Восприятие представляет собой процесс наглядно-образного отражения действительности, результатом которого (в отличие от ощущений) является целостность отражения предметов и явлений, действующих на органы чувств в данный момент (Б.Г. Карвасарский).

В литературе по психопатологии встречаются описания следующих нарушений восприятия:

1. Гиперстезия – усиление восприятия по силе;
2. Гипостезия – ослабление восприятия по силе;
3. Агнозия (см. ниже);
4. Тотальная анестезия – потеря чувствительности при истерии;
5. Деперсонализация – расстройство восприятия собственной личности;
6. Бедность участия - утрата сложных чувств;
7. Дереализация – искаженное восприятие окружающего мира. Сюда же можно отнести симптомы "уже виденного" (de ja vu), "никогда не виденного" (ja mais vu);
8. Обманы восприятия (иллюзии и галлюцинации). Иллюзии – это искаженное восприятие действительно существующего во внешней среде реального объекта, галлюцинации – обманы восприятия, возникающие вне непосредственной связи с реальными раздражителями внешней среды (кроме функциональных, гипногаллюцинаций, внушенных).

       Кроме того, выделяются нарушения восприятия по модальности (зрительные, слуховые, тактильные агнозии).

Спецификой патопсихологического анализа является исследование восприятия как целостной перцептивной деятельности, имеющей сложную структуру. В патопсихологической литературе наиболее полно отражены исследования механизмов агнозий, псевдоагнозий, обманов чувств (галлюцинаций), а также нарушения мотивационного компонента перцептивной деятельности.

Исследованию агнозий большое внимание уделялось в нейропсихологии, как Вы знаете, в основном, в связи с проблемой локализации и нейрофизиологических функций (работы А. Р. Лурия и его сотрудников). Б.В. Зейгарник, Г. В. Биренбаум и др. патопсихологи осуществили исследования агнозий, возникающих при психических заболеваниях. Как показывают эти исследования, у ряда больных с органическими поражениями мозга различного генеза агнозии проявлялись в том, что больные выделяли то один, то другой признак воспринимаемого объекта, но не осуществляли синтеза, то есть, не могли узнать объект. Была выявлена также ступенчатость расстройств восприятия при агнозиях. Больные лучше узнавали реальные предметы, хуже - их модели, еще хуже - рисунки предметов. Особенно плохо они узнавали схематичные изображения, контурные и пунктирные изображения. Восприятие больных улучшается по мере включения объекта в фон, характеризующийся конкретными подробностями.

По мнению А.Р. Лурия, процесс зрительного восприятия у больных с агнозиями превращается «в серию речевых попыток расшифровать значение воспринимаемых признаков и синтезировать их в зрительный образ». Процесс восприятия у таких больных приобретает характер развернутого дезавтоматизированного действия. Таким образом, восприятие при агнозиях нарушается как процесс, обладающий функцией обобщения и условности, т. е. при агнозиях нарушается смысловая сторона восприятия.

Псевдоагнозии при деменции связаны как раз с нарушением смысловой стороны восприятия и возникают ввиду интеллектуально-мнестического снижения. Специфическими признаками псевдоагнозии является описание отдельных предметов без понимания общего смысла изображения, отдельные части рисунков сливаются с фоном. У некоторых больных агнозия распространяется и на структуру, на форму изображения (что не встречается у больных без интеллектуального снижения). Так, больной не мог узнать треугольник, называя его клином.

У дементных больных восприятие, освобожденное от организующей роли мышления, становится диффузным, легко возникает его структурный распад, несущественные элементы рисунка становятся центром внимания и ведут к неправильному узнаванию (особенно, если изображение цветное). Из-за этого у больных оказываются нарушенными также константность и произвольность восприятия: больные не узнают привычное изображение, если его демонстрировать в перевёрнутом виде.

Обманы восприятия. Как отмечалось ранее, наиболее выраженной формой нарушения восприятия являются галлюцинации. Галлюцинации – это возникновение образа предмета без какого-либо раздражителя. В клинической литературе подробно описаны многообразные варианты галлюцинаций как симптомов различных психических заболеваний. Однако клиническое описание галлюцинаторных симптомов всегда имеет дело с анализом конечного результата, продукта психической деятельности, а сам процесс, который производит этот продукт, не изучается. В решение проблемы механизма возникновения галлюцинаций существенный вклад внесло проведенное С. Я. Рубинштейн экспериментальное исследование слухового восприятия. В доказательство тезиса, что первоначальной причиной любого психического акта является внешнее раздражение, ею была разработана оригинальная экспериментальная методика. Испытуемым предлагали прослушать и идентифицировать записанные на магнитофонной ленте слабо различимые звуки, некоторые из которых имели неопределённый характер, а некоторые - предметный (шелест бумаги, бульканье воды). В исследовании принимали участие здоровые испытуемые и больные, у которых раньше отмечались галлюцинации.

Исследование показало, что здоровые испытуемые правильно различали источники звуков, а у больных эти эксперименты вызывали обманы слуха, например, больная могла слышать в шелесте бумаги оскорбления в свой адрес. Поведение больных, их действия и суждения были ответными на ложно воспринимаемые звуки. Таким образом, С. Я. Рубинштейн пришла к выводу, что одним из важных патогенетических условий формирования галлюцинаций является затруднённость прислушивания и распознавания звуков. Этот вывод подтверждают и обнаруживающиеся у психически здоровых людей факты возникновения галлюцинаций при определённых условиях: 1) условиях сенсорной депривации (например, в барокамере); 2) условиях изоляции (у заключенных в одиночных камерах иногда возникали слуховые галлюцинации); 3) у слабовидящих и слабослышащих (но не у слепых и глухих). На основе проведенных экспериментов автор приходит к выводу, что неправомерно рассматривать галлюцинации как образы, возникающие без какого-либо внешнего или внутреннего раздражителя. Различные раздражители способны возбудить содержание галлюцинаторного образа через сложную цепь ассоциаций, промежуточные звенья которой могут ускользать от отчета. Связь образа с наличным раздражителем трудно проследить, но она существует.

Нарушения мотивационного компонента перцептивной деятельности очень разнообразны. Так, у больных неврозами затрудняется воспроизведение стимульного материала; увеличивается время узнавания предъявляемых образов, так как большинство образов для больных являются аффективно значимыми. Эти трудности усиливаются пропорционально усилию интеллекта. У больных шизофренией трудности узнавания объектов связаны большей частью с апато-абулическим синдромом и эмоциональной амбивалентностью. При психопатиях возбудимого круга повышается чувствительность при повышении эмоционального тонуса. При психопатиях тормозимого типа отмечается ригидность и снижение чувствительности также при повышении эмоционального тонуса. При реактивных депрессиях восприятие нарушено по-разному в зависимости от клинической картины. Так, при депрессивно-параноидном синдроме наблюдается выраженное аффективное искажение восприятия. А при астено-депрессивном синдроме – фрагментарность восприятия с трудностями концентрации внимания и его переключения. При истеро-депрессивном синдроме восприятие отличается внушаемостью, поэтому возможны псевдоагнозии.

Обобщить вышесказанное можно, приведя слова С.Л. Рубинштейн: «в восприятии отражается вся многообразная жизнь личности». А.Н. Леонтьев считал, что основной характеристикой человеческой психики является её пристрастность и поэтому следует признать смыслообразующую роль мотивации в процессе восприятия. Экспериментальную проверку этого положения провела Е.Т. Соколова.  Гипотеза состояла в том, что следует ожидать разную структуру перцептивной деятельности у здоровых и больных людей с личностными изменениями. В эксперименте участвовали три группы испытуемых: здоровые испытуемые, больные эпилепсией и больные шизофренией, у которых по данным истории болезни на первый план выступали личностные расстройства. Эксперимент состоял в предъявлении сложных сюжетных картинок (например, мать купает ребенка) и картинок с неясными сюжетами (например, пятна Роршаха) в условиях разной мотивации. Мотивация создавалась как разной степенью неопределенности изображений, так и с помощью изменения инструкций. Неопределенность перцептивного материала выступала непосредственным побудителем к деятельности, роль смыслообразующего мотива играла инструкция.

Результаты исследования показали следующее. Большинство испытуемых (и здоровых, и больных) при решении перцептивных задач выдвигали гипотезы. Однако в условиях "глухой" инструкции не все испытуемые стремились интерпретировать картинки, давая формальные ответы. В случае глухой инструкции мотивом становился "мотив экспертизы", который всегда актуализируется в психологическом эксперименте, и собственный мотив восприятия, который определяется свойствами перцептивного материала. Мотив экспертизы придает деятельности личностный смысл, а мотив восприятия играет роль дополнительного стимула. Совместное действие этих мотивов и обеспечивает реализацию цели - интерпретацию предъявляемых карточек. Однако у больных щизофренией мотив экспертизы оказался ослаблен, что привело к формальности ответов.

В ситуации с чётко сформулированной инструкцией у всех здоровых испытуемых появлялся интерес к заданию и оценке экспериментатора. У них исчезли формальные ответы. У больных шизофренией не удалось сформировать перцептивную деятельность изменением мотива. Формальность ответов сохранилась. У больных эпилепсией, напротив, можно отметить большую легкость, с которой экспериментально созданный мотив становится смыслообразующим. Для таких испытуемых характерна гиперболизация смысловых образований, приводящая к возникновению гипотез драматизации. Так, в ситуации "проверки воображения" больные эпилепсией демонстрировали излишнюю эмоциональность, много внимания уделяли придуманным ими характеристикам героев картинок, т. е. мотив воображения подменял собой цель интерпретации содержания картинки. То же самое наблюдалось и при проверке интеллектуального уровня, когда больные в соответствии с особенностями их заболевания излишне подробно и детализированно начинали рассуждать по поводу смысла картинки, опять же в ущерб основной цели задания (интерпретации).