С середины XIX в. Эфиопия вступает в качественно новый период своего развития, основным содержанием которого стали процессы объединения дотоле раздробленных областей страны в единое централизованное государство. Эти процессы, опреде­ляя сущность внутриполитической жизни Эфиопии на последую­щие десятилетия, в зависимости от конкретных объективных и субъективных факторов порой получали определенное ускоре­ние, порой же были малозаметны. На всем протяжении второй половины XIX в. изменялись формы и методы процесса цен­трализации, наблюдались перепады в динамике его осущест­вления; неизменной оставалось суть самого процесса, направ­ленного на ликвидацию феодальной раздробленности.

Какие же факторы лежали в основе этого процесса, что яви­лось предпосылками столь значительных изменений в историче­ском развитии страны? Как правило, исследователи проблемы генезиса централизованной Эфиопии часто ищут аналоги в исто­рии некоторых стран Европы, уже миновавших этот этап. При­чина такого подхода кроется в схожести некоторых черт фео­дальной системы этой африканской государственности и запад­ноевропейских стран. Вместе с тем, и на это справедливо ука­зывают польские эфиописты А. Бартницкий и И. Мантель-Нечко, всякий формальный перенос понятий, отражающих европей­ские процессы общественного развития, на эфиопскую почву ведет к искажению истории, так как при этом не учитывается специфика этого древнейшего государства Тропической Африки [169, с. 179].

Своеобразие исторического развития Эфиопии, прежде всего незрелость товарно-денежных отношений, и предопределило ха­рактер процессов централизации страны. Если, например, в странах Западной Европы в период возникновения централизо­ванных национальных государств шел активный процесс разло­жения феодальной системы, то в Эфиопии середины XIX в. по­зиции феодализма были сильны и не было ни крупных городов, ни городских торгово-предпринимательских слоев — тех сил, которые [38] сыграли важнейшую роль в процессе централизации мно­гих стран.

Политическая раздробленность страны, частые междоусоб­ные войны, натуральный характер хозяйства, труднодоступность отдельных областей, отсутствие выхода к морю — все эти факторы оказали пагубное влияние на развитие торговли. Тор­мозом на ее пути были и многочисленные таможенные посты, бессчетные торговые налоги и пошлины. Оценивая состояние торговли Эфиопии в первой половине XIX в., англичанин У. Плоуден отмечал, что «торговая община немногочисленна... Мусульмане абиссинского происхождения, кроме галла, редко избирают для себя другой путь, в их руках сосредоточено три четверти всей торговли. Во всей стране вряд ли сыщешь и 20 купцов-христиан» [37, с. 111].

Мало привлекало христианское население и занятие ремес­лом. В эфиопском обществе и торговля и ремесленничество были главным образом уделом нехристианского населения, не иг­равшего заметной роли в политической жизни государства.

О неразвитости в Эфиопии того времени товарно-денежных отношений свидетельствует и нераспространенность в стране де­нег, этого, по выражению Ф. Энгельса, «могучего оружия против феодализма» [5, с. 407]. В зависимости от района денежным эквивалентом служили различные товары: бруски соли (амоле), красный перец и чаще всего ружейные патроны.

Таким образом, в конкретно-исторических условиях Эфиопии центральная власть, являвшаяся, по определению Ф. Энгельса, «представительницей образующейся нации в противовес раз­дробленности на мятежные вассальные государства» [5, с. 411], не могла опираться в борьбе за свое укрепление на те социаль­ные силы, которые сыграли столь важную роль в аналогичных процессах в Европе. Поэтому если в истории Европы главную роль в объединении многих государств сыграли экономические и социальные сдвиги, то консолидация эфиопского государства могла осуществиться лишь «сверху», военным путем.

При этом следует иметь в виду, что существовал ряд факто­ров, способствовавших реализации этого процесса. Так, укреп­ление государственности в новых условиях было для Эфиопии во многом восстановлением чего-то уже существовавшего в прошлом, во времена Аксума или же в период правления импе­ратора Зэра Яыкоба. На протяжении многих десятилетий «вре­мен князей» в общественном сознании не ослабевала идея о необходимости восстановления былого величия страны, той единой и обширной Эфиопии прошлого, восточной границей ко­торой служило Красноморское побережье.

Определенную роль в централизации страны играла и угроза внешней опасности, существовавшая на северных и северо-за­падных рубежах государства, где местным армиям то и дело приходилось вступать в сражения с египтянами. Однако следует подчеркнуть, что в условиях распада Эфиопии на враждующие [39] между собой области борьба с мусульманскими северными со­седями не принимала характера общенациональной войны. Идея воссоздания единой Эфиопии не случайно получила наи­более широкое распространение среди населения северных об­ластей страны, ибо здесь внешняя угроза была реальной дейст­вительностью (подробнее см. [246, с. 53—56]).

К середине XIX в. страна находилась в упадке, раздираемая постоянными междоусобными схватками феодалов. Казалось, ничто не сможет положить конец этим постоянным сражениям, когда вытаптывались поля и сжигались селения, и никто не чув­ствовал себя в безопасности.

В Эфиопии повеяло переменами, когда в начале 50-х годов на политической арене страны появился Каса из Куары, сын мелкого феодала с Севера. Его действия, направленные на со­здание сильной центральной власти, нашли поддержку у кре­стьянского населения, больше всего страдавшего от феодальной раздробленности. В истории Эфиопии наступил период, когда политика правителя в значительной степени стала подчиняться общенародным интересам.

Формы и методы осуществления политики централизации на каждом этапе зависели от личности политического деятеля, воз­главившего этот процесс. Безусловно, в конкретных условиях Эфиопии, когда процесс централизации осуществлялся «сверху», характер личности играл крайне важную роль в выборе направ­лений и средств достижения этой сложной цели. Здесь уместно вспомнить замечание К. Маркса о том, что «ускорение и замед­ление в сильной степени зависят от этих „случайностей", среди которых фигурирует также и такой „случай", как характер лю­дей, стоящих вначале во главе движения» [1, с. 175].

Каса Хайлю начал свой путь к императорской короне с до­вольно невысокой ступени феодальной иерархии. По образному выражению одного из авторов, «он появился на свет без сереб­ряной ложки во рту» [281, с. 11]. Родился он в 1818 г. в мес­течке Куара на севере Эфиопии, в семье мелкого феодала, ко­торая к тому же вскоре потеряла своего кормильца. Каса Хай­лю отличался умом и сообразительностью. Возможно, поэтому его мать, используя родственные связи, устроила сына в мона­стырскую школу. Грамотных людей в то время в стране было немного, и получивший образование человек всегда мог наде­яться на кусок хлеба. Пожалуй, школьные годы были самым спокойным периодом в бурной жизни будущего императора. Чтению и письму, заучиванию псалмов Давида и других рели­гиозных текстов пришел конец, когда монастырь был разграб­лен одним из мятежных феодалов. Лишившись монастырского крова, Каса резко меняет свою жизнь, скромный школяр стано­вится бесстрашным воином.

В условиях феодальной Эфиопии с ее частыми внутренними беспорядками и междоусобными войнами военная стезя откры­вала самые широкие перспективы для продвижения в жизни. В [40] своих очерках об эфиопской армии К. Арнольди писал: «У каждого даже самого незначительного ашкера (рядового солдата.— Авт.) может явиться при благоприятных условиях надежда на известную карьеру, которая приведет его к званию пятидесятни­ка, сотника, тысячника, а иногда и к высшим должностям государства, чему бывали неоднократные примеры. Нигде, как в Абиссинии, так не верна поговорка о солдате, носящем в своем ранце фельдмаршельский жезл, и сколь дэджазмачей и расов вышло из рядовых ашкеров, не отличавшихся ничем, кроме лич­ной храбрости» [82, с. 17]. Поэтому выбор военной карьеры был для честолюбивого юноши совершенно закономерен. Во время службы солдатом в отряде своего дяди Кынфу, одного из при­ближенных правителя области Амхара раса Али, Каса постигал нелегкую военную науку, участвуя во многих сражениях.

Оставив спустя несколько лет службу у дяди, Каса органи­зовал собственный отряд. Молодежь Куары быстро признала в нем своего лидера и стекалась к нему со всех концов области. Мелкий чиновник, смещенный со своей должности, Крестьянин, волею помещика лишенный земельного участка, все они нахо­дили место в его отряде.

Каса становился все более заметной фигурой на политичес­кой арене Амхары. Его восхождение к власти — это сражения с вассалами правителя области, укрепление в результате побед над ними своей политической базы и увеличение армии и в ко­нечном счете победа над войсками самого раса Али. Преследуя отступающего противника, Каса сжег столицу Амхары Дэбрэ-Табор, а в бою при Айшале 29 июня 1853 г. довершил разгром одного из самых могущественных феодальных владетелей Эфио­пии.

После этой победы вся Северная Эфиопия, за исключением Тыграя, оказалась под контролем Касы. В решающем сражении с армией раса Уэбе, правителя Тыграя, практически решался вопрос о будущем императоре Эфиопии. Битва произошла вбли­зи р. Тэкэзс, являющейся естественной границей между Амхара и Тыграем. Благодаря английскому путешественнику Генри Дафтону сохранились слова, с которыми Каса обратился к сво­ей армии перед решающим сражением: «Следуйте за мной, и по божьей воле завтра я уже не буду называться Касой!» [96, с.131].

Что Каса имел в виду? В истерзанной феодальными междо­усобицами Эфиопии ходило немало пророчеств о лучшей жизни, о времени, когда земледелец бросит зерно в пахоту и поле его не будет вытоптано враждующими армиями феодалов. Во «вре­мена князей» особенно большое распространение получило про­рочество о грядущем восшествии на императорский престол пра­вителя по имени Теодрос, который восстановит древнюю славу империи. Возможно, магия имени новоявленного мессии, а ско­рее всего военное превосходство над противником обусловили победу армии Касы. Описывая сражение с тыграйцами в своей [41] хронике, алека Уольдэ Мариам лаконично сообщает: «Каса одержал победу, а Уэбе стал его пленником» [74, с. 147].

Уже на следующий день после сражения, 11 февраля 1855 г., в ближайшей церквушке произошла церемония коронования но­вого императора Эфиопии. Выбор Касой имени Теодрос в каче­стве тронного не являлся шагом хитрого политикана, спекули­ровавшего на народных настроениях. Анализ заявлений и дей­ствий нового императора позволяет убедиться, что он действи­тельно ставил перед собой задачи, совпадающие во многом с теми, что приписывали ожидаемому мессии. С другой стороны, правитель по имени Теодрос мог рассчитывать, хотя бы на пер­вых порах, на поддержку части населения страны, больше всего заинтересованной в твердой верховной власти.

«Каса должен был определить свою миссию,— пишет швед­ский исследователь С. Рубенсон,— он должен был отождествить себя с чем-нибудь или с кем-нибудь в традициях своего народа, что позволило бы освободиться как от своего прошлого, когда он был одним из бунтовавших феодалов, так и отмежеваться от своих предшественников, беспомощных представителей домз Давида и Соломона в Гондэре. Каса достиг всего с помощью од­ного... Он объявил себя Теодросом, царем, который должен явиться и править миром в покое и справедливости в течение со­рока лет» [384, с. 49]. По мнению американского исследователя Д. Левина, успехи Теодроса II в объединении страны в 50-е го­ды прошлого столетия были обусловлены не только его воин­скими качествами, но и популярностью среди масс, измученных ожиданием мессии и наконец дождавшихся его [335, с. 158].

Говоря о причинах успеха Теодроса в борьбе за верховную власть, следует иметь в виду следующее обстоятельство. В зна­чительной степени его успеху способствовала сама внутриполи­тическая обстановка «времени князей», когда в условиях фео­дальной раздробленности каждый раз ему противостояла ар­мия лишь какого-либо одного крупного феодала, а не объеди­ненные вооруженные силы страны.