, — представ­ляют старый конфликт между революционным и эволюционным подходами (к проблеме централизации.— Авт.). Какой из них предпочтительнее и более соответствует условиям сложной си­туации Эфиопии — этот вопрос остается открытым» [261, с. XXVI]. Развитие событий в последовавшие годы позволяет считать шоанский эволюционный подход к проблемам объеди­нения страны и централизации власти более эффективным, по­скольку в этом случае больше внимания уделяется учету кон­кретной обстановки и реальных возможностей осуществления того или иного шага на пути к укреплению эфиопской государ­ственности.