Заключительные стихи псалма, это по сути дела ситуация суда Божия. Причём, вот спросите вы меня сейчас, это вот что — это тот самый последний Суд или это просто какая-то ситуация, когда суд Божий становится явным, вмешательство Божие и определение Его в какой-то конкретной ситуации: когда он ставит точку Сам в каком-то деле, конкретном. Вот спросите вы меня сейчас: то это или это и, пожалуй, я вам не отвечу. Я не знаю — это вот действительно последний суд или это что-то промежуточное. Может быть и что-то промежуточное, когда Бог вмешивается и, так сказать, прекращает расследование. Как это может быть — это отдельный разговор: бывает очень по-разному. Или какие-то вещи делает совершенно очевидными, так что дальнейшее копание перестаёт иметь смысл, потому что это становится уже просто смешно и глупо — продолжать дальше докапываться. Или, иногда, самих исследователей в таком свете выставляет, что им не до исследований становится. В общем разные бывают ситуации: тут однозначно не скажешь, как это может быть? Ну и конечно, если говорить, о последнем суде, то тут, когда уже всё встаёт на свои места: тем более всё становится ясно. То есть, это может быть и некий промежуточный этап, и тот самый последний суд, Страшный суд, как его называют, когда уже все точки над "и" расставляются окончательно. Но как бы то ни было, оказывается, что те люди, которые вот эти самые расследования вели, те самые нечестивцы, оказывается, здесь говорится в синодальном переводе: "уязвлены стрелой". То есть те самые стрелы, которые так любили они пускать в других, вонзаются в них самих. Но ещё говорится о том, что "они спотыкаются о собственный язык» — такое образное выражение, по-своему замечательное. И понятно только, во всяком случае, что здесь, каким-то образом, всё это оборачивается против самих расследователей. И вот, если вдуматься в то, как именно это происходит, то независимо от конкретной ситуации, сам по себе, этот механизм оказывается более или менее понятным. Если только, как это конкретно в деталях бывает — это разговор отдельный, а вот сам механизм более или менее понятен. Всё дело в том, что ни один нечестивец, то есть не один вот такой циник, для которого нет ничего святого, в принципе, не может представить себя на суде Божием. Не просто на суде, а именно на суде Божием: то есть на таком суде: где ни с кем, ни о чём нельзя договориться, где судью нельзя подкупить. Так то, в принципе, конечно такой человек на суде себя может представить, но вот что с судьёй ничего сделать нельзя: вот это в сознание циника не вкладывается никак. Мы как раз сегодня говорили о том, что даже если он и допускает бытие Бога, то он уверен, что и Бог, но говоря словами Амоса: "Я молчал, ты подумал, что я такой же как ты". Вот как бы устами Амоса Бог говорит вот как раз такому человеку, который пытается от Бога откупиться. И вот, действительно, такой человек думает, что даже с Богом как-то договориться всё-таки можно. Представить себе, что суд будет такой что там ничего не сделаешь — это обычно у такого человека просто не умещается в сознании, в принципе. И вот когда такой человек оказывается в ситуации, когда этот суд его настигает, то это всегда шок. И шок прежде всего, вообще, от непонимания происходящего, от того что вот случилось невозможное, случилось то, чего никак не могло быть. Иногда это бывает ещё в этом мире, в этой жизни, иногда только на Страшном суде. Но дело не в этом, а дело в том, что с точки зрения Бога и с точки зрения праведника — это не принципиальный вопрос: раньше или позже может это случиться. То есть всегда лучше раньше, но даже, если случится позже, то это не катастрофа: в итоге, естественно, всё кончается Страшным судом. По этой самой причине, мы и имеем такую замечательную книгу как Откровение Иоанна, со всеми замечательными и подробными описаниями конца времён. Именно по этой самой причине. То есть я бы сказал, что вот такое торжество праведника в этом мире, хотя это может показаться парадоксальным, было бы милостью не столько по отношению к праведнику, сколько по отношению грешнику. Лучше, так сказать, понять себя самого и свое положение сейчас чем понять его на Страшном суде.

Гонение на праведника

Очищает не страдание, сама по себе, поймите правильно: страдание заставляет задуматься о некоторых вещах, иногда, если она так сказать не чрезмерное. Оно заставляет задуматься о вещах, о которых иначе человек не задумался бы может быть никогда.

В некотором смысле можно и так это сказать, то есть скажем так, вот человек, который действительно много нагрешил понимает (в тот момент, когда с ним что-нибудь эдакое случается): что вообще-то он не безгрешен, и что вообще-то вот оно с ним произошло не просто так. И что в общем-то вот если он сейчас страдает, то это в определённом смысле к лучшему, потому что по крайней мере, это его заставило полностью изменить свою жизнь. Во тогда да. Тогда если понимаешь, что это не случайно, что в некотором смысле это на пользу: не в смысле как само страдание на пользу, а та новая ситуация в которой оказался на пользу, то тогда да. Но тут все всё-таки есть моменты. Дело в том, что вообще Библия никоим образом не оправдывает страдания как такового. Вообще страдание — это зло и бесовщина, в любом случае. Страдание крестные Спасителя — это венец этого зла и этой бесовщины, в конечном счёте. Но все дело в том, что "любящему Господа все содействует ко благу". То есть Бог может даже из этой откровенной и беспросветной бесовщины, для человека, если он праведник, извлечь некую пользу. Не благодаря, а вопреки этому самому страданию. Вот парадокс. В принципе, но ведь собственно об этом Иисус говорит, но ведь и до него это было уже достаточно хорошо известно, Он это только повторяет и подтверждает, что как бы сказать, что праведник всегда в этом мире с миром вступает в конфликт — это нормальное состояние. "Блаженны изгнанные за праведность, — так буквально бы это надо было переводить, — потому им принадлежит Царство Небесное". Вся проблема в том, что конфликт случается неизбежно. Понимаете, в том-то и дело, что скорее всего это было непросто правда, а праведность. Там же греческий, а что там было в еврейском оригинале: либо верность «эмет» — возможное толкование тогда, но это тогда было бы скорее истина, чем правда. А так правда обычно это «цедака» праведность та же самая. Но скорее всего там должно было стоять «цедака», судя по всему, то есть за праведность. И гонение, конечно, в принципе, не то чтобы обязательны, но если они есть, то это хороший признак того что идём правильной дорогой. То есть если мир уж очень нас хвалит, то это повод задуматься: а то ли мы делаем? Я сейчас говорю о другом.

Я говорю только о том, что в общем и целом, вот эти гонения на праведников, самими праведниками обычно воспринимаются скорее, как норма. Хотя, условно говоря, это, как бы сказать, такая аномальная что ли норма. То есть, вообще-то, этого не должно быть: но в этом извращённом мире — это нормальная ситуация. Потому что мир извращён, потому что, он уже выражаясь на языке Нового Завета «лежит во зле». Так вот, дело в том, что здесь торжество праведника может действительно отложиться и до Страшного суда. Но, надо правильно понять эту ситуацию в том смысле, что даже если такого не происходит, то есть если торжество этого самого праведника вот в какой-то локальной конкретной ситуации, не глобально в истории (глобально в истории то мы точно знаем, что этого не будет), но локально, в конкретной ситуации, всё-таки имеет место, такое иногда бывает. Важно понять, что это тоже некий, как бы сказать, с одной стороны — это момент суда, а с другой стороны — это милость Божия, прежде всего даже не к самому праведнику, а к тем самым, кто его обвинял. Потому что это им ещё один шанс — шанс перестать быть тем что они есть. Другое дело, что это шанс, вполне вероятно может быть и не использован. То есть он снова может быть упущен: но это ещё раз и ещё один шанс данный Богом. Ну по крайней мере вот шанс задуматься. И вот с этой точки зрения, становится понятно, что для нечестивцев в такой ситуации суда, не важно какого: вот этого временного или вот того последнего или так сказать этого, который ещё здесь происходит, страшнее всего сам момент того, что приходиться всё переосмысливать. При чём переосмысливать из крайне невыигрышной ситуации: потому что любой нечестивец в конечном счёте уверен в том, что он конечно человек нехороший, мягко говоря, но поскольку хороших людей нет, то и ладно, то и я буду не хуже других нехороших людей. Ну примерно так. Все такие и я такой, но других то ведь и не бывает. Поэтому может быть я ещё даже не самый худший. А праведность — это всё ерунда, этого нет и не бывает и быть не может. И вот в этот момент, момент суда, этот самый нечестивец понимает, что оказывается всё-таки праведность на свете бывает, как объективная данность. И вот дальше получается, что вот тот самый праведник, до чьих грехов он докапывался, несмотря на эти самые грехи, которые всё-таки он в нём увидел, остаётся праведником, а ему самому остаётся только его собственная греховность. То есть, грубо говоря, грешник остался при своих, а праведник, вопреки своей греховности, вопреки своим грехам — остался праведником. Вот эта ситуация действительно очень такая: но очень обидно и досадно. И получается, что вот столько старался найти эти самые грехи в праведнике, найти и столько их нашёл: а действительно, кто же без греха, и, если начать копать так что-нибудь раскопаешь, конечно. И вдруг несмотря на всё это получается, что всё-таки всё равно он лучше меня, всё равно он прав, а я нет, всё равно не получается вот этого всеобщего равенства во грехе. А для грешников всеобщее равенство во грехе — это то единственное, чтобы ему могло позволить спокойно жить дальше. И когда обнаруживается что этого нет — это очень серьёзное потрясение. Но с другой стороны, это же самое потрясение может оказаться началом, толчком для обращения и для раскаяния в своих грехах, тому же нечестивцу. То есть не факт, что это произойдёт, разумеется и так сказать этого никто не может гарантировать — но это шанс. И именно поэтому, собственно, я и говорил, что, когда такие вещи вот эта локальное хотя бы, не глобальное, во всемирной истории, а локальное торжество праведника происходит, такое иногда случается, это не столько для самого праведника всё-таки, сколько для тех, кто его окружают, для тех нечестивцев, которые его окружают. Для того — чтобы ещё один шанс дать этим людям. Потому как праведник и праведником и остаётся, а вот тем, кто его окружает, и кто его обвиняет и, кто копается в его грехах, в которых этот самый праведник раскаивается и знает их может быть лучше, чем те, кто раскапывает, вот для них это действительно урок и шанс. И вот поэтому лучше, когда это происходит ещё до Страшного суда: лучше эти вещи увидеть раньше чему видеть их уже в самом конце.

(Сорокин В. В. Семинары по Книге Псалтирь. Псалом 64 С 8 мин.).