Пограничное положение образованного в 1884 г. Приамурского генерал-губернаторства, значительная протяженность сухопутной границы, установление постоянных контактов с Китаем и Кореей поставили перед местной администрацией проблемы, для решения которых требовались знания международного права, истории дипломатических отношений с восточными соседями, умение толковать статьи международных договоров, а также знакомство как с современным внешнеполитическим курсом Российской империи, так и с процессами, происходящими в сопредельных государствах, т. е. возникла необходимость в специальном чиновнике внешнеполитического ведомства. При довольно значительном количестве работ по самым разным аспектам проблемы управления Сибирью и Дальним Востоком, в том числе истории дальневосточного чиновничества, должность дипломатического чиновника в аппарате приамурской администрации до сих пор, за редким исключением[483], почти не привлекала внимание исследователей. Учреждение должности чиновника по дипломатической части при приамурском генерал губернаторе, его положение и деятельность и будут рассмотрены в данной статье.

Долгий и трудный процесс учреждения этой должности является великолепной иллюстрацией к проблеме взаимоотношений центральной и региональной власти, а в деятельности отразилась межведомственная борьба за влияние на различные сферы местного управления. Основными источниками послужили переписка между приамурской администрацией и внешнеполитическим ведомством, между департаментами МИДа и министерствами иностранных дел и финансов, а также донесения и записки самих чиновников по дипломатической части, отложившиеся в Архиве внешней политики Российской империи. Наибольший интерес представляют частные письма Н.В. Богоявленского в МИД, наряду с его же записками о должности дипломатического чиновника. В них содержатся точные и меткие характеристики приамурских администраторов (П.Ф. Унтербергера, Н.Л. Гондатти, генерала Мартоса, правителя канцелярии Лакшевица и др.), иностранных консулов во Владивостоке, «разных партий и течений», на которые разделялось хабаровское общество, информация о жизни в Хабаровске, о вопросах, составлявших «злобу дня», и анализ политического положения Дальнего Востока в целом и, конечно же, его размышления о деятельности и положении чиновника по дипломатической части при приамурском генерал-губерна-
торе, а также предложения по преобразованию этой должности.

«…Высочайше утвердить соизволил и повелел исполнить»

Прежде чем 25 ноября 1896 г. состоялось Высочайшее утверждение мнения Государственного Совета об учреждении должности чиновника по дипломатической части при приамурском генерал-губернаторе, прошло немало времени, и было затрачено много усилий, нервов, бумаги и пр. Заступивший на пост приамурского генерал-губернатора в 1893 г., после внезапной кончины своего предшественника барона А.Н. Корфа, С.М. Духовской, перед отъездом на Дальний Восток, встретился с директором Азиатского департамента МИДа графом Д.А. Капнистом, в беседе с которым впервые высказал «свои предположения о полезности учреждения при Главном начальнике Приамурского края, ввиду пограничного положения последнего и массы возникающих вследствие этого вопросов дипломатического характера особой должности чиновника по дипломатической части ведомства Министерства иностранных дел». Капнист «вполне сочувственно» отнесся к предложению Духовского, считая учреждение такой должности «весьма желательным», но посетовал, что министерство не располагает «необходимыми средствами для скорого разрешения в благоприятном смысле настоящего вопроса» и предложил ему «изыскать эти средства на месте».

Приступив по прибытии в Хабаровск к исполнению своих обязанностей, С.М. Духовской местных источников финансирования новой должности не «изыскал», но зато еще более утвердился в мысли о ее необходимости. 4 февраля 1894 г. он обратился с письмом к министру иностранных дел статс-секретарю Н.К. Гирсу, в котором докладывал, что назначение в его распоряжение особого чиновника для дипломатической переписки «представляется не только полезным и желательным, но совершенно необходимо в интересах дела». В условиях все более активного развития отношений с восточными соседями, прежде всего с Китаем, Кореей и Японией, по управлению приамурского генерал-губернатора велась довольно обширная и весьма разнообразная по содержанию переписка дипломатического характера. Поскольку она была разбросана по различным делопроизводствам канцелярии, создавая массу неудобств в делах, С.М. Духовской предлагал сосредоточить ее в руках одного лица, «специально к ней приуроченного» и обладавшего дипломатической подготовкой и специальными познаниями в области международного права. Кроме того, он указывал, что с постепенным заселением как Маньчжурии, так и русской пограничной полосы неизбежно будут развиваться пограничные отношения, будет возрастать наплыв в Приамурье китайцев, ищущих заработков, стало быть, неизбежно будет увеличиваться и число возникающих на границе инцидентов. Так как никакого специального органа для урегулирования таких инцидентов у него не было, он фактически лишался возможности следить «с достодолжным вниманием» за их ходом и решением, не мог надлежащим образом «ни проверять, ни направлять деятельности пограничных властей». В заключение С.М. Духовской просил министра оказать ему необходимое содействие, приняв расходы на счет Министерства иностранных дел[484]. Это было первое официальное ходатайство об учреждении должности дипломатического чиновника при приамурском генерал-губернаторе.

Ходатайство начинает свое «путешествие» по инстанциям МИДа. Никто вроде бы не был против, но в то же время Азиатский департамент посчитал, что, прежде чем учреждать искомую приамурским генерал-губернатором должность, «следовало бы удовлетворить более насущные потребности наши на Дальнем Востоке», например, учредить консульства в таких важных торговых и наблюдательных пунктах, как Гонконг и Шанхай[485]. Департамент личного состава и хозяйственных дел сообщил, что не может дать заключения о финансовой стороне вопроса «за неимением каких-либо данных для суждения о том, с какими расходами будет сопряжено учреждение означенной новой должности»[486]. На это ушло более полугода.

Спустя семь месяцев, в августе 1894 г., С.М. Духовской осмелился побеспокоить директора Азиатского департамента телеграммой, чтобы узнать, в каком положении находится его ходатайство. Ему ответили, что «для всестороннего обсуждения вопроса» о должности дипломатического чиновника Министерству необходимо знать, каких расходов потребовало бы ее учреждение. Духовской немедленно по телеграфу сообщил свое предложение установить дипломатическому чиновнику содержание в размере 4 000 руб. по аналогии с содержанием других состоящих при нем чиновников особых поручений (агронома, горного инженера, инженера путей сообщения и др.), и ассигновать еще 3 000 руб. для командировок[487]. Эти сведения были переданы в Департамент личного состава, и вновь наступило затишье.

Не дождавшись ответа, 5 января 1895 г. С.М. Духовской послал в МИД телеграмму: «Все более тяготясь неимением лица ведения пограничных дел прошу сообщить, каком положении находится вопрос назначения при мне особого чиновника. Если утвердится, могу ли заявить своего кандидата»?[488]. Генерал-губернатор, как видно, уже подыскал и человека на этот пост.

Но МИД не торопился с положительным ответом. Более того, Департамент личного состава в марте 1895 г. уведомил Азиатский департамент, что из-за полной неопределенности круга деятельности дипломатического чиновника они не считают возможным дать «какой-либо отзыв о пользе, которую можно ожидать для Министерства иностранных дел» от ее учреждения. По мнению департамента, «судить о желательности для Министерства иметь своего агента при приамурском генерал-губернаторе» можно будет только после выработки проекта инструкций, которые будут даны этому чиновнику, а также точного разграничения круга деятельности дипломатического чиновника и пограничных комиссаров в Амурской и Приморской областях[489].

Новый министр иностранных дел кн. А.Б. Лобанов-Ростовский в письме от 21 марта 1895 г. сообщил С.М. Духовскому, что министерство, с одной стороны, «в принципе, вполне разделяет» его мнение «о целесообразности учреждения, по примеру Кавказа и Закаспийской области, должности чиновника для пограничных сношений» в Приамурском крае и готово способствовать «удовлетворительному разрешению» этого вопроса. Но, с другой стороны, он полагал, что пока это «не представляется настоятельно необходимым и могло бы быть до времени отложено, пока не будут удовлетворены более насущные потребности наши на Дальнем Востоке». Главная причина отказа все та же – нет денег. Учреждение новой должности, по мнению министра, вызовет более значительный расход, чем предполагал генерал-губернатор. На эту должность потребуется назначить лиц, обладающих знакомством с Дальним Востоком и служебным опытом, а таких лиц можно найти только среди российских консулов в Китае и Японии, которые получают содержание в размере от пяти до семи тысяч золотых рублей в год. Вряд ли кто согласится пойти на худшие условия службы[490]. Таким образом, решение вопроса пока было отложено.

Но С.М. Духовской не успокаивался. В конце 1895 г., в условиях изменившегося политического положения на Дальнем Востоке после японо-китайской войны, возможно, рассчитывая на особый интерес министра иностранных дел к дальневосточным делам[491], он предпринял еще одну попытку – обратился с новым письмом к князю А.Б. Лобанову-Ростовскому, напоминая о своем ходатайстве двухлетней давности. Он писал: «Опыт двух с половиной лет с очевидностью показал настоятельную необходимость означенной должности, а современное напряженное политическое положение на Дальнем Востоке, требующее от высшей местной администрации особенно внимательного наблюдения за всеми проявлениями политической жизни соседних государств и обширной по этому предмету переписке, еще более усиливает указанную необходимость»[492]. Не дождавшись ответа, в феврале 1896 г. он повторил свою просьбу в более категоричной форме, упирая на напряженное политическое положение.

После этого дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки – министр иностранных дел попросил представить ему более «подробные и обстоятельные соображения» и сообщить данные по политическому положению на Дальнем Востоке, чтобы мотивированно ответить на возражения Министерства финансов, если таковые возникнут.

Воодушевленный генерал-губернатор 15 марта 1896 г. отправил в МИД пространное представление на пяти листах с дополнительными соображениями и с приложением проекта штата должности дипломатического чиновника. Его соображения сводились к следующему: 4 000 верст границы с Китаем и Кореей; близкое соседство с быстроразвивающейся Японией; большое количество пограничных дел, число которых не просто увеличивается, но и усложняется по мере оживления пограничной жизни под влиянием Сибирской железной дороги и «экономического и политического пробуждения Дальнего Востока», причем на увеличение такого рода дел, несомненно, окажут влияние «предполагаемое увеличение числа иностранных коммерческих агентов во Владивостоке», открытие для русских судоходства и торговли по Сунгари и особенно будущее проведение железнодорожной линии между Забайкальским и Уссурийским участками Сибирской железной дороги. Кроме того, генерал-губернатору приходилось принимать участие в решении общих вопросов, связанных с внешней политикой на Дальнем Востоке, для чего ему необходимо было постоянно следить за политической жизнью соседних с Приамурским краем государств как по периодической печати, так и по переписке с нашими дипломатическими представителями в этих государствах. Для этого ему нужен чиновник с опытом дипломатической работы, который был бы «не просто исполнителем», но при случае и «полезным советником». Ему необходим был специалист по толкованию тех или иных статей трактатов и вообще для составления заключений и ведения переписки по делам дипломатического характера, а также чиновник, который мог бы контролировать на месте делопроизводство пограничных комиссаров и по мере надобности вести личные переговоры с пограничными властями. Всего этого нельзя было требовать от состоящих при нем чинов Министерства внутренних дел, поскольку они «ни по условиям теоретической и практической подготовки, ни по целям своей служебной карьеры не могли и не могут приобрести» необходимые знания и качества. Желательно, чтобы это был чиновник Министерства иностранных дел. Проект новой штатной единицы в приамурской администрации предусматривал 5 000 руб. жалованья (вместе с 2 000 руб. столовых), 1 000 руб. на канцелярские расходы и 1 000 руб. «на разъезды», т. е. всего 7 000 руб. в год[493].

Кн. А.Б. Лобанов-Ростовский, как обещал, передал это представление на заключение министра финансов с просьбой, не признает ли он возможным «принять на счет Государственного казначейства кредит размером 7 000 руб.», необходимый на учреждение должности дипломатического чиновника при приамурском генерал-губернаторе.

Но, как и предполагали в МИДе, министр финансов С.Ю. Витте отказал. В своем заключении от 9 апреля 1896 г., переданном министру иностранных дел, он сообщил, что доводы приамурского генерал-губернатора вызвали в нем «большие сомнения в настоятельности и пользе принятия проектируемой меры». Его основные возражения сводились к следующему: решение общих вопросов, касающихся внешней политики России на Дальнем Востоке по своей важности должно подлежать непосредственному ведению Министерства иностранных дел и «едва ли может быть возлагаемо на чиновника по дипломатической части»; следить за политической жизнью соседних с Приамурским краем государств по иностранной периодической печати можно и без назначения специального чиновника, как и поддерживать постоянную связь генерал-губернатора с российскими консульскими учреждениями; увеличение числа иностранных коммерческих агентов во Владивостоке вряд ли может служить основанием для немедленного учреждения новой должности, так как это еще «ожидается только в будущем»; наконец, личные переговоры с пограничными китайскими и корейскими властями должны вести пограничные комиссары, в круг прямых обязанностей которых они и входят. Резюме министра финансов: «…я затрудняюсь высказаться в пользу принятия на казну нового ежегодного расхода в 7 000 руб. на содержание дипломатического агента при приамурском генерал-губернаторе»[494].

Казалось, дело зашло в тупик. Но генерал-губернатор не сдавался. 14 апреля он написал новое письмо, минуя МИД, непосредственно министру финансов (очевидно, он в это время был в Петербурге, так как слишком быстро доставляются письма). Прочитав его, С.Ю. Витте, еще недавно приводя столь пространные аргументы против учреждения должности дипломатического чиновника, вдруг согласился. В своем ответном письме от 18 апреля он писал С.М. Духовскому: «…ввиду приведенных в означенном письме (письмо С.М. Духовского от 14 апреля. – Т.С.) соображений, я нахожу возможным согласиться на учреждение названной должности»[495]. Чрезвычайно любопытно, какие же новые доводы, заставившие С.Ю. Витте изменить свое решение, привел С.М. Духовской, но, к сожалению, этого письма в деле нет, хотя копия его передавалась в Министерство. Как бы то ни было, министр финансов одновременно уведомил и министра иностранных дел о том, что «с его стороны не встречается препятствий» к внесению им в Государственный Совет особого представления об учреждении с 1897 г. должности дипломатического чиновника. Со своей стороны С.М. Духовской, передав копию письма министра финансов в МИД, попросил дать этому делу дальнейший ход в «возможно непродолжительном времени».

Это «возможно непродолжительное время» длилось до осени 1896 г. В октябре директор Азиатского департамента граф Капнист телеграфом сообщил в Хабаровск о том, что представление о чиновнике для дипломатической переписки передано на рассмотрение Государственного Совета. Дальше события развивались значительно быстрее, поскольку вопрос, по сути, был уже решен. Рассмотрев представление Министерства иностранных дел 12 октября в Соединенных департаментах законов и государственной экономии и 11 ноября 1896 г. в Общем собрании, Государственный Совет принял решение «учредить должность чиновника по дипломатической части при приамурском генерал-губернаторе», присвоив ему «годовой оклад содержания в шесть тысяч рублей (в том числе жалованья 3 000 р., столовых денег 1 500 р. и квартирных 1 500 р.), 1 000 р. в год на канцелярские расходы, VI класс по чинопроизводству, VI разряд по шитью на мундире и 2 степень III разряда по пенсии», а также постановил с 1 января 1897 г. общую сумму в 7 000 руб. ежегодно вносить «в подлежащее подразделение расходных смет Министерства иностранных дел»[496]. Наконец, 25 ноября 1896 г. в Царском Селе государь император утвердил и «повелел исполнить» это мнение Государственного совета.

«…назначен надворный советник Лютш,