Стремясь задобрить императора Генриха, который разгневался на него, он по совету своих людей собрал некую сумму денег и, чтобы предложить их ему ради его милости, решил встретиться с ним в Кёльне ¹²⁶. Но вслед за тем, поразмыслив в душе, почему бы не дать их лучше подателю всего, в руке которого – сердца царей ¹²⁷ (ведь оскорбив владыку небес, умилостивить земного государя не удастся, но, умилостивив Творца, можно презреть угрозы любого человека, как бы ни был он велик), он, собираясь отправиться назавтра в путь, в ту же ночь начал добросовестно раздавать то, что собрал, и во время пути растратил всё, так что не оставил себе для умилостивления государя ни одной монеты из упомянутой денежной суммы. Итак, до ушей императора дошли слухи, сообщённые ему некоторыми людьми, что, мол, епископ Вальбодо собрал для снискания себе его милости немалое количество золота и серебра; и вот, когда он ждал, что всё это отнесут в его казну, то снова услышал, что причитающиеся ему, как он надеялся, деньги розданы бедным. И, хотя некоторые уверяли, что этот православный муж, совершенный в других делах, совсем не принял в расчёт алчности, [император] решил в этом действии достопочтенного епископа соблюсти справедливость вопреки собственным интересам. И он, хотя должен был разгневаться, если бы поддался плотским страстям, обнаружил по этому его славному пренебрежению то, за что его следовало любить ещё сильнее, и весьма обрадовался, что его суетное могущество было осмеяно в этой части добрым священником. Таким образом имя этого епископа, хоть он и ничего не пожаловал, сделалось при королевском дворе более славным, чем имена некоторых других епископов, которые, грабя вверенные им церкви, старались обогащать мимов и прочих придворных псов и не стыдились лично угождать шутовскими и вздорными речами и постыднейшим заискиванием перед королями. Этот наш епископ, совершенно свободный от этого старого и нового недуга, грозно попирал соблазны чересчур угодливого света, всем сердцем стремился к небесному и, помимо добровольной скорби оттого, что непрерывно подвергал тело служению, все два с половиной года, пока жил в должности епископа ¹²⁸, страдал от постоянной желудочной болезни; тем более укрепляя силы души, он усиливал и строгость в отношении к подданным как в увещеваниях, так и в примерах церковных наук. И многие от легкомыслия, которому были привержены ранее, обратились к строгости нравов и пытались идти по стопам его святости.

О его кончине.

Отпраздновав, как обычно, в духовной радости пасхальные дни ¹²⁹, он почувствовал, что Бог призывает его приобщиться к радостям вечной Пасхи; когда болезнь усилилась, он, не в силах более владеть отмирающими членами, укреплял дух, стремящийся к небу, пением псалмов и размышлением о законе Божьем; улёгшись на жалкую подстилку и накинув на голое тело власяницу, он молил братьев, которые его обступили, спасительнейшим побуждением, чтобы они по сему примеру учились страшиться того часа, который, как они видят, настал для него. Когда он не раз это повторил, то, повернувшись к архидьякону Иоанну, впоследствии настоятелю, и ему стал беспрерывно это вдалбливать и, не желая никого удерживать от ворот дома, где он лежал, впустил всех и явил зрелище самого себя, находящегося при смерти, чтобы каждый счёл свою плоть, которая должна обратится в прах, тем менее ценной, чем более неприглядно она отмирает в епископе, как они сами видят. Между тем, не было недостатка и в кознях того древнего дракона, который, желая по своему обыкновению выведать, не найдёт ли он в покидающей тело святой душе чего-нибудь своего, появился возлег стоп лежащего. Тот увидел его и, тут же узнав, изгнал посредством молитвы и кропления святой водой, сказав: «Никогда, о преступнейший обитатель тьмы, я с позволения Божьего не буду твоей добычей. Я верю, что не будет у меня никакой части с неправедными, но буду я наслаждаться обителью света вместе с праведными». Затем он попросил тех, кто стоял вокруг, петь в ожидании его исхода псалмы и сам вставлял в начале псалмов антифоны, а в конце – коллекты; и, чтобы он мог делать это успешнее и действеннее, он приказал смачивать водой рот и язык, пересохший из-за близкой уже смерти. Наконец, когда поднесли образ распятого Спасителя, он просил приложить его голову к Его стопам и посреди приветствий, когда он целовал его с ненасытным влечением, он отдал душу распятому Господу, чей образ обнимал телесно ¹³⁰. Все, кто от чистого сердца просят у его тела, погребённого в монастыре святого мученика Лаврентия ¹³¹, находят излечение от разного рода недугов, и о действенности его заслуг перед Богом я узнал как по собственному опыту, так и от других, чья знаменитая честность и звание не позволяют усомниться в правдивости этого дела. Мы не стали включать это в настоящее сочинение отчасти потому, что спешим к другому, отчасти потому, что избегаем выносить окончательное суждение по поводу рассказа о чудесах, ещё не ставшего общеизвестным, но оставляем потомкам написать об этом честный рассказ ¹³².

О епископе Дуранде.

49-м был поставлен Дуранд, хотя и происходивший из низкого рода, а именно, из слуг упомянутого настоятеля Готшалка, но весьма славившийся благородством дарований. О нём рассказывают, что когда его господин хотел подать ему свою руку и, как было в обычае, принести клятву верности, он с величайшим почтением поднялся с епископского престола ему навстречу и смиренно отказался от этого действа, заявив, что скорее он, слуга, окажет подобающую службу своему господину ¹³³.

О епископе Рейнхарде.

Когда он умер ¹³⁴ и был погребён в церкви святого Лаврентия ¹³⁵, ему наследовал Рейнхард ¹³⁶, который, будучи товарищем по учёбе архиепископа Хериберта, мужа выдающейся святости, добился совершенства в церковных дисциплинах; поставленный им во главе пребенды (canonicae institutae) в Вероне, которую в народе чаще называют Бонном, он искусно управлял ею много лет. Он был добр с добрыми и неприветлив с имевшими дурные намерения, был кротким с бедными и весьма суровым с беззаконными богачами. В его время в этот город стекалось немалое множество изгнанников из западного края, которые, покинув родину и милые пашни ¹³⁷, обращённые по их словам в пустыню грабежами и поджогами, были вынуждены просить подаяние у незнакомых народов, жалким образом таская с собой всюду своих малышей. Поскольку толпы этих ежедневно прибывавших людей были в значительной мере в тягость местным жителям, добывавшим пищу силой и хитростью из-за трудностей с покупкой хлеба, которого не могло хватить стольким людям, господин епископ обратился к нашим согражданам с отеческим увещеванием: чтобы каждый старался по мере сил оказывать милосердие к такого рода беднякам; и чтобы те, кто не может ничего пожаловать, не причиняли им тягот; человеческий ум должен быть тронут их примером, что подобные превратности могут когда-нибудь возникнуть и у них, и им, возможно, точно так же придётся просить у них хлеба. Чтобы первым подать пример того милосердия, которое он внушал народу, он принимал из них и кормил своим подаянием триста человек ¹³⁸ и побуждал других к исполнению по мере сил подобных же благочестивых труд. В церкви блаженного апостола Варфоломея он к двенадцати каноникам, которые были там ранее, прибавил ещё восемь за счёт приобретённых им имуществ. Среди прочих замечательных дел, которые он совершил, он с большими затратами выстроил мост на реке Маас, обновил монастырь святого Лаврентия, наделил его имениями и велел жить по уставу тридцати монахам при том аббате, который всё ещё жив ¹³⁹, а сам монастырь поручил освятить архиепископу Пильгриму ¹⁴⁰; там же он получил после своей смерти ¹⁴¹ и место погребения ¹⁴².

О епископе Нитхарде.

На его место вступил Нитхард ¹⁴³, пономарь кафедральной церкви, единодушно избранный духовенством и народом. Юный годами, старец нравами, он прожил в должности епископа четыре с половиной года и за столь короткое время придал нашей базилике, в которой впоследствии, скончавшись ¹⁴⁴, получил погребение, немалое убранство ¹⁴⁵, которое можно у нас видеть.

О епископе Вацо.

После него, согласно каноническим установлениям, был избран господин Вацо; хотя он долго и шумно возражал, его в силу навязанного ему архиепископом ¹⁴⁶ послушания, наконец, с трудом принудили к принятию епископского посоха, хотя он и задолго до этого, не будучи епископом, благодаря рассудительности и мудрости управлял всем епископством. О том, как он это делал и какую жизнь вёл до принятия должности епископа, я расскажу в немногих словах.