В качестве точки отсчета начала морской экспансии Португалии часто указывается 1415 г. (взятие Сеуты). Есть основания считать, что экспансия началась еще раньше; однако наиболее значительные морские события, которые сыграли важную роль в истории страны, действительно произошли именно после этой даты.

Впечатляет размах деятельности, которую развернули португальцы на огромном пространстве в XV —XX вв. Не опасаясь преувеличений, можно говорить о гигантской коллективной эпопее. Всемирная история не может быть написана без многочисленных ссылок на то, что осуществлено этим малочисленным народом, проживающим на краю Европы. Как удалось ему столько осуществить? Неистребимая черта нашего духа — видя перед собой событие, искать ему причину — породила проблему «причин» португальской экспансии, которая затем превратилась в одну из тем обязательных дебатов среди многих занимающихся историей Португалии.

На поставленный вопрос о «причинах» отвечают по-разному: географическое положение страны, диспропорция между демографическим ростом и внутренними ресурсами, большой навигационный опыт у жителей прибрежных районов, достижения мореходной науки, рост городского населения и растущие потребности в зерне и золоте, классовая идеология (торговый дух горожанина, рыцарский дух дворянина, авантюристский дух народа, дух крестоносцев у священнослужителей и королей), личные поступки, в частности инфанта Энрики[72], и др.

Большое количество мнений свидетельствует о том, что вопрос этот не из легких, а возможно, и неразрешимый, поскольку как понятие причин, так и понятие экспансии являются чисто умственными абстракциями, которым с трудом могут соответствовать вполне конкретные исторические реалии. К причинам можно отнести все, что пожелаем, начиная с предшествующих факту событий. Таким образом, смешиваются обыкновенные благоприятные условия с социально-экономическими явлениями, коллективным сознанием, индивидуальными мотивациями.

Понятие экспансии включает события, происшедшие в разные эпохи и в силу разных побудительных причин: это и одиссеи затерявшихся кораблей, и географические исследования, и военные экспедиции, и набеги пиратов, и торговые контакты с туземцами, и миссионерская деятельность, и вмешательство государства вследствие дипломатических мер. Все это происходило на протяжении разных исторических периодов и в разных географических районах: в XV в. события ограничивались Атлантическим океаном, в XVI в. распространились на Индийский и Тихий океаны, в XVII и XVIII вв. сосредоточились на Бразилии, в XIX и XX вв. оказались направлены на Африку. Каждый шаг являлся продолжением предыдущего. Сеута была связана с открытием островов; воодушевленные созданием небольшой фактории на острове Аргин[73], энтузиасты отправились дальше и основательно закрепились в Мине[74]. Уже от Мины продолжилось исследование африканского побережья, открывшее путь в Индию. Колонизация Бразилии началась, когда доходы из Азии стали снижаться; а с провозглашением независимости Бразилии стала нарастать колонизации Африки. Все эти этапы взаимосвязаны; каждый из них нельзя понять, не обратившись к предыдущему. Все в совокупности и составляет экспансию. Попытки найти в этом какую-то единственную, постоянную или даже «фундаментальную» причину — стремление схоластическое.

Можно говорить о том, что спустя несколько веков самостоятельной политической жизни — на этапе, когда в годы независимости успели создать однородное национальное общество, но в то же время и разделенное сильной социальной напряженностью и экономическими проблемами, — начали обозначаться пути выхода, связанные с расширением ресурсов, необходимых для того, чтобы политическому единству соответствовал и экономический уровень, необходимое условие для социального мира. Красноречивым фактом является то, что первая экспедиция, организованная государством для колонизации новых территорий, была направлена на Канарские острова еще до 1336 г. Уже тогда Португалия оказалась в условиях, сходных с теми, которые привели к экспансии в XV в.: дезорганизация села монетарной экономикой, безработица, рост жалованья, господство крупных предпринимателей, связанных с морской торговлей. Паузу в процессе экспансии, вероятно, вызвала эпидемия чумы 1348 г.; из-за нехватки рабочих мест в самой Португалии сократился поток эмигрантов из нее. Существует документ, датированный 1451 г., проливающий свет на этот вопрос. Поселок Авейру жил за счет труда рыбаков; но, вероятно, заработок их был очень невелик: «от этого занятия рыбакам нет пользы». Поэтому они оставили рыболовство и стали моряками. Король запретил такое своеволие. Занятие морскими профессиями было путем выхода из нищеты. Какие моряки могли получиться из тех жителей Авейру? Возможно, они составляли команды на торговых судах, перевозивших вино, соль, оливковое масло в иностранные порты. Поскольку они были рыбаками, то, значит, умели строить и лодки, а преследование китов уводило их далеко от берегов. В 1340 г. король предоставил одному лиссабонскому купцу право на ловлю китов в акватории от устья реки Минью до устья реки Гвадиана за пять тысяч фунтов в год; цена была очень высокая, что свидетельствовало о значимости этого промысла.

В XIII в. началось быстрое развитие и распространение европейской экономики. Во многих районах увеличилось население, были созданы производства, ориентированные на торговлю. С ростом торговли возросли потребности в золоте, продуктах питания, предметах роскоши. Многие купцы отправлялись в плавание в отдаленные уголки света, чтобы доставить в Европу редко встречающиеся товары; торговали ими по очень высоким ценам. Появлялась литература, рассказывавшая об этих плаваниях и богатствах, пробуждая живой интерес. Большой популярностью пользовалась книга Марко Поло, в которой описывались путешествия венецианских купцов во внутренние земли Китая. Открытия португальских мореплавателей всего лишь эпизод из истории Европы, одна из глав, раскрывающая торговую экспансию Европы в период позднего Средневековья; вызвали их общие главные причины.

Некоторые другие страны Европы также осуществляли морские путешествия и имели выдающихся мореплавателей, но не в одной из них заморская экспансия не представляла собой, как в Португалии, основную задачу государства, ось, вокруг которой вращалась вся публичная и частная жизнь. Это исключительное значение, которое морские плавания имели для Португалии, следует объяснять тем, что эти мероприятия были преимущественно государственным делом, в то время как в других странах они являлись отдельными непоследовательными актами купечества или авантюристов.

Мотивы, заставившие королевскую власть занять активную позицию в морских делах, уходят далеко в прошлое и связаны с войной против ислама. После завершения Реконкисты португальской территории короли продолжили эту борьбу на море, постоянно преследуя корсаров, нападавших на побережья страны и препятствовавших торговому мореплаванию. Известно, что уже Диниш I располагал собственным королевским флотом. Этот король перенес резиденцию ордена тамплиеров из Томара, во внутренней части страны, в Алгарви, где активность пиратов была особенно велика. Орден Христа заменил собой орден Храма, и именно поэтому корабли португальских первооткрывателей несли паруса с изображением тамплиерского креста. Поэтому также именно инфанту Энрики, руководителю ордена Христа, выпала такая важная роль в организации открытий. С этой точки зрения морские открытия XV в. должны рассматриваться как результат продолжения военно-завоевательной политики в новой форме научного исследования — изменение, которым мы обязаны личному решению инфанта Энрики.

Социальная обстановка той эпохи также способствовала намерениям инфанта.

В начале XV в. внутренние условия для экспансии Португалии были весьма благоприятными, поскольку это отвечало интересам всех социальных групп, которые составляли противоречивое португальское общество. Для простого народа экспансия была в основном формой эмиграции и представляла собой то, чем всегда и является эмиграция, — возможность обретения лучшей жизни и освобождения от системы угнетения и своеволия сильных, которое в отношении низов всегда было тяжелым и от которого они всегда стремились высвободиться, устремляясь в новые земли (эмиграция XII в. на юг — первое общенациональное проявление феномена). Для служителей церкви и дворян христианизация и завоевание были формами служения Богу и королю, возможностью получить вознаграждение за свою службу: ренты, пенсии, чины, должности, все те блага, которые, при ограниченных возможностях метрополии, все труднее можно было получить дома. Для купцов это была возможность хорошо устроить свои дела, приобретать и перепродавать дешевое сырье, получая большие доходы. Для короля это был вопрос престижа, благовидный способ занять дворян и, что особенно важно, получить новые источники прибыли в то время, когда доходы короны сильно упали. В этом совпадении интересов не участвовали только землевладельцы, хозяева земельных наделов, для которых отток рабочих рук из страны означал подорожание рабочей силы.

Таким образом, экспансия представляла собой способ решения основных противоречий общественной жизни страны. Все кризисы Средневековья, противопоставлявшие королей духовенству, дворянство народу, верхи низам, в своей основе имели одинаковое объяснение: диспропорция между медленно увеличивавшимися доходами и быстро растущими потребностями, между небольшим производством у одних и большим потреблением у других. С эпохой Великих географических открытий Португалия превращалась в потребителя благ, произведенных вне страны, или богатства, приобретенного с помощью этих благ. Этим объясняется то, что начало данной эпохи совпадает с окончанием периода гражданских войн. С тех пор экспансия становится своего рода крупным национальным проектом, к которому тянутся все, поскольку рассчитывают заработать на нем. Она объясняет также, почему политика заморской экспансии так глубоко отразилось на стольких сторонах жизни страны и сумела стать в стране — где все планы и проекты были преходящими и временными и никогда не длились дольше, чем период жизни одного поколения, — деятельностью постоянной, которая в формах, допускаемых историческими условиями, вписалась в пятивековую программу страны.

Острова

Самые ранние сведения о заселении португальцами островов в Атлантике связаны с экспедициями на Канары в период правления короля Афонсу IV.

Канарские острова, как, впрочем, и остров Мадейра и, вероятно, Азоры, были мало известны европейцам. Они упоминаются в письмах, датированных более ранним временем, нежели дата их «официального открытия». Это не вызывает сомнений в отношении двух первых архипелагов и допускается, с некоторыми оговорками, в отношении Азорских островов. Но эти острова находились далеко, в стороне от оживленных путей; плавание к ним было опасным и не оправдывало затрат. В самой Европе оставались территории, которые еще можно было осваивать и заселять. Лишь Канарские острова уже были обжиты, и это обстоятельство придавало им экономическую важность: Европа не могла обойтись без рабов, а захват людей становился все более трудным. По этой причине в первой половине XIV в. возник конфликт, связанный с правом владения Канарами: португальцы утверждали, что, когда корабли Афонсу IV подошли к Канарским островам, никто из европейцев там еще не побывал. Однако кастильцы считали, что уже тогда имели права на эти острова. Сто лет спустя спор вновь разгорелся: одновременно у Канарских берегов оказались корабли и Жуана I, и Кастилии. Вопрос был передан для решения папе, и дискуссия растянулась на годы. В 1436 г. было решено, что истина не на стороне португальцев. Однако спор не прекращался вплоть до 1478 г., когда Жуан II, бывший в ту пору инфантом, использовал его в качестве разменной монеты: за мир, заключенный в Алкасоваше[75] (который поставил окончательную точку в претензиях Афонсу V направо наследования кастильского трона), Португалия отказалась от каких-либо прав на Канарские острова. При этом Кастилия отказалась от прав на новые территории, которые могли быть открыты к югу от Канарского архипелага.

Кастильцы стремились также опередить Португалию и на Мадейре. В 1417 г. они оказались на Порту-Санту[76]. Португальцы, которые к тому времени уже побывали на Мадейре, в 1419 г. высадились на Порту-Санту, а в 1420 г. — на Мадейре. Нет данных об освоении этих земель вплоть до 1433 г. В этом году дворянин-эшкудейр[77] на службе у инфанта Энрики по имени Жуан Гонсалвиш и по прозвищу Зарку (Голубоглазый) обосновался с первой группой поселенцев на одном из побережий, где сейчас расположен город Камара-ди-Лобуш[78], название которому он дал из-за находившегося там грота, где жили «морские волки»[79]. Оттуда через несколько лет он переселился на место, где в дальнейшем возникнет Фуншал[80]. В 1451 г. города Фуншал и Машику получили форалы. На месте сведенных лесов была посеяна пшеница, посажены сахарный тростник и виноград. К 1455 г. вывоз этих продуктов в Португалию и в португальские крепости в Северной Африке вырос до внушительных размеров. Высокие темпы развития этих территорий сохранялись вплоть до конца века. Как утверждалось в 1481 г. в кортесах, в предыдущем году от острова отплыли двадцать иностранных судов, груженных сахаром. В связи с массовым притоком иноземцев кортесы обращались к королю с просьбой запретить им селиться в тех местах. К 1500 г. число местных жителей оценивалось примерно в 20 000 человек.

Быстрый успех экономического освоения Мадейры сыграл решающую роль в целом в процессе захвата новых земель; он побудил инфанта к попыткам повторить успешный опыт Мадейры в других местах, в частности на Азорах.

В отношении Азорских островов также более справедливо говорить об их заселении, нежели открытии. Вероятнее всего, первым к их берегам причалил в 1427 г. королевский лоцман Диогу ди Силвиш. Вскоре началось их освоение. В 1439 г. инфант Энрики распорядился завезти на Азорские острова баранов. Кроме того, семьи колонистов, прибывшие из Португалии, основали первые поселения на островах Санта-Мария и Сан-Мигел. В конце XV в. местное производство пшеницы достигло столь внушительных размеров, что зерно в большом количестве стало вывозиться в королевство.