Идеологический аспект Испанской войны связывался европейскими лидерами, в первую очередь, с политикой СССР и активностью Коминтерна, как в Европе, так и в Испании. «Расползания большевизма» опасались руководители и фашистских, и «демократических» стран.

Как известно, в результате внутриполитической ситуации в СССР 30-х годов имидж Советского Союза в Европе упал. Свою негативную роль играл и психологический феномен недоверия Запада ко всему советскому. Заявления советской стороны на веру не принимались. Как  характеризовал ситуацию американский историк А. Уолферс, «ни в одной области британской внешней политики чувства не играли такой значительной роли, как в ее отношениях к Советскому Союзу»[486]. По мере своей эскалации и интернационализации Гражданская война в Испании в политических кругах Европы все больше преломлялась как скрытый поединок между СССР, с одной стороны, Германией и Италией, с другой. Об этом в НКИД регулярно докладывали советские дипломаты[487].

Антикоммунистические мотивы в контексте испанских проблем фактически звучали еще до начала  испанского конфликта. В январе 1936 г. итальянская «Газетта дель Пополо» ( La Gazzetta del Popolo ) писала, что «защита цивилизации от большевистского варварства [в Испании] остается за Германией и Италией»[488]. Победа Народного фронта на выборах в феврале 1936 г. комментировалась, например, британской «Ньюс Кроникл» ( News Chronicle ) как реализация «одной из форм коммунизма в Испании»[489]. 

С появлением испанского очага напряженности антикоммунистический аспект западной пропаганды дополнился  более откровенным антисоветским. Рядом европейских средств массовой информации был выдвинут тезис о «причастности России к началу испанских событий». Дельбос на встрече с Майским 23 июля 1936 г. подчеркнул факт развязанной Гитлером  пропаганды с обвинениями СССР в «организации испанской революции»[490]. Эту тактику один из официальных органов немецкого министерства пропаганды будет характеризовать год спустя: «Национал-социалистическая пропаганда должна постоянно напоминать немецкому народу о том, как возникла война в Испании»[491].

Уже через десять дней после начала фашистского мятежа в Испании британская «Дейли Мейл» ( Daily Mail ) писала: «Как Москва является цитаделью красных на Востоке, так Мадрид стал их ставкой на Западе», «Выборы в Испании были инициированы большевиками». Типичные заголовки лета-осени 1936 г.: «Со времени февральских выборов Испания оказалась брошенной в водоворот социальной смуты, подогреваемой и поощряемой Москвой» ( The Contemporary Review ); «Это вмешательство было задумано Советской властью и Коминтерном. Действия Германии и Италии были просто ответом на вопиющую агрессию коммунизма в Западной Европе» ( The Observer ); «Испанская революция пробудила заглохший революционный дух в СССР» ( L’Echo de Paris )[492]. Заметным увеличением публикаций антисоветского характера в первые недели франкистского мятежа отличались британские «Таймс» ( The Times), «Дейли Мейл» ( Daily Mail ) и «Морнинг Пост» ( Morning Post ), французские «Фигаро» ( Le Figaro ), «Жур» ( Les Jou rs ), «Матэн» ( Le Matin ), немецкие «Фелькишер беобахтер» ( Völkischer Beobachter ), «Берлинер тагеблатт» ( Berliner Tageblatt ), итальянские «Дель Пополо» ( La Gazzetta del Popolo ), «Джорнале д’Италиа» ( Il Giornale d’Italia ), помещавшие наиболее одиозные материалы. «Дейли Мейл» ( Daily Mail ) в редакционной статье от 6 августа 1936 г. требовала от британского правительства «похода против красного террора». «Обсервер» ( The Observer ) утверждал, что «истинно испанские патриоты [франкисты - В. М.] хотят сегодня спасти свою страну от новой волны варварства, которая угрожает всей Европе». «Таймс» ( The Times) пестрила заголовками типа: «Разрушение Барселоны», «Красные правят в Барселоне», «Советы в Малаге», «Барселона подвергается террору»[493]. При всей разнонаправленности и политической ориентированности этих печатных органов, разницы в их подходах к трактовке характера испанских событий в июле-августе 1936 г. не прослеживается.

В августе 1936 г. «Дейли Мейл» ( Daily Mail ) и «Дейли Телеграф» ( Daily Telegraph ) обвинили СССР в том, что британский торговый кредит на сумму в 10 млн. ф. ст. «уже отправлен Москвой красной Испании»[494].

Фашистская пресса  тогда же, замалчивая факты поддержки Италией и Германией испанских мятежников, публиковала заметки под громкими названиями о помощи испанскому правительству СССР и Францией. Так, «Джорнале д’Италиа» ( Il Giornale d’Italia ) сообщала о якобы отправке из Одессы в Испанию парохода с золотом и оружием. В качестве основных эмиссаров Коминтерна и Советского правительства в Испании назывались Бела Кун, Троцкий, Примаков, Лацис, Штиллерман. Московским радиостанциям инкриминировалась подрывная работа - передаче «подробных инструкций испанским рабочим о тактике Гражданской войны и о планах Коминтерна». Та же «Джорнале д’Италиа» ( Il Giornale d’Italia ) перепечатывала интервью корреспондента «Ньюс Кроникл» ( News Chronicle ) с Франко, в котором лидер испанских мятежников заявлял о финансовой поддержке Мадридского правительства Москвой, в частности, об «использовании для этого 25 % денег, выручаемых СССР в Испании за продаваемый бензин и другие нефтепродукты» [495]. 

Английская  печать связывала снижение призывного возраста в СССР в августе 1936 г. (с 21 года до 19 лет) с событиями на Пиренеях: «Содержание декрета не оставляет сомнения в совершенно иной причине его принятия» ( The Contemporary Review ) [496].

Заявление У. Черчилля в британском парламенте (11 ноября 1936), что «если бы не Россия, русский коммунизм, пропаганда и интриги которого более шести месяцев перед бунтом мучили Испанию, испанского ужаса не было бы»[497], в различных интерпретациях обыгрывалось многими печатными органами и Великобритании, и Западной Европы. С обвинениями, что без поддержки СССР «эта международная опасность не возникла», выступали также британские журналы «Арми квоутерли» ( The Army Quarterly ), «Интернэшнл эффейс» ( International Affairs ), «Контемпорари ревью» ( The Contemporary Review ) и др., а также газеты[498]. Это утверждение регулярно появлялось на страницах западноевропейской прессы в течение всей Испанской войны[499].

Наряду с инсинуациями такого рода европейская печать (особенно фашистская и правая во Франции и Великобритании) помещала серии статей, утрирующих «коммунистическую угрозу» Испании и Европе и, следовательно (идея действия! - В.М.), подчеркивала необходимость решительной борьбы с ней. Например, в августе 1936 г. на страницах «Дейли телеграф» ( Daily Telegraph ) британский адмирал Доревилл представлял СССР как «величайшую опасность»[500]. После формирования нового испанского правительства в начале сентября 1936 г. «Обсервер» ( The Observer ) писал, что этот «испанский Кабинет представляет левоэкстремистские силы и откровенно провозглашает своей целью установление коммунистической системы», а «Дойче Альгемaйн Цайтунг» ( Deutsche Allgemeine Zeitung ) характеризовала его как «господство коммунизма»[501]. Тактика противодействия «русскому влиянию» предлагалась, например, итальянской печатью следующим образом: «Непротиводействие Коминтерну – измена Европе, Коминтерн – это Россия, а Россия – это большевизм, который мы должны отбросить умирать в степи, если хотим спасти дух и единство Европы»[502].

Распространенными стали утверждения, что «гражданская война в Испании является международной войной, и с одной стороны стоит Россия. Коммунизм борется на полуострове в большой битве, от результатов которой зависит в большей мере судьба Европы» или: «Россия не хочет, чтобы Испания спаслась от русской мечты – господства в Европе через революцию», что «СССР хочет разжечь европейскую войну, выйдя из Лондонского комитета и снабжая испанское правительство оружием»[503]. 

Республиканская Испания подавалась большинством европейских средств массовой информации как «плацдарм для советских экспериментов» и «бастион советских принципов в Западной Европе»: «Действительная власть в Мадриде перешла в руки Розенберга», «Советские представители в Испании ведут себя вызывающе и не стесняются: дом Розенберга является местом, куда приходят за получением инструкций, а Антонов-Овсеенко выступает на митинге в Барселоне» (Libert é, Les Jou rs , Франция); «Один из трех человек, которые сегодня фактически управляют всем в Мадриде – Розенберг» (Il Messaggero , Италия); «Горев – ужасный агент ЧК», «Правительство Кабальеро является фикцией, так как действительным «диктатором» в Мадриде и в Валенсии надо считать полпреда СССР в Испании Розенберга», «Работой испанского правительства руководит советский агент Розенберг», «СССР стремится к советизации Барселоны, что фактически означает устранение всех международно-признанных понятий о праве и законе» (Völkischer Beobachter , Berliner Börzen-Zeitung , Германия)[504].

Осенью 1936 г. австрийская «Винер нойесте нахрихтен» ( Wiener Neueste Nachrichten) считала, что «Италия сейчас больше, чем когда бы то ни было, выступает противодействием СССР в вопросах международной политики», и это особенно обнаружилось в испанском вопросе[505].

Одним из результатов антисоветской пропаганды стало приобретение тезисом о советизации Испанской республики к концу 1936 г. материальной силы – ее законное руководство теряло симпатии и даже моральную поддержку большинства европейских политиков. Этот факт даже побудил  одного из руководителей Коминтерна Г. Димитрова в письме к Сталину от 5 декабря 1936 г. предложить, что испанскому лидеру Ларго Кабальеро после декларации о том, что «борьба против фашистского мятежа идет за установление парламентского режима в Испании, а не за Советскую власть» было бы целесообразно сообщить о защите английской, французской и американской собственности в Испании и возможности участия их капитала в восстановлении испанского хозяйства после войны: «Мне кажется, что такой шаг мог бы, в некоторой степени улучшить международное положение Испанской республики»[506]. 

 Можно говорить об очевидной попытке давления европейских СМИ на общественное мнение, запугивании «опасностями», грозящими со стороны коммунизма и СССР, другими словами, дальнейшем формировании тогдашними ньюсмейкерами в его лице образа врага. 

 Другая активно практиковавшаяся форма обработки общественного мнения через прессу – частый повтор в публикациях разного жанра фраз типа: «Все знают, что…» или «Русские даже не скрывают, что...», после чего шли откровенные инсинуации или утрирование тех или иных аспектов советской политики в Испании. Известное португальское обвинение в Комитете по невмешательству, что «война закончилась бы давно, если бы не вмешательство России, которая войну затягивает против желания испанского народа»[507], было достаточно популярным в европейских СМИ.

По мнению итальянской «Трибун» ( Tribuna ), вмешательство в испанские дела Советского Союза, не имевшего конкретных интересов в Средиземном море, было продиктовано в большей мере мотивами идеологического характера в отличие от поведения других европейских государств[508].

Мотив пропагандистской кампании осени 1936 г. – о помощи СССР испанскому правительству - был направлен и на то, чтобы хоть частично отвлечь общеевропейской общественное мнение от истинного размаха,  углублявшегося итальянского и немецкого вмешательства в испанскую драму. Этой задаче отвечали, например, выступления итальянской прессы ( Il Giornale d’Italia , Tribuna ), квалифицировавшей советскую политику в испанском вопросе как «бесстыдную», «фальшивую», помещавшей «разоблачительные» материалы относительно поставок Мадриду; немецкой ( Völkischer Beobachter ), пытавшейся доказать готовность Германии «предотвратить вмешательство иностранных государств во внутренние дела Испании» и т.д.[509]. Как заявлял по этому поводу в конце сентября 1936 г. ТАСС, «немецкие фашисты, по всей вероятности, пытаются замаскировать нарушение декларации о невмешательстве в испанские дела и их помощь испанским фашистам, распространяя абсурдные антисоветские вымыслы». Заметим, что данное заявление ТАСС, по мнению сотрудников советского посольства в Риме, «посылалось без учета того, в какую страну оно было направлено, ибо ясно, что в таком виде оно, конечно, не могло быть напечатано в Италии». Полпредство, изменив текст этого документа, и оставив только фактическую сторону дела, переслало его 25 сентября с письмом Гельфанда министру иностранных дел Италии Чиано с просьбой напечатать[510]. 

Полпред СССР в Италии Б.Е. Штейн неоднократно обращал внимание Чиано на «воспроизведение итальянской печатью заведомо фантастических и злобных небылиц» о советской позиции в испанском вопросе[511].

 Немецкой и итальянской печатью активно использовалась тактика упреждающего удара. Так, после советского заявления в Комитете от 23 октября 1936 г. Völkischer Beobachter назвала его «сплошным, бесстыдным искажением фактов», утверждая, что Соглашение о невмешательстве не существует на деле: оно перестало существовать еще в тот день, когда из Одессы отправился первый советский пароход в Испанию. Итальянская  Tribuna, риторически спрашивая, где же кончается внешняя политика СССР, и где начинается революционная политика Коминтерна, предупреждала: «если сотрудничество [с СССР] окажется невозможным, то вина не может быть возложена на Италию»[512].      

Daily Mail назвала советское заявление от 7 октября [«... если не будут немедленно прекращены нарушения Соглашения о невмешательстве, оно будет считать себя свободным от обязательств, вытекающих из Соглашения»] «нахальным запугиванием со стороны Москвы». Тревога с оттенком угрозы сквозила в утверждении «Ивнинг Стандард» ( Evening Standard ), что «в том случае, если СССР окажет активную помощь Испанскому правительству, корабли мятежников столкнутся с советскими, а это может привести к военным действиям»[513].

В комментариях относительно советской тактики в Испании нередко применялись элементы шантажа и угроз. Итальянская Tribuna 24 октября 1936 г. писала, что после заявления Майского все предвидят изоляцию СССР. Берлинский корреспондент Daily Express со ссылкой на представителя германского правительства передавал, что «Германия не допустит перевозки какого-либо оружия через Балтийское море. Возможно, что для этого необходимо будет произвести обыск советских пароходов»[514].

Во время кризиса политики невмешательства (октябрь 1936) немецкие информационные агентства распространили (со ссылкой на «источник из Варшавы») сообщения, что СССР готовит открытую поддержку Испанского правительства, и что по этому поводу якобы подготовлено постановление Политбюро, заседавшего под председательством Л. Кагановича[515]. 

Советский Союз обвинялся в намерениях в случае падения Мадрида добиться установления «независимой Каталонской республики» ( Le ( Figaro , Le Matin )[516]. Итальянская «Гадзетта дель Пополо» ( La Gazzetta del Popolo ), соглашаясь с «Реджиме фашиста» ( Regime fascista ), назвавшей советские действия в этом направлении «дьявольским планом», добавляла, что «сепаратистские элементы Каталонии организованы и вооружены русскими эмиссарами, которые после разгрома Мадрида возьмут на себя командование силами, борющимися против генерала Франко», а «Трибуна» ( Tribuna ) указывала, что в случае непротиводействия советской активности, «как  считают в Берлине, не следует быть застигнутым врасплох»[517]. Французская «Матэн» ( Le Matin ), итальянская «Гадзетта дель Пополо» ( La Gazzetta del Popolo ) предупреждали, что если Советский Союз захочет поддержать «независимую советскую Каталонию» и это приведет к осложнениям в Средиземном море, Франция останется нейтральной, а франко-советский пакт не будет приведен в действие[518]. В редакционной статье «Обсервер» ( The Observer ) присутствовала неприкрытая угроза: «Поддержка Каталонии Советским Союзом приведет к катастрофе всей советской внешней политики. Британское правительство должно сделать резкий шаг, чтобы освободиться от пут политики Литвинова. Нужно разрушить систему пактов. Лига Наций мертва. Либо советское правительство перестает вмешиваться в чужие страны, либо чужие державы решат умиротворять Европу без Советского Союза»[519]. Тетуанская (франкистская) радиостанция 7 ноября 1936 г. сообщала, что будто бы «в Барселоне советский полпред посоветовал испанскому республиканскому правительству провозгласить советскую республику на всех территориях, остающихся под властью правительства»[520]. Итальянское радио пошло дальше, утверждая со ссылкой на немецкое информационное бюро (19 ноября 1936), что представитель СССР в Каталонии «получил директиву добиться немедленного объявления советской каталонской республики, которая стала бы неотъемлемой частью СССР. Он получил также директиву добиваться защиты Каталонии любыми средствами. Против этого решения будто бы возразил тов. Ворошилов, который понимает серьезную угрозу столкновения в Средиземном море»[521].

Возражая заявлению М.М. Литвинова на 8 Чрезвычайном Всесоюзном съезде Советов о позиции СССР в испанском вопросе (декабрь 1936), в частности, опровержению мнимой советизации Каталонии, итальянская печать подчеркивала, что приведенные Литвиновым доказательства отсутствия подобных планов неубедительны[522]. Как показывает анализ архивных источников (АВП РФ), Каталония (особенно в лице президента Компаниса), наоборот, неоднократно высказывала претензии советской стороне в недополучении ожидаемой помощи, обвиняла советскую дипломатию в большем внимании Мадридскому правительству. Из дневника Антонова-Овсеенко (запись 24 октября 1936 о беседе с Компанисом): «Жалуется на безобразное отношении Мадрида к вооружению Каталонии. Намекает на отсутствие (курсив наш – В.М.) нашей помощи»[523]. Можно предположить, что публикации на «каталонскую тему» были направлены и на то, чтобы еще больше разжечь противоречия между Каталонией и Мадридом, а обвинениями в просоветских настроениях по возможности оттолкнуть ее от СССР.

Большинство европейских политиков полагало в октябре 1936 г., что исход войны скоро будет предрешен в пользу франкистов, если предотвратить возможность военной помощи законному правительству. Против нее было нацелено одно из главных направлений информационной войны конца 1936 - первой половины 1937 г. Утрировались характер, размеры, возможные последствия советских поставок Республике, их роль в военных действиях, Фальсифицировались виды советской техники, принимавшей участие в испанской войне, равно как и  ее военно-технические характеристики. Делались попытки доказать, что советское оружие прибывало в Испанию с самого начала Гражданской войны, а теперь, перед лицом неопровержимых доказательств своего вмешательства (заявление лорда Плимута в Комитете от 23 октября), Советский Союз якобы вынужден признать это постфактум. Хотя в своем письме в Форин офис сотрудник министерства обороны Великобритании майор Накьер вполне определенно заключал: «Нет доказательств и очевидцев того, что Россия посылала военные материалы в Испанию до второй половины сентября»[524].

 Немецкой прессой активно использовалась тактика слухов о поставках советского оружия и самолетов в Испанию. Очень активна в этом плане была «Фёлькишер беобахтер» ( Völkischer Beobachter )[525].

На количественной стороне советских военных поставок следует остановиться особо. Тезис о равенстве фашистских и советских поставок в Испанию старательно поддерживался европейской пропагандой в ходе всей войны, присутствует он и в зарубежной исторической литературе. Анализ документов и материалов свидетельствует, что такое отождествление было составной частью квалифицированно организованной антисоветской кампании. 24 сентября 1936 г. ТАСС по поручению советского правительства опровергал сведения итальянской печати, которая, со ссылкой на «Фёлькишер Беобахтер» ( Völkischer Beobachter ), сообщала о выгрузке в Барселоне 200 советских самолетов и прибытии в Мадрид 70 тыс. советских винтовок[526].

По  мнению «Таймс» ( The Times)  (осень 1936 г.), «Россия не сможет состязаться с Германией и Италией»[527]. Иден в конце октября 1936 г. получил заключение британского военного атташе в Москве о том, что Советское правительство не сумеет обеспечить поддержку Республики достаточным (для разгрома франкистов) количеством танков, орудий, автоматов и амуниции без урона для Красной Армии. Далее следовал вывод об относительной слабости советских военно-воздушных сил и неспособности поставить большое количество самолетов Испании[528].

Амбиции умиротворителя нужно было удовлетворять. В комментарии к записке сотрудника Форин офиса Сэрджента к заседанию Кабинета (январь 1937 г.) Ванситтарт писал: «Русские послали почти точно больше солдат в Испанию, чем немцы и итальянцы или, наконец, столько же». Иден, в свою очередь, добавил на полях: «Эти цифры будут очень полезны мне на заседании Кабинета в среду [13 января]». Заслуживает внимания следующее за этим откровение тактического плана: «... и мы смогли бы организовать утечку этих данных в прессу»[529]. В приложении к ноте давались цифровые выкладки иностранного участия в гражданской войне в Испании. Согласно ему, немецких солдат в Севилье насчитывалось 6 тыс., итальянских - 14 тыс., советских - 15 тыс. плюс 2 тыс. в самом Мадриде[530] (и это при достаточной информированности высокопоставленных британских чиновников о реальном положении дел на испанских фронтах!).

Как докладывал в декабре 1936 г. М. Литвинову сотрудник советского посольства в Риме Шейнин, «количество «советских войск» под Мадридом растет с каждым днем, и некоторые ретивые журналисты пишут о 50 тыс. регулярных войск Красной Армии»[531]. Итальянское радио сообщало в ноябре 1936 г., что среди правительственных войск находилось 9 тыс. советских солдат[532]. 

Страх английских правящих кругов перед «красной угрозой» небезуспешно использовали лидеры  Германии и Италии. Без каких-либо комментариев,  то есть, соглашаясь, «Таймс» ( The Times) цитировала слова Риббентропа: «Около 35 тыс. русских сражаются в настоящее время в Валенсии». Неделю спустя, 17 декабря 1936 г., в беседе с Иденом Риббентроп довел эту цифру до 50 тыс.[533].

Сознательно превратные цифровые данные подавались британскими «Таймс» ( The Times), «Обсервер» ( The Observer ), «Дейли Мейл» ( Daily Mail ), немецкими «Фёлькишер беобахтер» ( Völkischer Beobachter ), «Дёйтче Альгемайне Цайтунг» ( Deutsche Allgemeine Zeitung ). Эту кампанию, например, в Великобритании подстегивали, помимо всего, и открытые намеки фашистских держав, особенно Италии, что в случае, если Великобритания допустит «установление коммунистической диктатуры в Испании», статус-кво в Средиземноморье может резко измениться не в пользу англичан, невзирая на «джентльменское соглашение»[534].

Тенденциозно освещался и вопрос о характере советского контингента, сражавшегося в Испании. Так, несмотря на сообщение (ноябрь 1936 г.) делегации шести членов британского Парламента, посетившей в Испании, и категорически утверждавшей, что «у нас нет доказательств существования русских войск в любом количестве у республиканского правительства»[535], британскими средствами массовой информации навязывалась мысль, что в испанской борьбе принимают участие именно регулярные советские военные подразделения. Американский посол в Испании Бауэрс писал в начале декабря 1936 г. по этому поводу: «Налицо непомерное и абсурдное преувеличение количества их сил. Прибытие огромного числа русских не осталось бы незамеченным. ...Полное отсутствие какого-либо нейтралитета и абсолютная потеря здравого смысла даже у некоторых моих коллег иллюстрируется фактом, что британский посол с полной уверенностью убеждал меня на этой неделе, что среди защищающих Мадрид нет испанцев. Это было, по меньшей мере, смешно»[536].

Осведомленность европейских политических кругов об истинном содержании советских, итальянских и немецких поставок в Испанию и преднамеренное искажение их размеров и сути позволяют говорить о целенаправленном характере развернутой в связи с этим пропагандистской кампании. «Британские государственные деятели знали об этой (фашистской - В.М.) агрессии, - писал Д.Н. Притт еще в 1940 г., - и обдумано вводили в заблуждение общественность»[537].

Советская политика в Испании также трактовалась как попытка сорвать «новое Локарно» и «поссорить великие державы между собой»: «Идея невмешательства похоронена (после советского заявления 7 октября 1936 г. – В.М.), и это является ударом для сторонников мира, так как последствия этого, несомненно, будут тяжелыми. В частности, проект нового Локарнского договора теперь обречен на провал» ( Sunday Times )[538]. Советскому Союзу вменялось в вину, что в результате его  действий «все три основных мирных проекта Европы: невмешательство в Испании, реформа Лиги наций и Локарнское соглашение окончательно взорваны»[539]. Обвинения повторялись и на страницах французской печати: своей тактикой Советский Союз «увеличивает трения между Францией, с одной стороны, и Германией и Италией, с другой, мешает договоренности Локарнских держав» ( Le Matin )[540]. Обращает на себя внимание совпадение этой кампании с аналогичными кампаниями в Германии и Италии[541].

В разгар следующего кризиса политики невмешательства (июнь-июль 1937 г.) европейская, особенно,  итальянская и немецкая, печать опять возвратилась к тезису о заинтересованности СССР в общеевропейской войне на почве испанского конфликта, дополняя его аргументами о якобы активизации советской военной политики в Испании, выразившейся, в частности, в бомбардировке «Дoйчланда» якобы самолетами с советскими летчиками на борту[542]. Советский Союз обвинялся в провоцировании большой войны   путем политики срыва «соглашения между четырьмя державами»[543].

Летом 1937 г. итальянская пресса оправдывала пиратские действия своих подлодок в Средиземное море необходимостью эффективных мер для  пресечения советским судам путей в Испанию[544].

В конечном итоге, «безмерное злоупотребление советской угрозой, - по мнению советской дипломатии, - приняло неслыханный размах в связи с испанскими событиями»[545].

Можно говорить об относительном ослаблении к концу 1937 г. антисоветского мотива в западноевропейской пропагандистской кампании в связи с испанскими событиями. Центр политического внимания смещался в другие регионы Европы и мира, к тому времени советская позиция в испанском вопросе перестала казаться столь угрожающей и способной  радикально повлиять на ситуацию.

Нужно признать, что основания для пропагандистских кампаний в течение всей испанской войны в иных случаях давала и советская сторона. Например, Антонов-Овсеенко консультировал советника по внутренним делам Испании Агувадера по вопросу создания и функционирования органов госбезопасности по советскому образцу (октябрь 1936 г.): «Он выслушал очень внимательно, обещает, что многое из этого постарается провести в жизнь»[546]. Весной 1937 г. временный поверенный в делах СССР в Испании Гайкис писал по этому поводу Н. Крестинскому: «Вмешательство консульства льет лишь воду на мельницу наших врагов»[547].

В июне 1937 г. Совет Министров Испании, по сообщению советских представителей в Мадриде, принял решение «согласовывать с нами  (СССР – В.М.) свою дипломатическую активность»[548]. Весной 1938 г. премьер-министр Испании Негрин через посла в СССР Паскуа просил «дать ему окончательные указания Москвы (выделено - В.М.) по вопросу об участии испанских коммунистов в правительстве республики». А позже передавал, что Негрин «с особым вниманием отнесся к советам Москвы». Сталинское руководство, как известно, было против коммунистического присутствия в правительстве: «Если руководители Москвы считают целесообразным, чтобы испанские коммунисты не занимали в республике слишком заметных постов, Негрин признает для себя обязательным последовать этому указанию»[549]. Дело доходило до того, что в марте 1938 г. испанский поверенный в делах в Польше Луис-Фунес пересылал через советского полпреда Давтяна свою докладную в испанское посольство в Париже в незапечатанном виде[550]. Дополнительный негативный отпечаток на антисоветскую кампанию 1936-1939 гг. усиливали материалы о внутриполитических процессах в СССР,  активно подаваемыми европейскими СМИ.

Антикоммунистический мотив оказался весьма выгодным и значимым для  нацистской пропаганды. В министерстве пропаганды Геббельса функционировал т.н. антикоммунистический отдел (созданный в 1935 г.), а Муссолини преобразовал в феврале 1937 г. Министерство культуры, заменив старый Отдел экспорта фашистской идеологии новым Центром антикоммунистических исследований[551].  

 Существенная роль в антисоветской кампании принадлежала информационным агентам. Советская сторона неоднократно направляла протесты и опровержения по поводу их сообщений. Так, 27 октября 1936 г. (в разгар кампании в связи с советской помощью Испании) агентство Рейтер ( Reuters Ltd ) распространило в британских газетах информацию о том, что советские пароходы «Волга», «Сибирь», «Ленинград» якобы пересекли Суэцкий канал по пути из Владивостока в Испанию. В тот же день полпредство СССР в Лондоне передало ведущим английским газетам опровержение, в котором, в частности, говорилось, что пароход «Волга» находится на ремонте во французском порту Дувр; пароход «Сибирь» отправился 17 октября 1936 г. из Лондона в Ленинград, где проходила тогда его погрузка. Пароход «Ленинград» был построен в 1889 г.: «сейчас он настолько изношен, что его можно использовать лишь для береговых рейсов между советскими портами на Черном море. Он совершенно не выходил из Черного моря». По настоянию советского посольства это заявление было напечатано в тот же день во всех лондонских вечерних газетах[552]. 22 декабря 1937 г. агентство Рейтер ( Reuters Ltd ) передало сообщение, что «тридцать советских военных кораблей получили приказ выйти из Одессы в испанские воды и открыть стрельбу, если мятежники будут препятствовать советскому судоходству». По поручению советского правительства ТАСС выразил протест, подчеркнув, что информация «не соответствует действительности и является сплошным вымыслом»[553].

В свое время Ллойд-Джордж в разговоре с И. Майским подчеркивал, что британское «общественное мнение» мало интересуется Центральной Европой и не станет приносить каких-либо серьезных жертв ради Австрии или Чехословакии. Средний англичанин вообще даже не знает, что такое Чехословакия»[554]. Испанские события, как известно, вызвали весьма существенный резонанс в общественном мнении Великобритании, как и всей Европы. В том, что солидарность с Испанской республикой не вызывала поддержки советского курса в Испании не последнюю роль сыграл пропагандистский фактор.

Антисоветская кампания в Европе во время Гражданской войны в Испании 1936-1939 гг. возымела ряд серьезных политических последствий. Одним из них стал определенный уклон вправо британского общественного мнения в конце 1936 - 1937 гг. Даже Л. Блюм признавал «несомненный крен части английского общественного мнения в сторону Германии, особенно под влиянием испанских событий». В сентябре 1936 г. «Дейли экспресс» ( Daily Express ) организовала анкету с вопросом: на чьей стороне будут симпатии читателей в случае войны между СССР и Германией. Из 56.137 ответов 8.908 (15,9 %) были в пользу Германии, 3.579 (6,3 %) - в пользу СССР, остальные 43.650 (77,8 %) заняли нейтральную позицию[555]. То есть, среди англичан, в своем сознании определившихся, кто друг, а кто противник, было более чем в два раза больше предпочетших фашистскую Германию. Как следует из английских дипломатических документов, в мае 1937 г., СССР был отнесен британской стороной к числу государств, «которые потенциально могут угрожать британским интересам» и стать одним из «реальных врагов Англии в будущем»[556].

Гитлера и Муссолини хорошо знали цену «антибольшевистской пропаганде». По мнению этих лидеров, настроения английских консерваторов,  их боязнь «всемирной революции» можно было удачно использовать в политических целях. «Антикоммунизм» был удобным оружием внесения осложнений между потенциальными союзниками. «Италия и Германия, конечно, делали все, что было в их власти, чтобы усилить эти антисоветские чувства, наблюдаемые с начала гражданской войны в Испании», - писал Н. Томпсон[557]. 

Из Франции советский полпред Я. Суриц докладывал М. Литвинову в марте 1938 г.: «По испанскому вопросу: прежнее топтание на месте. Нужно одновременно с прискорбием отметить, что бешеная пропаганда правых, доказывающая, что всякая активная политика Франции приведет неизбежно к войне, оказывает свое разлагающее влияние на обывателя, пуще огня боящегося войны»[558].

«Идея ниспровержения большевизма, - отмечал Д. Литтл, - преследовавшая высокопоставленных политиков на обеих сторонах Атлантики, продолжала, как никогда влиять на британскую и американскую политику во время Гражданской войны в Испании»[559].

Ряд европейских политических и общественных деятелей (У. Черчилль, Ванситтарт, газетный магнат Бивербрук, Л. Эмери) адекватно оценивали «антикоммунистический ореол» информационной кампании, особенно в фашистской пропаганде. В своем меморандуме «Мировая ситуация и британское перевооружение» (декабрь 1936 г.) Ванситтарт писал: «Это [антикоммунистическая кампания] по большей части замышляется как покров для германских планов в Центральной и Восточной Европе. Наша разведка частично настаивает на этом пункте и добавляет, в подтверждение того, что я сказал, что «большевистская угроза» - очковтирательство, и политика установления международного антибольшевистского фронта под германским руководством более реалистична, т.к. это - специфическое средство для восточной и юго-восточной экспансии»[560]. Комментируя послание посла в Италии Друммонда (апрель 1937 г.), обсуждавшего очередную статью Гайды в «Джорнале д’Италиа» ( Il Giornale d’Italia ) с инсинуациями против СССР («Его помощь красной Испании не прекращалась ни на один день»), сотрудник британского МИДа Шукбург писал: «Похоже, что кампания Гайды – облако дыма для прикрытия разрастающейся итальянской интервенции, которая обещает стать просто огромной в ближайшее время»[561]. В 1939 г. британский историк Блайтон подчеркивал, что «опасность проникновения коммунизма не что иное, как пугало, и даже привидение, она чересчур утрирована»[562].

Можно согласиться с Р. Уили, что гитлеровский антикоммунизм в Испании был частью большого европейского эксперимента, который позволил ему играть на итальянской, испанской, французской и британской сценах, раскалывая Народные фронты в Испании и Франции и удерживая Англию, Францию и СССР разделенными[563].

                        *               *                 *

Испания 1936-1939 гг. не приняла ни собственно фашизма, ни социализма (т.е. радикализма вообще). Италия преувеличила ее набожность (католичество), посчитав, что на этой основе можно будет получить в лице испанцев надежных союзников, Советский Союз – левые настроения. 

Политика европейских стран в испанском вопросе нуждалась в пропагандистской поддержке.  

Германия и Италия, открыто вставшие на сторону мятежников, сразу же развернули антиреспубликанскую кампанию. Англия и Франция оправдывали собственное «невмешательство». Советский Союз получил возможность обличения политики стран обеих групп, отстаивая правоту своей тактики.  

Всю западноевропейскую пропаганду (кроме, конечно, левых и левоцентристских изданий) объединял антиреспубликанский и антисоветский мотивы.

Можно говорить о разной проблематике и нетождественных методах пропагандистской борьбы со стороны  Италии и Германии против Британии и Франции. Дифференциация основывалась на оценке роли каждой из этих стран в Испании и Европе в целом.

Регулярно подвергалась сомнению и взаимной критике странами-членами КПН тактика в испанском вопросе. Помимо обвинений в нарушении Соглашения о невмешательстве (Германия↔СССР, Италия↔СССР), этим странам нарушения инкриминировались печатью различных направлений. Предметом обсуждения были формы, объемы поставок обеим воюющим сторонам, затягивание в решении ведущих проблем невмешательства. Основные участникам испанской войны – Италии, Германии и отчасти СССР – пропагандой  также обвинялись в наличии серьезных геостратегических, политических и экономических интересов в Испании как основном поводе их вмешательства во внутренний конфликт. Франция Народного фронта систематически получала со стороны фашистских стран и Великобритании почти безосновательные обвинения с элементами шантажа в поддержке республиканской Испании. Италия и Германия усиливали свое психологическое воздействие на ситуацию и европейское общественное мнение также и военными средствами.

Упор во взаимной информационной войне был сделан на обвинительный мотив, который в большинстве случае служил прикрытием действий своего государства и преследовал очевидную цель – добиться их одобрения и даже поддержки со стороны общественного мнения. Частой в пропагандистской борьбе стала практика упреждающего удара, тактика обличений, когда те или иные страны (особенно, Германия и Италия) брали на себя роль обвинителя, чтобы не стать обвиненными (октябрь-декабрь 1936 г., июнь-июль, сентябрь-ноябрь 1937, весна 1938).

Едва ли не более других из европейских стран пострадала от пропагандистской кампании вокруг испанских событий Франция. Идеологическое разделение Франции, явственно проявившееся в феврале 1934 г. и июне 1936 г., было, безусловно, усилено «испанским фактором», что в итоге ослабило как Народный фронт, так и саму Францию, сделав ее более беззащитной перед гитлеровскими претензиями на гегемонию в Европе. Испанская проблема существенно поляризовала и британское общественное мнение.

Одним из ярчайших и типичных проявлений пропагандистской кампании вокруг испанского вопроса в контексте двухсторонних отношений можно назвать англо-итальянское информационное противостояние, сказавшееся как на состоянии отношений Великобритании и Италии, так и на самой испанской проблеме.

Начало Гражданской войны в Испании вызвало резкий всплеск и антикоммунистической, антисоветской пропаганды на Западе. Опасение потенциальной коммунистической экспансии подводило к необходимости свести к минимуму роль СССР на международной арене (в том числе, и в Испании). Можно условно определить основные направления антисоветских кампаний: причастность СССР к установлению Народного фронта в Испании и началу Гражданской войны; фальсификация сроков начала, форм и размеров советской помощи Мадриду; утрирование политики «советизации Испании»; шантаж европейского общественного мнения угрозой «советизации континента»; обвинения советской стороны в нарушении политики невмешательства и якобы провоцировании на почве испанской войны общеевропейского конфликта. Наиболее острые всплески этих кампаний пришлись на сентябрь-октябрь 1936 г., февраль-март, июнь-июль, сентябрь, ноябрь 1937 г., весну 1938 г. С максимальным пропагандистским размахом они проводилось средствами массовой информации Германии и Италии. 

С помощью антикоммунистической пропаганды на уровне массового сознания насаждались приоритеты внешней политики: от оправдания идеи экспансии (Германия, Италия), до оправдания курса умиротворения нацизма и фашизма перед лицом «коммунистической угрозы» (Великобритания, Франция). Из антисоветской кампании вытекали практические выводы: советская политика мешает  формированию коллективной безопасности, провоцирует европейскую войну; необходимо объединяться перед угрозой возможной советской агрессии, изолировать СССР, как в испанском, так и в других животрепещущих международных вопросах

Играя на эффекте «симпатия-антипатия», европейской пропаганде (вне зависимости от политической принадлежности) удалось в определенной мере сформировать у рядового обывателя негативный образ испанского законного республиканского правительства, отождествляя его с коммунистами, представляя антиподом всего демократического и, главное – угрозой Европе в случае победы Республики. С помощью пропаганды был существенно смещен ракурс восприятия происходящего в Испании. Наиболее распространенный вариант такого -  в этой стране шла борьба именно фашизма и коммунизма. Симпатий последний вызывать не должен был.

Смещение векторов европейской политики к лету-осени 1938 г. на фоне агонии Республики знаменовало значительное ослабление пропагандистской борьбы вокруг испанского вопроса, равно как и некоторую переориентацию в антисоветской тематике.

Из всех международных аспектов Испанской войны только идеологический объединил подавляющее большинство европейских держав – в антикоммунистической ипостаси, в большинстве случаев перерастающей или совпадающей с антисоветской.

Едва ли не больше других от информационной войны выиграла Германия, этот опыт окажется очень востребованным ею в ходе Второй мировой войны.

Печальные последствия имел тот факт, что водораздел сил и в Испании, и в Европе накануне Второй мировой войны по линии «фашизм-демократия» в большей мере уступил место водоразделу по линии «фашизм-коммунизм», что в конечном итоге обеспечило, во-первых, поражение Испанской республики и демократии Европы, во-вторых.

Можно утверждать, что испанская Республика пала жертвой не только внутренних противоречий или военного превосходства лагеря мятежников, но и в определенной степени такого мощного оружия, как информационная война.