В те годы в фойе институтского клуба на втором этаже висела довольно больших размеров исполненная пафоса картина: некто курсант, по всему виду «круглый» отличник, сидит за роялем и что-то играет; вокруг него сгрудилась группа таких же, как он, курсантов, они глубоко погружены в звуки музыки, а в огромных окнах и открытой, как на веранде, двери на заднем плане видно что-то символическое, важное из жизни страны на пути созидания…Никакой аналогии с повестью бывшего юнкера Куприна о московском юнкерстве вы здесь не найдёте. Наоборот, по задумке автора от картины явно должны исходить флюиды новой, коммунистической одухотворённости, пафоса, высокого штиля, окрылённости, «оплодотворённости» (именно так прозвучало в фильме «Зеркало для героя») чем-то светлым… Некое подобие сцены с Марком Бернесом в «Истребителях», поющим за роялем ВВС действительно чудесную советскую песню о «любимом городе»…

Взявшая на себя миссию быть единственной «руководящей и направляющей силой» советского общества, КПСС требовала от людей лояльности, на деле их принуждая хотя бы внешне и вслух верить в существование того, чего на самом деле не было реализовано - в том числе в реальное социальное равенство граждан, в реальную социальную справедливость, в социальную гармонию в СССР…

А в повседневной жизни люди руководствовались тем, что было не принято произносить с трибун. Каждый видел своё место в обществе и стремился следовать собственным жизненным приоритетам, при этом выбирая пути и способы их достижения, которые могли расходиться с навязываемыми идеологическими установками правящей партии. Помнится, ещё в конце 60-х – пожалуй, в самый «золотой» период жизни советского государства и его народа, когда всего за 20 лет за счёт только собственных сил и средств был восполнен экономический ущерб от минувшей войны и экономика государства рванула вперёд и вверх, - народ после четверти века военной и послевоенной жизни, скудной зарплаты и бедного ассортимента товаров в магазинах, наконец, «зажил» - стал массово покупать на выросшие зарплаты телевизоры, стиральные машины, холодильники, широко развернулось жилищное строительство, усилилась «моторизация»населения… Тот же «ВАЗ» был построен по инициативе Косыгина специально для «изъятия» у населения избытка денежной массы, чтобы советская экономика избежала инфляции…

«Неуклонное повышение уровня жизни населения» – это прежде всего доступность и получение всё большего количества материальных благ. Советские люди быстро поняли разницу между почётной грамотой и квартальной премией и, перепевая романтичного барда-«шестидесятника» Ю.Кукина:

«А я еду, а я еду за мечтами,

за туманами и запахом тайги»,

напевали в полголоса под «беленькую с «козырьком» , «777» или «самограй» в кругу «своих»:

«А я еду, а я еду за деньгами –

- за туманами пусть едут дураки!»

В то же время на весьма высоких этажах здания сословий советского общества в те времена с пониманием и удовольствием распевали под дорогóй, желательно, импортный коньяк или «вискарь» широко известную в «узких» московских кругах «прикольную» песенку: «А кто я есть? Простой советский парень…» (здесь она не уместится - любопытствующие могут обнаружить в интернете тьму вариантов, и это того стоит, чтобы знать, с какого конца начинала гнить рыба).

Так случайно ли в курсантском фольклоре тех времён оказалось нижеприводимое весьма характерное четверостишие? На популярный мотив революционной песни «Смело, товарищи, в ногу», но глубоко идейно крамольное по меркам «Морального кодекса строителя Коммунизма»:

«Мы – мастера перевода!

Деньги превыше всего!

Вышли мы все из народа,

Но не вернёмся в него!»

Лаконично. Ёмко. Откровенно. Цинично. Саркастично. С широчайшим подтекстом: всего четыре строчки, а развернуть их можно в роман. Или в эпическое полотно, достойное кисти И. Глазунова…

И это после всего того, чем нас постоянно «затрахивало» начальство в институте: «Вы - бойцы идеологического фронта! Вы обязаны нести по всему миру великое всепобеждающее учение…». Вместо кропотливого изучения статей на арабском языке о том, что товарищ Л.И. Брежнев что-то там…, было бы намного разумнее и полезнее уделить больше учебного времени на то, чего реально требует практическая жизнь военного переводчика - например, технический перевод по отраслям, видам вооружённых сил и родам войск…Или речевая практика на элементарные житейские темы…

Наверное, одной из причин того, что в «перестройку» народ дружно отрынул от себя подальше современную ему КПСС, прежде всего её ленинский ЦК во главе с таким же ленинским Политбюро, была необходимость жить с «фигами в кармане», было утвердившееся в те времена в обществе «двуличие», «двоедушие», которое «достало» всех: все отлично понимали, что то, как нам рассказывают телевидение и радио, как пишут газеты, как говорят с высоких трибун партийные «боссы» - и как ОНО в жизни – две большие разницы, если по-одесски. И каждый знал, что и как «правильно» скажет сам или его приятель на собрании «для дяди» и что он будет откровенно говорить для проверенных «своих» на эту же тему после того же собрания в «курилке» или за «рюмкой чая».

И в то же время в части населения жила неколебимая вера в правильность коммунистической идеи: «Вот был бы жив Ленин (или Сталин), он навёл бы порядок!».

В пику высоким речам и высоким лозунгам в народе жила насмешка над происходящим в стране под руководством компартии. Народное творчество плодило бесчисленные «политические» анекдоты – пульс переживаемого времени. Огромную популярность имело как официальное («военные песни»), так и неофициальное («бытописание советской жизни») творчество фрондёра Владимира Высоцкого – актёра «Театра на Таганке».

В общем, насквозь идеологизированная советская действительность, в которой (по Конституции СССР от 1977г.) руководящая роль в советском обществе принадлежала КПСС, выработала свои неписаные «правила игры», и, если кто желал быть успешным и «честно» добиться чего-либо в жизни, был обязан им «соответствовать».

Замполит факультета, являвшийся в те времена для меня самым доступным для очей и понимания образцом и олицетворением присутствия КПСС в армии, вполне "соответствовал". На всё это можно было бы не обращать внимания, если бы при этом не совершалось немало не согласующихся со здравым смыслом вещей.

Помнится, к 50-летию СССР (декабрь 1972г.) под его прямым надзором был организован факультетский хор («Партия – наш рулевой» и про Дуню с кузнецами, которые что-то там приколачивают-приговаривают) с костюмированными плясками некоторых народов СССР. В хор "забрили" и меня. Женщина-аккомпаниатор на прослушивании не ошиблась, забраковав меня: полное отсутствие слуха, голос то первый, то второй (мне, отличнику по всем предметам, ещё в начальной школе учительница на пении говорила: «Пять» я тебе поставлю, только молчи!»). Замполит рявкнул в ответ: «Будет петь!». Пришлось участвовать статистом в изображении толпы на сцене. Абсурд - на репетициях и на концерте по-рыбьи беззвучно разевать рот, поскольку рядом стоящие певуны просили не петь вслух, чтобы не сбивать их с диезов и бемолей. Советский олимпийский лозунг "Главное - не результат, а участие" означал: партийно-политической работой должен быть «охвачен» каждый. Чтобы не выпал из поля распространения контроля, из коллектива («все как один») и чтобы "соответствовал".

Такой же бессмысленной спускаемой «сверху» формальностью была обязанность РЕГУЛЯРНО, еженедельно – иначе замполит задаст взбучку начальнику курса, а тот – ниже! – выпускать боевые листки. Автор этих строк, будучи одно время редактором БЛ, который «Из части не выносить!», ощутил всю прелесть тупого формализма этого никому не нужного (не на войне ведь, не на комсомольской стройке) «издания»: в тридцатый раз в карауле, в сороковой раз в наряде по кухне - ни подвига, ни ЧП, ничего из достойного пера и бумаги – хоть бы кто пальнул спросонья по кошке или в воздух на посту или в пулеулавливатель в «караулке» – так на кой нужен никем, кроме «контролирующих лиц», не читаемый «боевой листок»? Нет, «надо, Федя, надо!»

Зато народ живо толпился у время от времени выпускаемых стенгазет: вот где можно было – с оглядкой, конечно! – дать свободу творчеству, юмору, завуалированной иронии и сарказму – живому и актуальному! Бывало, начальство их срывало и авторскому коллективу «доставалось на орехи»…

А в «подполье», то есть, «на очке», почитывали у нас на курсе, например, вещи в те времена преданного идеологической анафеме «антисоветчика» Солженицына – естественно, на английском, без пришедшей в негодность обложки, истрёпанные, залапанные не одним десятком рук и заныкиваемые в самые потайные места; почитывали «покетбуки» от классики до примитивной смеси «сурового мэна с порнухой» – лишь бы английский язык был живым английским. Вышел скандальный «самиздатовский» литературный альманах (кажется, «Арбат») – то же был тайно читаем на курсе…»… Жизнь не могла не учить сравнивать, критически анализировать, делать выводы…

Мы были поколение «Битлз», «Роллинг стоунз», «Лед Зеппелинг», «Истории любви» и «Иисус Христос – суперстар» но это не умаляло нашей готовности отстаивать интересы Родины.

Когда уже учились на старших курсах, в году 1976 (или 1977?), состоялось награждение Президиумом Верховного Совета СССР товарища Л.И. Брежнева, Генерального секретаря ЦК КПСС, по совместительству первого лица СССР, орденом Победы. По этому поводу на самом видном месте на факультете был вывешен больших размеров срочно сооружённый плакат. Как-то группа курсантов, в т.ч. и автор этих строк, оказалась проходящей мимо плаката в одно время с замполитом факультета; он нас остановил, и мы услышали от него «благую весть» о том, что, вот, мол, в связи с выдающимися заслугами в Великой Отечественной войне и что весь советский народ «с чувством глубокой радости и удовлетворения»… на лицах коллег, как в зеркале, я увидел отраженье выражения собственного лица: «Мели, Емеля, - твоя неделя». Замполит также прочувствовал весь наш душевный «пиетет» в связи с данным событием в жизни страны и быстро свернул свой агитационно-воспитательный «спич». Орден, конечно, был вручён Л.И. Брежневу, плакат для курсантов и для «галочки» в плане работы с личным составом на факультете вывесили – к подобному все давно привыкли, - да вот нестыковка: в преподаваемом курсантам учебном предмете «История войн и военного искусства» в разделе «Великая отечественная война» генсека близко не было к чему-либо выдающемуся на уровне кавалеров ордена Победы Жукова, Рокоссовского, Конева, Василевского (дважды)... Да и иные источники и военные мемуары мы тоже читали. Так что…

Кто знает, возможно, существовали какие-то инструкции и методички для замполитовской братии, в которых предписывалось для достижения наилучших успехов в воспитании подчинённого «молодняка» «в духе преданности» соответствующим образом задавить в человеке личность с самых первых дней его прихода на военную службу. Действительно, едва я успел в составе лопоухой в прямом и переносном смыслах «школьной молодёжи» прибыть в лагерь после вступительных экзаменов, как замполиту факультета чем-то «не понравились» мои усы, тем самым я стал «бельмом в его глазу», и он при всякой встрече стал «доставать» требованием сбрить усы. Аргумент сражал наповал – мол, ты не кавказец, а это значит, что усы не являются твоей «национальной гордостью», а посему ты обязан их брить… На моё: «Устав ношение усов не запрещает» - ответ, без аргументов: «Усы сбрей!». Сбрей, и всё! Как там, в пьесах Островского: «Моему ндраву не перечь!» Всё бы ничего, но, очевидно, он параллельно подключил, то есть, заодно вполне серьёзно «достал» и начальника курса, раз тот тоже не единожды отзывал меня «в сторонку» и уговаривал: «Да сбрей ты усы – всем легче будет! Ну, а там время покажет!»… Осёл сдохнет или падишах помрёт? Сбрил-таки, лопух… После чего замполит при встрече со мной уже молчал и его рот растягивался в самодовольной улыбке: 1 : 0 (сломал-таки салажонка – тьфу-ты, лично одержана очередная воспитательная победа!)…К слову сказать, усы я вновь отпустил – уже на третьем курсе, будучи в Сирии – с тех пор ни разу их не сбривал, поскольку они для меня не баловство, а идентичность - как рисунок отпечатка собственного пальца. До сих пор до конца не пойму, причём тут «национальная гордость» как таковая…

Если уж и говорить о «воспитании», то с этой и с последующих «мелочей», то покрупнее, то помельче, мне в институте было привито стойкое, на уровне рефлекса по Павлову, предубеждение ко всему «классу» военных политработников. Потому-то после института, во времена моей последующей службы офицером, было странно и одновременно приятно констатировать для себя, что 90% тех заместителей командира по политической части и политработников, с которыми доводилось близко сталкиваться в реальной службе, оказались на удивление хорошо образованными, эрудированными и развитыми профессионалами и, главное, людьми, способными здраво мыслить, критически осмысливать происходящее и адекватно реагировать без склонности впадать в дурь и придурь – очевидно, по этим причинам со многими из них у меня были обоюдные добрые отношения.

***