В системе видоспецифичных поведенческих характе­ристик людей эпохи собирательства и охоты наиболее сла­бое звено находилось в сфере экономики. Для преуспея­ния человека как вида необходимы были изменения в его поведении, связанном с хозяйственной деятельностью. Не так просто описать экономику той эпохи. Маршалл Салинс в книге «Экономика каменного века» утверждает, что при­менительно к первобытному обществу вообще нельзя го­ворить об экономике, что тогда не существовало экономики как специализированной структуры, а было нечто, обуслов­ленное исключительно социальными отношениями опре­деленных групп. Так как рычаги управления экономиче­ским процессом обычно в руках групп, непосредственно не участвующих в хозяйственной деятельности, экономика является результатом социального поведения, а не соци­альной структуры. Особенно важно, что процесс производ­ства связан со сложной семьей, состоящей в свою очередь из нескольких семей. В первобытнообщинной экономике домашнее хозяйство в рамках семьи соответствует эконо­мике государства в средние века или корпорации в капита­листической системе: для каждого строя характерна своя основная производственная единица.

В описании Салинса подчеркнута важнейшая особен­ность длительного периода первобытной культуры — то, что материальное производство целиком основывалось на семейном хозяйстве. В ином случае нарисованная антро­пологами картина оставалась бы крайне противоречивой, включая, с одной стороны, регулярное уничтожение детей, а с другой — стабильное безбедное существование. По-моему, современные этнографы и антропологи полностью романтизировали жизнь собирателей и охотников, введен­ные в заблуждение ее естественностью и близостью к при­роде. Но можно ли быть уверенным, что наблюдения за ны­нешними представителями культуры собирательства и охоты способны дать достоверную информацию о людях, живших 20 тыс. лет назад? Исследователи обходят этот

123

вопрос стороной. Все они, включая Салинса, описывают культуру собирательства и охоты как общество изобилия, утраченный рай, в котором человек был свободен — в от­личие от нас, современных людей, замученных работой и чрезмерными потребностями. Суть рассуждения Салинса выражена в следующем заявлении: утверждая, что охот­ники жили в достатке, он вовсе не хочет тем самым сказать, будто напряженный труд и постоянный конфликт между чрезмерными запросами и недостаточным количеством продукции неизбежно делает жизнь человека трагедией.

Такого рода сопоставления наводят на размышления. Возможно, нынешняя жизнь действительно во многом нас ограничивает и сковывает, но это не значит, что у собира­теля и охотника она была обеспеченной или хотя бы сво­бодной. Антропологи изучили производительность труда современных охотничьих племен и установили, что коли­чества пищи, которую один охотник-бушмен добывает за день, достаточно, чтобы прокормить четырех или даже пять человек. Однако подобные подсчеты абсолютно неприло-жимы к первобытным собирателям и охотникам. Если ко­чевые племена постоянно находились под угрозой вымира­ния от голода из-за сокращения продуктивности земель, можно ли точно рассчитать время, затрачиваемое на такую «работу», как выкапывание кореньев или поиски дичи? Со­биратель и охотник не работал — он постоянно находился в поисках пищи. Салинс, отрицая наличие у собирателей и охотников хозяйства, отрицает и сам факт работы. Люди той эпохи жили как животные — нуждаясь в пище, они от­правлялись на ее поиски и собирали столько, сколько им было необходимо для еды.

Семьи, входящие в состав постоянно мигрирующего племени, как правило, владели тем имуществом, которое могли унести с собой; кочевой образ жизни ограничивал пищевые запасы. Хотя в XVIII и XIX веках некоторые ин­дейские племена, живущие собирательством и охотой, уже хорошо умели запасать и сохранять продукты, первона­чально представители этой культуры не делали запасов и, видимо, не обменивались продовольствием с соседними племенами. Подобно животным, каждый собиратель и охотник имел право ловить рыбу в любом месте, рвать фрук­ты с любого дерева и пользоваться всеми природными бо­гатствами. Человек действительно жил так же, как все жи­вотные, и условия его существования диктовались самой природой. Его видоспецифичные поведенческие особен­ности еще не достигли такого уровня развития, чтобы

124

позволить ему по-настоящему использовать природные ре­сурсы. Но существо, одаренное стремлением к лучшему, не могло довольствоваться таким положением.

Прежде чем специально рассмотреть такое стремление как свойственный лишь человеку мотив поведения, я бы хотел подчеркнуть, что предлагаемая мной реконструкция жизни собирателей и охотников выглядит более суровой и безрадостной, нежели картины, созданные упомянутыми выше антропологами. Уайт, Харрис и Салинс, которых на­зывают материалистами в области культурологии, описы­вают существование собирателей и охотников в куда более светлых и радостных тонах. Читая труды антропологов, я нередко с удовольствием представлял себе, как во время очередного отпуска превращусь в эдакого славного соби­рателя и охотника: буду ловить рыбу, собирать ягоды, грибы и овощи, приносить родниковую воду, проводить время в беседах с семьей. Однако я не смог бы жить так круглый год. Не выдержал такой жизни и весь человеческий род.