Испанский опыт: эволюция европейских военных доктрин?
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Локальность масштабов боевых испанских операций не помешала некоторым аналитикам разглядеть очертания будущих военных сражений с их новыми формами и закономерностями. Ход Гражданской войны в Испании побуждал ведущие европейские страны к корректировке военно-стратегических доктрин. Военная тактика в Испании на начальных этапах очень походила на действия Первой мировой войны. Но с конца 1937 г. ситуация стала cсущественно меняться. В 1938 - начале 1939 г. это была уже война с проникновением в тыл противника, концентрированными атаками, предусматривавшими фактор скорости и внезапности, то есть, новые методы. Авиация все более действовала во взаимосвязи с наземными силами.

Влияние Испанской войны на европейское военное строительство целесообразно анализировать в соответствии с этапами, на которые условно делится эта война. Имеется в виду маневренная война (1936- июль 1937 г., битва под Брунете), перешедшая в позиционную, что, в отличие от I мировой, не означало отказа от маневров с обеих сторон. Наступательные операции приняли более ограниченный характер. Контрнаступления, чаще применяемые франкистами, имели характер фронтальных атак[744].     

Понятие масштабов данной военной кампании, безусловно, относительно. Достаточно вспомнить, что германская и итальянская артиллерия в битве на Эбро (июль-ноябрь 1938 г.) использовала более миллиона (1 150 000) снарядов, их самолеты сбросили 8 тыс. тонн бомб[745].

Уже в сентябре 1936 г. обозреватель «Нью-Йорк Трибьюн» ( New York Herald Tribune ) Уолтер Липманн подчеркивал, что испанская война развеяла возникшую было иллюзию, что европейская война будет аналогична абиссинской. Он справедливо считал, что будущее вторжение агрессора в Центральную или Восточную Европу во многом напомнит начало продвижения генерала Франко в Южной Испании. Начальный этап Испанской войны (август-сентябрь 1936 г.) с его неорганизованностью (особенно республиканского лагеря) и недостаточным вооружением обеих сторон породил мнение, что грядущая европейская война будет войной без единого командования, четкой стратегии. Она будет разбита на сотни различных фронтов отдельными вооруженными силами: «Это будет партизанская война, война убийств, насилия, грабежей, терроризма и вандализма на улицах городов и сел»[746].    

Каким образом военным и политическим руководством стран – завтрашних участников мировой войны - изучался, обобщался и, наконец, использовался стратегический опыт «испанского полигона»?

О неоднозначности выводов из опыта Испанской войны говорит тот факт, что многие европейские военные круги вплоть до начала второй мировой войны продолжали оставаться под влиянием концепции позиционной войны и усиливать оборонительную (а не наступательную) сторону своей стратегии. Основной ударной силой в ее осуществлении считалась артиллерия. Эта точка зрения оказывала существенное влияние на прогноз характера будущей войны. Так, в апреле 1937 г. советский полпред в Германии Я. Суриц в письме М. Литвинову даже трактовал как немецкую такую точку зрения: «Испанский опыт якобы показал, что при современных средствах войны оборонительная сторона имеет преимущества перед наступающей. Это обстоятельство побуждает якобы рейхсвер пересмотреть все свои концепции»[747]. Несколькими месяцами позже (июль 1937 г.) чешский посланник в Берлине Мастны в беседе с новым советским послом К.К. Юреневым подчеркивал, что опыт Мадрида продемонстрировал, что «атака с воздуха не является решающей. Отсюда он делал вывод, что в случае войны с Германией, германский воздушный флот не сможет одним ударом выбить Чехословакию из строя»[748].

Боевая школа Испании заставила усомниться в правильности стратегии «авиация сметает все препятствия, пехота занимает очищенные территории» (доктрина итальянского генерала Дэу[749]). По мнению военного корреспондента «Нью-Йорк Ивнинг Джорнал» ( NewYork Evening Journal ) Книккербокера, регулярно анализировавшего ход военных действий и роль в них того или иного вида войск и техники, авиация способна была парализовать ход военных действий. Он прозорливо подчеркивал роль бомбардировщиков в современной военной тактике, и то, что в надвигающейся войне роль авиации будет столь же значимой, как и в испанской: «Испанская война – первая после I мировой войны, в которой авиация играет роль, сравнимую с той, что она будет играть в международном конфликте, который, кажется, скоро разразится в Европе»[750].

На повестку дня обеих сторон вставала задача более четкой комбинации наступательных и оборонительных действий, значительно возрастала роль зенитной артиллерии. Война в Испании зримо продемонстрировала эффект и результативность стремительной и хорошо технически вооруженной атаки. Неожиданность основывалась на стратегическом, техническом и тактическом факторах.

Испанский опыт также диктовал как необходимость новейших технических средств ведения войны, так и важность их численного превосходства и сосредоточения для массированных или внезапных ударов. Но французское понимание превосходства для внезапного удара отличалось от немецкого видения проблемы: французские военные считали необходимым превосходство на всех фронтах, немецкие – допускали локальное[751].

Став лабораторией военно-технических (и, в первую очередь, германских) программ, Испания первой в Европе ощутила последствия пикирующих и ковровых бомбардировок. Люфтваффе получили неоценимый опыт, в том числе, дневных и ночных операций Существенные коррективы были внесены в тактику бомбометания. Оправданной оказалась т.н. трехволновая бомбардировка (последовательный сброс бомб разного веса). Генерал-фельдмаршал А. Кессельринг подчеркивал «огромную ценность» такой практики: «В итоге она (боевая машина пикирующего бомбардировщика Ю-87 – В.М.) стала нашим основным оружием и оставалась им до 1942 года»[752]. Очень полезным для Люфтваффе во второй мировой войне оказался и опыт воздушных асов (их в Испании было порядка 15 человек)[753].

Существенную помощь мятежникам оказала немецкая транспортная авиация, проводя аэрофотосъемку республиканских аэродромов и других важных объектов. Франкистский мятеж на начальном этапе позволил опробовать тактику воздушного моста (Марокко - континентальная Испания). «Подобные переброски относительно больших войсковых частей в массовых масштабах мы встречаем впервые, и вполне можно себе представить в будущей войне транспортировку пехоты на самолетах в наиболее ответственные участки театра военных действий. Эти «воздушные десанты» будут напоминать морской, с которым они могут комбинироваться. Некоторые средиземноморские острова очень подходят для подобного рода операций», - как английскую точку зрения подавал этот вывод советский  «Вестник воздушного флота»[754]. Майор Нэпьер уже в ноябре 1936 г. указывал на необходимость на примере Испании изучения и использования опыта таких специализированных военных перевозок (транспортировок)[755]. Во время наступления в Каталонии на заключительном этапе войны немецкие 88-миллиметровые зенитные орудия (показавшие себя эффективным оружием борьбы с самолетами противника) транспортировались на буксире за танками и использовались для борьбы с наземными целями.

Динамика военных действий на Пиренейском полуострове предъявила повышенные требования к методам и способам получения разведданных. Методы разведки времен I мировой войны не всегда и не во всем себя оправдывали. Целесообразной оказалась тактика тесного сочетания действий авиаразведки и войсковых подразделений, легшая впоследствии в основу стратегии блицкрига. Дальнейшее развитие получила воздушная разведывательная навигация.

По мнению министра обороны Великобритании Л. Хор-Белиша, испанская война  оправдала необходимость более тесной тактической связи действий пехоты с авиационной поддержкой и создания современных линий коммуникаций между всеми родами войск. Но его точка зрения не нашла поддержки в штабе Королевских ВВС, чье руководство ошибочно полагало, что испанский опыт не несет в себе серьезных уроков для Британии. Начальник штаба К. Ньювeлл (1937-1940 гг.) трактовал метод воздушной поддержки как «огромное злоупотребление воздушными силами». На заседаниях британского кабинета министров 6 и 19 октября 1937 г. он подчеркивал, что удачи воздушных атак в Испании объясняются лишь тем, что они предпринимались против необученных военных подразделений, совершенно не владеющих методами противовоздушной обороны[756]. Не случайно, Муссолини в беседе с Риббентропом (6 ноября 1937 г.) обратил внимание на то, что «англичане не любят наземной войны и ненавидят казармы. По этой причине мы должны усилить методы сухопутной войны против них»[757].

Наиболее существенным выводом, сделанным Британией из опыта Испанской войны можно считать решение о необходимости готовиться к большой войне. В этой связи прямым следствием событий в Испании стало утверждение британским парламентом в конце 1937 г. закона о противовоздушной обороне страны, а ранее, в марте 1937 г. - нового плана вооружений. Он требовал, в том числе, изменения в военном командовании вооруженными силами: замену старых генералов с устаревшими доктринами ведения войны наиболее молодыми генералами, способными внести в теорию и практику строительства вооруженных сил новые методы с учетом практики войн в Испании и Китае[758]. Реорганизация военного командования включила в себя преобразование существовавшего Совета Армии в Высший военный совет (из 15 человек), ему был присвоен ряд новых прав по координации обороны, изменен порядок продвижения по службе. Начальником имперского генерального штаба, который в случае войны становился главнокомандующим вооруженными силами, в 1937 г. был назначен генерал-лейтенант лорд Горт (вместо фельдмаршала Деверилла). Восстановлен пост помощника начальника имперского генерального штаба, на него был  утвержден полковник с правами генерал-майора Рональд Адам. Начальник комплектования кадров вооруженных сил генерал Гарри Нокс заменен генерал-майором Медделем. В военных округах также были произведены перемещения командиров и к руководству армией  привлечены молодые офицеры[759]. Программа вооружений Великобритании была рассчитана на пятилетний срок с затратами в 1,5 млрд. фунтов стерлингов. Основная ставка делалась на флот и авиацию, которая «ни в количественном, ни в качественном отношении не должна уступать авиации любой другой державы». Военный бюджет страны в 1937-1938 гг. составил 283 млн. фунтов стерлингов против 154 млн. в 1936-1937 гг. (на 45,5 % больше), в 1938-39 гг. на военные нужды было израсходовано 388 млн. фунтов стерлингов[760]. 

В июле 1937 г. Р. Ванситтарт в записке А. Идену комментировал ход военного строительства в Англии и высказал несогласие со сделанным несколько ранее выводом Комитета по имперской безопасности о том, что «мы не можем на настоящий момент рассчитывать на любую эффективную поддержку Франции». По мнению Ванситтарта, Франция превосходила в тот момент Германию в артиллерии, ее флот был намного сильнее, чем перед Первой мировой: «Было бы вернее французам сказать, что они не могут сейчас рассчитывать на эффективную поддержку со стороны Англии»[761].

Весной 1938 г. советская сторона располагала не подтвердившейся позже информацией о том, военный министр Великобритании Дафф Купер при поддержке Генерального штаба настаивал на необходимости недопущения победы Италии и Германии в Испании по соображениям именно военно-стратегического характера[762].

Впервые за столетие, в 1938 г.  бюджетные расходы на сухопутную армию Великобритании превысили бюджет морского министерства[763]. Но в полной мере этот план реализован не был.

В августе 1939 г. командование вермахта считало, что «в Англии никакого настоящего вооружения не ведется, одна только пропаганда. <…> Англичане говорят о войне нервов. Элементом этой войны нервов служит изображение роста вооружения. Но каково британское вооружение на деле? Программа военно-морского строительства на 1938 г. до сих пор еще не выполнена. Всего лишь мобилизация резервного флота. Покупка рыболовных паровых судов. Значительное усиление флота может произойти не ранее 1941 или 1942 г.

На суше изменения небольшие, Англия будет в состоянии послать на континент самое большее три дивизии. В области авиации кое-какие изменения есть, но это всего лишь начало. Противовоздушная оборона находится в начальной стадии. К настоящему моменту Англия имеет всего несколько больше 150 зенитных орудий. Новые зенитные пушки переданы в производство только что. Пока их изготовят в достаточном количестве, пройдет много времени. Англия все еще уязвима с воздуха»[764].

За 2,5 месяца до начала Второй мировой войны Министерство обороны Великобритании в своем меморандуме назвало действия СССР и Германии на испанском фронте (воздушная разведка и бомбометание при тесной поддержке наземных войск) оскорбительными (для военной тактики), неэкономичными, неэффективными. По мнению ведущего эксперта британской военной разведки Лена Дейтона, подобные взгляды «были следствием опасений высокопоставленных авиационных чинов лишиться своей части власти, что могло бы произойти вследствие более тесного взаимодействия с армией и военно-морским флотом»[765]. Даже удачная операция Германии в Польше (1939 г.) не поколебала мнения большинства британских военных лидеров. Закономерным следствием этого можно считать Дюнкерк.

Французский Генеральный штаб, несмотря на напрашивавшиеся выводы, продолжал оставаться в плену устаревших военно-стратегических теорий. Так, логичное утверждение генерала Арманго (в середине 1937 г., после анализа битвы под Гуадалахарой и обороны Мадрида), что авиация полноценна в бою лишь в том случае, «если ей не противодействует сильная авиация противника или его противовоздушная оборона» сопровождалось выводом, что «мощность наземного огня не позволит авиации осуществить массированное вмешательство в рамках сухопутного боя»[766]. Кроме того, на французских военных в битве под Гуадалахарой произвел впечатление факт, что плотная моторизованная колонна, рвавшаяся на Мадрид, была подавлена всего несколькими бомбардировщиками[767].

Даладье, как министр обороны Франции, выступая 19 мая 1937 г. в Комитете национальной обороны подчеркнул, что война в Испании продемонстрировала превосходство его страны в авиации[768]. Роль бронетанковой техники и ее способность к защите от артиллерийского огня во внимание не брались. Такого рода мнения обеспечили доминирование во французской военной мысли концепции оборонительной войны. Геополитическая ситуация и перспектива в случае победы Франко быть окруженной в «фашистское кольцо» усиливали оборонительные настроения Франции.

Во время и сразу после испанской войны «Французское военное обозрение» (Revue Militaire Fran ç aise ), ведущий военный журнал Франции, или игнорировал факт войны в соседнем государстве, или помещал незначительные очерки событий. Попыток увидеть в этих событиях что-то новое или ценное для военной мысли Франции на страницах журнала не предпринималось. Едва ли не единственное исследование на эту тему,  изданное во Франции до Второй мировой войны называлось символически - «Военные уроки войны в Испании». Написано оно было немецким эмигрантом, бывшим офицером вермахта, пробывшим в Испании около трех недель, Гельмутом Клотцом. Морской офицер рассматривал наземные сражения в большей степени с технической, чем с тактической стороны. Клотц полагал, что танк может быть полностью побежден противотанковым артиллерийским орудием. Клотц основывал свои заключения выводы на событиях осени 1936 г., когда Испанская война еще не вышла из своей начальной («баррикадной») стадии, и танки, как и самолеты не стали ее важным фактором. Клотц фактически оправдывал идею позиционной войны, и она была единственным выводом по Гражданской войне в Испании, заслужившим благосклонные отзывы французской военной периодики[769]. 

«Мышление Мажино» сделало Францию весьма уязвимой к началу Второй мировой войны. Как известно, линия Мажино не представляла собой непрерывную цепь оборонительных сооружений, а лишь прерывистую цепочку фортификаций. И проектировалась она до того, как о своей боевой мощи в полной мере заявили танковые войска. Французская армия оказалась не готовой к сражению в новых условиях. «Авторитет престарелого маршала Петэна в верховном военном совете довлел над французской военной мыслью, - писал У. Черчилль, - закрывая дверь перед новыми идеями и, развенчивая оружие, странно названное наступательным оружием»[770]. 

17 ноября 1936 г. полпред СССР во Франции В.П. Потемкин делился с Л. Блюмом впечатлениями, вынесенными советским военным атташе в Берлине из поездки вдоль франко-германской и франко-швейцарской границ, совершенной летом 1936 г. Советский военный атташе вынужден был констатировать, что германское эвентуальное наступление, развиваясь от Фрейбурга в направлении Страсбург - Бельфор (восточный участок линии Мажино – В.М.), представляло бы для командования рейхсвера наибольшие преимущества: «С указанной стороны Франция защищена в минимальной степени». Услышав это, Дельбос, в свою очередь, отметил, что он уже обращал внимание Совета министров Франции на относительную слабость защиты страны от возможного нападения германской армии в  этом районе. В ближайшее время намечалась поездка туда Даладье для обследования и составления плана срочного укрепления границ Франции с данной стороны[771]. Но серьезных мероприятий в этом  плане предпринято не было. Военные действия в 1936-1939 гг. в Испании, а позднее - война Германии в Польше не заставили Францию переоборудовать укрепления для превентивного удара или достойного отражения атак.

Масштабы Испанской войны не позволили французской военной мысли распространить ее опыт и закономерности на большую войну[772]. По французским сведениям (март 1937 г.), «германский генеральный штаб в испанских событиях видит подтверждение нереальности теории короткой сокрушительной войны»,- докладывал в НКИД Е. Гиршфельд. А на англо-французских переговорах в апреле 1938 г., Даладье, обсуждая проблемы совместного отражения потенциальной немецкой агрессии, особо подчеркнул, что не верит, что «великие нации могут прибегнуть к остро внезапной атаке. В современной войне значимость обороны остается особенно сильной. Это было проиллюстрировано в испанской войне»[773]. Начальник Генерального штаба Германии генерала Л. Бек считал (май 1938), что со стороны Англии и Франции «наступательные операции на суше, быть может, вообще предусматриваться не будут или только с ограничительными целями»[774].

«Мышление Мажино» вкупе с внутриполитической неразберихой и пропагандой Гитлера загипнотизировал Францию, превратив ее в жертву, безропотно ожидающую конца, который многие считали неизбежным», - пишет Л. Дейтон[775]. Франция вступила во Вторую мировую войну, не имея фундаментальной стратегии. Премьер-министр Франции Поль Рейно заявит 21 мая 1940 г. в Сенате: «Правда в том, что наша классическая концепция войны столкнулась с новой концепцией. Основа этой концепции как в использовании хорошо вооруженных дивизий и взаимодействии между ними и авиацией, так и в создании беспорядка во вражеском тылу за счет парашютных десантов, искажения новостей и приказов, дающихся по телефону гражданскими властями»[776]. Однако, Франция пренебрегла идеей ударных войск для атаки.

Одним из немногих французских военных,  кто понимал суть тогдашней эволюции военной теории, был будущий президент страны, а в 1936-1939 гг. -  полковник, Шарль де Голль. Но те, кто мыслил аналогично, не были услышаны руководством французского Генерального штаба[777].

«Линия Мажино» станет барьером, но не  против немецкой армии,  а в понимании Францией законов современной войны», - справедливо заметит Микше[778]. Франция падет в 1940 г. жертвой не только гитлеровского наступления, но и заблуждений собственных политиков и военных.

Опыт войны в Абиссинии уже внес коррективы, даже заставил итальянское руководство обновить военную доктрину: она отстаивала идею маневренной войны, расширяла программу подготовки военных кадров, в первую очередь, высшего офицерского состава, перестраивала Генеральный штаб, увеличивала выпуск оправдавших себя таких видов вооружения, как ручные гранаты, штурмовые мортиры, станковые пулеметы, танки и противотанковые орудия. «Новая доктрина, - подчеркивал заместитель министра по военным делам Италии Байстроки,- решительно повернутая в сторону маневренной войны, соответствует нашей фашистской динамичности, нашим потребностям политическим, военным и экономике»[779]. Правоту такого смещения акцентов подтвердило активное  участие Италии в испанской авантюре. Рожденные в Испании новые тактические и стратегические установки использовались в ходе военных маневров в самой Италии, Так, в начале сентября 1937 г. итальянцы организовали утечку информации – в руки зарубежных дипломатов попала речь Муссолини перед итальянским командованием после завершения маневров в Сицилии, в которой дуче явно утрировал тактику и стратегию своей армии[780].

В целом, уроки Испанской войны изучались итальянцами намного поверхностнее, чем немцами. Итальянский генералитет убедил дуче, что границы страны неприступны для танков. Успехи итальянских летчиков рассматривались не более как индивидуальный героизм, серьезному обобщению не подвергались, и, как следствие – программы военной подготовки летного состава более акцентировались на воздушной акробатике, чем на методах группового воздушного боя. Даже  поражение под Гуадалахарой не побудило итальянских военных осознать важность поддержки наземных частей с воздуха. Бывший замминистра авиации генерал Валле на вопрос о том, какие уроки итальянские ВВС извлекли в Испании, в 1970 г. ответил: «Никаких»[781]. Опыт командования в испанских условиях не оправдал принципа двухполкового комплектования дивизий, но реформа в этом направлении в Италии продолжалась. К началу Второй мировой войны генерал Фаваргосса (назначенный уполномоченным за выпуск военной продукции в Италии в августе 1939 г.) находил, что 15 из 67 дивизий (73 в 1940 г.) были неполными, что пехота была вооружена в ряде случаев ружьями образца 1891 г., если она была вооружена вообще. Итальянская авиация существенно отстала в модернизации от немецкой или советской. Канадский исследователь Виттэм считал, что Италии требовалось от 5 до 10 лет для реорганизации военной промышленности и подготовки к большой войне[782].

Полноценной перестройки военно-технической базы и всей организации военного управления Италия к началу Второй мировой войны не произвела, что дает основание ряду исследователей говорить о ее неподготовленности к войне. Доказательством этого явилась военную тактика итальянского генерала Бергонзоли, проигравшего битву под Гуадалахарой, и фактически повторившего этот печальный опыт в Ливии (1942 г.) [783].

В разработке Германией военной стратегии Испанская война сыграла роль одного из катализаторов. Немецкие военные обновляли как военно-технический парк, так и тактические установки. Такие военные журналы, как «Wissen und Wehr» («Наука и оборона») и «Kriegskunst» («Военное искусство») в течение всей войны печатали аналитические статьи как о роли тех или иных видов вооружений, так и по следам конкретных сражений, делая в отношении их стратегические заключения.

Главный вывод, вынесенный немецкими военными из Испании, – об изменившемся характере современной войны. Командующий немецкой военной миссией в Испании генерал фон Фаупель был горячим сторонником опробования новой техники и тактических приемов. Французский генералитет отталкивался от победного (для себя) опыта Первой мировой, возводя его иной раз в абсолют. Немецкое командование смотрело на итоги той войны по известным причинам противоположным образом. Гитлеровский генерал Рейхенау в докладе, прочитанном в июле 1938 г. перед руководителями Германии, признавал, что в Испании немецкие военные научились многому, в Испании они исправили некоторые ошибки своей военной стратегии[784]. Уже в 1937 г. в Германии были проведены маневры с целью выявления организации взаимодействия трех видов вооруженных сил.

«Изменениям подвергаются также формы и методы ведения войны», - констатировалось в памятной записке ОКВ «Проблемы организации руководства войной» от 11 апреля 1938 г. И подчеркивалось: «Дальность действия авиации значительно расширяет понятие театра военных действий»[785]. Германский генералитет сделал ставку на подвижные действия за счет новых боевых средств – самолетов и танков и на усовершенствование их боевых характеристик. Начальник Абвера генерал Канарис неоднократно выезжал в Испанию и принимал вместе с другими немецкими специалистами активное участие в разработке военных операций.

Сочетание тактики маневренного боя и внезапных воздушных атак позволили немецкому командованию в полной мере оценить преимущества каждого из вариантов и прийти к выводу о целесообразности их сочетания в зависимости от конкретных условий операции и времени ее проведения. Так, анализ битвы при Брунетте (6-28 июля 1937 г.) показал, что численное преимущество республиканцев (с учетом советской техники) не стало решающим, так как они не увидели необходимости свободной комбинации танков и авиации. Тактика генерала Д. Валера под названием «Центр тяжести» (Schwerpunkt), использованная в этом сражении, сочетала в себе действия артиллерии, авиации и танков. Одним из первых примеров, свидетельствовавших о преимуществах такой тактики, явилось сражение под Сантандером (август 1937 г.). Несколько позже (июль-август) генерал Хуан Ягуэ также результативно использовал идею «Центра тяжести» в бою на Эбро[786]. Битва под Гуадалахарой продемонстрировала, в свою очередь, как не следует проводить моторизированные атаки. Кроме того, из битвы под Гуадалахарой, внесшей много сумятицы в головы военных аналитиков, немецкими экспертами был сделан вывод (неадекватно оцененный итальянской стороной) о значимости и силе моторизированной пехоты.

К удовлетворению Гитлера, война в Испании возродила тактику стационарной осады (Sitzkrieg).     

Роль авиации в гитлеровском блицкриге была едва ли не до мелочей отработана в испанском небе. Ведущую роль в этом отношении сыграл генерал Рихтфортен (планировавший потом воздушные операции против Польши и Франции). В известной директиве №1 на ведение войны 31 августа 1939 г. Гитлер подчеркнул: «В войне против Англии военно-воздушные силы должны быть использованы для воздействия на морские коммуникации Англии, для нанесения ударов по военно-промышленным объектам и уничтожения транспортов с войсками, отправляемыми во Францию»[787].

По мнению британского историка Р. Уили, не Польша, а Испания стала первым местом применения стратегии блицкрига. Первое упоминание с немецкой стороны термина «блицкриг» появилось в мае 1939 г. в записке генерала Георга Томаса штабу ОКВ[788]. С наступательных пунктов полковник Тома и генерал Рихтфортен оценивали согласованные атаки пикирующих бомбардировщиков и танков в Испании уже с 1938 г. Генерал Тома развил наработанную в Испании тактику на полях Второй мировой войны, где он был, как известно, главным советником генерала Гудериана. На совещании фюрера с руководителями вермахта 23 мая 1939 г. отмечалось, что «нет никакого сомнения в том, что внезапное нападение может привести к быстрому исходу», но при этом оговаривалось, что одной ставки на внезапность в новых условиях явно недостаточно[789]. Тактика блицкрига оправдала себя в западноевропейской кампании в 1939-1940 гг., например, при захвате Крита или операции «Yellow». В дальнейшем практика ограниченных военных операций по примеру испанской активно использовалась вермахтом на протяжении всей Второй мировой войны. 

Можно согласиться с К. Типпельскирхом, что «решающее значение, которое имеет создание многочисленных подвижных соединений и их использование для оперативных прорывов во взаимодействии с соответственно оснащенными и обученными воздушными соединениями, было понято и практически осуществлено лишь немцами»[790].

«Для нас, участников Испанской войны, - писал в 1941 г. Микше, - было несколько удивительным слышать с началом Второй мировой о «новых методах», используемых Германией, о чем как о сенсациях и даже революции, писала пресса. На нас эти сенсации не произвели должного впечатления; мы хорошо были знакомы с ними еще три года назад»[791].

Советское руководство, разведуправление и командование Красной армии внимательно наблюдали за испанскими событиями. Первый заместитель наркома иностранных дел Н.Н. Крестинский в июле-декабре 1936 г. готовил аналитические записки Сталину по испанскому вопросу. При объяснимом уклоне упомянутых выше «Сводок материалов о невмешательстве в дела Испании» в сторону анализа внутриполитической ситуации в Испании или деятельности Комитета по невмешательству, в них встречается и анализ военных аспектов проблемы[792]. 

Аналогичные донесения в «Инстанцию, НКИД» присылали советский посол в Испании Розенберг и консул в Барселоне Антонов-Овсеенко. В начале октября 1936 г. для лучшей ориентации В. Антонова-Овсеенко в военной обстановке – «для дачи нам информации и для того, чтобы Вам легче было в беседах с членами правительства указывать на те или иные ошибки в военно-организационной и военно-оперативной работе» была учреждена должность военного атташе и его помощника в Барселоне. Так как при генконсулах обычно военных атташе не бывает, то его предлагалось оформить как вице-консула, а его помощника – как второго секретаря консульства. Предполагалось, что по военной линии оба будут подчиняться Гореву[793].

Уже 6 октября 1936 г. В. Антонов-Овсеенко, анализируя сражение при Уэнцы, отмечал, что успех достигнут «правильным маневрированием и умелым применением авиации»[794]. Его донесение на имя М. Литвинова и Н. Крестинского от 27 ноября включало подробный раздел «О боевых качествах сторон»,  где, в частности, отмечалась слабость полевой разведки обеих сторон, превосходство республиканской авиации и артиллерии. В начале декабря 1936 г. В. Антонов-Овсеенко считал, что неудача со взятием Мадрида заставляет Франко пересмотреть свой стратегический план: он хочет вернуть себе свободу стратегического маневра. Советский дипломат признавал превосходство франкистов в маневренных операциях на открытой местности[795].

Вскоре после битвы под Гуадалахарой информатор «Штык» докладывал М. Литвинову, что на исход генерального сражения может оказать решительное воздействие наступление республиканцев в южной части Арагонского фронта: «Для такого решительного наступления, по-моему, необходимо не менее 3-х пехотных дивизий (до 18 тыс. штыков) с сильно моторизированным авангардом при мощных танковых и авиа частях»[796].

Записка поверенного в делах СССР в Испании С. Марченко В. Молотову (май 1938) называлась «К вопросу о причинах поражения республики на каталонском фронте». В мае 1939 г. С. Марченко по просьбе Г. Димитрова подготовил записку «Некоторые вопросы войны в Испании»[797]. Они также содержали достаточно ценный материал военно-технического и военно-стратегического плана.

В 1937-1938 гг. Разведуправление, штаб ВВС РККА регулярно выпускали бюллетени для командного состава, в которых разбирались важнейшие операции, управление войсками и работа штабов республиканской армии, действия авиации, роль зенитной артиллерии в современном сражении, бои за населенные пункты, действия конницы, санитарное обеспечение армии, состояние связи, оборонительные действия, роль танков, организация тыла и материальное обеспечение армии[798]. 

В начале 1937 г. Ф. Вейнберг писал в Мадрид Гайкису: «Наркомздрав проводит в настоящее время работу по подготовке медперсонала к распознанию различных отравляющих веществ и лечению пострадавших от них". Он поручал советскому представителю выяснить возможность получения для передачи  в Наркомздрав СССР официальных материалов по вопросу защиты населения в Испании от газовых и химических атак[799].

По подсчетам военного историка Ю. Рыбалкина, за 1937-1942 гг. Воениздат и Военмориздат выпустили 56 книг и брошюр с обобщением опыта войны в Испании. Значение испанского опыта для советского военного строительства в целом изучено в отечественной исторической науке[800].

Новая тактика воздушного боя опробывалась и советскими специалистами. Немецкий Мессершмидт-109 первым был сбит советским летчиком С. Черных. Под Мадридом на первый в истории советской авиации таран пошел командир звена П. Путивко. Военная ситуация заставила перейти и к тактике ночного боя, и к ночным таранам, что, как известно, было новаторством не только в отечественной авиации[801].

Академия Генерального штаба до 1938 г. не имела отдельных кафедр по родам войск. Курс стратегии был исключен из программы еще в 1921 г. (реорганизация Академии Генерального штаба в Военную академию РККА), и до воссоздания академии Генерального штаба ни в одном советском высшем военно-учебном заведении не преподавался[802]. Осенью 1937 г., когда учебный план потребовал перехода к занятиям по стратегии, «оказалось, что материал, имевшийся по данному предмету, безнадежно устарел и его фактически требовалось разрабатывать заново. Однако создать за короткий срок курс стратегии… не удалось». Вскоре по распоряжению начальника Генерального штаба Б. Шапошникова курс стратегии был полностью исключен из программы обучения и вновь восстановлен по указанию Наркома обороны СССР С. Тимошенко только в 1940 г.[803].

Опыт военных действий в Испании и Китае был введен в учебу командного и начальствующего состава армии с 1937 г. Эта работа велась не на требуемом уровне, о чем говорил приказ наркома обороны по итогам боевой подготовки ВВС РККА от 11 декабря 1938 г.: «Совершенно недостаточно изучается и используется опыт войны в Испании и Китае в практике боевой подготовки, усовершенствования авиатехники, организации полевого ремонта и перебазирования в боевой обстановке частей»[804]. 

При теоретическом и практическом обогащении советской военной школы опытом Испанской войны, испытанием в ней новейших видов вооружений, справедливо подчеркивает Ю. Рыбалкин, «использовать в полной мере уроки этой войны для дальнейшего развития советского оперативного искусства и тактики, более качественной подготовки личного состава не удалось»[805].

Кадровый принцип построения Красной армии был закреплен в Законе о всеобщей воинской обязанности, принятом только 1 сентября 1939 г. С апреля 1940 г. началась смена командного состава, и связано это было не только с репрессиями, но и с неукомплектованностью этих постов профессионалами. На руководящие посты в военных округах и центральном аппарате НКО назначались молодые генералы, в том числе и отличившиеся в боях в Испании (Малиновский Р.Я., Батов П.И., Родимцев А.И и др.). Выступая 31 декабря 1940 г. перед руководящим составом РККА, нарком обороны СССР С. Тимошенко подчеркнул, что у советского генералитета «нет глубокого анализа вопросов. Отстает перспектива развития отдельных положений современных операций»[806]. В 1940-1941 гг. советское военное руководство больше обращалось к опыту финской кампании.

Можно согласиться с выводом Ю. Рыбалкина, что «высшее военное руководство страны не сумело рассмотреть в ограниченной масштабами и своеобразной войне ценный опыт. Специфические условия войны в Испании не были учтены при обобщении боевого опыта»[807].              

Переход Испанской республики с конца 1937 – начала 1938 г. к обороне почти по всем фронтам побудил советское военное руководство большее внимание уделить именно этому тактическому маневру, хотя концепция будущей войны в целом была определена правильно[808]. Но собственно отход от оборонительного плана развертывания войск начнется лишь с весны 1941 г., а наступательный, упредительный вариант к началу Великой Отечественной войны еще не был реализован в полной мере. Ход событий на советско-германском фронте июня-ноября 1941 г. подтверждает этот тезис.

              

                                  *        *        *

 

Гражданская война в Испании, локальный конфликт кануна Второй мировой войны, не только подтолкнула модернизацию многих видов вооружений в Европе, но и стала фактором, побудившим ряд европейских стран внести стратегические коррективы в свои военные планы. 

 Гитлер и Муссолини полагали, что их помощь мятежникам ограничится переброской войск в Испанию, однако, оба оказались втянутыми в полномасштабную войну. В количественном отношении участие Италии в Испанской войне было большим, чем Германии, последняя в реальных военных условиях опробовала новейшие виды вооружения - бомбардировщики, истребители, зенитные пушки и другое, а также апробировала новые тактические установки. Известный опыт современной войны приобрели военные советники.

Советское руководство после определенных колебаний сочтет  испанский конфликт удобной возможностью для демонстрации своего военно-политического потенциала в условиях назревания международного кризиса.

В Испанской войне не все европейские политики и военные смогли или захотели увидеть прообраз современной войны в силу небольшой скорости развития событий и некоторой территориальной ограниченности. Хотя эти факторы, по логике вещей, должны были способствовать лучшему усвоению испанского опыта.

Война в Испании будет первой серьезной войной моторов. В ней ведущие участники будущей Второй мировой испытали свои новейшие модели как в воздухе, так и на земле. Этот локальный конфликт с его глубокой степенью интернационализации продемонстрировал, что может означать война в Европе с огромным количеством техники, а не людей, война с эскадрильями, бомбящими столицы.

  Война на Пиренейском полуосрове стала также первой, в которой авиация играла роль, впоследствии отведенную ей в международных конфликтах, подчеркнув значимость таких факторов, как скорость самолетов, их прочность, подготовку летного состава к боям в ночное время, необходимость надежного прикрытия истребителей. Битва за Мадрид в полной мере продемонстрировала значение авиации в грядущей войне.

Были подтверждены роль и место танков в военной стратегии и тактике, ряд положений потребовали существенных корректив. Стала очевидной необходимость массированной поддержки артиллерийским огнем танковых атак, равно как и координации всех родов войск и на наступательном, и на оборонительном этапе.

Выводы участников Испанской войны и наблюдателей оказались неоднозначными.

Наиболее адекватно отреагировала гитлеровская Германия, усовершенствовав ряд моделей истребителей, вступивших в модернизированном варианте во Вторую мировую войну, несколько позже - танки и другие виды вооружения. Испанская война утвердила в глазах немецкого генералитета значимость блицкрига, не сняв, правда, со счета необходимости современной организации обороны и своего военно-политического потенциала контрнаступления.

Италия, вовлеченная в войну на Пиренеях в максимальной степени, заплатила за это низкой технической (по сравнению с Германией) подготовленностью ко Второй мировой войне. Военная верхушка в целом проигнорировала уроки Гражданской войны в Испании, удовлетворившись самим фактом победы в ней Франко.

Англия сделала из испанских событий больше политические, чем военные, выводы.

Французские военные не смогли и не захотели адаптировать свою военную доктрину к новым реалиям.

Советский Союз, имея полную информацию о достоинстах и недостатках собственной и зарубежной боевой техники в Испании, сделал ряд справедливых выводов о необходимости ее модернизации, в этом направлении была начата работа. Но ряд причин внутриполитического, военно-стратегического, экономического характера не позволил реализовать намеченное до начала Великой Отечественной войны. 

Европейские страны заплатят разную цену за «испанский эксперимент». Речь идет не только о материальных и политических затратах. Неоднозначность военных выводов, сделанных в Испании, повлечет и неоднозначные итоги первого периода Второй мировой войны.

 





Дата: 2018-09-13, просмотров: 443.