Итак, пропуская, как было сказано, многие весьма достойные упоминания как высказывания, так и деяния этого достопочтенного мужа, постараемся в конце книги рассказать о конце его жизни, о том, какой смертью этот муж Божий блаженно почил, оставив земное и устремившись к небесному, и как он, выдающийся пастырь, лишил стадо Господне своего приятнейшего присутствия, погрузив его в безутешное горе. В том, что всемогущий Бог был весьма умилостивлен им молитвами, не усомнится никто из тех, кто знал его жизнь, когда и частые слёзы во время молитвы свидетельствовали об этом, и сам он жаловался иногда в обычной беседе с теми, кто был ему наиболее близок, что, мол, годы его полны дневных забот, и заявлял, что пришло уже время, когда он покинет жалкое человеческое тело. Шёл шестой год, как он правил епископством с момента своего рукоположения ²⁷⁰, когда этот, как было сказано, верный домоправитель наивысшего отца семейства, воздал некоторым своё, весьма тщательно сохранив во всём строгий распорядок, а когда наступил праздник апостолов Петра и Павла ²⁷¹, он, радостный, участвовал в их бдениях; в первый и в последующий дни он торжественно отслужил мессы в церквях каждого из них, приняв в служении тем, благодаря которым святая мать церковь обрела начало веры, её конец, и, вернувшись к столу, прямо посреди завтрака был поражён сперва ознобом, а затем сильным жаром. Когда тот потихоньку охватил прочие части тела, хотя он ещё не поднялся от ранее убранных блюд, всё его тело пронзила такая боль, что он вопреки обыкновению не участвовал в бдениях ближайшей ночи. Однако, вновь собравшись с силами, так как он обычно всегда, как я верю, противостоял телесному недугу успешнее всех смертных, он на следующий день, то есть в субботу, принял участие в бдениях и заутрене; не в силах более участвовать из-за этого в хоре и любимом собрании братьев, он тем не менее освежал непобедимейший дух в покоях своего дома пением псалмов и известной сладостью чтения, заранее готовя его, который весьма властно господствовал над изнемогавшим от лихорадки телом, к долгожданной кончине, и заявляя, что во всём теле ничего, кроме изнеможения, не чувствует. Хотя болезнь становилась таким образом всё сильнее, он всё же, как мы сказали, по прежнему сильный и твёрдый духом, прожил с субботы по среду, в которую праздновали отдание апостолов ²⁷². Ранним утром этого дня он приказал позвать пресвитера, который обычно с неусыпной заботой пёкся о церковных делах. Предсказав ему, что они скоро расстанутся друг с другом, он прибавил, что хотел бы принять то помазание, которое святой апостол Иаков велел совершать над больными ²⁷³, поручил приготовить всё, что было необходимо для этого дела, и велел принять аббатов и пресвитеров вместе с некоторыми клириками более низкого ранга в той молельне, что примыкает к спальне, дабы в их присутствии распорядиться имуществом церкви, исповедаться Богу в присутствии этих свидетелей и принять святое помазание, пока те будут молиться и петь псалмы. Сам он при участии лишь тех двоих, кто был посвящён в его тайны, то есть упомянутого пресвитера и иподьякона, а также камерария, без всякого плотского удовольствия, так как умерщвлял плоть до самой смерти, и в одной надежде на блаженное воскресение омыл тело, не знавшее омовения уже много лет; и этот пренебрегавший собой храбрейший муж пожелал теперь, когда к болезни прибавилась ещё и мука, совершить в отношении себя то, чего старался избегать, будучи здоров, дабы не угождать пагубным наслаждениям. Омытый и облачённый в белые одежды, пока те ожидали в названной молельне, он, никем не поддерживаемый, явил себя братьям и был усажен в кресло; сидя на нём, он как обычно предался пению псалмов и чтению; выслушал мессу и укрепил святейшим причастием тела Господнего блаженную душу, уже давно готовую открыть Господу, когда Тот постучит. Между тем, имущества церкви были распределены рукой веры: одну часть их честный завещатель назначил своему преемнику, другую – бедным и служащим Богу; ни одному родичу или другу этот выдающийся отец, любивший всех прочих во Христе в равной мере, ничего не оставил. Когда наши приоры почтительно увещевали его, чтобы он щедро одарил родичей из того, что ему пожаловал Бог, и внушали, что это, мол, никоим образом не запрещено священным предписанием, он сказал: «Родичей моих, которых я оставляю после себя, я вверяю тому, кому также и меня, не имеющего из наследства ни имений, ни рабов, ни денег, оставили мои предшественники. Будут ли они жить частными лицами, нет ли, это решит наш Бог и Господь, и оставим лучше всё это на усмотрение Его милости». Затем, если им, когда он был здоров, было по разумным мотивам вынесено против кого-либо более строгое решение, он ни из-за какого страха смерти не хотел его менять, но желал, чтобы оно оставалось нерушимым и после его смерти, и до самой кончины прочно сохранял непреклонную твёрдость в том, что задумал, зная во всяком случае о себе то, что он всё делал с добрым намерением и ничто из этого не будет не угодным праведному судье, к которому он спешил, ибо Тот сам свидетельствует в своём Евангелии: «Если око твоё будет чисто, то всё тело твоё будет светло; если же око твоё будет худо, то всё тело твоё будем темно» ²⁷⁴; под оком понимая намерение, а под телом – следующие за ним действия, ибо как стопы идущего направляются оком, так и любые дела того, кто их совершает, следуют предшествующему намерению, во благо, если оно доброе, или во зло, если оно дурное.

О его исповеди и помазании.

Итак, когда всё было мудро улажено, аббат Ольберт ²⁷⁵, его сверстник и товарищ с самого детства, а также его близкий советник в отношении закона Божьего, облачился в священническое одеяние для совершения в отношении него указанного таинства христианской веры, сам желая стать спутником тому, кто шёл ко Христу и кто был его сотоварищем в любви на пути Божьем. Когда по прочтении псалмов и молитв дошли до того места, где канон предписывает помазать больного елеем, тот, живой умом и духом, хотя почти мёртвый телом, насколько мог, поднялся с постели, преклонил колени перед алтарём и, как записано, праведник – прежде всего обвинитель самого себя ²⁷⁶, признался, что он – грешник, который жил не так, как подобает епископу и истинному христианину. Когда он достаточно долго каялся перед Богом также в других проступках, без которых едва ли, а то и вообще никоим образом не может протекать безупречная жизнь святых, упомянутый аббат с дерзостью, проистекавшей из их святой дружбы, посоветовал ему, если тот когда-либо погрешил против императора словом ли, тайными ли помыслами, не мешкая, признаться в этом Богу, дабы, не опасаясь никаких обвинений со стороны того, кто строит козни, сподобиться неустрашимо предстать пред Богом, испытующим сердца. И тот уверенно ответил на это: «Совесть моя чиста, ибо на протяжении всей моей жизни я ни в чём не погрешил против императора; напротив, я всегда заботился и забочусь о его чести, и мы, насколько это в наших силах, неутомимо трудились над тем, чтобы она изо дня в день прирастала с Божьей помощью. То, однако, что мы, весьма охотно служа его достоинству, не были угодны его милости, мы ставим в вину иным грехам. Но из совершённого мною сам я считаю в особенности достойным покаяния то, что я, неповинный во всех нечестивых деяниях, которые мне приписали, словно виновный, на глазах у всех припал к его ногам и такого рода унижением внушил множеству людей в отношении себя подозрение в такой вине, которой – Бог свидетель – не было, чем навлёк на имя епископа пятно ложного преступления; увы! – мне стыдно и досадно, что я, один, не смог долго сопротивляться, когда все, даже благочестивые мужья, кричали, чтобы я просил прощения у того, кто был на меня тяжко разгневан, и, сдавшись, признаюсь, постыдно уступил. И я казню себя и сильно печалюсь от того, что не отклонил от себя подозрение в ложно возведённом на меня преступлении, твёрдо стоя на своём». Сказав это, он просил простить ему, если чем-то погрешил против братьев, которые там были. Со своей стороны, стоявшие там представители духовенства благоговейно просили у Господа Бога прощения для своего епископа и, насколько это от них зависело, весьма охотно и не без многих слёз даровали его от себя; и смиренно умоляли его даровать прощение также и им. По совершении этого, он посредством святого помазания елеем, с псалмами и молитвами, относящимися к этому обряду, был торжественно отправлен аббатом, о котором мы упоминали выше, в путь к миру и блаженному покою.