В период между 1830—1870 годами научно-техни­ческая культура настойчиво пробивала себе дорогу в Европу. Быстрое развитие обрабатывающей промышлен­ности на континенте было существенно облегчено рез­кими переменами в транспортных средствах. В начале XIX века паровой двигатель был установлен как на пароходе, так и на локомотиве. Начавшийся в 30-е годы XIX века интенсивный рост железнодорожной сети изменил характер сухопутного транспорта на конти­нентах и одновременно полностью преобразил структу­ру производства. Отныне железные дороги и морские трассы связали мир во все более плотную сеть транс­портных и экономических связей.

Рост промышленности в XIX веке сильно зависел от наличия угля и железа. Уголь использовался в паровых двигателях и при производстве чугуна, поэтому его добыча определяла все экономическое развитие. Сходным образом потребность в чугуне непрерывно увеличивалась из-за расту­щих масштабов его использования в транспортном строи­тельстве и в промышленности; рост производства угля и чугуна непрерывно ускорялся вплоть до первой миро­вой войны.

Хотя роль главной отрасли переходила в течение XIX века от текстильной промышленности к тяжелой, ведущее место среди промышленно развитых стран со­хранялось за Великобританией. В 1870 г., то есть через столетие после начала использования парового двигателя, на ее долю приходилась примерно половина мирового потребления хлопка, добычи угля и выплавки железа. XIX век был действительно веком Англии.

Прогресс эволюции приобрел прямо-таки взрывной характер. Научные открытия и новая технология способ-

210

ствовали быстрому росту производства, но и люди, дви­жимые стремлением к прибылям, дополнительным дохо­дам, были полны желания освоить новые изобретения и новые методы производства. Человечество с помощью научно-технической культуры достигло наконец стадии развития, когда постоянное повышение жизненного уровня казалось обеспеченным. Таким образом, поведе­ние людей изменилось, а культурная эволюция уско­рилась.

Научно-техническая культура покоряет мир, начиная с конца XIX века и по сей день. Это может быть опи­сано как протяженный процесс со многими измерения­ми — от телефона, изобретенного в 1876 году, до современ­ного телевидения, от электролампы, созданной в 1880 году, до сегодняшних лазеров, от автомобильного двигателя внут­реннего сгорания 1880 года до современных реактивных самолетов. Растущая потребность в энергии продвинула нас от эры угля к эре нефти, отсюда — к использова­нию в качестве дополнительного источника ядерного топлива; сейчас мы уже начинаем ориентироваться на неистощимые источники энергии. Мы можем наблюдать, как промышленное производство, в котором еще в 1870 году ведущую роль играла Англия, распространи­лось по всему миру, так что теперь главные центры круп­ной высокопроизводительной промышленности распола­гаются в Соединенных Штатах, Советском Союзе и Японии.

Победное шествие научно-технической культуры, происходящее во имя прибыли, роста и накопления излишка, обеспечило нам все большее и большее бо­гатство. Это накопление излишка имело следствием бросающиеся в глаза изменения в наших общественных отношениях и связях. Поскольку устойчивое быстрое накопление излишка обеспечивалось производством, менее желанными стали война и грабеж — эти неотъем­лемые спутники аграрной культуры. Тем самым научно-техническая культура ведет к утрате людьми интереса к войнам и веры в их практические выгоды.

Данное описание научно-технической культуры со­держит черты, которые могут показаться парадоксаль­ными и почти нелепыми. Если отличительной особен­ностью нашей современной культуры действительно является беспрецедентное изобилие всех материальных благ и освобождение от тягот войны, то можно ли себе представить лучшее для жизни время? Жизнь

211

должна быть идеальной и щедрой, мы же не чувствуем себя в безопасности среди этого изобилия. Мы знаем, что для роста производства необходимо развитие нау­ки и совершенствование технологии, и в то же вре­мя понимаем, что они таят угрозу самому нашему суще­ствованию. Наши представления о собственной научно-технической культуре противоречивы и хаотичны, и в этом повинны мы сами. Мы не осознаем себя существа­ми, порожденными биологической эволюцией и меняю­щими свое поведение с целью упрочить собственное существование. Происходящий вокруг нас великий про­цесс изменения остается таинственным, хаотичным и угрожающим. Он не может быть объяснен одними техни­ческими или экономическими факторами, так как дви­жущей силой этих изменений является человек, стре­мящийся к упрочению своего существования. Понимание процесса изменений может строиться только на основе полного знания о поведении человека.

Как же нам в таком случае понять это поведение? И что же является действительно существенным для общего развития нашей культуры? На эти вопросы важно получить ответ, чтобы иметь возможность кон­тролировать все ускоряющиеся изменения.

Для этого мы должны обратиться к нашим перво­начальным основным функциям — добыванию пищи, размножению, обеспечению безопасности и развитию информации. Поскольку четыре основные функции лежат в основе поведения всех живых существ, ускоряющиеся изменения в поведении человека могут быть объяснены в первую очередь изменениями в этих четырех функциях.

Здесь я хочу подчеркнуть важность рассмотрения человеческого поведения в его целостности. Научно-техническое развитие в рамках культурной эволюции нельзя понять, изучая лишь достижения науки и техни­ки. Культурная эволюция есть всегда вопрос изменений поведения. Поэтому подлинная эволюционная значи­мость даже самой теоретической науки и самой совер­шенной техники может быть доказана их влиянием на изменения в человеческом поведении и может быть по­нята, только отправляясь от поведения, связанного с обеспечением пищей, размножением, безопасностью и информацией.

212