В 1696 г. за северо-западной польской границей образовались два общежития - мужское и женское. Во главе этих общежитий стоял некто Феодосий Васильев, бывший дьячок из Новгородской области. Между этой общиной (Феодосия) и Выгом (Андрея Денисова), центром беспоповщины, обнаружились некоторые разности. Разрыв между ними произошел из-за вопроса о том, как должно писать титло на кресте Спасителя. В общине Феодосия употребляли буквальное титло: I.Н.Ц.I; на Выге, напротив, писали: «Царь Славы Iс.Хс. Сын Божий». Последние, т.е. поморцы, говорили: «Нам ваш Исус Назарянин не надобен. Это - насмешка Пилата, это - выдумка папистов и тонкий дух арианства, именующий Христа простым человеком».

Феодосеевцы, со своей стороны, называли поморцев «крестоборцами и иудеями». Дело кончилось тем, что Феодосий после одного из своих посещений Выговской пустыни, отряся прах от ног своих, сказал: «Не буди нам общения ни в сем веке, ни в будущем». Так совершилось разделение беспоповщины на две секты: Поморскую, или Денисовскую (по имени основателя Выговской пустыни) и Федосеевскую. В конце ХVIII в. (1791 г.) споры были улажены; поморцы остались победителями, а Федосеевцы приняли подписание: «Царь Славы Iс.Хс. Сын Божий», но новгородские федосеевцы остались верны завещанию своего первоучителя и выделились в особую секту, известную под именем «титловщины»

Вскоре у беспоповцев разгорелся другой вопрос, гораздо более важный, чем вопрос о титле. Вследствие недостатка в священниках вопрос о браке возникал еще при жизни первых расколоучителей. «Аще кто не имать иереев, - писал Аввакум, - да живет просто». Таким образом, у беспоповцев утвердилось всеобщее безбрачие по неимению законных совершителей брака.

Последствия всеобщего обязательного девства скоро стали приносить горькие плоды. Раскольнические писатели жаловались на нередкие уклонения от нравственной чистоты своих единоверцев, «Целомудрие, - замечали они, - увядаше, а скверное житие цветяше».

Были попытки посольства на Восток с целью найти там православного священника, который бы стал совершать таинство брака, но попытки эти были безуспешными.

Спустя несколько лет молодой федосеевец, стародубский крестьянин Иван Алексеев, выступил с резкими обличениями мнимого девства и стал учить о необходимости брачной жизни.

По учению Ивана Алексеева, беспоповцы могут по нужде обращаться за совершением брака в Церковь и «великороссийскую» на том основании, что еретическое и даже нехристианское заключение брака Церковью всегда признавалось. Этим учением он привлек много молодых беспоповцев, но они не порывали своей связи с федосеевцами. Тогда федосеевские наставники в 1752 г. составили «собор», на котором положили: новоженов не принимать на общее моление, не жить с ними в одном жилище и вообще ни в чем не сообщаться с ними, даже не принимать их на покаяние перед смертью. От этого многие переходили в другие секты, иные же оставляли своих жен и брали себе «стряпух» и прочее. Поморские наставники, удерживая то же учение о невозможности заключения браков, на первых порах отнеслись к новоженам снисходительно. Принимая новоженцев, они ограничивались иногда только наложением епитимий и допускали их на общее моление, детей их крестили. Все это до времени делалось в поморском согласии в виде исключений, но позднее брачная жизнь не встречала там никаких препятствий со стороны поморских «учителей», так что учение о возможности брака стало главным и существенным отличием поморской секты от федосеевской.

Вследствие терпимых отношений к расколу Екатерины II в Москве образовались общины как федосеевская, так и поморская. Федосеевцы положили начало своему общежитию, известному под именем Преображенского кладбища. Во главе федосеевской общины стоял Илья Ковылин.

Поморское согласие построило Покровскую часовню. Главными наставниками этого согласия в Москве окончательно были введено и утверждено учение о возможности брака.

Федосеевец Илья Ковылин, ярый бракоборец, требовавший в начале безусловного развода даже староженов, к концу своей жизни сделал уступку в том, что не стал требовать от них непременного развода, а разрешил им жить в одном доме, но под условием чистоты, в случае же несоблюдения последней и чадородия узаконил лишь временную епитимию.

Но эта уступка не удовлетворила федосеевцев. Еще раньше в Петербурге многие наставники сквозь пальцы смотрели даже и на вновь поженившихся, крестили у них детей. Исключением был содержатель молельни, купец Аристов, который требовал самых строгих отношений к новоженам в духе федосеевского собора 1752 г. Он отделился от современных федосеевцев и образовал в Петербурге особую секту, именуемую аристовщиною. Секта эта была крайне малочисленна.

После смерти Ковылина новоженство мало-помалу окончательно утвердилось среди федосеевцев и существует доселе. Но это новоженство не есть, по понятию самих федосеевцев, нечто законное, а только как терпимое зло; оно составляет сделку между учением о всеобщем девстве и требованиями жизни. Федосеевская новоженка только пред мужем и миром жена, но пред Богом - блудница. Оттого она носила иногда название не жены, а только стряпухи, товарки, хозяйки дома. Поэтому и федосеевский новожен считается не полноправным членом федосеевской общины: он если и допускается на общее моление, то стоит позади всех (как полуверный, полуотлученный). В случае чадородия должен нести епитимию. На исповедь он допускается только во время тяжкой болезни, под условием обета не жить более с женой. Эта предсмертная исповедь и составляет единственное основание религиозного упования; кроме нее, для федосеевского навожена нет надежды на спасение.

Таким образом, федосеевское новоженство есть не что иное, как открытое наложничество. Итак, вопрос о браке и до сих пор разделяет мир беспоповцев на две враждебные общины - общины брачных и безбрачных с их новоженами в смысле терпимого зла. Федосеевский собор, созванный в Москве 1883 г, с целью восстановить требования безбрачия, послужил причиною внутренних усобиц и разделений самого федосеевства.

В некоторых местах федосеевские общины разделились на две и на три общины - из-за более строгого или более снисходительного отношения к новоженам. Более строгие к новоженству наставники не крестят даже детей их (новоженов), а если крестят, то только в том случае, когда их принесут, как неизвестно кем подкинутых, «богоданных детей».

ФИЛИППОВСКАЯ СЕКТА

Некто Филипп, один из наставников Выговской пустыни, захотел стать во главе общины и не стал оказывать должного послушания избранному настоятелю Семену Денисову. Но Филипп руководствовался не одними честолюбивыми целями, главной при­чиной было то, что, когда выговцы ввели в своем богослужении (около половины ХVIIIв.) молитву за царя, то Филипп и его последователи обозвали выговцев самарянами, еретиками; и целая толпа во главе с Филиппом в 50 км от Выговской пустыни основала отдельный скит, где было положено начало новой секте. Многие из филипповцев стали предаваться самосожжению; которое, как известно, еще Аввакум называл «блаженным изводом о Господе». Фанатичное отношение не только к Церкви, но и к общественному строю легло в основу филипповской секты. Самосожжение возведено было в догму, и ни одна секта не представляет столько самоумерщвлений, как филипповская.

Филипповны называли федосеевцев «народом избалованным», а поморцев «совсем погибшими» и писали против последних такие жестокие обличения, что поморцы говорили, что они писались с помощью диавола.

Неодинаковость отношений к федосеевцам и поморцам относительно основывалась на близости филипповцев к федосеевцам; те и другие не принимали учения о внецерковном браке, но филипповцы даже не допускали открытого федосеевского новоженства.