Сибирский волостной писарь имел не принципиальные, но характерные отличия от своего российского коллеги. С одной стороны, он имел еще большее значение для государства и крестьянского общества, а с другой – в гораздо меньшей степени был зависим от крестьянской среды.

Регламентация деятельности крестьянского самоуправления в Сибири более отчетливо проявляется с середины XVIII в. в связи с попытками законодателя четко определить правовое положение крестьянского сословия и инкорпорировать крестьянские учреждения в состав государственного аппарата. Государство, возлагая на крестьянских выборных сбор податей, суд и управление, ликвидируя при этом должность приказчика, лишалось и возможности постоянного контроля. Собственного делопроизводства община не имела.

Пищики и копиисты земской судной избы не выбирались миром, но назначались воеводой или управителем, поэтому относились к приказным служителям, а не выборным должностным лица. На основании этого как посторонним наемным служащим им от крестьянских обществ было положено жалованье. Крестьянские выборные жалованье от мира не получали, льгот при выплате податей и исполнении повинностей не имели. Это обстоятельство решительно отличало наемную службу писаря от почетных обязанностей крестьянских должностных лиц.

Принципиальным моментом в развитии института волостных писарей стало включение их в состав волостной администрации. Закрепление этого положения было связано с волостной реформой генерал-губернатора Пермского и Тобольского наместничеств Е.П. Кашкина. С этого момента основным требованием государства к кадровому составу волостной администрации, включая писарскую должность, станет обязательное крестьянское происхождение. Характерно, что дальнейшая регламентация положения волостной канцелярии будет не только связана с определением сферы полномочий, обязанностей, усовершенствованием организации контроля за ним со стороны крестьянского общества и государства, но и направлена на способы улучшения состава писарей.

Крестьянское происхождение кандидата предполагало сохранение общего образа жизни и, следовательно, знание нужд и интересов мира. В то же время более весомыми последствиями общности происхождения были зависимость выборного от избирателей и заинтересованность в результатах своей управленческой деятельности как одного из представителей данного общества. Надежды на чиновничий контроль за этим крестьянским бюрократом было мало. Единственное условие, которое нарушало эти оптимистические предположения государства – отсутствие и у российских, и у сибирских крестьян необходимого уровня грамотности и навыков делопроизводства.

Уже в «Наставлениях» Е.П. Кашкина допускались некоторые отступления от принципа сословности при составлении волостной администрации. С учетом низкого уровня грамотности сибирского крестьянина и возрастающего значения волостного делопроизводства разрешалось нанимать в волостное правление на должности старост и писарей отставных офицеров или «других чинов человека, знающего письмо»^[578]. Очевидно, что и указанные категории не были особо распространены в Сибири, поэтому главным претендентом на писарскую должность становился ссыльнопоселенец. В 1786 г. Тобольское наместническое правление издало указ, согласно которому запрещалось нанимать в волостные суды на должность писаря «из наказанных и всякого доверия лишенных людей»^[579]. Тобольский нижний земский суд, получив указ, рапортовал о невозможности строгого его соблюдения, поскольку отыскать во все волости «вольных и порядочных людей» было весьма затруднительно, и в связи с этим спрашивал разрешения нанимать из поселенцев при условии, что сами крестьяне этот выбор одобрят, а земский суд засвидетельствует «порядочное поведение кандидата»^[580]. Это право было зафиксировано в «Сибирском учреждении» 1822 г.: нанимать писарей из посторонних, в том числе из крестьян других волостей, мещан, отставных низших воинских чинов, гражданских чиновников, канцелярских служителей. Наем писаря из посторонних, тем не менее, не изменял процедуру утверждения кандидата в писари миром. Эта церемония, чаще всего формальная, демонстрировала представительный характер и зависимость писаря от схода. Однозначно закон запрещал исполнение писарских обязанностей «лишенным чинов и дворянства, присланным в Сибирь на поселение». Генерал-губернатор Западной Сибири П.М. Капцевич именно с проникновением этой категории лиц в крестьянские органы связывал укоренение в сибирской волости «разврата и разных несправедливостей»[581]. Во всеподданнейшем отчете за 1823 г. Капцевич признавал, что «Волостное и сельское управление в Сибири вообще зависит от писаря, ибо между крестьянами, из коих избираются волостные и сельские начальники, почти вовсе нет знающих грамоту, а тем более письмоводство»[582].

Таким образом, всякий грамотный человек свободного состояния мог стать писарем, а величина его жалованья зависела от обоюдного согласия с обществом. Попытки ограничить писарское жалованье, а затем указ 29 декабря 1824 г., предписывавший определять в волостные писари только крестьян своей или соседней волости, только дезорганизовали волостное управление. Посыпались жалобы о трудностях его выполнения, о том, что за 400 руб. почти невозможно найти хорошего писаря. Добиться выполнения этих требований не удалось. В Восточной Сибири это правило не применялось никогда. В Западной Сибири попытались его осуществить, но также безуспешно. ГУЗС ходатайствовало в 1829 г. об отмене, ссылаясь на отсутствие достаточного числа грамотных среди сибирских крестьян. Но Комитет министров не принял тогда объяснений западносибирской администрации. В 1833 г. Томский губернский совет, со ссылкой на утвержденное царем 20 мая 1831 г. Положение Сибирского комитета, что никакой новый закон не распространяется на Сибирь, если в нем об этом не упомянуто, утверждал, что и закон 1824 г. о волостных писарях не может быть применен к сибирским губерниям[583]. 29 ноября 1833 г. Сибирский комитет вынужден был приостановить действие Указа от 29 ноября 1824 г. на территории Сибири, запретив допуск в волостные писари ссыльных и ограничив жалованье писаря 600 рублями[584]. Впрочем, и эти ограничения никогда не исполнялись.

Со временем на должности волостных писарей «коренных жителей» волостей становилось значительно больше, но качественного улучшения от этого «правильного», с точки зрения властей, выбора не происходило. Чиновнику по крестьянским делам приходилось, с одной стороны, не допускать к исполнению ссыльных или находящихся под следствием, а с другой – отстранять «коренных жителей» за всевозможные проступки и преступления по службе. Возможно, что были случаи корыстного вмешательства, но в основном указанные чиновниками в качестве оправдания отстранения от должности за преступления и проступки писарей оправдывали «произвол» с их стороны. Пьянство, вымогательство, побои и даже оскорбление «особы Его Императорского Величества» инкриминировались «крестьянским клеркам». Первоначально, по просьбе самих крестьян, чиновники вторгались в сферу их общественного выбора: не только волостное и сельское общество, но и представители коронной администрации затруднялись с выбором грамотного, опытного и желательно не очень дорогого для общества делопроизводителя. Устраняясь от самостоятельного выбора, крестьянское общество вынуждало чиновников превышать собственные полномочия, так как выбор и отстранение от должности писарей находились в компетенции крестьянской администрации.

Достаточно полная картина по составу волостных правлений, уровню образования, размерам жалованья волостных и сельских начальников была собрана в начале века земскими учреждениями Пермской губернии. Согласно собранным данным преобладающее большинство писарей (77,9 %) имели крестьянское происхождение[585]. Почти 70 % имели за плечами подготовку в 2-классных училищах. Подобные результаты свидетельствуют не только об успешной настойчивости чиновников по реализации собственной образовательной программы, но и об изменении отношения крестьян и к образованию, и к канцелярской службе. Однако следует заметить, что сведения о писарях могли подавать только писари, и в этом случае необходимо учитывать возможные погрешности.

Для сравнения можно использовать данные, собранные по Тобольской губернии в 80-х гг. XIX в. По предписанию Губернского совета чиновники по крестьянским делам составляли именные списки волостным и сельским писарям с указаниями их сословной принадлежности, образования, мест прежней службы, нарушений по службе, наказаний и поощрений. Идея уравнения службы крестьянских должностных лиц с государственной проявилась, таким образом, во введении новой формы учета их карьерного роста, фактически вводя формулярный список для представителей выборной крестьянской администрации. Собранные сведения подтверждают преимущественно крестьянский состав писарского корпуса, но не более того. С крестьянством эту категорию сибирской деревни связывало только происхождение и не совсем корректный, бюрократически определенный статус – «из коренных жителей».