Неудачная Крымская война осложнила международное положение Российской империи, ее влияние было серьезно поколеблено. Согласно Парижскому мирному договору 1856 г. Черное море объявлялось нейтральным. России запрещалось иметь в черноморских водах военный флот и военно‑морские арсеналы, она теряла возможность вмешиваться в дела Турецкой империи и защищать православных, подвергавшихся постоянным притеснениям и преследованиям. Западные державы стремились свести присутствие России в Причерноморье, которая утвердилась там еще во второй половине XVIII в., во времена Екатерины II, на нет. Однако этот район являлся жизненно важным для России, и покидать его она не собиралась. Крымская рана оказалась болезненной, но не смертельной. Как говорил по окончании войны известный русский актер Пров Садовский, «Россию можно победить, но нельзя одолеть». Замечательный мастер сцены оказался прав. В 1871 г. Парижский договор был денонсирован.

В России известие о заключении Парижского мира стало печальной вестью. Но все понимали, что у правительства выбора не было и уступки являлись вынужденными. В Петербурге не сомневались, что надо выждать время, собраться с силами и тогда можно будет восстановить международные права империи.

Николай I и бессменный шеф Министерства иностранных дел граф К. В. Нессельроде на протяжении трех десятилетий проводили на мировой арене курс, который закончился тем, чем только и мог закончиться: международной изоляцией и военным поражением. Дипломатия России находилась в плену идеологического тезиса, часто противоречившего государственным интересам. В глазах императора Николая I весь мир делился на две группы стран: «своих» и «чужих». К числу первых относились государства с традиционным монархическим устройством. Они олицетворяли «порядок», «смуту» же олицетворяли все прочие страны, где господствовали «лживые устои»: парламенты и различные «продажные свободы».

Желание соединять интересы империи с идеологическими пристрастиями наносило порой непоправимый вред России, представляя ее в глазах других неким «монстром», стоявшим на страже лишь «темноты» и «реакции». Вторжение русской армии в 1849 г. в Венгрию чрезвычайно уронило престиж России. Эта акция кроме морально‑политических потерь не принесла России никаких результатов. Мало того, в момент разворачивавшегося противостояния накануне Крымской войны Австрия, несколькими годами ранее спасенная русской кровью от распада, заняла место во враждебном лагере. Этот факт потряс Николая I и знаменовал бессмысленность «легитимного принципа», сформулированного еще на Венском конгрессе 1815 г.

После Крымской войны надлежало на новых основаниях воссоздавать всю внешнеполитическую систему. Царь Александр II и русская дипломатия отчетливо осознавали, что для начала необходимо прорвать дипломатическую изоляцию. Эту задачу должен был решить министр иностранных дел князь A. M. Горчаков (1798–1883), которого Александр II назначил на эту должность как раз в 1856 г. Он оставался на этом важнейшем государственном посту четверть века, и с его именем связана целая эпоха в истории международных отношений России.

Князь Александр Михайлович Горчаков происходил из древнего дворянского рода. Его отцом был генерал‑майор князь Михаил Алексеевич Горчаков, участник многих военных кампаний, в том числе и Отечественной войны 1812 г.

Александр Михайлович окончил Царскосельский лицей, где учился одновременно с А. С. Пушкиным, с которым и потом сохранял дружеские отношения. «Питомец мод, большого света друг, обычаев блестящих наблюдатель» (по характеристике Пушкина), с ранних лет интересовался политикой и начал службу по дипломатическому ведомству уже в 1820 г. Выполнял различные дипломатические поручения, состоял на службе при русских посольствах и миссиях в Лондоне, Риме, Берлине, Вене.

Когда A. M. Горчаков занял пост министра иностранных дел, то перед ним стояли сложные задачи: укрепить международные позиции России после неудачной войны, заручиться союзниками и, наконец, ликвидировать унизительные статьи Парижского трактата. Новый министр исходил из того, что надлежит соблюдать крайнюю осторожность в международных делах, во‑первых, потому, что в России начались крупные преобразования, требовавшие покоя и стабильности, а во‑вторых, потому, что империя еще была слишком слаба перед лицом объединенных сил ведущих западных держав.

Горчаков выжидал момент, когда разногласия между западными странами позволят разрушить антирусскую солидарность. Случай представился уже в конце 50‑х гг., когда начали обостряться противоречия между Францией и Австрией (с 1867 – Австро‑Венгрией) за господство в Италии. Россия поддержала Париж, выступив арбитром в большом международном споре, снова заявив о себе как о мировой державе. Французский император Наполеон III начал демонстрировать дружеское расположение к русскому царю. Когда в 1867 г. Александр II посетил Париж, то встретил там необычайно дружеский прием, а Наполеон III публично назвал участие Франции в Крымской войне «ошибкой».

Признаки «дружеского внимания» Наполеон III и его правительство по отношению к России начали проявлять сразу же после заключения Парижского мира 1856 г. В сентябре 1857 г. в Штутгарте, столице Вюртембергского королевства, состоялась встреча Александра II и Наполеона III. В течение трех дней императоры и их министры живо обсуждали текущие политические события и к обоюдному удовлетворению установили, что взгляды между Петербургом и Парижем по ключевым проблемам очень близки. Это открывало путь политике сближения двух стран. Однако этого не произошло.

Создание франко‑русского геополитического альянса было отсрочено более чем на тридцать лет в силу различных причин, в числе которых недальновидность французской дипломатии занимала не последнее место. Существовали две проблемы, возводившие в 50–60‑е гг. непреодолимые преграды. Во‑первых, Париж в любой форме отказывался пересматривать статьи Парижского договора 1856 г.

Подобным же препятствием служил старый и больной «польский вопрос». На встрече монархов в Штутгарте именно он стал главным «камнем преткновения». Уже в конце переговоров «император французов», обращаясь к царю, заявил: «Я имею обязательства, от которых не могу отречься, и должен щадить общественное мнение, которое во Франции очень благоприятно Польше. Об этом обязательстве я должен откровенно предупредить Ваше Величество, чтобы не пришлось прервать наши добрые отношения, которыми я так дорожу». Эта тирада произвела тяжелое впечатление на Александра II, усмотревшего здесь попытку вмешательства во внутренние дела России. Он не стал развивать эту тему, заметив лишь, что «никто больше него не желает Польше спокойствия и преуспеяния». Это были не пустые слова.

Во второй половине 50‑х гг. политика центрального правительства по отношению к польскому краю претерпела существенные изменения. Александр II стремился забыть старые обиды и добиться прочного умиротворения этого неспокойного региона империи. Участники восстания 1830–1831 гг. были полностью прощены, был восстановлен конкордат с Римской курией от 1847 г., утверждавший право Ватикана управлять делами польской Католической церкви, школьное дело перешло в ведение поляков, в Варшаве была открыта медицинская академия. Для решения местных хозяйственных нужд было разрешено образовать центральный польский земледельческий совет, получавший право создавать отделы во всех польских губерниях. Наместник в Польше генерал князь М. Д. Горчаков неизменно выказывал полякам свою симпатию, всячески стараясь при принятии административных распоряжений учитывать настроения населения.

Однако все эти уступки и жесты доброй воли приводили совсем не к тем результатам, на которые рассчитывали в Петербурге. Лидеры польских общественных групп воспринимали все это как «слабость врага» и лишь усиливали свою антирусскую деятельность.

К тому времени в странах Западной Европы действовала многочисленная польская эмиграция, занимавшая в некоторых столицах, например в Париже, весьма влиятельное положение. Здесь был центр как «белой партии», объединявшей и выражавшей интересы польской аристократии, так и «красной», действовавшей в союзе с ксендзами, мелкими землевладельцами и служилым людом.

Правительство Наполеона III, весьма озабоченное своим «общественным престижем», не скрывало симпатий «польскому делу». Вожди польской эмиграции ратовали не просто за независимость районов, населенных соплеменниками, но и одновременно выступали за отторжение от России обширных западных территорий, которые должны были войти в состав будущей «великой Польши».

Идея всемерного ослабления России, становившаяся явью при осуществлении польской независимости, естественно, нашла горячих сторонников в Англии. В марте 1862 г. премьер‑министр лорд Пальмерстон произнес в палате общин страстную речь о «польской свободе». Хотя он и не обещал полякам вооруженную помощь, но всячески прославлял их «неодолимый и неистощимый патриотизм». Не менее восторженные слова по этому адресу звучали и во Франции. Конечно, ни Англия, ни Франция воевать за Польшу не собирались. Западная дипломатия старалась лишь выгодно разыгрывать «польскую карту», чтобы не допустить усиления России. Примечательно, что гневных голосов в защиту той части «несчастных поляков», которые находились под прусским и австрийским владычеством, слышно не было, хотя там они ощущали национально‑духовный гнет значительно сильнее, чем в России.

Когда Пальмерстон произносил свою речь, в русской Польше еще не полыхала война, но приближение ее уже чувствовалось. События начали разворачиваться еще в конце 1860 г. Первоначально все ограничивалось мирными шествиями с лозунгами независимости и торжественными молебнами по погибшим в «праведной борьбе». Постепенно накал выступлений повышался, выпады и угрозы по адресу не только административных лиц, но вообще всех русских и православных стали повседневностью в Варшаве и ряде других городов.

В феврале 1861 г. дело дошло до стычек между толпой и военными, которых на улицах начали забрасывать камнями. Прогремели выстрелы, и шесть человек было убито. Хотя их похоронили за государственный счет со всеми полагающимися почестями, а наместник публично выразил «сожаление», но страсти охладились ненадолго. В начале 1863 г. в польских районах развернулось вооруженное восстание. Оно началось в ночь с 10 на 11 января, когда русские военные гарнизоны на всей территории Польши подверглись нападениям. Затем начались погромы имперских учреждений, православных храмов и домов простых обывателей, которых инсургенты числили «агентами России». Почти полтора года продолжались действия групп повстанцев, хорошо вооруженных поставками из‑за рубежа. Последние очаги сопротивления были сломлены русской армией в мае 1864 г.

Здесь уместно прояснить один важный момент, как правило, остающийся вне поля зрения при описании польского восстания 1863 г. Если бы позиция западных стран получила бы воплощение и в русско‑польской распре победила бы другая сторона, то могла бы возникнуть независимая Польша? Однозначно отрицательный ответ не подлежит сомнению. В тот исторический период Польша могла существовать лишь в тесном союзе с Россией, на что лидеры ни «белых», ни тем более «красных» пойти не могли. В ином же случае она тут же сделалась бы легкой добычей Пруссии, имевшей уже к тому времени самую мощную сухопутную армию в мире.

Глава прусского правительства О. Бисмарк вполне определенно высказался на сей счет: «Польский вопрос может быть разрешен только двумя способами: или надо быстро подавить восстание в согласии с Россией и предупредить западные державы совершившимся фактом, или же дать положению развиваться и ухудшиться, ждать, покуда русские будут выгнаны из Царства или вынуждены просить помощи, и тогда смело действовать и занять Царство за счет Пруссии. Через три года все там было бы германизировано». Париж и Лондон, опьяненные антирусской риторикой, не придавали значения такой перспективе. Маниакальный страх перед мифической гегемонией России помешал увидеть реальную угрозу будущему миру в Европе, олицетворяемую динамичной экспансионистской политикой Бисмарка.

Восстание в Польше заметно отразилось на внутренней и внешней политике России. Консервативные националистические тенденции стали фактом. Угроза целостности государства объединила под лозунгом «единой и неделимой» империи различные общественные группы, в том числе и тех, кто еще недавно являлся сторонником автономии Польши и считался либералом. Герценовский «Колокол», выступивший на стороне поляков, потерял почти всех своих читателей в России, и даже Л. Н. Толстой собирался идти воевать добровольцем против поляков. Этот подъем национализма вызывался не только сообщениями о зверствах восставших по отношению к православному населению, но в не меньшей степени и политикой западных держав, стремившихся придать конфликту международный характер.

В 1863 г. правительства Англии, Франции и Австрии трижды обращались к Петербургу с требованием созыва международной конференции, и всякий раз эти требования с возмущением отвергались. В депеше западным правительствам министра иностранных дел A. M. Горчакова говорилось, что Россия, «не вмешиваясь в дела других государств, не допустит иностранного вмешательства в свои внутренние дела».

В огромной степени польские события 1863 г. сказались на дальнейшем курсе русской внешней политики. Желание устанавливать дружеские отношения с Парижем и Лондоном в Петербурге надолго улетучилось. Единственным союзником оказалась Пруссия, в польском конфликте сразу же поддержавшая Россию. В 1863 г. между Берлином и Петербургом была заключена военная конвенция, в соответствии с которой Пруссия обязалась преследовать мятежников по свою сторону границы и выдавать их России. Прусские власти неукоснительно соблюдали договоренность…

В Петербурге давно старались поддерживать дружеские отношения с Берлином. Династии Романовых и Гогенцоллернов имели тесные родственные связи (матерью Александра II была прусская принцесса), что облегчало такой курс. С 1862 г. на посту главы правительства и министра иностранных дел Пруссии находился бывший посол в России (1859–1862) Отто фон Бисмарк (1815–1898), неизменно уверявший царя и князя Горчакова, что вечная дружба с Россией его «заветная мечта».

В этот период в России возобладало мнение, что единственным союзником в Европе может являться лишь Пруссия. Эту точку зрения разделял царь и A. M. Горчаков. Благодаря такой поддержке Пруссия все уверенней проявляла свои имперские претензии. В 1864 г. она вместе с Австрией напала на Данию, разгромила ее и захватила ее южные провинции. В 1866 г. началась австро‑прусская война, в которой Австрия потерпела сокрушительное поражение, а позиции Пруссии укрепились и внутри Германии (в то время Германия представляла из себя объединение 32 княжеств, графств и королевств, из которых крупнейшее – Пруссия), и вне ее.

Когда в 1870 г. вспыхнула франко‑прусская война, то Россия сохраняла нейтралитет и не пришла на помощь Франции. Обиды Крымской войны не были еще забыты. После того как стало ясно, что наполеоновская Франция сокрушена, русское правительство нотой князя Горчакова уведомило иностранные державы, что Россия слагает с себя обязательства не строить на Черном море флот и приступает к постройке военных судов. Парижский договор 1856 года перестал существовать.

18 января 1871 г. в загородной резиденции французских королей Версале, оккупированном пруссаками, состоялось провозглашение прусского короля Вильгельма германским императором Вильгельмом I.

Создание единой и сильной Германии стало фактом. Бисмарк оставался первым министром и в Германской империи, продолжая выступать на словах за необходимость близких дружеских отношений с Россией. Эту позицию разделял Александр II и его министр иностранных дел князь A. M. Горчаков. Но как показало дальнейшее, если в России к этой идее относились серьезно, со всей возможной искренностью, то в позиции канцлера Бисмарка было много лукавства…

В 1873 г. в Берлине состоялась встреча трех императоров – Германии, Австрии и России, где был заключен межгосударственный договор, получивший название «Союза трех императоров». Русский царь Александр II, германский император Вильгельм I и австро‑венгерский император Франц‑Иосиф обязались оказывать взаимную поддержку и в случае угрозы одной из стран договориться о совместных действиях. Внешне это очень походило на возрождение канувшего в Лету «Священного союза». Однако то было лишь формальным сходством.

Заключая соглашение, Россия стремилась не допустить союза Германии и Австро‑Венгрии, направленного против нее. Но прошло немного времени, и обозначились острые разногласия между союзниками. В 1875 г. Россия предупредила Бисмарка, что не допустит нового разгрома Франции. В тот момент германский канцлер вынашивал план нанести новый удар по Франции, окончательно уничтожить эту страну как великую державу, присвоив себе ее имперское наследство.

Твердая позиция России и князя A. M. Горчакова явилась неожиданным «сюрпризом» для Бисмарка, который вынужден был отступить. Россия в буквальном смысле стала спасительницей Франции. Не меньшему испытанию подверглись отношения между Россией и Германией через три года, во время и особенно после окончания Русско‑турецкой, или как ее еще называли, Болгарской войны.

§ 2. Русско‑турецкая война 1877–1878 гг. Результаты победы

Отношения между Российской и Турецкой империями все время оставались напряженными. Это во многом объяснялось внешнеполитическими интересами. Старая и больная проблема черноморских проливов (Босфор и Дарданеллы) так и не была решена. Русский флот на Черном море все время оставался, как тогда говорили, «закупоренным в бутылке», не имея возможности свободно перемещаться по пространствам морей (каждый переход через проливы был сопряжен со сложностями, так как надо было получать разрешение турецкого правительства). Сдерживалось и развитие торговли: за проход через проливы турки заставляли платить высокий налог, что повышало стоимость всех товаров, ввозимых и вывозимых из России.

Кроме того, правительство султана поддерживало сепаратистские движения на Кавказе, оказывая им не только моральную, но и материальную и военную помощь. Это открыто проявилось во время войны с Шамилем. Хотя после разгрома движения Шамиля и замирения Кавказа никаких военных действий там больше не велось, но в самой Турции открыто действовали различные религиозные группы, призывавшие начать «священную войну» (джихад) против русских на Кавказе. Подобная деятельность, осуществляемая при поддержке правительства султана, вызывала раздражение и возмущение в России.

Существовала и еще одна причина, которая в не меньшей степени осложняла отношения между Петербургом и Стамбулом: национально‑религиозный вопрос.

Господствующей религией в Турецкой империи являлся ислам, и бо́льшая часть населения Турецкой империи (турки и арабы) являлись мусульманами. Но в этой огромной империи проживало и немало народов, исповедовавших иные религии и не считавшие Коран священной книгой (болгары, сербы, греки, армяне, евреи и другие).

С самого начала существования Турецкой (ее еще называли Османской, по имени основателя правящей династии Османа) империи, а она начала складываться в XIV–XV вв. в результате завоеваний в Средней Азии и на Ближнем Востоке, немусульмане («неверные») подвергались притеснениям и насилию. Эта политика то ослабевала, то вновь усиливалась, но никогда на протяжении существования Турецкой империи не прекращалась. Храмы «неверных» часто разрушались, а их самих облагали высокими налогами, лишали имущества, превращали в рабов, а часто и убивали. Причем согласно нормам ислама убийство «неверного» («гяура») даже не считалось преступлением.

В России всегда остро переживали преследования православных христиан. Когда в XVIII в. начались Русско‑турецкие войны, то царское правительство, помимо военно‑стратегических результатов непременно стремилось добиться от турецкой стороны уступок и послаблений для проживавших в Турции христиан. Турки соглашались на подобное с большой неохотой и только в случае ощутимого военного поражения. Но как только сила Турецкой империи укреплялась, то сразу же начиналась новая волна преследований «неверных».

После Крымской войны, когда Россия потерпела неудачу, правители в Стамбуле решили больше не считаться с мнением русского царя. Преследования христиан возобновились с новой силой. Англия и Франция, выступавшие в тот период не только союзниками султана, но являвшиеся главными кредиторами Турции, не проявляли заботы о судьбах целых народов, которые оказались обреченными на уничтожение.

В 70‑е гг. XIX в. эта участь была уготована исламскими фанатиками болгарскому народу, который подвергался планомерному уничтожению. Десятки селений сжигались дотла, а население, не пожелавшее принимать ислам, поголовно уничтожалось. Только в июле 1876 г. было вырезано более 40 тыс. болгар – стариков, женщин и детей. Как тогда писала одна московская газета: «Сегодня Болгария – море крови и слез». Геноцид угрожал также черногорцам и части сербов, все еще остававшимся под владычеством Турции.

Россия не могла с подобным смириться и пыталась добиться от европейских держав совместных действий для предотвращения кровавой бойни на Балканах. Однако ни в Лондоне, ни в Париже, ни в Берлине, ни в Вене не хотели вмешиваться. Хотя в Париже и Лондоне прошли демонстрации в поддержку славянских народов, «демократические правительства» не проявляли к этой теме интереса.

В ведущих европейских странах кровавые события на Балканах старались не замечать даже те, кто у себя на родине пропагандировал принципы «социальной справедливости», считая, что нельзя допускать никаких солидарных действий с «реакционным царизмом». Показательный в этом отношении случай относится к осени 1876 г. В сентябре того года в Англии появился памфлет У. Гладстона (премьер‑министр Великобритании в 1868–1875 гг.) под названием «Болгарские ужасы и Восточный вопрос». В нем лидер английских либералов язвительно отзывался о политике консервативного правительства во главе с Бенджамином Дизраэли, которую называл «циничной».

На защиту «столпа британского империализма» совершенно неожиданно бросился один из известнейших левых политиков Германии, один из основателей Социал‑демократической партии, соратник К. Маркса и Ф. Энгельса В. Либкнехт (отец К. Либкнехта). Он выпустил небольшую книгу под красноречивым названием «К Восточному вопросу, или Должна ли Европа стать казацкой? Предостережение немецкому народу». «Социалист» и «прогрессист» всякое сочувствие болгарскому народу считал «преступной политической глупостью». Он отрицал очевидное – сам факт наличия турецких зверств – и утверждал, что это или «выдумка, или провокация», которая «играет на руку русскому кнуту». В своем идеологическом ослеплении Либкнехт требовал даже вмешательства Германии… в пользу Турции!

России пришлось одной встать на защиту погибающих. Русское правительство обратилось к Турции с требованием прекратить преследования славян. Осенью 1876 г. начались переговоры, которые длились несколько месяцев и показали, что Турция не собирается идти на уступки. Пока велись переговоры, все время поступали сообщения о турецких злодеяниях. В конце концов терпение царя и его министров истощилось: 12 апреля 1877 г. Александр II объявил Турции войну. Весть об этом вызвала сильный патриотический подъем в России. Уже давно русские добровольцы (волонтеры) различными путями пробирались на Балканы и участвовали в борьбе с турецкими войсками на стороне славян. Теперь же на помощь пришла вся Россия.

Военные действия развернулись на двух направлениях: на Балканах и в Закавказье. Командующим основной русской армией, действовавшей против турок на Балканах, был назначен брат царя великий князь Николай Николаевич (Старший), а на Кавказе – младший брат царя великий князь Михаил Николаевич. Сам царь приехал в армию, чтобы воодушевить войска и разделить с ними трудности боевой жизни. Александр II провел в армии самые трудные семь месяцев. На Балканах он тяжело заболел, но отказывался вернуться в Петербург, куда отбыл лишь после того, когда стало вырисовываться победоносное завершение военной кампании.

Русская армия столкнулась с упорным сопротивлением турецкой армии, которая была оснащена Англией и Францией новейшим вооружением. Война продолжалась девять месяцев и стоила России 30 тысяч погибших.

В ночь на 15 июня 1877 г. русские соединения форсировали Дунай и 25 июня заняли древнюю столицу Болгарии Тырново. Северная Болгария почти вся была очищена от турок. Но дальнейшее продвижение армии было затруднено ввиду сильного сопротивления турецких войск. Разгорелись ожесточенные сражения, самыми известными из которых стали Шипка и Плевна.

Русские войска, занявшие уже в начале июля 1877 г. Шипкинский перевал, вскоре испытали сильный нажим турецких войск. Армия турецкого командующего Сулейман‑паши (38 тыс. человек) решила овладеть этой важной высотой, чтобы затем вытеснить русских из Северной Болгарии. Перевал оборонял русский отряд под командованием генерала Н. Г. Столетова, в распоряжении которого находилось чуть больше 5 тыс. человек (в том числе 2 тыс. плохо обученных, но горевших желанием сражаться за свободу родины болгарских ополченцев). Эти смельчаки с 9 по 12 августа мужественно отражали непрерывные атаки противника, многократно превосходившего их в живой силе, качестве и количества вооружения. Затем к осажденным подошли подкрепления, русская армия перешла в контратаку и отбросила противника. Героическая оборона Шипки нарушила турецкие планы: важнейший стратегический пункт остался в руках русской армии. Русские потеряли убитыми и ранеными около 4 тыс. человек, в том числе более 500 болгар. (На Шипкинском перевале позднее был сооружен памятник свободы в честь боевого братства русских и болгар.)

Еще более кровопролитные сражения разгорелись в районе болгарского города Плевна. Они длились с небольшими перерывали с июля по ноябрь 1877 г. Плевна был одним из немногих городов Северной Болгарии, который оставался в руках турок. Он имел сильные оборонительные линии, а его выгодное географическое расположение позволяло выдерживать продолжительные осады. Русская армия предпринимала неоднократные атаки, пытаясь овладеть этим важным стратегическим пунктом. Однако серия атак окончилась неудачей. Тогда русское командование приняло решение начать осаду. Одновременно русская армия ликвидирована все турецкие укрепления вокруг Плевны, которые штурмовались одно за другим. Наконец 28 ноября 1877 г. 50‑тысячная турецкая армия под командованием Осман‑паши после безуспешной попытки прорвать блокаду сдалась в плен. В боях за Плевну погибло более десяти тысяч русских. (В Плевне, современное название – Плевен, находится мавзолей русских воинов, а в Москве у Ильинских ворот сооружен памятник‑часовня гренадерам, павшим под Плевной.)

На Кавказском направлении с весны 1877 г. развернулись жесточайшие бои, и в октябре турецкая армия была разгромлена, а русские войска продвинулись в глубь турецкой территории на несколько сотен километров.

В конце 1877 г. русская армия начала решительное наступление на турецкие позиции и 23 декабря освободила Софию. Ликованию болгар не было предела. 3–4 января турецкая армия потерпела сокрушительное поражение под Филиппополем (Пловдив) и 8 января заняла Андрианополь – важный город и стратегический пункт на подступах к Стамбулу. До столицы Турецкой империи оставалось менее ста километров. В Стамбуле царила паника, султан Абдул‑Гамид II и его окружение бежали, вслед устремились многие высокопоставленные турецкие сановники.

Казалось, что судьба Стамбула будет решена и русские непременно займут его. Но западные страны не могли допустить подобного развития событий. Английская эскадра вошла в Мраморное море и стала на рейде Стамбула. Правительство Англии направило России дипломатическую ноту, угрожая войной. Аналогичную позицию заняла и Австро‑Венгрия. В этих условиях Александр II не рискнул провоцировать новую войну и вводить войска в турецкую столицу.

19 февраля в местечке Сан‑Стефано был подписал мирный договор между Россией и Турцией, по которому России возвращалась южная часть Бессарабии, потерянная в Крымской войне, и присоединялась Карсская область на Кавказе. Но еще важнее было то, что Турция признавала независимость славянских государств на Балканах.

Однако западные державы не хотели признавать новую ситуацию и настояли на созыве особого европейского конгресса, на котором должны были окончательно решиться все спорные вопросы.

1 июня 1878 г. в Берлине открылся международный конгресс, где были пересмотрены условия Сан‑Стефанского мирного договора. Англия, Австро‑Венгрия, Франция и Италия единым фронтом выступили против России. Западные державы не желали допустить создание сильного Болгарского государства, где престиж и влияние России были необычайно высоки. В Болгарии в тот период царило всеобщее преклонение перед освободителями, и многие видные болгары выступали за установление в их стране власти русского царя. Россия на Берлинском конгрессе оказалась в одиночестве. Хотя германский канцлер, председательствовавший на конгрессе, уверял Александра II и князя A. M. Горчакова, что будет играть роль «честного маклера», но на самом деле занял антирусскую позицию. России пришлось пойти на уступки.

Подписанное 1 июля соглашение не отвечало интересам ни России, ни чаяниям славянских народов, но зато соответствовало расчетам западных стран. Берлинский трактат отодвигал южную границу Болгарии далеко на север, в предгорья Балканского хребта, и объявлял Болгарию вассальным от Турции государством, обязанным платить Турции ежегодную дань. Глава государства утверждался султаном с согласия великих держав. Южная часть Болгарии оставалась в составе Турции и получала название провинции Восточная Румелия. России удалось добиться согласия на то, чтобы управляющим этой провинцией был непременно христианин, которого султан назначал на пять лет с согласия великих держав (при поддержке России эта часть объединилась с Болгарией в 1885 г., а в 1908 г. Болгария объявила себя независимым государством).

Турция брала на себя обязательство провести реформы в стране и уравнять в правах мусульман и христиан; она признавала независимость Черногории, Сербии и Румынии.

Важные статьи Берлинского трактата не были выполнены.

В частности, Турция так и не провела административную и судебную реформы, которые должны были уравнять в правах христиан и мусульман. Кроме того, в составе Турецкой империи сохранялись территории, населенные немусульманами, которые стремились к независимости, но благодаря интригам западных держав так и не получили ее (часть сербов, часть греков, часть болгар, македонцы, армяне). Берлинский трактат принципиально не решил сложную Балканскую проблему, которая в последующие десятилетия оставалась главным очагом напряженности в Европе и в конце концов привела к Первой мировой войне.

Русско‑турецкая война 1877–1878 гг. показала самоотверженность России, ее способность прийти на помощь, руководствуясь не имперскими интересами, а высокими нравственными стремлениями, желанием помочь гибнущим от жестокости и несправедливости. Ни одна другая европейская держава на протяжении всего XIX в. не смогла предпринять нечто подобное.

Присоединение Средней Азии

Во второй половине XIX в. закончилось территориальное формирование Российской империи. Последними вошли в ее состав обширные и малонаселенные территории, расположенные к востоку от Каспийского моря. Когда закончилась война на Кавказе с Шамилем, России пришлось вести вооруженную борьбу в этом районе.

Русские с давних пор начали селиться в степях на севере Средней Азии. Уже во времена Петра I были построены на реке Иртыш города‑крепости Омск и Семипалатинск. В царствование Анны Ивановны значительная часть кочевых племен добровольно приняла подданство России, их вожди стали защищать границы империи. К середине XIX в. большая часть современного Казахстана входила в состав России. Но южнее, в районе Аральского моря и к югу от него, вдоль рек Амударья и Сырдарья, существовало три государства, враждебно настроенных по отношению к России.

Ближе всего к рубежам России располагалось Кокандское ханство, включавшее в свой состав обширные территории и крупнейшие среднеазиатские города: Коканд, Ташкент, Ходжент, Куляб. Правители этого государства – ханы – постоянно вели кровавые войны со своими соседями и регулярно нападали на русские поселения, русских купцов и военные укрепления, подвергая их разорению. При этом все захваченное население уводилось в плен и превращалось в рабов. Торговля русскими рабами являлась наиболее прибыльным делом для кокандских правителей.

В 1864 г. Александр II решил покончить с разбойными нападениями и отправил русский отряд для сокрушения врага. 17 мая 1865 г. русские войска заняли Ташкент, 24 мая – Ходжент. Кокандское ханство потеряло значительную часть своей территории. В самом Коканде против хана началось восстание, подорвавшее государственную власть. Вскоре русские войска заняли все районы Кокандского ханства, а в 1876 г. оно было упразднено и было учреждено Туркестанское генерал‑губернаторство с центром в Ташкенте.

Вторым государством Средней Азии являлся Бухарский эмират, правители которого, до того на протяжении длительного времени враждовавшие с Кокандом, решили оказать хану свою поддержку, как только в Средней Азии появилась армия «Белого царя». Вмешательство эмира в войну заставило русское правительство перенести военные действия на бухарские владения. Русские войска овладели несколькими бухарским городами, в том числе и священным для бухарцев Самаркандом. Бухарский эмир просил о мире, и в 1868 г. мир был подписан. Согласно его условиям, все территории, завоеванные русской армией, переходили к России, а на остальных сохранялась власть эмира, который теперь обязан был повиноваться императору. Кроме того, эмир взял обязательство освободить всех невольников и прекратить торговлю людьми.

После побед над Кокандом и Бухарой большая часть Средней Азии вошла в состав России. Но оставалось еще одно государство, не подвластное России и враждебно к ней настроенное, где царили невиданный произвол, а торговля людьми процветала. Это было Хивинское ханство. Оно было сравнительно небольшим по размеру и располагалось в нижнем течении Амударьи. Это ханство со всех сторон окружали страшные пустыни Каракум и Кызылкум. В этих мертвых песках не раз гибли отряды соседних правителей, намеревавшихся захватить Хиву. Только сами хивинцы и коренные жители этих мест, туркмены, могли уверено преодолевать эти пространства на местных лошадях и верблюдах.

В конце 1872 г. русское правительство разработало план, согласно которому последнее гнездо разбоя и насилия должно было быть ликвидировано. Весной 1873 г. три русских отряда общей численностью около 12 тыс. человек одновременно с разных направлений начали поход на Хиву. На пути на протяжении многих десятков верст не было ничего, кроме безжизненной пустыни. Верблюды падали замертво десятками, и весь путь русских отрядов был усыпан их трупами. Солдаты выбивались из сил. С неимоверными трудностями русские войска достигли районов, где была вода и имелись поселения.

Хивинцы, давно не видевшие вражеского войска на своей земле и считавшие себя в безопасности, были поражены ужасом. Войско хана разбежалось после нескольких пушечных залпов, и 29 мая 1873 г. русские торжественно вступили в Хиву. Перепуганный хан покорно принял условия победителей. Он уступил России весь правый берег Амударьи, вошедший в состав Туркестанского генерал‑губернаторства, обязывался запретить своим подданным совершать набеги на соседей, разрешить свободу торговли русским купцам, навсегда отменить рабство и торговлю людьми. Хивинский хан признал власть русского царя, вассалом которого он отныне себя считал.

Завоевание Средней Азии стало последним крупным территориальным приобретением России. Этот район вошел в состав империи в результате войн, но победители не использовали свои преимущества для ограбления новых территорий, что почти всегда происходило в других странах. Россия проявила великодушие и сохранила два государственных образования – Бухарское и Хивинское ханства, вошедшие в состав России на правах автономных государственных образований. Внутренний уклад жизни людей, их традиции и религия не подвергались притеснениям.

Присоединение Средней Азии к России имело огромное значение для различных народов, населявших этот район. Было упразднено рабство, началось строительство путей сообщения, школ, современных оросительных систем. Средняя Азия постепенно втягивалась во внутрироссийский хозяйственный оборот, здесь стали возникать промышленные предприятия: хлопкоочистительные, маслобойные и другие. В 80‑е гг. XIX вв. текстильные фабриканты из Москвы начали завозить сюда новые сорта длинноволокнистого хлопка из Северной Америки, что резко повышало урожайность и качество среднеазиатского хлопка – традиционной отрасли местного производства.