Термином «античный» обычно обозначают период, начавшийся подъемом греческой культуры и закончивший­ся падением Римской империи. Хотя с точки зрения географии античная культура ограничивается Средиземно­морьем, мы в данной книге используем этот термин при­менительно к тысячелетию, последовавшему за эпохой древних империй.

По сравнению с предыдущими период античности весьма непродолжителен, однако он оказал существенное влияние на культурную эволюцию и изменения в поведе­нии людей.

Эту эпоху мы знаем лучше, чем предшествовавшие ей стадии развития аграрной культуры. Мы привыкли считать Афины и Рим колыбелью нашей собственной культуры, а греков и римлян — своими собратьями по культуре. Нам близка и понятна античность, давшая столь значи­тельный толчок культурной эволюции.

Трудности эволюционной истории

Однако тут недолго и сбиться с пути. Поскольку подъем греческой культуры совпал с расцветом письмен­ности, сохранились многочисленные литературные источ­ники. Они позволяют изучить и проанализировать пе­риод античности более детально и разносторонне, чем все предшествующие эпохи. Жизнь и поведение греков и римлян известны нам лучше, чем вавилонян и египтян. Однако сам факт умножения наших знаний необязатель­но свидетельствует об успехах культурной эволюции.

Следовательно, необходимо критически и непредвзято реконструировать поведение людей в античные времена, не обманываясь обилием первоисточников, ибо можно создать приукрашенную картину античности лишь в силу скудости наших знаний о предшествующем тысячелетии. Кроме того, может сбить с толку и то обстоятельство, что мы рассматриваем процесс эволюции ретроспективно,

159

т. е. как бы в обратном направлении. Эта ключевая пробле­ма эволюционной истории до сих пор не привлекала должного внимания.

Мы, люди XX столетия, пытались найти в античности корни нашей культуры: истоки таких важных для нас институтов, как государственная демократия, церковь, система образования, правопорядок, искусство и наука. К нашей радости, обычно нам это удавалось. Если у ка­кого-то народа мы не обнаруживали тех или иных дорогих нам черт, то усматривали в этом его ущербность. Вейт Валентин называет греков неумелыми политиками, напыщенными щеголями, лживыми, нерешительными, тщеславными и падкими на роскошь. Однако следует рассматривать общественную жизнь греков с точки зрения их собственного, а не нашего, современного политического опыта. Греки — моряки, торговцы, основатели колоний,— должно быть, знали, что делали, когда обуздывали ти­ранию и жесткую государственную власть. Вероятно, будь государство эллинов тиранией, на Акрополе не был бы воздвигнут Парфенон, а Аристотелю не удалось бы заложить основы эмпирического знания.

Поведенческие особенности греков и римлян коренятся в эпохе древних империй. Люди античности пытались найти такие формы поведения, которые бы помогли им противостоять непредвиденным случайностям и тяготам, характерным для их времени. С эволюционной точки зрения изменения в их поведении представляются твор­ческими и естественными.

Я ограничусь рассмотрением наиболее существенных изменений в поведении в период античности, а затем постараюсь выявить общие черты в поведении греков и римлян, которые, на мой взгляд, составляли авангард культурной эволюции. Словом, в центре внимания отныне будет европейская культура.

Одновременное возникновение мировых религий

К началу античного периода человек уже имел за плечами тысячи лет опыта ведения сельского хозяйства. Социальная жизнь стабилизировалась. В области инфор­мационного развития и коммуникации было наконец-то освоено письмо.

Еще раз подчеркнем, что важнейшие поведенческие сдвиги в процессе культурной эволюции происходили одновременно у разных народов. Заратустра, Исайя, Будда и Конфуций примерно в одно время в разных странах

160

способствовали рождению и становлению мировых рели­гий. Около 600 г. до н. э. Заратустра проповедовал персам откровение единого бога — владыки света и небес, творца Вселенной, который вершит свою власть, опираясь на добро и истину. Зороастризм сильно повлиял на религи­озные представления живших в Иране евреев-изгнанников. Устами своих пророков они провозгласили учение о суро­вом Боге, который в нужный срок, послав на Землю мессию, вернет избранному им народу главенствующее положение. В середине первого тысячелетия до нашей эры свои учения проповедовали Будда в Индии и Конфу­ций в Китае. Возвышенные этические проповеди Будды об избавлении от страданий, освобождении от мирских желаний и о всеобъемлющей любви, хотя и не вытеснили в Индии брахманизм, остаются действующей и влиятель­ной философией жизни. Прикладное моральное учение Конфуция о семейной верности, уважении к власти, уме­ренности и храбрости было скорее руководством к жизни, нежели религией, и, думается, именно в этом качестве оно оказало сильное воздействие на жизнь китайского народа.

На мой взгляд, одновременное формирование круп­нейших религиозных течений было тесно связано с осво­ением как раз в то же время письменности и утвержде­нием иерархической государственной власти. В эпоху собирательства и охоты устная передача информации от человека к человеку была несовершенной и потому мифо­логические представления не могли обрести упорядочен­ной формы.

С развитием государственной власти в эпоху аграрной культуры произошла постепенная трансформация раз­нообразных верований в единые связные религиозные учения, что заложило основу для более последовательного информационного развития. Уже в период древних им­перий существовало особое духовное сословие, пропо­ведовавшее священные догматы и тем служившее укреп­лению государственной власти. В условиях иерархической власти социальные противоречия настолько углубились, что правители все больше и больше нуждались в регла­ментирующей роли священнослужителей. Освоив письмо, жрецы и священники стали носителями грамотности, что колоссально увеличило их возможности распространять и развивать религиозные учения.

Именно в этих исторических обстоятельствах появи­лись великие проповедники и пророки. Их учения внушали людям, страдающим от конфликтов, нужды и неуверен-

161

6-730

ности, надежду на более спокойную и безопасную жизнь. Учения великих пророков неизбежно становились сред­ствами упрочения государственной власти, позиций пра­вящего класса и священнослужителей. Однако ни одно религиозное или философское учение не обрело бы ста­туса мирового, если бы не могло послужить стимулом для информационного развития человечества. Великие проповедники пошли дальше мифотворчества: они сумели, обращаясь непосредственно к человеку, объяснить при­чины его страданий и утешить.

Таким образом, формирование мировых религий было одновременно эволюционным феноменом, а вовсе не результатом какого-то великого пробуждения души; это одинаковая поведенческая реакция на однотипные изме­нения в производстве и социальных условиях.

Одновременный расцвет и падение империй

Повсеместное усиление государственной власти — еще одно важное изменение в поведении, относящееся к эпохе античности. Постоянные армии, располагавшие набором вооружений и кавалерией, а также иерархическая структура правления, основанная на появившейся с осво­ением письменности эффективной системе учета, позво­лили распространить централизованную власть на значи­тельно более обширные территории. В античный период могущественные империи были не только в Греции и Риме, но и в Китае, Индии, Персии, Центральной Америке. Карта, составленная Г. Тревортом (рис. 7), иллюстрирует распространение империй в начале нашей эры.

Данные о населении этих империй неопределенны и противоречивы. Судя по карте, Индийская империя при царе Ашоке насчитывала 100 млн. жителей, Китай­ская и Римская — по 50 млн. человек. Кажется, однако, более вероятным, что во времена правления династии Хань (200 г. до н. э.— 200 г. н. э.) Китай по количеству населения превосходил другие страны мира. В первой половине этой эпохи численность рода человеческого выросла прежде всего за счет Китая, Индии и Европы. Расцвет переживала Персидская империя в Юго-Западной Азии. По оценкам демографов, в начале нашей эры наро­донаселение мира составляло не менее 250 млн. человек.

Вклад античных государств в поведенческую историю человека становится особенно наглядным, если учесть, что этот всплеск прироста населения был весьма кратко­временным — он продолжался всего около 400 лет.

162

Р и с. 7. Районы проживания производителей и собирателей пищи 2000 лет назад и границы империй.

По мнению Бирабана, общее увеличение численности людей закончилось в начале нашей эры, а примерно с 200 года наступил демографический спад. Таким обра­зом, в Азии и Европе первые два столетия новой эры были периодом максимальной численности населения. Важно отметить, что численность населения, достигну­тая в тот период, была вновь восстановлена в Китае к 1100 году, в Индии и Европе — к 1200 году, а в Юго-Западной Азии — лишь к 1950 году.

Это наблюдение еще раз подтверждает вывод, что одинаковые важнейшие изменения в поведении людей, живших в разных частях света, произошли почти одно­временно. Все человечество последовательно прошло через общие ступени освоения письменности, возникновения мировых религий и могущественных империй.

Обобщенное представление о Китае в эпоху династии Хань, государстве царя Ашоки, Персидской и Римской империях как об однопорядковых исторических феноме­нах, параллельно существовавших на одном этапе куль­турной эволюции, бесспорно, требует более глубокого изучения и осмысления. Добавлю, что гораздо проще и плодотворнее вести поиск эволюционной основы греко-римской античной культуры, если рассматривать Римскую империю в ряду современных ей могущественных, но исторически преходящих государств. Правда, в этом случае падение Римской империи — излюбленный предмет дебатов в исторических исследованиях — теряет часть своего мистического ореола. Римская империя, как и остальные империи древности, умерла естественной смертью в результате изменений в поведении человека.

Сознавая себя наследниками Римской империи, мы, думается, упускаем из виду, что падение античных го­сударств сопровождалось настоящими демографическими катастрофами. В Азии они были еще драматичнее, чем в Европе. Полагают, что между 200 и 400 гг. население Европы сократилось с 44 до 36 млн., Индии — с 45 до 32, а Китая — с 60 до 25 млн. Падение династии Хань и одновременный резкий упадок сельскохозяйственного производства вызвали самое значительное снижение численности населения за всю историю человечества.

Дальнейшее медленное накопление излишков

Несмотря на все поведенческие изменения, в общем и целом прогресс человека в аграрную эпоху был медлен­ным и неравномерным. В период древних империй за

164

3 тыс. лет численность населения лишь удвоилась. Во времена античных государств количество людей сначала увеличилось почти наполовину, но затем сократилось, так что в итоге за тысячу лет население выросло всего на одну треть.

В аграрную эпоху человеку трудно было сочетать за­боту о повышении продуктивности сельского хозяйства, об облегчении процесса добывания пищи (т. е. наращивании излишков) с обеспечением самозащиты. Накопление из­лишков было связано с землей — постоянным объектом нападений и войн. По завершению периода небольших государств были созданы централизованные государства и церковь, чтобы регулировать и направлять поведение человека, но, несмотря на это, в условиях аграрной куль­туры, похоже, довольно трудно было сочетать задачи производственной деятельности с существовавшей тогда социальной системой.

Социально-экономические исследования свидетельству­ют, что в античную эпоху наблюдалось постоянное про­тиворечие между реальными возможностями средств производства, характерных для аграрной культуры, и сосредоточенной в городах государственной властью. Возникновение этого конфликта относится еще к VIII — IV векам до н. э., когда греческие крестьяне, объединяясь, создавали на началах самоуправления и самообеспечения полисы, многие из которых стали впоследствии городами-государствами. В Римской империи — по мере того как расстояние от мест выращивания пшеницы, винограда и оливок до метрополии увеличивалось, а иерархия ста­новилась все более многоступенчатой,— указанный кон­фликт углублялся.

Любуясь афинскими и римскими дворцами, легко забываешь, что греко-романская культура целиком и пол­ностью базировалась на сельском хозяйстве, в котором было занято, видимо, около 80% населения. Города же играли роль центров, где жили, правили, свершали тради­ционные обряды землевладельцы, где концентрировались ремесленники и торговцы. Проблема управления сельским хозяйством из города была решена, когда для работы стали использовать рабов. В Греции и Римской империи первоначально рабов было очень мало, но затем их труд превратился в важнейший фактор развития экономики.

Рабовладельческое хозяйство

Знакомство с рабовладельческой экономикой греко-романской эпохи может привести в некоторое замеша­тельство. Аристотель, наиболее влиятельный греческий философ, хладнокровно отказывает ремесленникам в праве на гражданские свободы, поскольку-де они «не в состоя­нии постичь истинных ценностей». Однако экономичес­кие основы рабства в античную эпоху нужно рассматри­вать с точки зрения эволюционного процесса. Иными словами, задаться вопросом — в чем же преимущество экономики, основанной на рабстве.

Используя труд рабов, землевладельцы могли, оставаясь жить в городах, поддерживать порядок и продуктивность хозяйства в своих поместьях, а получаемого дохода хватало, чтобы вести принятый в их обществе образ жизни. По мнению Перри Андерсона, благосостояние класса землевладельцев в городах, особенно в период расцвета Афин и Рима, целиком и полностью основыва­лось на излишках производства, которые позволяла полу­чать система рабовладения, ставшая главной формой организации труда. В Афинах рабов, по-видимому, было вдвое больше, чем свободных жителей.

Греки и римляне — провозвестники культурной эво­люции — все свое социальное развитие построили на этой основе. Как утверждает Андерсон, формирование класса рабов с жестко очерченными границами подняло самосознание свободных граждан Греции на небывалую дотоле высоту. Эллинистическая свобода и рабство были двумя сторонами одной медали: они с необходимостью структурно дополняли друг друга.

Нам нелегко оценить влияние рабовладельческого хо­зяйства на поведение людей; скажем, работать или уча­ствовать в войне для человека античного мира означало совсем не то же самое, что для нас сегодня. Свободный гражданин Рима и Афин не работал; у него не было профессии. В греческом языке нет слова, обозначающего процесс работы как социальную функцию либо как инди­видуальное действие. Такая оторванность от производства имела далеко идущие последствия.

Они касаются, во-первых, технологии сельскохозяй­ственного производства: на протяжении чуть ли не тысячи лет она не претерпела ни малейших изменений. Греко-романская культура была в основе своей неплодотворной в том смысле, что не могла обеспечить никакого роста производства.

166

Во-вторых, отстраненность от работы приводила к тому, что интеллектуальные усилия не были направлены на мировые производственные и экономические проблемы. Греческий философ размышлял только об истине, а не об экономической выгоде; знания интересовали ученых сами по себе, а не как средства, могущие служить людям. В дальнейшем такие представления о мудрости и вдохно­вляли, и ограничивали информационное развитие человека.

Взаимосвязь рабства и завоеваний

Войны и рабовладельческая экономика настолько неразделимы, что их можно назвать основополагающими чертами греко-романской эпохи. Причиной войн была потребность в рабах: побежденные становились рабами победителей.

С нашей точки зрения, Римская империя — хотя и существовал так называемый Pax Romana — была продук­том постоянных войн. Нельзя адекватно оценить милита­ризм эпохи античности или постичь его значение, не взглянув на войны под углом зрения эволюции.

Греко-римские города росли, развивались и богатели благодаря войнам и организации колоний, причем военные действия и рабство взаимно дополняли друг друга. В ар­мии свободные граждане Афин и Рима воспитывались и в духе солидарности, и в духе милитаризма. В антич­ности войска, состоявшие из свободных граждан, служили и носителями и олицетворением прогресса, какими в XX веке стали рост валового национального продукта и уро­вень потребления.

Думается, для понимания целостности процесса куль­турной эволюции осознание связи античного человека с военным и рабовладельческим хозяйством имеет прин­ципиальное значение. С точки зрения поведения и разви­тия греки и римляне были для своего времени непревзой­денными мастерами эволюции. Они сумели настолько упрочить свои позиции в борьбе за выживание, что их культура достигла небывалой сложности и приобрела огромное влияние. Конечно, это соответствует оценкам, которые обычно дают этим народам историки. Передовые нации — это, безусловно, те, которые лучше других умели воевать. И все же греки никогда не победили бы персов, если бы общее интеллектуальное развитие греков не давало их солдатам преимущества в тактике. Точно так же римляне благодаря сплоченности и сильной государ­ственной власти лучше были   приспособлены к длитель-

167

ным войнам, чем карфагеняне. С высоты нынешнего этапа культурной эволюции античная экономика — основанная на рабстве и войнах,— вероятно, покажется странной и отсталой, однако она вымостила путь к нашей научно-технической культуре.

Вклад античности в эволюцию

Как полагает Талкотт Парсонс, эволюционные изме­нения — это результат четырех специфических структур­ных перестроек, совместное воздействие которых и вызва­ло в обществе эволюционный подъем. Парсонс назвал их адаптацией, дифференциацией, интеграцией и воспро­изводством структуры ценностей (генерализацией).

Из его исследования не вытекает, что стержнем эво­люции является повышение приспособленности к жизни. Он лишь подчеркивает биологически обусловленную спо­собность человека к адаптации. Тем не менее Парсонс искусно показывает эволюционное значение античности. Культурная эволюция — это кумулятивный процесс, в ко­торый народы античности внесли особенно большой вклад. Давным-давно они исчезли с лица Земли, но их достиже­ния все еще вдохновляют человеческую мысль и влияют на поведение людей. Величайшую роль в эволюции Пар­сонс отводит интеллектуальным поискам греков и возник­новению христианства.

Читая Парсонса, я обратил особое внимание на два названных им процесса: дифференциацию и воспроизвод­ство структуры. Первый можно рассматривать как эволю­ционную характеристику греческой культуры, второй — культуры римской. Охарактеризовав стадию греческой античной культуры как процесс дифференциации, мы — возможно, уже в силу формализованное™ такого под­хода — сумеем глубже понять структуру изменений в нашем поведении.

Расцвет индивидуальности в Греции

Эпоху античности в Греции можно рассматривать как период дифференциации и специализации функций мозга. Древние греки и в самом деле отличались в этом отноше­нии от своих предшественников; их образ жизни можно уяснить, лишь считая его результатом поведения людей, способных оценить и использовать разнообразие возмож­ностей. Греки избегали всего того, что делает жизнь фор­мальной, неподвижной и менее интеллектуальной. Они стремились не допустить тиранов, жесткой государствен-

168

ной власти, единой религии и наслаждались новыми предметами и мыслями, искали новые способы выраже­ния чувств с помощью слов и скульптуры; они пытались утвердить себя, соревнуясь в олимпийских играх, на театральных подмостках, в массовых собраниях и искус­стве софистики. Открытость их мышления и независи­мость духа от тягот участия в материальном производстве поощряла у греков развитие уникального таланта восприя­тия импульсов культуры.

Преклонение перед различиями и культивирование индивидуализма всегда оборачиваются недостатком сплоченности. В анналах греческой истории значатся как культурные достижения, так и жестокие гражданские войны, бесчисленные изгнания и смертный приговор Сок­рату. Об этих аспектах греческого наследия также не стоит забывать.

Зададимся вопросом: почему тенденция к дифференци­ации в культурной эволюции столь пышно расцвела именно в Греции? Какие внешние условия стояли за этим?

Историки усматривали действительную причину гре­ческой гегемонии в необходимости защищаться от персов. Греческие города-государства, жившие торговлей и море­плаванием, из-за конкуренции друг с другом не объеди­няли своих усилий и сражались с врагом поодиночке. А поскольку персов все равно удавалось победить, гор­дости греков не было предела.

Процесс дифференциации в культурной эволюции греков означает, что видоспецифичные поведенческие характеристики человека проявлялись в древней Элладе ярче, чем во всей предшествовавшей истории. Греки были первыми вестниками культурной эволюции; процесс формирования человека шел быстрее, чем когда бы то ни было прежде.

Греки больше интересовались искусством и науками, нежели экономикой и техникой. Пожалуй, они не пред­принимали никаких явных усилий, чтобы изменить свое поведение в целях укрепления приспособленности рода человеческого к жизни; но благодаря изощренной умствен­ной деятельности они вселили в человека неустанную жажду знаний. Наша научно-техническая культура — со всеми ее достижениями и проблемами — своим зарожде­нием обязана эллинам.

169

Торжество единообразия в Римской империи

Охарактеризовав римскую античность как культурный процесс генерализации ценностей или нарастания едино­образия, мы выбираем совершенно иное направление исследования. Однако генерализация ценностей и пове­дения не менее значительный компонент культурной эволюции, чем дифференциация. Как было показано выше, в период античности укрепление государственной власти и формирование великих религий привели повсюду в мире к большему единообразию ценностей и поведенческих норм.

В период своего максимального расцвета — около 117 г. н. э.— Римская империя простиралась от Атланти­ческого океана до Аравийского полуострова, от Гибрал­тара до Англии и от Египта до Дуная. Гигантская империя функционировала благодаря власти и порядку, и уже само ее существование неизбежно приводило к определенному единообразию. В то же время Римская империя выполня­ла в культурной эволюции роль посредника между ближне­восточной, эллинской и европейской культурами.

На протяжении столетий римские легионы были стражами порядка и единства империи. Лагеря легионеров, соединенные дорогами, дали начало городам-крепостям, в том числе Кёльну, Вене, Парижу и Лондону. Рим зало­жил основы Европы как целого.

Дороги, построенные для римских легионов, оказались прочнее самой империи. С помощью этрусских арок они перешагивали через естественные препятствия. Вслед за римскими легионами факел эволюции в конце концов пересек Альпы. Римское право также оказалось долговеч­нее легионов. Для поддержания единства своей растущей империи римляне разработали систему юриспруденции, которую с полным основанием можно назвать наиболее самобытным проявлением римской культуры. Римское право опиралось на представления философского стоициз­ма о законопорядке в природе, и, согласно Парсонсу, именно это обстоятельство обусловило его всеобщую цен­ность.

Генерализацию римского культурного наследия пре­красно иллюстрирует распространение латинского языка и превращение его в единый язык цивилизованных наро­дов. Действительно, на протяжении последующих двух тысяч лет в европейских учебных заведениях использова­лась именно латынь. Христианство, возникшее в конце

170

периода античности, оказало на установление норм пове­дения еще более сильное влияние, чем римское право. Превращение христианства в мировую религию объясня­ется, вероятно, прежде всего наличием ясной, универсаль­ной и нормативной концепции Бога. В христианском учении Бог (в отличие от Яхве — бога Израиля) стал господином на небесах и на Земле, всеобщим и единым Богом, чьи заповеди надлежит исполнять всем людям. Бог евреев был учредителем закона, десяти заповедей; впоследствии его священное согласие с народом Израиля трансформировалось в христианское братство.

Христианство возникло как народное движение: его проповедь была обращена к людям кротким и скромным, бедным и больным, работающим и страдающим. В Рим­ской империи, где почитались власть, сила и порядок, христиане были необычным явлением; их подвергали гонениям, но, несмотря на это, они обладали необъясни­мой притягательностью. Из христианства как народного движения выросла христианская церковь.

Вряд ли какой-либо другой институт в истории чело­вечества повлиял на наше поведение сильнее, чем церковь. Христианская церковь сформировалась в эпоху упадка Римской империи. Люди тогда ощущали острую потреб­ность верить в спасение души и вечное блаженство. Сей­час, в научно-техническую эру, человечеству снова угрожа­ет гибель, и оно опять стремится к спасению души и изме­нениям в своем поведении. Помогает ли нам в этом цер­ковь?

Роль античного наследия в информационном развитии

Эпоха античности, на протяжении которой сменилось около 50 поколений людей, стала в истории человечества периодом подлинного подъема. Культурная эволюция достигла такого уровня, что люди, жившие на афинских и римских холмах, имели немалую свободу выбора. Паде­ния императоров и империй уже не нарушали естествен­ного представления человека о бесконечности жизни.

Культурная эволюция — процесс кумулятивный. В гре­ко-романскую эпоху люди так быстро накапливали жиз­ненный опыт, что с падением Рима достижения антич­ности не оказались утраченными. Они живы и поныне — в искусстве, науке, политике, религии,— но прежде всего в нас самих, глубоко коренясь в нашей общей информа­ционной системе. Упомяну лишь две составные части доставшегося нам античного наследия: тягу к позна-

171

нию, идущую от Аристотеля, и жажду власти — от Цезаря. Оба этих стремления относятся к видоспе-цифичным поведенческим характеристикам человека. Знания и наука, соперничество и власть управляли пове­дением людей и ранее. Однако в античный период тяга к знаниям и власти усилилась и в рамках основных функций все больше и больше подчиняла себе поведение людей.

Цезарева жажда власти повлияла на жизнь людей той эпохи сильнее, чем Аристотелево стремление к знанию, и потому в большей мере символизирует античную куль­туру. И все же воздействие взглядов Аристотеля было, пожалуй, более прочным и продолжительным.

Познание и власть — две страсти, различные по ха­рактеру. Знание — как объект — бесконечно. Человек спо­собен узнавать и понимать все больше и больше. Объект власти, напротив, ограничен. Любая власть — военная, политическая, экономическая — остается властью чело­века над человеком. А власть над другими всегда ограни­чена временем и количеством подданных.

Хотя античность оставила нам — в лице императоров и самих империй — впечатляющие образы и примеры неограниченной власти, хотя последующая история чело­вечества изобиловала большими и маленькими цезарями, все же с течением культурной эволюции люди, стремясь к власти, вынуждены были больше считаться со своими собратьями. Что же касается жажды познания, то она не встречает таких преград. Сопоставляя эти элементы античного наследия, можно сказать, что жажда знаний, поскольку она не ведает предела, оказала, пожалуй, более сильное влияние на поведение человека, нежели жажда власти. Отметим, однако, что в реальной истории челове­чества эти факторы неразделимы. По мере того как наше описание поведенческой истории человечества будет опи­раться на все более обильный фактический материал, мы убедимся, что рост научного знания ведет к огра­ничению власти цезарей и одновременно позволяет управ­лять из одного центра все более обширными террито­риями. Из того факта, что умножение знаний в принципе беспредельно, логически следует, что оно может стать либо предпосылкой для всеобщего участия в осуществле­нии власти, либо средством всеобщего саморазрушения.

Но к концу античного периода культурная эволюция переживала еще пору своей юности; научное знание пустило тогда лишь первые ростки. В те времена человек

172

еще не сознавал, на какой ступени своей биологической и поведенческой истории он находится. Когда двухсот­летний период упадка Римской империи завершился наконец ее полным крахом, этот исторический опыт, ко­нечно же, способствовал глубокому укоренению в сознании людей мысли о бренности жизни.

Самый главный вклад античности в культурную эволю­цию двойствен и противоречив. С одной стороны, куль­тура Греции и Рима заложила прочную основу для даль­нейшего эволюционного развития человечества. С другой стороны, греко-романская культура существовала слишком недолго, чтобы люди имели возможность, опираясь на нее, сознательно выбрать наиболее эффективные для такой эволюции формы поведения. С падением Римской империи в какой-то мере пал духом и человек.

Крах Римской империи и торжество христианской церкви — вот факторы, которые сыграли, пожалуй, глав­ную роль в утверждении доныне господствующих — вопреки прогрессу науки — антиэволюционистских пред­ставлений о человеке и истории. Гиганты античности — Платон, Аристотель, Александр, Цезарь — представлялись столь всемогущими и совершенными, что сама мысль, будто последующие два тысячелетия были периодом восходящего развития, казалась абсурдной.

И тем не менее в результате кумулятивного эволю­ционного процесса мы располагаем теперь куда более обширными и глубокими научными знаниями, чем Ари­стотель. Правда, в какой-то мере этим мы обязаны и ему.