Как известно, язык выполняет несколько функций. Его основными функциями являются когнитивная, коммуникативная и номинативная. Исследователи выделяют также такие функции языка, как познавательная, или аккумулятивная, регулятивная, фатическая, эстетическая, эмоционально-эстетическая и магическая [Норман 1996: 50-67]. Номинативная функция, т.е. функция именования предметов и явлений внешнего и внутреннего мира человека, воспринятых и осмысленных его сознанием, является одной из основных функций языка. По выражению Г. Гачева, сотворение мира было, по сути дела, раздачей имен всему сущему. Как отмечал Г. Гадамер, язык есть «всеобъемлющая истолкованность мира, и в этом смысле ничем не заменим. Прежде всякой философски нацеленной критической мысли мир есть для нас всегда уже мир, истолкованный в языке» [Гадамер 1991: 29].

Номинативная функция тесно связана с когнитивной, поскольку номинация явления есть неотъемлемая часть познания. Результатом познания той или иной сущности, является формирование концепта как кванта знания, причем знания не об одном конкретном объекте, а о классе объектов, объединенных общностью свойств или признаков. Формируя представление о том или ином явлении, формируя концепт в своем сознании, человек стремится закрепить это знание в слове, в результате концепт, «связанный знаком» [Никитин 1973: 70], становится значением слова. Это означает, что всякий акт номинации представляет собой результат познания, понимания обозначаемой сущности, результат определенного гносеологического усилия. Таким образом, давая название той или иной сущности, человек закрепляет полученное знание об этой сущности при помощи слова. Б. Ю. Норман приводит следующий пример: известный американский ученый, основатель кибернетики Н. Винер говорил, что деятельность возглавляемой им лаборатории во многом тормозил тот факт, что они не могли выбрать точное название для данного научного направления. И только когда он придумал название, взяв за основу греческое слово со значением ‘кормчий, рулевой’, и озаглавил свою книгу «Кибернетика» (1947 г.), новая наука стала стремительно развиваться [Норман 1996: 61].

Процесс концептуализации неразрывно связан с процессом категоризации, т.е. подведения всего множества объектов мира под определенные категории, или классы. Совокупность концептов образует концептуальное пространство языка, которое характеризуется многомерностью и служит средством хранения двух основных типов знаний: энциклопедических, или знаний о мире и языковых знаний, т.е. знаний о языке. Это находит отражение в двух типах языковых значений и двух типах языковых категорий: лексических: отражающих онтологию мира и результат его познания, и грамматических, отражающих онтологию языка [Болдырев 2005: 21]. Конечно, подобное разделение весьма условно, поскольку, как подчеркивает М.В. Никитин, жесткой границы между этими двумя типами знаний нет в силу вероятностной природы самих кодифицированных знаний [Никитин 1988: 17]. Так, для осуществления языковой игры со значением слова говорящему нужны не только знания о мире, но и знания о языке, а в т.н. концептуальных грамматических категориях находят свое отражение не только знания о языке, но и знания о мире, поскольку в них отражаются процессы категоризации мира. Например, грамматическая категория числа отражает количественные отношения между однородными предметами окружающего мира, и это находит свое отражение в базовом концепте числа, образующем когнитивную основу грамматической категории числа.

Для процесса коммуникации и функционирования языка в качестве орудия коммуникации одинаково важны оба типа знания. Как отмечает Л. Талми, лексикон языка составляет концептуальное содержание нашей мысли, а грамматика – ее концептуальную рамку, или каркас, строительные леса (scaffolding) для концептуального содержания, выраженного с помощью слов [Талми 1999: 91-92].

Совокупность концептов образует концептуальную картину миру как образ мира в нашем сознании, а концептуальная картина мира, репрезентированная языковыми средствами, образует языковую картину мира. Таким образом, лексикон языка образует ту основу, на которой формируется языковая картина мира, именно поэтому он часто именуется ‘ментальным лексиконом’. Поскольку наши знания о мире постоянно пополняются и корректируются, концептуальная картина мира характеризуется высокой степенью динамизма, что, в свою очередь, находит свое отражение в динамичном характере лексикона. Одни слова выходят из употребления, так как именующие их реалии теряют свою значимость для жизнедеятельности людей, а на их место приходят новые реалии, формирующие новые концепты, а с ними – и новые слова для имен концептов. Как отмечают исследователи, в сегодняшней языковой картине мира наблюдается переход от т.н. наивной картины мира к более осмысленной, научной, чему способствуют новые технологии, новые открытия во всех областях знания, существование т.н. виртуальной действительности, возможных миров, восприятие которых требует более абстрактного мышления, отличающегося от предметно-познавательного мышления прошлого [Кубрякова 2004: 11-12]. Лексикон языка также характеризуется открытостью своих границ, результатом чего являются заимствования, которые происходят наиболее интенсивно во время тесного взаимодействия контактирующих культур и трансфера знаний поверх границ культур. Результатом глобализации сегодняшнего мира, происходящей во всех областях деятельности, является формирование транснационального фонда обозначений во многих науках и видах деятельности (ср., например, такие номинации, как пиар, дефолт, клон, рейтинг, кредит и т.д.) [Кубрякова 2004: 11]. В последние годы, в связи с развитием информационных войн, транснациональный фонд пополнился такими единицами, как fake ( news ), posttruth (политическая культура, оторванная от деталей и упирающая на эмоции).

Итак, лексикон языка выполняет номинативную функцию, именуя с помощью слов и словосочетаний результаты нашего познания мира, и средством номинации является слово (лексема) – основная единица лексического уровня языка, рассматриваемая во всей совокупности своих форм и значений и представляющая собой двустороннюю сущность, имеющую форму и содержание, или значение, отношения между которыми характеризуются значительной степенью подвижности: одна и та же форма может передавать разные значения (омонимия), одно и то же значение может передаваться разными словами (синонимия), одна и та же форма может использоваться для выражения нескольких значений (полисемия). Лексикон языка, как мы уже отмечали, является наиболее динамичной частью языковой системы, он постоянно пополняется новыми единицами, а старые единицы выходят из повседневного употребления. Часть из них становится архаизмами, поэтизмами, историзмами, а некоторые слова вообще выпадают из употребления. Так, сегодня немногие знают значение английского слова refusenik , которое было создано для передачи значения русского слова отказник. Данное слово появилось в 70-е годы прошлого века, так называли граждан СССР, которым официальные власти отказывали в выезде в Израиль (A Jew in the former Soviet Union who was refused permission to emigrate to Israel. URL : https://en.oxforddictionaries.com/definition/refusenik).

Любой язык обладает целой системой номинативных средств. Эти средства имеют универсальный характер, а их использование во многом определяется типологическими особенностями языка и носит специфический, идиоэтнический характер. В основу номинации одного и того же предмета реальности в разных языках могут быть положены разные признаки, ср., например, русск. пылесос и англ. vacuum - cleaner . В основу номинации данного предмета в русском языке положена его функция, а в английском – способ, с помощью которого эта функция осуществляется. Сопоставительный анализ выявляет значительное число случаев, когда близкие по смыслу слова в разных языках различаются объемом семантического пространства, покрываемого ими, в результате чего они отличаются по объему выражаемых ими значений. Так, значения русских лексем рука и нога шире соответствующих им английских лексем, в результате каждой из этих лексем соответствуют две английских лексемы: hand и arm; foot и leg. Это различие в объеме семантического объема близких по значению слов может приводить к неточностям при переводе. Так, например, в одной из телепрограмм об Израиле была произнесена следующая фраза: “ If you decide to come to Israel , we will embrace you ”, которая была переведена как: «Если вы решите приехать в Израиль, мы обнимем вас». Данная неточность в переводе обусловлена тем, что английское слово embrace шире по своему значению, чем русское обнимать, ср: embrace – 1) fold ( person etc .) in the arms as sign of affection ; 2) accept eagerly ( offer , opportunity etc .) ( COED ). В приведенном вышепредложении глагол embrace был употреблен во втором значении, а потому предложение следовало перевести как «Мы будем рады вас принять».

Все средства номинации можно условно разделить на внутренние и внешние. К числу внутренних средств относятся: словообразование, переосмысление существующих слов, или т.н. семантическая деривация и словосочетания. К внешним средствам номинации относятся заимствования. Особенности использования этих средств в конкретном языке является его важной типологической особенностью. При этом основная роль в определении типологических особенностей языка принадлежит внутренним средствам: словообразованию и переосмыслению значения слова и их соотношению в языке.

Что касается соотношения, то русский язык, будучи языком преимущественно синтетическим, использует больше словообразовательных средств, а английский в большей степени использует переосмысление слов (метафорическое и метонимическое), что приводит к развитию полисемии, которая пронизывает весь лексический состав языка. Например: ножка стола – the leg of a table; ушко ( иголки ) – the eye of a needle; подножие ( горы ) – the foot of a mountain.

Кроме того, английский чаще, чем русский, использует словосочетания как для номинации новых реалий, так и для передачи новых оттенков значений, что, по сути дела, отражает присущие ему аналитические тенденции, которые могут находить манифестацию и на лексическом уровне языка. Например: новорожденный – a new-born baby, полнолуние – a full moon, домик – a little house. Таким образом, можно полагать, что в типологическом плане словосочетания во многом выполняют компенсирующую функцию, восполняя ограниченность средств словообразования.

4.2. Сопоставительный анализ словообразовательных систем английского и русского языков

Особенности словообразования, характерные для того или иного языка, во многом зависят от особенностей морфологической структуры слова. Значительное число слов в английском языке имеет простую морфологическую структуру, являются односложными, в них корень совпадает с основой (английский язык не любит длинных слов), и многие слова не имеют специальных частеречных маркеров. В русском языке большая часть слов является многосложными, в них корень не совпадает с основой, и имеются четкие частеречные показатели. Эти особенности морфологической структуры слова в английском и русском языках обусловливают и продуктивность способов словообразования. В русском языке основным способом словообразования является аффиксация: суффиксация, префиксация и их сочетание, а в английском они оказываются менее продуктивными, чем в русском, но при этом высокой продуктивностью обладает конверсия и словосложение. Это подтверждается с помощью метода типологических индексов – разновидности квантитативного анализа, разработанного Дж. Гринбергом [Гринберг 1963] и использованного Е. С. Кубряковой [Кубрякова 1966: 98-99] (более подробно см.: [Аракин 1979: 219-220]). Их данные позволяют сделать вывод о том, что в области лексикона английский язык является менее синтетическим, чем русский, а словосложение имеет большую продуктивность в английском, чем в русском.

Разница в словообразовательном потенциале английских и русских слов подтверждается также сопоставлением лексических парадигм номинации в русском и английском языках. Под лексической парадигмой номинации, вслед за М. Я. Блохом, понимается особый парадигматический словообразовательный ряд, объединяющий существительное, глагол, прилагательное и наречие, образованные от единого корня [Блох 2002: 75-78]. Выбор этих четырех частей речи объясняется тем, что они относятся к числу т.н. кардинальных частей речи, способных функционировать в синтаксических позициях всех членов предложения. Различие между словообразовательным потенциалом русского и английского языков выявляется наиболее ярко при сопоставлении лексических парадигм номинации в этих языках. Сопоставим лексические парадигмы номинации в русском и английском языках:

русский: друг – дружить – дружеский – по-дружески;

английский : friend – to be friends – friendly – in a friendly way.

Как видим из сопоставления, в русском языке эта парадигма – полная, а в английском – в ней имеют место две лакуны вследствие того, что глагольная и адвербиальная лексема не могут быть образованы с помощью словообразовательных суффиксов, а потому на помощь словообразованию приходит лексика, и глагольное значение передается с помощью связочного глагола и прилагательного (в английском языке есть глагол  befriend,  но он имеет несколько иное значение – относиться дружески, способствовать, помогать), а адвербиальное – с помощью лексемы way, которая выполняет функцию, аналогичную адвербиальному суффиксу - ly .  

С другой стороны, отсутствие специальных частеречных маркеров (вследствие отпадения в среднеанглийский период глагольных суффиксов) привело к высокой продуктивности такого способа словообразования, как конверсия, когда образование слова одной части речи от другой происходит путем смены морфологической парадигмы и синтаксической позиции слова. А поскольку морфологическая парадигма есть только у существительного и глагола, то при помощи конверсии образуются преимущественно только существительные и глаголы от любой части речи, включая знаменательные и служебные слова. При этом продуктивность данного способа словообразования в английском языке сегодня настолько высока, что в нее вовлекаются слова не только простой, но и сложной морфологической структуры, например: to conference , critique , to captain etc. Для русского языка конверсия не характерна. В. Д. Аракин полагает, что в случае конверсии английский язык сближается с корнеизолирующими языками [Аракин 1979: 223]. При всем уважении к мнению этого крупного ученого, позволим себе не согласиться с ним в этом вопросе. Мы считаем, что английский язык при этом не приближается к корнеизолирующим языкам, поскольку в словах корнеизолирующих языков нет грамматических суффиксов, выражающих грамматические значения, а в английском они есть, и именно изменение морфологической парадигмы служит средством словообразования при конверсии [Смирницкий 1953].

В обоих языках широко распространено словосложение, при этом в английском языке индекс словосложения существенно превосходит индекс суффиксации (см. таблицу в [Аракин 1979: 220]. В русском языке две основы обычно соединяются между собой с помощью соединительных морфем (ледокол), в английском – слова могут соединяться без таких морфем (icebreaker). Словосложение в английском языке является гораздо более продуктивным, чем в русском. Именно поэтому эквивалентами русских существительных, образованных с помощью суффиксов, часто являются английские сложные слова, ср. слезинка – a teardrop , росинка – a dewdrop , дождинка – a raindrop . В значительном числе случаев английское сложное слово является результатом стяжения словосочетания из двух существительных в сложное слово, что можно рассматривать как результат длительного использования существительного во вторичной синтаксической функции, в данном случае атрибутивной [Козлова 1997: 124-130]. Значительное число таких единиц проявляют колебания в орфографии и пишутся то слитно, то раздельно, то через дефис (life style , life - style , lifestyle), вследствие чего они получили название «нестойких сложных слов» [Смирницкий 1956: 133-134].

Говоря о факторах, обусловливающих стяжение словосочетания в одно слово, следует признать, что основным фактором цельнооформленности является семантический, согласно которому изменение формы отражает изменение смысла. Иначе говоря, стяжение словосочетания в одно слово отражает завершение процесса формирования нового значения, которое является результатом интеграции значений опорного существительного и определения к нему, и следствием такой интеграции является возникновение нового значения для именования новой реалии внешнего или внутреннего мира. Специфика такого рода интеграции состоит в том, что семантика опорного существительного при этом образует фон, а атрибутивный признак становится ведущим, т.е. образует фигуру. Например, в таких сложных словах, как seaman , sportsman , cameraman основную семантическую нагрузку несет первый компонент (в терминологии компонентного анализа – выражает дифференциальную сему), а второй является показателем принадлежности слова к классу существительных (выражает архисему) и потому в значительной мере подвергается десемантизации: его функциональная нагрузка может быть приравнена к словообразовательному суффиксу (ср. a seaman – a sailor). Именно по этой причине второй компонент сложных слов может со временем утрачивать свой статус и превращаться в суффикс, как это произошло с такими суффиксами, как – dom , - hood , которые когда-то имели статус слова. Сегодня такие компоненты, как fashion рассматриваются как полуаффиксы [Marchand 1960: 291-292] на том основании, что такие словосочетания, как cowboy fashion , whip fashion, употребляемые как функциональные эквиваленты наречий образа действия, также проявляют тенденцию к стяжению в одно слово и часто пишутся через дефис, например: He disliked snakes though as a boy he had hunted them to grab them by the tail and snap them whip - fashion ( S . A . Grau ). Сказанное позволяет также утверждать, что граница между словосложением и словообразованием является достаточно диффузной.

Нельзя не заметить и тот факт, что словосочетания, построенные по модели N + N , подвергаются стяжению в одно слово чаще, чем словосочетания, построенные по другим моделям, что, очевидно, обусловлено фактом транспозиции, приводящей к асимметрии между принадлежностью слова к одной части речи и его функционированием в позиции другой части речи, а стяжение в сложное слово устраняет эту асимметрию.

А поскольку значение представляет собой концепт, репрезентируемый знаком, есть все основания говорить о том, что вариативность орфографии в данном случае отражает процесс становления нового концепта, который формируется в результате интеграции исходного концепта и его признака. Можно полагать, что слияние концепта и его признака в единый концепт и находит свое отражение в орфографии, т.е. приводит к слиянию словосочетания в одно слово, что, в свою очередь, может рассматриваться как результат устранения асимметрии между значением и формой.

Завершая вопрос о месте словосложения в английском и русском языках, особо подчеркнем, что более высокая продуктивность словосложения в английском языке обусловлена внутриязыковыми причинами. Говорим об этом потому, что в лингвистике, в частности в работах неогумбольдтианцев была попытка связать это с особенностями миропонимания и мышления. Так, Г. Вейсбергер, отмечая большую продуктивность словосложения в немецком языке по сравнению с французским, считал, что это свидетельствует о более конкретном, наглядном характере немецкого языка и, на этой основе, немецкого мышления по сравнению с французским (цитируется по: [Мешков 1985: 153]), за что подвергался справедливой критике. Так, О. Д. Мешков, полемизируя с Г. Вейсбергером, сопоставляет два немецких существительных Blumenhandlung – цветочный магазин и B ä ckerei – булочная и задает вполне резонный вопрос: следуя данной логике мышления, не кажется ли странным колебание уровня мышления у одного и того же народа? [Мешков 1985: 153-154]. Нам представляется, что основным фактором, определяющим выбор способа словообразования, являются структурные типологические особенности языков: чем выше степень синтетичности языков, тем больше арсенал морфологических средств словопроизводства, и, наоборот, чем меньше арсенал словообразовательных аффиксов, тем чаще язык использует словосложение, а результатом всегда является то, что на любом языке можно всё сказать, т.е. найти адекватный способ выражения мысли.

Таким образом, мы можем заключить, что английский и русский язык имеют одинаковый набор внутренних средств номинации, но используются эти средства по-разному, что обусловлено типологическими особенностями языков. Русский язык для передачи нового значения относительно часто прибегает к созданию нового слова, а английский язык – к использованию существующих слов в новых значениях, что приводит к развитию полисемии. Английский язык как язык менее синтетический, чем русский, обладает менее богатым словообразовательным потенциалом, чем русский язык, поэтому многие значения, передаваемые в русском языке с помощью словообразовательных морфем, выражаются в английском языке аналитически, с помощью словосочетаний, которые с течением времени могут стягиваться в сложное слово, отражая завершение процесса формирования единого концепта. Простота морфологической структуры многих английских слов и отсутствие частеречных маркеров в морфологической структуре многих английских слов обусловливает высокую продуктивность конверсии в английском языке.