С приходом к власти Теодроса начался выход Эфиопии из той международной изоляции, в какой она оказалась в течение предыдущих столетий. Выдающийся политический деятель и [51] один из самых образованных людей страны, Теодрос не мог не осознавать огромной пропасти, разделявшей промышленно раз­витую Европу и находившуюся где-то на уровне европейского средневековья Эфиопию.

Внешнеполитическая концепция эфиопского монарха была весьма проста: использование по мере возможностей техниче­ских достижений Европы для модернизации страны и привле­чение европейских держав, в первую очередь Англии, к борьбе с турками, контролировавшими Красноморское побережье.

Важным фактором во взаимоотношениях Теодроса с евро­пейскими державами было его стремление привлечь их на свою сторону в провозглашенном им крестовом походе против му­сульман. Еще в 1855 г. Плоуден сообщал о планах императора отвести воды Нила и освободить Иерусалим [37, с. 84].

Если освобождение Иерусалима было скорее всего полити­ческим лозунгом, который должен был повысить престиж импе­ратора среди населения и создать вокруг него ореол ревностно­го христианина, то борьба за получение выхода к морю явля­лась одним из важных направлений внешней политики Теодро­са. И до Теодроса многие эфиопские правители стремились ра­зорвать мусульманскую блокаду побережья. Однако в условиях феодальной раздробленности страны необходимость выхода к морю не могла быть проблемой общенационального значения. Ее носителями выступали правители наиболее близко располо­женного к побережью Тыграя. Выход к морю, а следовательно, и получение возможности свободно покупать огнестрельное ору­жие интересовал их прежде всего с точки зрения повышения своих шансов в борьбе за политическую гегемонию в стране. Для Теодроса же получение такого выхода являлось одним из пунктов его программы по восстановлению былого величия Эфиопии. Внимание, которое он оказывал этой проблеме, сви­детельствовало, что на политической сцене страны появился го­сударственный деятель, мыслящий не как феодал-сепаратист, а как исходящий из национальных интересов всей Эфиопии дея­тель, который был убежден, что вопросы внешней политики — прерогатива одного императора.

Красноморские планы Теодроса нашли полную поддержку у английского консула при эфиопском дворе У. Плоудена, связы­вающего будущее Эфиопии с осуществлением всех начинаний императора. Если Плоудену и удалось вызвать у Форин офиса интерес к красноморским планам Теодроса, то совсем не потому, что британский МИД был озабочен личной судьбой эфиопско­го монарха. Контроль Турции над Красноморскими портами по­степенно ослабевал, и в Лондоне не исключали такое развитие ситуации, когда Эфиопия сможет решить задачу выхода к морю без посторонней помощи. В случае же содействия в получении Эфиопией Массауа Англия собиралась выставить условие, что­бы губернатором порта «был назначен один из европейцев, на­ходившихся на службе императора» [37, с. 152]. [52]

Надеждам Теодроса на содействие Англии в решении проб­лемы выхода к морю был положен конец, когда та выступила на стороне Турции в Крымской войне 1853—1856 гг.

Стремясь к установлению контактов с европейскими держа­вами, правитель Эфиопии в то же время достаточно хорошо представлял цели африканской политики Запада. «Знаю я так­тику европейских правителей,— заявил он в беседе с француз­ским консулом Лежаном,— когда они хотят захватить восточ­ную страну, они сначала присылают миссионеров, затем консу­лов для поддержки миссионеров и, наконец, батальоны для под­держки консулов. Я не индийский раджа, чтобы дать одурачить себя подобным образом. Я предпочитаю иметь дело сразу с ба­тальонами» [100, с. 160]. Поэтому, несмотря на свою заинтере­сованность в установлении более прочных отношений с той же Англией, Теодрос наотрез отказался пойти на открытие в Эфио­пии официального британского консульства. По мнению С. Ру-бенсона, отказ был продиктован также нежеланием императора, чтобы кто-то из находившихся в его стране выходил за пределы его юрисдикции [384, с. 182]. Дипломатическая неприкосновен­ность сотрудников консульства рассматривалась Теодросом как посягательство на священное право императора распоряжаться жизнью людей и землей в собственных владениях.

Побудительной причиной поисков контактов с европейскими державами было желание добиться присылки оттуда ремеслен­ников. С такими просьбами Теодрос обращался к Западу на всем протяжении своего правления. Так, в 1857 г. он обратился к О. Рассаму: «Желательно, чтобы вы снеслись с Ее Величест­вом королевой и прислали мне человека, искусного в изготов­лении пушек и мушкетов, а также человека, умеющего плавить железо, и инструктора-артиллериста. Я хочу, чтобы эти люди прибыли со своими инструментами и всем необходимым для ра­боты. Обучив нас, они вернутся домой» [105, с. 559].

Основным источником технических знаний для Теодроса, главными исполнителями его проектов, будь то литье металлов или строительство дорог, были миссионеры. Владение каким-ли­бо ремеслом становилось своеобразным пропуском для въезда в страну европейца, желавшего послужить своей церкви в Эфио­пии. Благодаря усилиям главы миссии англиканской церкви в Эфиопии С. Гобата была даже создана «Рабочая миссия» из миссионеров-ремесленников. Заинтересованный в технических знаниях европейцев эфиопский монарх относительно спокойно реагировал на их религиозную деятельность. Вместе с тем, хо­рошо представляя логическую цепочку миссионеры — консу­лы — армия, он неоднократно высказывал желание, чтобы нахо­дившиеся на его службе европейцы порвали все связи с роди­ной. Особое поощрение вызывали у императора браки миссио­неров-ремесленников с эфиопками.

Таким образом, именно благодаря знаниям и усилиям евро­пейских ремесленников эфиопское общество имело возможность [53] познакомиться с некоторыми достижениями технической мысли. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что в целом консерва­тивное эфиопское общество ко всем этим новшествам относи­лось с подозрением. История не сохранила никаких свидетельств того, что кто-либо другой, помимо Теодроса, был активным проводником идеи внедрения в стране технических знаний и опыта европейцев. И наоборот, имеется немало свидетельств, что именно среди живших в стране европейцев находил он еди­номышленников по вопросам модернизации Эфиопии. Воз­можно, что именно отсутствие единомышленников среди сооте­чественников привело к тому, что ближайшими и доверенными друзьями Теодроса стали У. Плоуден и поступивший на службу к императору Дж. Белл. Близость этих двух англичан в значи­тельной степени и определяла то обстоятельство, что поддержку своим планам Теодрос искал прежде всего у Англии.

Уже отмечалось, что, по эфиопским понятиям, Теодрос мог считаться одним из образованных людей в стране. Он обладал: живым умом и интересовался событиями, происходящими за пределами своих владений, будь то гражданская война в США_Г действия Англии в районе Золотого Берега или Крымская вой­на. И вместе с тем, знакомясь с содержанием писем, направляе­мых им в Англию, нельзя не поразиться тому, насколько его видение мира соответствовало скорее временам религиозных войн в средневековой Европе, чем индустриальному и практиче­скому XIX веку. Выше его понимания было многое: и почему христианство в Европе разделено на несколько церквей, и как это европейские христианские державы могут идти на союз с мусульманами, и как в этом союзе они могут воевать с другой: христианской страной? Так, Крымская война и расстановка в: ней противников представляли для эфиопского монарха нераз­решимую головоломку. «Теодросу никогда не понять нашей вос­точной политики в поддержании больного (Турции.— Авт.) на ногах,— отмечал Г. Дафтон,— в Крымской войне его симпатии были скорее на стороне России» [96, с. 117].

В феврале 1860 г., во время очередного покушения на Тео­дроса, погиб У. Плоуден, постоянно восхищавшийся Теодросом. Новый представитель Англии при императорском дворе Ч. Ка­мерон прибыл лишь в 1862 г. Уже во время первой беседы с ниш Теодрос поднял вопрос о поддержке Англией своих планов вы­хода к морю. Об этом он писал и в письме от 30 ноября 1862 г. королеве Виктории. Отрезанный от внешнего мира, эфиопский; монарх не знал, что за последние годы политика Англии стала более протурецкой. Министр иностранных дел Великобритании лорд Рассел отнесся весьма недоброжелательно к этому письму. Во всяком случае, на письмо не последовало ответа, а Камеро­ну было приказано покинуть Эфиопию и переехать в Массауа.

Отсутствие ответа на письмо, с которым у Теодроса были; связаны многие планы, породило у императора подозрения по отношению к Англии, тем более что, хотя и с опозданием, для [54] него стала очевидной поддержка английской дипломатией Тур­ции. Подозрения императора в отношении Англии усилились еще и потому, что она неожиданно отказала в покровительстве эфиопским паломникам в Иерусалиме и монахам расположенно­го там эфиопского монастыря. Для Теодроса этот шаг представ­лялся актом предательства братьев по вере и свидетельством сближения Англии с мусульманским миром.

Долгожданное письмо, вернее отписка на императорское по­слание, прибыло в феврале 1864 г., но оно лишь усугубило на­чавшееся расхождение в отношениях между обеими странами. Поскольку Теодрос не мог требовать удовлетворения у европей­ских держав, его гнев обратился на находившихся в стране ев­ропейцев. Все они, включая и не успевшего покинуть пределы Эфиопии Камерона, были арестованы. Отношения между обеи­ми странами вступили в сложный и чреватый последствиями период.

Попытки Англии урегулировать конфликт по дипломатиче­ским каналам ни к чему не привели. При этом в Лондоне хоро­шо осознавали, что в значительной мере вина за сложившуюся ситуацию лежит на их собственной дипломатии, поставившей эфиопского императора в унизительное положение. Но великая держава сочла себя оскорбленной арестом своих подданных ка­ким-то полуварварским правителем. «Как бы ни было не право правительство графа Рассела,— писал в этой связи Г. Даф­тон,— которое первым отказалось ответить на вежливое письмо императора Теодора... национальный характер должен быть выдержан, национальная честь защищена, хотя бы это стоило огромных средств и даже крови» [96, с. 282]. В Англии нача­лась кампания по обработке общественного мнения в пользу по­сылки в Эфиопию экспедиционного корпуса для освобождения Камерона и других европейцев.

Решение о его посылке было принято в августе 1867 г., но еще за несколько месяцев до этого английский политический агент в Адене полковник Меревезер произвел разведку ситуации на побережье Красного моря. Представленный им отчет содер­жал также анализ внутриполитического и военного положения в Эфиопии и рекомендации установить тесную связь с противниками императора [232, с. 26]. В дальнейшем план предстоящей экспедиции разрабатывался с учетом помощи со стороны мя­тежных феодалов.

Внутриполитическая обстановка в Эфиопии для вторжения в эту страну была весьма благоприятной. Никогда еще за весь период правления Теодроса не были так сильны центробежные тенденции. Выступления противников центральной власти сле­довали одно за другим.

Бежавший в июне 1865 г. из Мэкдэлы наследник шоанского престола Сахле Мариам, достигнув пределов области, объявил о независимости Шоа. Под контролем местных феодалов нахо­дился почти весь Годжам. В Уолло поднялось восстание оромо [55] под руководством царицы Уоркиту, сын которой был казнен па приказу Теодроса после многих лет заточения в Мэкдэле. О сво­ем неподчинении центральной власти заявил правитель области Ласта уаг-шум Гобэзе. В 1866 г. он перешел к активным дейст­виям и захватил Адуа. В Тыграе местная феодальная знать сплотилась вокруг дэджазмача Касы, будущего императора Йоханныса IV, который также объявил о своей оппозиции императору.

Положение Теодроса ухудшалось с каждым днем. Успехи мятежных сил привели к дезертирству части его армии; если еще в начале 1866 г. под его знаменами было около 80 тыс. воинов, то к решающему сражению в его распоряжении остава­лось лишь 15 тыс. К моменту высадки английского корпуса власть императора распространялась на ничтожную часть стра­ны: Мэкдэлу, Дэбрэ-Табор и район оз. Тана [385, с. 82].

В Англии со всей серьезностью подошли к подготовке и сна­ряжению военной экспедиции. В стране все еще не улеглось не­довольство действиями английской армии в Крымской войне, и действия в Эфиопии должны были подтвердить целесообраз­ность ряда мер, предпринятых для повышения ее боеготовности. Достаточно сказать, что в эфиопской кампании английская ар­мия впервые применила ряд технических средств и видов ору­жия, включавших в себя пароходы для доставки войск, новей­ший тип водной помпы, разборную железную дорогу для вы­грузки снаряжения и боеприпасов, оборудование для фотогра­фического размножения карт, ружья, заряжающиеся с казенной части, и нечто вроде прототипов современных прожекторов. По­скольку английские военные специалисты рассматривают экс­педицию Нэпира с военной точки зрения как первую кампанию британских вооруженных сил в XIX в., осуществленную с ис­пользованием упомянутых технических средств, ее описание вышло в специальной серии «Военные кампании XIX века» [353].

Командующим экспедиции был назначен опытный деятель английской колониальной администрации генерал-лейтенант Роберт Нэпир, участник подавления народного восстания в Ин­дии в 1857—1859 гг. и тайпинского восстания в Китае. В момент назначения он занимал видный военный пост в английской ад­министрации в Индии. Базой подготовки экспедиции был изб­ран Бомбей. Учитывая климат и характер местности, по которой корпусу предстояло осуществить длительный марш к Мэкдэле, Лондон счел целесообразным широко использовать в предстоя-цей операции индийских солдат, прежде всего сикхов.

Р. Нэпир принадлежал к тем кадровым военным, которые, прежде чем приступить к выполнению поставленной задачи, тщательно продумывают все мелочи, не оставляя ничего на про­извол судьбы. Несколько месяцев ушло на определение состава экспедиции, закупку вьючных животных и фуража. В частности, в Испании, на Мальте, в Италии, Сирии и Турции было приобретено [56] свыше 7 тыс. мулов. Помимо многих тысяч верблюдов, волов, лошадей и ослов для транспортировки наиболее тяжелых грузов решено было использовать 44 слона.

В Англии мало кто сомневался в успехе предпринимаемой экспедиции в Эфиопию. Английская регулярная армия счита­лась одной из лучших в Европе, ею был накоплен богатый опыт ведения колониальных войн, поэтому эфиопская армия не рас­сматривалась как серьезный соперник. Абиссинский вопрос, как называли в Англии проблему освобождения своего представите­ля и других европейских пленников, занимал видное место в парламентских дебатах и на страницах английской прессы.

Насчитывающий вместе со вспомогательным персоналом около 60 тыс. человек английский корпус, боевые части кото­рого на ²/₃ были укомплектованы солдатами-индийцами, 21 ок­тября 1867 г. высадился на Красноморском побережье вблизи Зулы, откуда начал свое продвижение к Мэкдэле. 26 октября, спустя пять дней после высадки, Нэпир издал две прокламации. В одной из них, обращенной к Теодросу, содержалось требова­ние освободить пленных, целью другой было, с одной стороны, успокоить общественное мнение Эфиопии, а с другой — усилить антиправительственные настроения. В этой прокламации, в ча­стности, говорилось: «Губернаторам, вождям, духовенству и на­роду Абиссинии... Знайте... что королева Англии не питает к вам враждебных чувств, у нее нет никаких планов, направленных против вашей страны или вашей свободы... Единственной причи­ной присылки английских войск в Абиссинию является желание освободить подданных Ее величества. Никто не намеревается оккупировать какую-либо часть территории Абиссинии или вме­шиваться в управление страной» [353, с. 82].

Несомненно, обнародование такой декларации было полити­чески верным ходом со стороны англичан. Опасавшиеся окку­пации страны феодалы успокоились и один за другим стали изъявлять желание о сотрудничестве. Наибольший интерес для англичан представляло установление надежных отношений с правителем Тыграя Касой, по территории владений которого пролегала большая часть пути экспедиции. Враждебная пози­ция тыграйцев могла бы во многом усложнить, а то и сделать невозможным продвижение англичан, незнакомых с местностью и нуждающихся в поставках продовольствия. Сам Каса через своих представителей заявил о готовности пойти на сотрудниче­ство, но тем не менее всячески затягивал личную встречу с Нэпиром. Безусловно, правителя Тыграя устраивало заявление ан­гличан, что они не собирались оставаться в стране, но этого ему было мало. Из декларации не было ясно, какая судьба ждет Теодроса в случае поражения, и Каса боялся, что, освободив пленных европейцев, англичане удалятся, оставив все как было [281, с. 137]. Тем не менее встреча состоялась 25 февраля 1868 г., и было достигнуто соглашение, по которому в обмен на оружие Каса обещал снабжать англичан продовольствием и обеспечить [57] охрану их коммуникаций. Как правитель Тыграя, так и другие военные феодалы Эфиопии рассматривали складываю­щуюся ситуацию с точки зрения своих перспектив в борьбе за власть в стране. С. Рубенсов отмечает, что во время встречи с Нэпиром Касу больше интересовало возможное нападение на него правителя Ласты уаг-шума Гобэзе, чем судьба Теодроса [384, с. 259].

Не меньше предстоящая борьба за власть беспокоила и пра­вителя Ласты. Заверив прибывшего к нему представителя Нэпира о своей готовности поддержать действия англичан, он тем не менее не пошел на участие в боевых действиях против импе­ратора. Предоставив англичанам решать военные задачи своими; силами, основное внимание Гобэзе направил на подготовку сво­ей армии к борьбе с правителем Тыграя за политическую геге­монию в Эфиопии. Не случайно большая часть его письменного послания Нэпиру была заполнена обоснованием своих прав на престол и обвинениями в адрес Касы. «Если он будет уверять вас, что Тыграй принадлежит ему по праву отцов, не верьте ему»,— писал правитель Ласты в этом письме [281, с. 139].

Таким образом, степень поддержки феодалами планов ан­гличан во многом была обусловлена их собственными планам» на будущее. Наиболее могущественные из них, такие, как пра­вители Тыграя, Ласты и Шоа, примеривались к императорскому трону, другие же надеялись на возвращение к временам фео­дальной вольницы. Во всяком случае, наличие внешней угрозы в этой ситуации отнюдь не стало предпосылкой к усилению цен­тростремительных тенденций в стране и не привело к сплочению народа для защиты эфиопского трона. Более того, можно гово­рить о создании своеобразного фронта Англии и эфиопских фео­далов против Теодроса. При этом феодалы придерживались раз­ной тактики. Если правитель Тыграя прочно связал себя с анг­личанами, рассчитывая на их поддержку в борьбе за корону, то, например, правитель Ласты был более осторожен, уклонившись от прямых с ними контактов. Скорее всего Гобэзе рассчитывал, что, не запятнав себя связями с иностранцами, он сможет » дальнейшем получить большую поддержку своим планам среди населения страны [232, с. 31].

На первом этапе эфиопской кампании английское правитель­ство какое-то время обсуждало возможность посылки к Мэкдэле для освобождения европейцев летучего отряда из числа экс­педиционного корпуса, однако это предложение не нашло под­держки прежде всего у Нэпира. Свою позицию он аргументиро­вал тем, что в случае неудачи этой акции Теодрос может прика­зать умертвить заложников [281, с. 130—132].

Буржуазная историческая наука прилагает немалые усилия, чтобы облагородить цели западных держав в Африке, возвели­чить их действия и преувеличить трудности. В этом отношении кампания Нэпира не является исключением. В многочисленных [58] исследованиях, опубликованных в Англии об этом событии, многие страницы заполнены описанием тех трудностей, которые выпали на долю британского солдата в Эфиопии. Но если по­пытаться разобраться в характере этих трудностей, то в целом они могут быть сведены отнюдь не к боевым действиям, а к трудностям перехода от побережья до Мэкдэлы. Действитель­но, труднопроходимые места, горы, ущелья и бурные реки, пол­ное отсутствие дорог сами по себе являлись союзником населе­ния страны в борьбе с внешней агрессией. Тем не менее медленно, но уверенно англичане с каждым днем приближались к Мэкдэле.

Гораздо сложнее ситуация складывалась для Теодроса. В момент высадки англичан он находился со своей армией в Дэбрэ-Таборе, расположенном на полпути между оз. Тана и Мэкдэлой. Хотя расстояние между Дэбрэ-Табором и крепостью до­ставляло всего около ¹/₃ расстояния, которое предстояло пройти англичанам, Теодрос ненамного опередил противника. Если благожелательное отношение со стороны противников импера­тора и ввезенные в страну в огромном количестве талеры (по подсчетам Р. Панхерста, 4530 тыс. — Авт.) открывали перед ан­гличанами «зеленую улицу» и на всем пути экспедиционного корпуса на него ни разу не было совершено нападения, то ар­мии Теодроса приходилось сталкиваться с открытой враждеб­ностью населения. До открытых столкновений с армиями сопер­ников дело не дошло — само имя императора внушало им страх, но даже мелкие нападения отдельных феодальных отрядов за­медляли продвижение армии Теодроса. В этот момент власть императора определялась радиусом действия его артиллерий­ских орудий. Сложность транспортировки пушек по бездо­рожью являлась, пожалуй, самой важной причиной медленного продвижения армии Теодроса. На наиболее трудных участках пути требовались усилия нескольких сотен воинов, чтобы та­щить орудия в гору. Были дни, когда в день удавалось преодо­леть всего несколько километров. Единственная и знаменитая дорога была сооружена как раз во время последнего марша Теодроса к Мэкдэле.

27 марта императорская армия вернее, то, что от нее осталось, достигла крепости и приступила к организации обороны. Несмотря на свои поредевшие ряды, эта армия все еще пред­ставляла немалую силу. Во время марша к Мэкдэле ее покинули слабые телом и духом, и в крепости вокруг императора спло­тились наиболее преданные воины.

Еще до подхода основных сил английского корпуса к Мэкдэле императорская армия атаковала двухтысячный отряд противни­ка на равнине Ароге, на полдороге между крепостью и р. Бэшило. Хотя императорские воины численно превосходили врага (С. Рубенсон приводит цифру 4—7 тыс. против 2 тыс. [384, с. 264]), решающую роль сыграло превосходство в военной тех­нике и воинской дисциплине. Английская артиллерия почти пря­мой наводкой расстреливала наступавших эфиопов, прорвавшихся [59] к английским позициям воинов буквально косили скоро­стрельные винтовки «снайдер», многие погибли от штыков сик­хов. Первое в истории сражение с частями европейской регу­лярной армии закончилось для эфиопской армии сокрушитель­ным поражением. Потери с эфиопской стороны почти вдвое уменьшили императорскую армию. Англичане потеряли всего 2 человека, 18 получили ранения [384, с. 264].

Если до битвы при Ароге Теодрос и сохранял какие-то иллю­зии на благоприятный исход решающего сражения, то теперь они улетучились. Все дальнейшие шаги императора были дейст­виями человека, осознавшего свою обреченность. 12 апреля в праздник Пасхи он освободил всех пленников и послал англи­чанам пасхальный дар — 1000 коров. В письме на имя Нэпира Теодрос писал о своих несбывшихся планах освободить от ту­рок Иерусалим и жаловался на свой народ, который противился нововведениям. Касаясь последнего поражения, он сетовал на отсутствие в эфиопской армии дисциплины и пушек. Предвидя исход штурма Мэкдэлы, он обратился к Нэпиру с просьбой по­заботиться о женщинах и стариках, находившихся в крепости, которые могли стать жертвами воинов-оромо, окруживших по­чти со всех сторон Мэкдэлу. «В моем городе есть множество народу, который я кормил и которые вчера стали вдовами, пре­старелые родители, лишившиеся своих детей, беззащитные де­вушки... не забудьте об этих людях. Ведь вокруг владения языч­ников» [80, с. 111 —112]. Узнав, что подарок не принят, Теод­рос, желая избежать лишнего кровопролития, освободил вои­нов от присяги.

13 апреля англичане начали штурм крепости. Предшество­вавший ему артиллерийский обстрел практически разрушил Мэкдэлу и уничтожил большую часть ее защитников. В хронике об этом говорится так: «Вскоре началась ужасная битва. Артил­лерийский снаряд англичан разрушил ворота Мэкдэлы и уничто­жил многих воинов, находившихся поблизости. Взрывы снаря­дов напоминали раскаты грома во время сезона дождей. Ан­гличане стреляли снарядами, размеры которых были равны рас­стоянию от большого пальца до локтя, внутри они были запол­нены большим количеством пороха и зарядов, когда снаряды ударялись о землю, они взрывались, выбрасывая свое содержи­мое. Другие снаряды взрывались в воздухе... Прорвавшись через ворота, англичане вошли в город. Тогда Теодрос отступил к другим воротам... Враги искали императора у главных во­рот... Когда Теодрос увидел их, он решил скорее умереть, чем попасть им в руки... и застрелил себя из револьвера» [80,. с. 157].

Смерть от собственной руки, а не сдача в плен вернула Теодросу часть того почитания, которым он пользовался в стране в первые годы правления. Воинская доблесть занимала одно из первых мест в системе духовных ценностей традиционного эфи­опского общества, и этот поступок императора положил начало [60] легенде о бесстрашном герое, который предпочел пленению смерть. В одной из народных песен о его гибели говорится:

«Стон несется из Мэкдэлы,

Знайте, там погиб мужчина с сердцем льва.

Смерть от чужой руки

Была бы для него бесчестьем» [74, с. 139—140].

Для англичан штурм Мэкдэлы оказался не самым трудным делом в ходе эфиопской кампании. Их потери составили всего 10 человек ранеными. Сразу же после захвата крепости неис­траченная энергия победителей обратилась на грабежи, осуще­ствленные, по словам английского военного историка Ф. Мьятта, «в лучших традициях британской армии того времени» [353, с. 165].

18 апреля экспедиционный корпус отправился в обратный путь к побережью. Еще через два месяца последнее подразделе­ние англичан покинуло территорию Эфиопии. Позади остались сожженная Мэкдэла и страна, лишенная верховной власти. В качестве трофеев в Англию были увезены семилетний сын импе­ратора Алемайеху, императорская корона и собрание старин­ных эфиопских рукописей, среди них священная для эфиопов Кыбрэ-Нэкэст.

Выведя свои войска из Эфиопии, Англия постаралась обес­печить за собой преобладающее влияние в этой стране. Вслед­ствие этого наиболее лояльному из всех эфиопских феодалов правителю Тыграя Касе была передана часть снаряжения: 12 пу­шек, 725 мушкетов и 130 винтовок, а также боеприпасы к ним [64, с. 97]. По мнению англичан, это оружие должно было сы­грать решающую роль в борьбе Касы за императорский пре­стол.

Эфиопская кампания Англии и последовавшая в результате ее смерть Теодроса ознаменовали собой окончание важного эта­па исторического развития страны.

Среди историков-эфиопистов не существует единой оценки деятельности Теодроса. Не будет преувеличением утверждать, что это была самая противоречивая фигура политической исто­рии Эфиопии прошлого столетия. Так, буржуазные исследовате­ли порой изображают Теодроса как неуравновешенного в своих действиях человека, близкого к сумасшествию. Следовательно, и его действия были непредсказуемыми и лишенными внутрен­ней логики. А отсюда легко дойти до вывода, что он являлся если не случайной, то во всяком случае преждевременной фигу­рой в эфиопской политике, и дело его жизни было не чем иным, как химерой.

Несомненно, некоторые реформы и нововведения Теодроса в силу объективных причин не могли быть реализованы в условиях Эфиопии середины XIX в. В основе его неудач лежали и чисто военные методы достижения цели, и поспешность в их реализа­ции. Обращенное к прошлому традиционное эфиопское общест­во, с трудом воспринимавшее даже неторопливый ход эволюционного [61] развития, не могло не остаться глухим к радикальным действиям императора. Однако все это отнюдь не означает, что Теодрос был случайной фигурой в истории страны, который, не сумев понять объективные законы развития эфиопского обще­ства, пытался навязать ему свои собственные. Реформы императора были направлены прежде всего на консолидацию стра­ны, где центральная власть стала атрибутом прошлого и даль­нейшее развитие могло привести к ее полному распаду на отдельные независимые государства. Следовательно, определен­ные объективные условия вызывали необходимость централиза­ции Эфиопии и требовали конкретных действий в этом направ­лении.

В значительной степени вопрос сводится не к тому, нужны ли были предпринятые Теодросом реформы, а к характеру ме­тодов их осуществления. Ожесточенная борьба с противниками централизации и идеи создания национального государства с сильной властью монарха способствовала разрушению произво­дительных сил страны. В конечном счете Теодрос лишился под­держки на всех уровнях иерархической системы феодальной Эфиопии.

Известный эфиопист М. Абир так оценивает причины неуда­чи Теодроса II: «С первых дней своего правления, даже не ук­репив свою власть над только что захваченными областями, он вступил в борьбу с самыми мощными силами Эфиопии: цер­ковью, знатью, исламом, галла — со всеми сразу. В результате поспешности и суровости он лишился даже поддержки простого народа, воображение которого он воспламенил при своем во­царении» [261, с. XXV].

Несмотря на незавершенность планов Теодроса по созданию централизованного эфиопского государства, в национальной ис­ториографии страны он считается первым объединителем Эфиопии. При оценке его деятельности необходимо помнить слова В. И. Ленина, который указывал, что «исторические за­слуги судятся не по тому, что не дали исторические деятели сра­внительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно со своими предшественниками» [7, с. 178].

В отличие от своих предшественников Теодрос стремился стать олицетворением активного руководства и вмешательства во все стороны жизни эфиопского общества. Разрушая все от­жившее и пагубное для развития страны в новых историче­ских условиях, он как бы расчищал путь для своих последо­вателей, определяя направления их государственной политики. Впервые после многих десятилетий феодальной раздробленно­сти в период правления Теодроса II, главным образом в первые годы, хоть и на короткое время, в некоторой степени была со­здана модель будущей централизованной Эфиопии. Многие из выдвинутых им идей государственного строительства были под­хвачены его последователями, прежде всего императором Менеликом [62] II, который избрал для реализации аналогичных планов по централизации страны скорее эволюционный, нежели рево­люционный путь.

В целом же действия Теодроса по объединению и модерниза­ции эфиопского государства представляли собой, используя со­временную терминологию, политику большого скачка, когда не учитываются ни конкретная обстановка, ни реальные возмож­ности. Попытка при помощи силы победить традиции привела к тому, что эфиопское общество отторгло Теодроса, что в конеч­ном итоге предопределило неудачу его политики. Однако, не­смотря ни на что, он остается одной из самых ярких политиче­ских личностей в новой истории Эфиопии. Как отмечал один из первых эфиопских просветителей, Гэбрэ Хыйуот Байкэдань: «Мысль Теодроса не умерла, хотя и не осуществилась. Абба Татэк (традиционное прозвище императора по кличке его боевого коня.— Авт.) хоть и плохо кончил, но умер, оставив по себе сла­ву незабываемую» [87, с. 7]. [63]

Глава 3