Стадии развития культуры — это ступени восходящей эволюции. Они составляют историю изменений и прогресса в поведении человека, историю его успеха как создающего культуру, мыслящего существа. Уже около миллиона лет как человечество выделилось из животного мира. На всем протяжении своей долгой истории оно постепенно сталкивалось с новыми, небывалыми проблемами. Преуспевание человека всецело зависит от его способности справиться с этими трудностями. Иначе говоря, в изменившихся условиях он ищет новые жизненные возможности, находит и использует их.
История излагается здесь в европоцентристском духе, хотя задача состоит в том, чтобы рассказать об успехе всего рода человеческого. Это необходимо пояснить, поскольку в течение десятков тысяч лет преобладающая часть населения Земли жила в Азии.
Собственно, для европейского автора такой подход — единственно возможный. Я незнаком с азиатским образом жизни и не смог бы описать стадии культурной эволюции человечества с точки зрения жителей Азии. Охватить же равным образом все регионы, где формировалась цивилизация,— вообще задача непосильная. И если уж приходится выбирать какой-то один угол зрения, то имеются веские доводы в пользу европоцентризма. Европа имеет неоспоримое право на внимание в эволюционной истории: здесь зародилась научно-техническая культура, и именно европейско-американский образ жизни ставит ныне под угрозу будущее человечества. Словом, история, изложенная с позиций европейца, вероятно, лучше всего позволит выявить пагубные формы поведения человека и наметить должные альтернативы.
С чего же следует начать рассказ об эволюционном успехе человечества?
Пожалуй, с того времени как Homo sapiens sapiens остался единственным представителем человеческого
106
рода — после исчезновения Homo sapiens neanderthalensis по каким-то причинам с лица Земли. Из всех гоминид, возникших в ходе биологической эволюции, уцелел лишь Homo sapiens sapiens. Тогда у него за плечами были уже миллионы лет генетической и немалый период культурной эволюции. Два этих процесса необходимо рассматривать совместно. Когда несколько десятилетий назад культурная эволюция человека (т. е. весь процесс формирования его поведения) была наконец-то сочтена достойным объектом изучения, исходным его пунктом стало признание тесной взаимосвязи генетической и культурной эволюции.
Эту взаимосвязь подчеркивает Эйбл-Эйбесфельдт, специалист по этологии человека (наука, изучающая формы поведения, характерные для человека): «Культурная эволюция человека является продолжением его генетической эволюции. Законы, управляющие его адаптацией к новым условиям, возникающим в ходе культурной эволюции, напоминают законы эволюции биологической, а иногда даже во многом совпадают с ними».
Итак, речь пойдет о культуре собирательства и охоты — чрезвычайно продолжительном этапе развития человечества. Если мы выделились из животного царства около миллиона лет назад, то почти 99% прошедшего с тех пор времени относится к периоду собирательства и охоты. Биологическое и культурное наследие человека во многом определяется его опытом собирателя, рыболова, охотника.
Не ставя себе целью охарактеризовать изменения, происшедшие в поведении человека на протяжении этого периода, попытаемся дать общее представление о поведении собирателя и охотника, жившего примерно 15—20 тыс. лет назад, незадолго до перехода к сельскому хозяйству.
Благодаря непрерывному информационному развитию наиболее существенные изменения в поведении человека, предопределившие его успех, произошли еще в эпоху собирательства и охоты. В отличие от шимпанзе и других обезьян человек — собиратель и охотник — был в состоянии защищаться и добывать себе пищу практически во всех регионах земного шара. Однако, судя по данным о численности человечества, в его преуспевании как биологического вида наблюдался по какой-то причине более чем 20-тысячелетний период застоя.
Описание культуры собирательства и охоты, какой она была, скажем, около 15 тыс. лет до н. э., должно быть
107
построено с учетом условий того времени. Поведение человека в ту эпоху несопоставимо с поведением Homo habilis или нашего современника, живущего в условиях научно-технической цивилизации. Словом, поведение собирателя и охотника нужно рассматривать в контексте соответствующей культуры.
Мы располагаем двумя источниками информации о событиях, происходивших в те времена: это, во-первых, данные о ныне существующих племенах собирателей и охотников; во-вторых, результаты изучения древних культур. Оба источника неполны и ограниченны.
По имеющимся оценкам, ныне лишь 50 тыс. обитателей нашей планеты живут собирательством и охотой. Люди, не знающие сельского хозяйства и добывающие пищу посредством собирательства, охоты и рыбной ловли, встречаются в самых отдаленных районах Земли: в пустынях Австралии, африканских джунглях, болотах Амазонки, в Арктике; они являются последними представителями первобытной культуры. В последние десятилетия в районе реки Амазонки были обнаружены группы людей, живущих в полной изоляции и не имеющих никаких контактов с цивилизованным миром. В других местах племена собирателей и охотников в той или иной степени уже подверглись влиянию научно-технической культуры.
Серьезные всесторонние исследования племен — собирателей и охотников—начались в XIX веке, когда объектов для такого изучения было еще предостаточно. Хотя в наши дни первобытная человеческая культура в ее нетронутом и естественном виде исчезает, сохранились ценные свидетельства о поведении собирателей и охотников, полученные в результате наблюдений над последними их поколениями. Конечно, нам следует тщательно взвешивать достоверность данной информации, прежде чем ее использовать для того, чтобы составить себе представление о тех условиях, в которых жили люди 17 тыс. лет тому назад.
Антропологическое изучение человеческого рода — благодаря междисциплинарному и теоретическому подходу — позволило в последние десятилетия создать абсолютно новую картину нашего прошлого. Наибольшую роль здесь сыграли достижения биологии, археологии и этнографии. Моя историческая концепция основывается прежде всего на антропологической литературе, но содержит ряд элементов эволюционной теории, что существенно
108
отличает мою позицию от общепринятой в антропологии.
До появления работ Дарвина «официально» установленный наукой возраст человечества считался равным 6000 лет. Хотя после Дарвина факт биологической эволюции нашего вида стал аксиомой, даже антропологи не пытались определить периоды, когда происходили важнейшие изменения в поведении человека, и выявить их закономерности.
Однако в 1971 году Марвин Харрис мог с полным основанием констатировать, что мы вступили в новую эру творческой теоретической мысли, когда этология благодаря использованию сравнительных методов в очередной раз отважно обратилась к проблемам происхождения и причинности применительно к поведению человека. Как отметил Харрис, этот новый ренессанс нашел отражение в перестройке исследовательской стратегии и методов обучения в нескольких крупных университетах и музеях, но в социологии, политологии, традиционной истории, философии и других смежных областях его влияние пока не ощущается. И все же сегодня искать закономерности в поведении человека — собирателя и охотника, жившего 15 тыс. лет до н. э.— следует в духе новой теоретической антропологии и на основе новой концепции человека.
Новая концепция человека
В 15 000 е. до н. э. на Земле обитало приблизительно 4—8 млн. человек. В новейших исследованиях названа цифра 5—6 млн., что равно населению современной Швейцарии. К сегодняшнему дню численность человечества возросла тысячекратно. Мы распространились по всему миру; но того же добился человек эпохи собирательства и охоты. Даже если последний ледниковый период еще недавно, всего 15 тыс. лет до н. э., ограничивал перемещение людей в северные области, он позволил им по суше добраться из Бретани в Англию и из Азии в Америку.
Ясно, что собиратели и охотники жили и кочевали, объединенные в социальные группы — сравнительно небольшие племена. Существующие сегодня племена собирателей и охотников в среднем немногим превышают сорок человек; согласно археологическим и этнографическим данным, первобытные племена были несколько меньше.
109
Почему же люди всегда объединялись в столь небольшие племена? Лесли А. Уайт дает такой ответ: «Добывание пищи, половая жизнь и самозащита — вот потребности, которые привязывают индивида к конкретной социальной группе. Если она увеличивается настолько, что территория становится мала, часть людей отделяется и уходит — опять-таки группой, а не поодиночке». Таким образом, пропитание, половая жизнь и самозащита на протяжении миллионов лет были ведущими факторами первобытной человеческой культуры. Следовательно, эти три основные переменные эволюционной истории определяли структуру человеческого общества вплоть до зарождения сельского хозяйства.
Для объяснения закономерностей поведения выше была предложена гипотетическая схема, состоящая из основных и видоспецифичных переменных. Теперь пришло время проверить ее. Мнение Уайта вполне согласуется с моей гипотезой, однако стоит более подробно проанализировать законы, управляющие жизнью собирателей и охотников. Поскольку основополагающим элементом истории являются средства производства, с них и начнем: рассмотрим проблему обеспечения пищей. Как добывал пищу собиратель и охотник и как это влияло на другие аспекты его поведения?
Добывание пищи
На стадии австралопитека человек, помимо растительной пищи, начал употреблять и животную. Смешанная диета позволила лучше приспособиться к условиям окружающей среды и сезонным изменениям.
Очевидно, человек имел достаточно широкий выбор растительной пищи: фрукты, ягоды, орехи, семена сосны, зерна, листья, побеги и коренья. За 15 тыс. лет до нашей эры люди уже владели огнем и, возможно, уже умели на нем готовить пищу, так что зернами и кореньями можно было питаться круглый год, в дополнение к скоропортящимся фруктам и овощам.
Сбором растительной пищи занимались исключительно женщины. Такое разделение труда по половому принципу, вероятно, вообще характерно для культуры собирательства и охоты. Почти во всех ныне существующих племенах функции собирателей выполняют женщины, а охотников и рыболовов — мужчины. Судя по всему, в период расцвета этой эпохи человек стал весьма
по
умелым охотником и рыболовом. Дичь, безусловно, ценилась выше растительной пищи: богатые белками мясо и рыба питательнее и удобнее при приготовлении. Добывание дичи — подготовка к охоте, охота, дележ добычи, приготовление пищи и сам процесс еды — все это должно было существенно влиять па формы поведения человека. Добывание пищи сводилось к непосредственному использованию природных продуктов. Такой «способ производства» требовал участия каждого члена племени, за исключением самых маленьких детей, и подразумевал общеплеменную кооперацию.
Везде ли людям на протяжении всего года хватало природных продуктов? В книге «Экономика каменного века» Маршалл Салинс приходит к выводу, что собиратели и охотники сталкивались с серьезными трудностями. На основании изучения сохранившихся племен он заключает, что эти трудности были связаны с угрозой постепенного сокращения добычи. Обычная модель добывания пищи такова.
Небольшое число людей, живущих в данной местности, как правило, за достаточно короткое время сокращает количество доступной пищи, после чего они могут оставаться на прежнем месте, только приспособившись добывать пищу с большими трудностями или уменьшив реальное потребление. Они должны либо расширить территорию своих поисков, либо довольствоваться тем малым, что находят на прежнем месте. И тот и другой путь малопривлекателен. Значит, первейшим условием развития культуры собирательства и охоты является мобильность.
Применительно к выкапыванию корешков и охоте на оленя современные экономические концепции Салинса могут показаться несколько нелепыми. И все же угроза сокращения добычи представляется весьма и весьма важной. Из-за уменьшения количества добываемой пищи собиратели и охотники обречены постоянно перемещаться. Первобытный человек, таким образом, был вечным странником.
Постоянное перемещение, уже само по себе ограничивающее размер племени, зависело от обстоятельств: существовали относительно стабильные ежегодные маршруты, связанные с сезонным созреванием плодов, нерестом рыб, миграциями и размножением животных, и каждое племя на протяжении года могло четыре-пять раз сменить место стоянки. Постоянная необходимость
ill
перемещения устанавливала жесткую зависимость между числом обитателей и размером освоенной ими территории. Однако мобильность помогала противостоять сокращению добычи лишь в том случае, если существовали богатые пищей незанятые пространства. Итак, собиратели и охотники нуждались в просторе, и низкая плотность населения, была обусловлена способом добывания пищи.
Относительно плотности населения собирателей и охотников среди антропологов нет единого мнения. В африканских джунглях добывание пищи происходит совсем не так, как на равнинах Канады. Судя по данным, полученным в XIX веке, для поддержания жизни одного индивида было необходимо около двух квадратных километров земли. Племя из 40 человек нуждалось, таким образом, в территории, охватывающей почти 100 квадратных километров.
Конечно, такой способ определения максимальной плотности населения собирателей и охотников слишком упрощает дело, поскольку не учитывает реальных условий жизни. В богатых дичью местах даже один квадратный километр может прокормить несколько человек, а огромные пространства, занятые прериями и пустынями, подчас вовсе необитаемы. Но если Харрис прав, что на нынешней территории Франции до возникновения сельского хозяйства могло жить не более 20 тыс. человек, значит, добывание пищи жестко ограничивало и направляло все формы поведения собирателей и охотников, в том числе и связанные с размножением.
Размножение
В урожайные сезоны, когда плодов и дичи хватало, жизнь была легка, и собиратели и охотники жили среди этого изобилия как в раю. Однако был тут и свой змей-искуситель: сексуальное поведение, приводившее к увеличению населения. Извечная проблема заключалась в том, чтобы ограничить его численность в соответствии с наличными пищевыми ресурсами; на практике это означало сдерживание роста населения. Поскольку в жизни собирателей и охотников постоянно существовала опасность сокращения добычи, на протяжении последних 20 тыс. лет культуры собирательства и охоты численность человеческого рода, по имеющимся данным, почти не увеличивалась.
Это показано в исследовании Ж.-Н. Бирабана, опуб-
112
10 миллиардов 5 миллиардов | |||
I миллиард 500 миллионов | |||
100 миллионов 50 миллионов | / | ||
| |||
10 миллионов 5 миллионов | г - Г - |
| |
1 миллион 500 000 | г / |
| |
100 000 | 1 1 1 |
1 1 1 1 1
-40 000 |
-30 000 |
-20 000 |
-10 000
Рис. 4. Оценочные данные об изменении численности населения мира начиная с 400 века до н. э.
ликованном в 1979 году в книге «Очерки об эволюции численности людей». Хотя содержащиеся в данной работе оценки численности населения, относящиеся к эпохе собирательства и охоты, кажутся наименее достоверными, у меня нет иного выхода, как только основываться на новейших данных, предлагаемых специалистами. В описании Бирабана культура собирательства и охоты, существовавшая между 35 000 и 8000 годами до н. э., выглядит суровой и жестокой. В те времена человечество терпело тяжкие лишения и развитие культуры приостановилось. В условиях нынешнего демографического взрыва нам следует обратить особое внимание на то, сколь недолог период успеха человека как вида. По оценке Бирабана, всего 10 тыс. лет назад, между 12 000 и 8000 годами до н. э., число людей сократилось наполовину. Человек — собиратель и охотник — как биологический вид вовсе не преуспевал, и многие «настоящие» представители животного царства добились куда больших успехов. Вряд ли
113
стоит сомневаться, что некоторые виды всеядных млекопитающих были многочисленнее людей. Небольшие племена медленно и неуклюже передвигающихся двуногих существ не могли собирательством и охотой добыть себе столько же пищи, как стада оленей или стаи волков. Человек еще не научился эффективной работой мозга компенсировать недостатки передвижения на двух конечностях. Собиратели и охотники вынужденно — но вполне осознанно и намеренно — ограничивали рост своего вида.
Мы, в общем-то, никогда не задумывались, каким образом нашим предкам — собирателям и охотникам — удавалось сдерживать увеличение численности своего населения. Нас обычно удовлетворяло предположение, что регулирующую роль играла смертность от голода, болезней и диких зверей, а воля человека якобы не имела существенного значения. Однако процесс регулирования происходил не столь «естественно». Напротив, собиратели и охотники сумели сделать то, что не удается современному человеку: они ограничили свою численность в соответствии с имеющимся количеством природных ресурсов.
Антропологам и этнографам давно известен обычай кочевых племен, действующий при необходимости сократить свою численность. Когда пищи не хватает, сначала ее перестают давать старикам, потом самым маленьким детям — девочкам, а затем мальчикам. В периоды голода последняя пища достается тем, кто эту пищу добывает.
В книге «Каннибалы и короли» Марвин Харрис назвал умерщвление детей неотъемлемой особенностью поведения собирателей и охотников. Преодолев первоначальный шок, умом с этим нельзя не согласиться; ознакомившись с доказательствами и выводами Харриса, приходишь к мысли, что так тому и следовало быть. Собиратели и охотники вынуждены были таким образом обеспечивать сохранение своего племени. Детоубийство — форма репродуктивного поведения, обусловленная острой нехваткой пищи и мобильностью. Кочевое племя не может иметь больше детей, чем тех, которых оно может унести на себе. Установлено, что женщины-бушменки вынуждены пронести каждого ребенка в общей сложности 7—8 тыс. километров, пока дети примерно в четырехлетнем возрасте смогут полагаться на собственные силы. Новорожденного нередко убивали, если он рождался раньше, чем предыдущий ребенок начинал уверенно передвигаться самостоятельно.
114
Женщина племени собирателей после первых родов жила в постоянном страхе перед новой беременностью. Чтобы сделать ее менее вероятной, старались максимально продлить период грудного вскармливания. Богатая белками мясная пища ценилась, в частности, потому, что способствовала выработке молока. И все же беременность наступала слишком быстро и слишком часто. Приходилось прибегать к небезопасному преждевременному ее прекращению, но, поскольку детей все равно всегда рождалось больше, чем хотелось, обычай детоубийства укоренился среди кочевых племен. По оценкам различных антропологов, количество убитых детей достигало 50% всех новорожденных. Знаменательно, что репродуктивное поведение всегда подчинялось задаче добывания пищи, вплоть до уничтожения детей. Трудно вообразить более убедительное доказательство того, что средства производства — в данном случае добывание пищи — являются важнейшим элементом исторического процесса.
И археология и этнография свидетельствуют, что девочек уничтожали чаще, чем мальчиков, ибо первые были будущими матерями, а вторые — воинами и охотниками. По мнению Харриса, отдаваемое мальчикам предпочтение при регулировании роста населения — это яркий пример победы культуры над природой. Требовалось мощное давление культуры, чтобы вынудить родителей бросить или убить собственных детей, и еще более сильное — чтобы заставить их убивать больше девочек, чем мальчиков. Этому способствовали также войны, поставившие выживание племени в зависимость от количества выращенных им воинов.
Дата: 2019-03-05, просмотров: 443.