Что касается отношений между различными группами и классами общества с учетом особенностей их предшествующего формирования в разных условиях внешней зависимости, то отличительной чертой переходного периода в Латинской Америке, видимо, можно считать более широкое и активное участие средних городских слоев и торгово-промышленной буржуазии в системе господства.

    Во всяком случае в экономической сфере подобные социальные процессы дали о себе знать в политике укрепления внутреннего рынка и индустриализации. Понятно, что конкретное направление такой политики, как уже подчеркивалось, в некоторых случаях приобретало более ярко выраженный либеральный характер, когда упор делался на динамичное развитие частного предпринимательства. Это происходило в странах с экспорториентированной экономикой, находившейся под контролем национальных групп, которым еще до начала кризиса в сфере внешней торговли удалось создать достаточно мощный промышленный сектор. С другой стороны, при исходно анклавном типе развития государственный «дирижизм» отражал попытки городских промышленных групп, не связанных напрямую с экспортно-импортными операциями, создать собственную экономическую базу. Разумеется, в рамках этой последней гипотезы можно предположить, что в некоторых странах контроль над госаппаратом был использован как инструмент для формирования самого индустриального класса, который позднее совместно с госучреждениями начал выполнять предпринимательские функции. [144]

    И при этом следует подчеркнуть, что отмеченные различия не означали исключения из этих процессов: ни для частного сектора в странах с высоким уровнем государственного вмешательства в экономику, ни для госсектора на первом этапе индустриализации (даже в странах более либерального толка). Наоборот, этап импортзамещающей индустриализации привел к слиянию двух процессов: экспансии частного сектора экономики, следствием которой стало укрепление промышленной буржуазии, и формирования новых сфер для капиталовложений, преимущественно в «базовых отраслях» и на объектах инфраструктуры, где существенную роль играло государство.

    Структурные изменения в странах, приступивших к созданию новых основ экономического развития, определяются тем, что нарождающиеся элементы экономики неизбежно требуют существенных изменений в общественном разделении труда. Это в скором времени приводит к трансформации демографических и экологических условий развития. И все это находит отражение в общественной жизни: растет пролетариат и увеличивается непролетарский городской народный сектор. Кроме того, расширение упомянутого сектора обычно обгоняет возможности трудоустройства за счет увеличения числа новых рабочих мест в городах, создаваемых в ходе индустриализации. В Латинской Америке это привело к формированию того, что можно назвать «городским массовым обществом», возникающим в связи с недостаточной индустриализацией экономики.

    Именно «присутствие масс» наряду с появлением первых устойчивых элементов диверсифицированной индустриальной экономики (производящей не только товары повседневного спроса) могут рассматриваться как основные характеристики исходного этапа, так сказать, «развития вовнутрь», которое началось во время второй мировой войны, а апогея своего достигло в 1950‑1960 годов. [145] Именно в этот период была разработана политика импортзамещающей индустриализации29, которая в конечном счете состояла в использовании уже имевшейся производственной базы и ее дальнейшем развитии для того, чтобы удовлетворить внутренний спрос на потребительские товары и промышленные полуфабрикаты, особенно в условиях ограниченности инвалютных резервов и трудностей с импортом. В ходе этого процесса возрастает роль государства и меняется характер его действий: если в предшествующий период государство (выражавшее в основном интересы экспортеров и землевладельцев) выступало как посредник в финансовых делах иностранных инвесторов, то теперь оно превратилось в орган, с помощью которого предпринимаются необходимые меры по «таможенной защите» рынка, переводу доходов от экспорта во внутренний сектор и созданию базовых элементов инфраструктуры для обеспечения импортзамещающей индустриализации. Именно в этот период возникли национальные сталелитейные и нефтеперерабатывающие заводы, электростанции и т. д.

    Подчеркнем еще раз, что отмеченные меры были предприняты только в отдельных странах и стали результатом действий возникших там в переходный период альянсов во властных структурах. И потому сейчас считают, что индустриализация в этих случаях изначально не была результатом ни революционного, ни постепенного укрепления позиций обычной промышленной буржуазии.

    Такая индустриализация скорее стала результатом политики взаимных уступок и компромиссов между самыми различными слоями населения, с самого начала стремившимися к созданию такого типа экономики, который, с одной стороны, обеспечил бы экономическую опору для новых групп (разделивших бремя власти в переходный период), но с другой стороны, предусматривал [146] возможность социально-экономического участия в этом процессе больших по численности трупп городского населения, способных уступить против существующей системы господства. В годы индустриализации в ее орбиту входят и представители растущего среднего класса, и городская буржуазия, и выходцы из слоев прежней экспортно-импортной элиты, в том числе связанные с малоэффективным помещичьим хозяйством.

    Правила социально-политической «игры» на этапе импортзамещающей индустриализации были формально закреплены в виде цепи компромиссов и союзов, заключения которых смогли добиться разные социальные силы. Это привело к формированию нового баланса сил во властных структурах; в них представлены и продолжают борьбу за свою гегемонию как финансовый и агроэкспортный сектора, так и промышленники и средние городские слои. С другой стороны, в ряде случаев на политической арене появляется «народный сектор». Он выступает то в качестве объекта манипулирования со стороны власти, то в качестве ее опоры. Обычно он состоит из трех компонентов: рабочего класса, народных масс города и деревни.

    При наличии общих проблем экономического и социально-политического характера различия в характере компромисса, к которому социальным силам удалось прийти в конкретных странах, определили появление разнообразных форм индустриализации, организационных и управленческих схем, механизмов контроля над структурами власти, как раз и отражавших специфику политики импортзамещающей индустриализации в каждой стране. Причины появления подобных различий следует искать в исторических особенностях эволюции их экономик и специфике становления национального общества, ибо, как уже говорилось, Функции государства и характерное поведение предпринимательских групп в переходный период различались в зависимости (по [147] меньшей мере) от исходного состояния хозяйственной системы - анклавного либо свободного развития без «внешнего пресса». Но в последующем, когда «присутствие масс» стало важным фактором при выборе методов управления, проявляются иные различия, связанные с характерными особенностями народного сектора каждой страны.

    Прежде чем более детально рассмотреть основные условия, необходимые для укрепление внутреннего рынка, стоит упомянуть об основных экономических и политических проблемах того периода.

    Преобладали два типа политической ориентации, как нельзя лучше отражавшие особенности политического положения в то время. Появление первого было результатом скрытого давления масс, проходило под лозунгом «путь к участию» и стало началом движения за «перераспределение» социальных и экономических благ. Второй отражал интересы новых господствующих классов и предполагал продолжение роста национальной экономики, ориентированной на внутренний рынок, при сохранении существовавшей системы господства. Именно вторая тенденция в политике предполагала движение к «национализму» и позволяла, между прочим, «включить» массы в производственную систему и в какой-то мере вовлечь их в политическую систему. Таким образом, устанавливались социальные связи, которые придали смысл «десаррольистскому популизму», сочетавшему такие противоречивые цели как расширенное потребление при наращивании капиталовложений, прямое участие государства в экономическом развитии при укреплении частного промышленно-городского сектора. Потребность в такой идеологии как «десаррольисткий популизм», где противоречивые цели сведены воедино, определялась стремлением достичь необходимого консенсуса и узаконить новые властные структуры, выступающие перед народом радетелями [148] программы индустриализации, призванной принести пользу всем.

    В этом контексте схема создания внутреннего рынка предполагает:

а) наличие капиталов для реинвестирования внутри страны;

б) наличие твердой валюты для финансирования индустриализации;

в) наличие у государства возможностей (пусть и ограниченных) для перераспределения получаемых доходов ради вовлечения в рассматриваемый процесс народных масс;

г) способность частного сектора и государства заниматься предпринимательской деятельностью для обеспечения внутренней экспансии экономики;

д) необходимый минимум ответственности и эффективности в действиях государственной администрации;

е) резервы консолидации политического руководства, способного канализировать противоречивые интересы различных групп в русло, которое представляется как поиск согласия во имя «Нации».

    Реально капиталы и валюта сосредоточены в основном в экспортном секторе. Поэтому для реализации указанной схемы необходимо, чтобы в противодействие его интересам включились промышленная буржуазия, государственная бюрократия и народно-пролетарские сектора. Успех дела определяется, с одной стороны, наличием благоприятной конъюнктуры на мировом рынке, которая наряду со стабилизацией валютного курса позволяет поддерживать устойчивость цен на экспортную продукцию. С Другой стороны (в контексте «десаррольистского союза» между промышленниками и народно-пролетарскими слоями), он определяется способностью продолжать проведение таможенной и валютной политики, которая может обеспечить необходимый [149] уровень промышленных инвестиций, пусть даже в ущерб аграрному сектору и традиционным средним слоям, а также добиться увеличения числа занятых в индустриальной системе, если уж нет возможности существенно повысить реальную заработную плату.

    В результате сталкиваются группы, контролирующие или стремящиеся контролировать источники накопления, и социальные слои, оказывавшие давление на государственный аппарат в целях изменения ценовой и бюджетной политики, чтобы в конечном счете повысить капитализацию частных и государственных предприятий.

    Сам ход истории определяет, как в конкретных ситуациях сочетаются эти факторы индустриализации, и создаёт условия для формирования политико-экономических «моделей развития». Однако для простоты изложения и возможности использования уже устоявшихся концепций (в несколько ином толковании) в данной работе мы можем говорить об «моделях упорядоченных переменных».

    Из предшествующего анализа следует, что характерные черты политики индустриализации определяются тем, в какой степени она позволяет согласовать или сочетать интересы государства и промышленной буржуазии. В деятельности государства важны не только экономические функции, которые оно в состоянии осуществлять, но и (что еще важнее) формы, в каких подобного рода функции осуществляется, предстающие как инструмент господства и суммарный результат действий различных групп, составляющих государство.

    Причем постоянное присутствие масс - ставшее уже фактом в тот период времени - означало, с одной стороны, что они превратились в необходимый элемент процесса индустриализации (не только в качестве рабочей силы, но и как потребители на [150] рынке), а с другой - что различные властные структуры не могут не считаться с поведением масс, которые либо их поддерживают, либо отвергают.

    Отношения между промышленной буржуазией и государством строятся по определенным «стереотипам» в самых различных странах в зависимости от того, формировалось их хозяйство исходно на основе анклавов или производства, контролировавшегося национальными группами. Выделяются несколько типичных форм таких отношений.

а) «Либеральная» индустриализация, осуществляемая на основе частнопредпринимательской инициативы, очевидно, предполагает существование в предшествующий период мощного и доминирующего агроэкспортного сектора, который так или иначе связан и с внутренним рынком.

б) «Национально-популистская» индустриализация ориентирована на политические установки, формирующиеся в условиях натиска фракций буржуазии, связанных с аппаратом власти, средних слоев и народных масс (через профсоюзы), которые в той или иной мере поддерживают процесс развития совместно с аграрным экспортно-импортным сектором, а иногда и в противовес ему.

в) Индустриализация, регулируемая «десаррольистским государством», представляет собой процесс, при котором неспособность капиталистического экспортно-импортного сектора внутри страны осуществить накопление капиталов и переориентировать производство на внутренний рынок компенсируется государственной программой, меняющей направление финансовых потоков при помощи налоговой системы и создающей основы индустриальной экономики. Такой вариант развития оказывается предпочтительным в ситуации анклавов.

    Понятно, что решение проблемы индустриализации изначально [151] предполагает существование достаточно четких представлений о том, какие группы способны принимать решение о расширении инвестиций и потребления, переориентировать текущие финансовые потоки на внутренний рынок. Не менее серьезной является и проблема «вовлечения» в процесс развития обширных секторов населения, которые уже оказались социально мобилизоваными в ходе индустриализации. По этой причине «национализм» и «популизм» остаются центральными лозунгами при любых попытках реорганизовать «развивающиеся» общества на основе достижения консенсуса между соперничающими группами, которые при этом демонстрируют очевидную солидарность лишь в одном вопросе - стремлении найти новую опору для национальной власти.

    Историко-структурные особенности изначальной ситуации в странах, которым удалось вступить на путь индустриализации, продолжают сказываться на поведении как правящих групп, так и народных масс, и во многом объясняют различные результаты, полученные в ходе конкретных попыток создания промышленной базы экономики30.

1. Популизм и экономика свободного предпринимательства (Аргентина)

    Подобная ситуация особенно типична для Аргентины, где, как мы видим, и на этапе развития вовнутрь, и в переходный период динамичное развитие продемонстрировал лишь один господствующий предпринимательский слой - агроэкспортёров. Он сумел вовлечь в свою систему господства группы, казавшиеся совершенно различными на региональном уровне.

    В условиях, когда последствия кризиса на мировом рынке начали ощущаться все отчетливее, а вторая мировая война создала [152] благоприятные возможности для индустриализации, в стране уже существовала промышленная буржуазия, связанная через финансовую систему с экспортерами сельскохозяйственной продукции. Был и средний класс, вовлеченный в политические игры и способный мобилизовать, по крайней мере, в ходе предвыборной кампании, городские народные массы (через партию радикалов), равно как и рабочих — членов профсоюзов. Последние активно стремились добиться собственного представительства главным образом через рабочие профцентры, но в некоторых случаях были связаны с политическими партиями, например, социалистической (особенно в крупных городах - Буэнос-Айресе или Росарио).

    Действительно, динамичное и успешное развитие экспортного сектора позволило создать и зависимый от него индустриальный сектор, и мощный финансовый сектор, связанный с импортом. Следствием этого стали попытки агроэкспортёров установить контроль за экономическим развитием страны. В области политики основная проблема сводилась к тому, чтобы воспользоваться благоприятными перспективами внутреннего рынка (сложившимися под влиянием внешнеэкономической конъюнктуры после мирового кризиса и особенно в годы второй мировой войны) для развития экономики под контролем этих секторов и в то же время, сдержать давление организованных в профсоюзы рабочих через их профцентры, созданные в начале века. К нему добавлялось давление радикалов из средних слоев, поддерживавших курс Иригойена. Для аргентинской политики того периода не были неожиданностью попытки образования народного фронта (1944‑1945 годы) по аналогии с созданными в Европе и Лавкой Америке (например, в Чили). Подобные попытки, хотя они и не проявились в конкретной политической форме, отчетливо указывали на классовую природу политического противостояния, [153] отражавшего существование системы господства буржуазного типа, которая встречала соответствующее противодействие со стороны рабочих.

    Однако сохраняющееся классовое господство, нередко приводившее к прямому подавлению оппозиции, в условиях динамичного роста экономики вело страну в тупик. Для продолжения экономической экспансии было необходимо постоянное привлечение новых контингентов рабочей силы, но им не предоставлялись возможности участия в политической жизни. И это, в конечном счете, вело к краху как систему чисто буржуазного господства, так и профструктуры старых слоев рабочего класса.31 Более того, эти структуры не способны были отражать интересы его новых секторов. Хотя их участие могло расширить социальную базу для поддержки рабочей политики, оно одновременно ставило под угрозу некоторые льготы, уже завоеванные прежними профсоюзами.

    Эти проблемы попытался решить перонистский популизм, который стремился сохранить интенсивный рост экономики и отдавал должное энергии частного предпринимательского сектора, но хотел заставить его принять условия, позволяющие ускорить процесс инкорпорации масс не только в экономическом смысле, но и в социальном, а затем и в политическом. Государству отводится роль арбитра, находящегося над классовой схваткой, который использует механизм перераспределения внутри класса предпринимателей, а также для удовлетворения менее обеспеченных слоев населения.

    Конфликты между различными секторами - главным образом рабочими массами и буржуазией - чаще всего представлялись как выступления народных слоев против «олигархии» без уточнения конкретного политического содержания каждого столкновения. Позднее такие конфликты обрели форму выступлений [154] против иностранцев: абстрактно — в контексте противостояния на международной арене и конкретно — в плане требований повышения заработной платы.

    Почему же центральным элементом стало столкновение олигархии и народа, как свидетельствуют перемены в политике того времени?

    Конечно, в процессе развития, когда происходит становление динамичного агроимпортного сектора, его гегемония осуществляется, как мы видели, с союзе с подчинёнными ему сельскими секторами двух типов - группировками латифундистов, напрямую не связанных с экспортёрами, и группировками, связанными с экспортным сектором, но не контролирующим его. В аргентинском случае первый сектор уже подвергся сильной эрозии, учитывая уровень капитализации сельского хозяйства, но второй продолжал играть важную роль. В него входили производители сельхозпродукции для внутреннего рынка, «типичная» сельская буржуазия, не связанная с агроэкспортёрами, а также (по мере диверсификации экспорториентированной экономики) слой скотоводов, использующих экстенсивные методы ведения хозяйства, и производители зерна, не связанные с оптовой торговлей и сбытом. Господствующая же элита сложилась как раз из представителей местных групп, связанных именно с экспортно-импортными операциями. А эти операции контролировались преимущественно иностранцами и все больше приобретали характер монополизированного бизнеса.

    Группа агроэкспортёров, господствующая в экономической и политической сферах, имела двойственную ориентацию: с одной стороны, ввиду осуществления инвестиций на внутренний Рынок она представляла динамичную силу, направленную на развитие, а с другой - вследствие зарубежных контактов стала инструментом усиления зависимости. Учитывая подобное положение, [155] действия перонистов в новых властных структурах могли быть эффективными лишь в той мере, в какой им удавалось сочетать стремление к накоплению экономически господствующего сектора с интересами народных масс, рассчитывавших на более широкое «участие». Это удалось сделать в обстановке, порожденной войной, благодаря накопленному положительному сальдо торгового баланса, когда оказалось возможным одновременно повышать заработную плату, улучшать социальные условия рабочего класса и наемных работников из средних классов и наращивать промышленные инвестиции с минимальным ущербом для группировки, доминировавшей в экономике на предшествующем этапе. Это ни в коей мере не означает, что не были затронуты интересы других слоев, подчиненных экономически господствующему ядру, как в аграрной сфере, так и в среде городского «традиционного среднего класса». Слои, которые впоследствии будут именоваться «олигархией», не только в возрастающих масштабах продолжали покрывать издержки новой «конъюнктуры власти» (и это в то время как сокращались доходы от экспорта). Вместе с тем они оставались под огнем острой политической критики как сторонники реакционной системы власти, в которой они действительно были представлены в прошлом, однако лишь на подчиненном положении.

    Схема власти, выразителем которой стали перонисты, придавала особые черты процессу развития как в плане принятия решений о капиталовложениях, так и с точки зрения регулирования потребления.

    Относительно первого стоит подчеркнуть, что индустриализация происходила под воздействием двух взаимодополняющих процессов. С одной стороны, экспортно-импортный и финансовый сектора стремились ограничить стимулы для индустриализации таким образом, чтобы можно было выдержать промышленную [156] перестройку, а это явно тормозило проведение интенсивной и масштабной импортозамещающей политики. По меньшей мере это касалось тех товаров, ввоз которых в страну контролировался группой импортеров в рамках господствующего сектора. С другой стороны, старый промышленный сектор, не связанный с экспортно-импортными группами, стремился расширить свою экономическую базу, стимулируя процесс импортзамещающей индустриализации и создавая собственные механизмы финансирования, что традиционно было его слабым местом. Для обеих секторов государство было жизненно необходимым институтом, но они по-разному смотрели на его деятельность. В первом случае поддержка государству определялась тем, что при его посредничестве осуществлялся контроль над валютными операциями и системой таможенных пошлин, который создавал основу «сбалансированной» политики в отношениях агроэкспортёров и промышленников. Во втором случае - не только потому, что отдавалось должное таможенной политике, но также в связи с тем, что государство представляло собой мощный инструмент привлечения кредитов и быстрого накопления капитала.

    Тем не менее при такой модели развития различным социальным силам не удается оказать давление, достаточное для того, чтобы государство из инструмента экономического регулирования превратилось в механизм прямого воздействия на производство. Ведь созданная к этому времени экономическая база позволяла частному предпринимательству двигаться дальше по пути внутренней диверсификации экономики, даже не задумываясь о насущной необходимости создания госсектора в системе производства. Иными словами, при формировании индустриальной экономики частное накопление обращается за помощью к государству только для перераспределения национального дохода в свою пользу и перекачки полученных таким образом ресурсов в [157] свои инвестиционные фонды. Причем само динамичное развитие частного сектора открывало возможности для увеличения занятости и создавало таким образом благоприятные условия для более или менее быстрого включения городских масс в хозяйственную систему.

    На деле такая модель развития была возможна не только в силу наличия достаточных средств для обеспечения процесса индустриализации, но и потому, что экономика уже обрела такой потенциал роста, который позволил вначале превратить сельского батрака в наемного рабочего и подтолкнуть таким образом миграцию людей в города, а потом абсорбировать значительную часть прибывших туда мигрантов. Конечно, такой процесс сопровождался быстрым усилением социально-политического давления, однако оно не поднялось до требований установления контроля над системой принятия экономических решений путем создания производственной базы самого государства. Даже тогда, когда требования перераспределения доходов вынудили государство к прямому вмешательству в экономику, оно фактически завершилось усилением частного сектора, учитывая корпоративные связи буржуазии с новыми государственными предприятиями.

    «Присутствие масс» начинает восприниматься как давление тех, кто стремится выдвинуться в качестве нового участника политической игры, признающего правомерность прежних ее правил в выборе путей индустриализации, но, несомненно, настаивающего и на соблюдении собственных прав. Требования по повышению заработной платы и признанию прав трудящихся формулируются в жёсткой форме, но возникающее политическое давление не исключает возможности того, что при новой «конъюнктуре власти» интересы различных групп могут сближаться. Сам факт, что мобилизация масс идет в основном с помощью профсоюзов - больше в качестве наёмных нежели в качестве угнетённых [158] - означает наличие спектра политических решений от конфронтации до согласования интересов, в рамках которого народные слои и ведут диалог с промышленной буржуазией. Оба этих сектора активно демонстрируют свое «присутствие» в политике наряду с монополистической группировкой агроэкспортёров, которые уже перестали быть их союзниками, но остаются партнерами по политическим играм в рамках сложившейся «конъюнктуры власти». Сохранение же такой сложной и подчас эфемерной возможности поддержания политических контактов гарантируется общей для всех упомянутых секторов установкой - не поддерживать этатистские претензии на сферу экономики; ведь государственная монополия не угрожала тогда монополии частной. Благоприятные условия для подобного урегулирования связаны с последствиями экономического процветания в годы войны и быстрым процессом импортзамещения, что позволило увеличить массовое потребление и повысить заработную плату, а также добиться капитализации промышленных предприятий без ущерба для прибылей монополий.

    О существовании пределов функционирования такой модели свидетельствовал целый ряд ограничений, обозначившихся с началом импортзамещающей индустриализации в рамках рассмотренного политического режима. Речь идет о быстром затухании процесса замещения импорта потребительских товаров повседневного и длительного пользования, о противоречии между растущим участием масс в распределении национального дохода и ускоренным накоплением капитала без существенного вреда для доходов остальных социальных групп, главным образом монополистических секторов агроэкспортёров.

    Относительный застой процесса первоначального замещения импорта и конец популизма как формы поддержки власти в Рамках «либеральной» экономической системы — взаимосвязанные [159] явления. Полемика вокруг вопроса «этатизм или мощный частный сектор» начинает, наконец, переходить из области теоретизирования в сферу трудной практики развития. Прежние схемы политической поддержки быстро устаревают. На смену видимого противостояния олигархии и народа, прикрывавшегося «десаррольистским альянсом» приходит новая форма конфликта, когда классовые ценности становятся катализатором для действий народных масс, а внимание нации приковано к проблеме эффективности в деятельности предпринимательских слоев. Последние перестраивают свои ряды и стремятся перестроить государство, чтобы оно не только выражало те их политические интересы, которые увязаны с интересами народных масс, но прежде всего откровенно защищало их частные экономические интересы.