Для того чтобы перейти от обычного экономического или социологического анализа к глобальной интерпретации развития, необходимо с самого начала исследовать связи, существующие между экономической системой и социальной и политической организацией слаборазвитых обществ, не только внутри и между ними, но также и по отношению к развитым странам, поскольку [53] специфический характер слаборазвитости (или субразвития. - Прим. ред.) рождается именно в отношении «периферии - общества центров» мировой системы. Поэтому, пожалуй, целесообразно уточнить понятие «ситуация слаборазвитости» (субразвития), принимая во внимание его особый исторический смысл, что ставит под сомнение подходы, которые представляют его как некую «модель» упорядочения экономических и социальных переменных. В этом смысле нужно отличать положение «слаборазвитых» стран от положения стран, недостаточно развитых, затем выделить различные варианты субразвития в зависимости от конкретных взаимоотношений, которые данные страны поддерживают с центрами экономической и политической гегемонии. Для целей настоящего исследования субразвития и недостаточного развития важно, что последнее исторически применимо к положению тех экономик и народов (все более немногочисленных), которые не поддерживают рыночных отношений с индустриально развитыми странами.
Что же касается субразвития, то взгляд через призму исторического формирования мировой производственной системы помогает показать фундаментальную разницу: в ряде ситуаций связи периферийных экономик с мировым рынком верифицируются в термине «колониальные», в то время как в других случаях периферийные экономики существуют в рамках «национальных обществ». Относительно последних следует добавить: в определенных случаях формирование связей между наиболее развитыми господствующими центрами и периферийными странами происходило тогда, когда в них уже сложилось национальное общество. Тем временем в других случаях некоторым колониям удалось превратиться в независимые нации, оставаясь в ситуации слаборазвитости.
В любом случае ситуация субразвития складывалась исторически, [54] когда экспансия торгового, а затем промышленного капитализма привязала к одному и тому же рынку экономики, которые, помимо различия в степени дифференциации производственной системы, заняли различное положение в иерархии глобальной капиталистической системы. Таким образом, различия между развитыми и слаборазвитыми существуют не просто по этапу или стадии развития производственной системы, но и по функции или положению в международной экономической структуре производства и потребления. Это предполагает, с другой стороны, свою структуру господства и подчинения.
Между тем понятие субразвития (слаборазвитости) в том виде, в каком оно обычно используется, относится к определенной структуре экономической системы - с преобладанием первичного сектора, высокой концентрацией доходов, слабой диверсификацией производства и главное с господством внешнего рынка над внутренним. Но этого явно недостаточно.
Признание историчности ситуации субразвития требует несколько большего, чем просто указания на структурные особенности слаборазвитости экономик. В самом деле, нужно исследовать, как исторически происходило включение этих экономик в мировой рынок, в какой форме происходило утверждение внутренних социальных групп, которые определяют облик внешних взаимоотношений, предполагаемых ситуацией субразвития. Такой подход требует признания, что в социально-экономических ситуациях субразвития также присутствует определенная зависимость. И эта зависимость возникала исторически по мере экономической экспансии стран раннего развития капитализма.
Зависимость, присущая ситуации субразвития, предполагает в социальном аспекте некую форму господства, проявляющуюся в целом ряде особенностей образа действий и ориентации групп, присутствующих в экономической системе в качестве производителей [55] или потребителей. Это положение приводит к тому, что в крайних случаях решения, касающиеся производства или потребления в данной экономике, принимаются в зависимости от динамики и интересов развитых экономик. Экономические системы, основанные на колониальных анклавах, представляют собой типичный пример такой крайней ситуации.
В свете представленной выше аргументации схема «центральные экономики» - «периферийные экономики», как может показаться, имеет больший социальный смысл, чем схема «развитые - слаборазвитые экономики». В нее непосредственно может быть включено понятие неравенства положений и функций в рамках единой глобальной структуры производства. Однако было бы недостаточно и некорректно предложить замену понятий «развитость» и «субразвитие» понятиями «центров» и «периферии» или - под предлогом синтеза двух формул - «самостоятельных» и «зависимых» экономик. В самом деле, различны не только рамки понятий, к которым относятся эти термины, но и их теоретическое значение. Понятие «зависимости» касается непосредственно условий существования и функционирования экономической и политической системы, показывая их взаимосвязь как во внутреннем, так и во внешнем плане. Понятие «субразвитие» характеризует состояние или степень дифференциации системы производства (несмотря на то, что, как мы видели, это приводит к определенным социальным «последствиям»), не принимая во внимание проблемы контроля производства и потребления ни во внутреннем (капитализм, социализм и т. п.), ни во внешнем (колониализм, периферия мирового рынка и т. п.) аспекте. Понятия «центр» и «периферия» в свою очередь подчеркивают функции, выполняемые развивающимися экономиками на мировом рынке, не принимая во внимание социально-политические факторы, присущие их зависимому положению. [56]
Кроме того, общество может претерпевать глубокие трансформации своей системы производства без возникновения в независимой форме центров принятия решений и обеспечивающих их механизмов. Таков случай Аргентины и Бразилии по завершению процесса замещения импорта и с началом производства средств производства - этапа, позволившего этим странам достичь определенной степени экономической зрелости, в том числе в сфере отношений распределения доходов (как это случилось в известных пределах в Аргентине). С другой стороны, в исключительных случаях национальное государство может иметь определенную автономию в принятии решений без того, чтобы его производственная система и формы распределения доходов стали походить на существующие в развитых «центральных» странах либо даже в некоторых развивающихся «периферийных» странах. Подобные ситуации возникают, например, когда какая-либо страна порывает связи с определенной системой господства, не включаясь целиком ни в какую другую (Югославия, Китай, Алжир, Египет, Куба и даже революционная Мексика).
Предлагая обобщенную интерпретацию процесса развития, нужно иметь в виду, что не существует прямой связи между дифференциацией экономической системы и образованием самостоятельных центров принятия решений, и, соответственно, анализ должен определить не только степень структурной дифференциации, которой достигли экономика и общество переходного периода в процессе включения в мировой рынок, но и способ, каким было достигнуто это включение. Подобный взгляд на проблему требует большой осторожности в объяснении того, как осуществляются экономическое развитие и модернизация общества в Латинской Америке.
Различные авторы подчеркивали, что процесс развития в Латинской Америке обретает характер «непредсказуемого результата». [57] Так, некоторые страны, намечая меры по защите своего основного экспортного товара, осуществляли политику девальвации, имевшую в качестве косвенного и в какой-то мере неожиданного эффекта создание благоприятных условий для промышленного роста. Однако трудно утверждать, что экономическая диверсификация, достигнутая таким образом и осуществлявшаяся как функция от перепадов рыночной конъюнктуры, не предусматривая специальных мер по укреплению самостоятельности и изменению социальных отношений, может сама по себе изменить существенным образом отношения зависимости. Политическая сфера социального поведения неизбежно влияет на форму, в которой протекает процесс развития. Поэтому, если исходить из обобщенного понимания развития, то аргументов, основанных на чисто рыночных стимулах и реакции рынка, недостаточно для объяснения индустриализации и экономического прогресса. Для того чтобы такие стимулы или механизмы защиты слаборазвитой экономики могли положить начало процессу индустриализации, способному перестроить экономическую и социальную структуры, необходимо, чтобы на самом мировом рынке произошли изменения, благоприятствующие развитию. Но решающим все же становится следующее условие: игра социально-политических сил в развивающихся странах должна содержать в своей динамике элементы, благоприятствующие расширению поля их автономии. Как мы уже стремились показать ранее, следует иметь в виду, что подход, предлагаемый данным исследованием, не считает уместным, даже с аналитической точки зрения, разделять «внешние» и «внутренние» факторы. Наоборот, предлагается выявить характеристики общества субразвития, выражающие его отношения с внешним миром.
Именно внутренние социально-политические факторы - связанные, естественно, с динамикой доминирующих центров — [58] могут подтолкнуть политику, которая нацелена на использование новых условий или новых возможностей экономического роста. В равной мере именно внутренние силы определяют направление и социально-политическое значение «стихийной» диверсификации экономической системы. Возможно, например, что традиционные господствующие группы изначально воспротивятся передаче рычагов управления новым социальным группам, возникающим в процессе индустриализации. Но, разумеется, могут и пойти на соглашение с ними, модифицировав таким образом последствия развития в социальной и политической сфере.
В свою очередь альянсы внутриобщественных сил и групп находятся под воздействием сдвигов в развитии, их характера и степени интенсивности. Те же частично зависят от характера включения национальных экономик в мировой рынок. Взаимосвязь местных экономических групп с внешними силами и группами осуществляется по-разному и с различными последствиями до и после начала определенного этапа развития. Система внутренних политических коалиций, кроме того, часто изменяется под воздействием альянсов, складывающихся на международной арене.
Все эти обстоятельства делают невозможным детальное рассмотрение процесса развития с чисто экономической точки зрения, если при этом ставится цель понять процесс формирования национальной экономики. Для описания реальной ситуации недостаточен и анализ поведения производных переменных (зависящих от структурных факторов и процесса исторических изменений) таких, как показатели производительности, накопления и дохода, функции потребления, занятости и т. д.
Для того чтобы экономические модели, построенные на основе подобного рода переменных, могли иметь значение для интегрального анализа развития, они должны соотноситься с глобальными [59] - социальными и экономическими — ситуациями, которые служат для них контекстом и придают какой-то смысл. Взаимоотношения экономического и социального начал отчетливо проявляются в положении «колониального анклава». Политическое неравенство между колонией и метрополией приводит к тому, что экономика предстает как система, непосредственно привязанная к политической системе. Таким образом, подчеркивается тесная взаимосвязь между колонией и метрополией. Напротив, когда развитие осуществляется в рамках «национальных государств», экономическая сторона становится более «видимой», а политические и социальные факторы представляются более расплывчатыми. Несмотря на это, последние продолжают оказывать решающее влияние на использование и сохранение возможностей, которые порой обеспечиваются рынком.
В этой связи, рассматривая «ситуацию зависимости» при изучении процессов развития в Латинской Америке, мы стремимся подчеркнуть, что формы включения национальной экономики в мировой рынок предполагают различные варианты взаимоотношения социальных групп в каждой стране между собой и с группами, представляющими внешнее окружение. Таким образом функционирование социальных сил, групп и институтов становится решающим объектом анализа при исследовании процессов развития.
Дата: 2019-03-05, просмотров: 295.