В историографии Сибири и Якутии вопросы властных отношений занимают важное место. Прежде всего, это касается управления народами, оказавшимися под властью российской короны. Обширная литература, имеющаяся на сегодняшний день, в основном рассматривает особенности политики царского правительства в отношении сибирских инородцев[532]. В некоторой степени недооценивается встречное движение представителей этих народов по решению своих насущных проблем, особенно это касается самоуправления в составе Российского государства. Среди инородческих деятелей были личности, обладавшие широким кругозором и глубоким пониманием положения своих народов в государственно-правовой системе России. Между тем в инородческой среде возникали определенные идеи, которые оказали свое опосредованное воздействие на реализацию некоторых крупных реформ сибирского масштаба.

История Якутии, начиная с XVII в., неразрывно связана с историей России. Началась колонизация обширной территории новоприобретенного края. И как следствие данного процесса происходит превращение Якутии в колониальное владение российской короны. По многим формальным признакам мы вправе считать Якутию XVII–XIX вв. колонией Русского государства.

В отечественной историографии по проблеме Россия – Сибирь за последние десятилетия обозначился новый взгляд на этот важный исторический процесс[533]. Преодолено негативное отношение к содержанию термина «колонизация». В частности, М.П. Черная пишет: «Историческую ситуацию, сложившуюся в Сибири в конце XVI–XVII вв., можно квалифицировать как колонизацию. Это определение достаточно емкое и потому точно отражает конкретно-историческое содержание процесса. Понятие “колонизация” раскрывает сущность происходивших событий как расширение границ государства путем заселения и освоения новых территорий, не отрицая существования противоречий и конфликтов.

Русская колонизация Сибири представляла собой двуединый, взаимообусловленный процесс: с одной стороны, втягивание сибирского края с населяющими его народами в сферу жизнедеятельности Русского государства, с другой – укоренение на новых землях русской культуры». Успех колонизации Сибири – в совпадении интересов государства и народа[534].

Термин «колонизация», как известно, восходит к античности. Происходит от латинского слова «колония», обозначавшего поселение граждан какого-либо государства в другой стране. Древнегреческая колонизация особенно усилилась в VIII–VI вв. до н.э., охватив юг Италии, южное побережье Франции, юго-восток Испании, Северную Африку, острова Средиземного моря, побережье Черного моря. Постепенно колонией стали называть страны или территории, лишенные самостоятельности, находящиеся под властью иностранного государства (метрополии)[535]. В античном мире колонизация первоначально была направлена на решение проблем, связанных с острой нехваткой зерна в родном городе, и только позже стала способом расширения торговых связей, средством завоевания новых земель, пригодных для сельского хозяйства. Колонизация была непосредственно связана с расширением сферы политического влияния, а также с развитием античной культуры[536]^. В эпоху колониальных захватов XV– начала XX в. оба термина приобрели особую актуальность, ибо все крупные страны обзавелись колониями.

Необходимо до конца преодолеть заидеологизированное отношение к терминам «колония» и «колонизация». Народ или государство становится метрополией, выделяя из своей среды ближние и дальние колонии, что обусловлено внутренним органическим ростом. Это неизбежный этап в развитии практически всех народов.

Интерес может представлять установление характера колонизации. Колонизация может носить преимущественно военный или мирный характер. Это может быть промышленная, торговая, рабовладельческая, феодальная, индустриальная колонизация. Важно выделить преобладающие черты. Русская колонизация северо-востока Азии XVII–XIX вв. носила преимущественно торгово-промышленный, сравнительно мирный характер. Слабое заселение колонистами из метрополии, незначительное индустриальное освоение, слабые экономические контакты между метрополией и колонией – вот важнейшие характеристики данной колонизации. Поэтому большинство этносов, подвергшихся воздействию этой колонизации, испытали опосредованное влияние на свою культуру, социальные, экономические институты. Они сохранили численность населения, территорию проживания.

Дальнейшие взаимоотношения между бывшими метрополиями и колониями складываются по-разному: разделение империй и возникновение независимых государств или преобразование империй в конфедеративные и федеративные государства.

Колонизация Якутии имела некоторые особенности, обусловленные природными и историко-культурными факторами. Среди последних следует назвать особые формы социальной и потестарной организации местного населения, приспособленные русской администрацией в системе имперского управления этого обширного региона. Вначале главам якутских кланов (основной формы потестарной организации якутов) были предоставлены права сборщиков ясака, затем они стали полноправными представителями своего народа во взаимоотношениях с царским правительством. Для упорядочения ясачной системы со второй половины XVIII в. проводятся реформы, касающиеся в первую очередь самоуправления народов Сибири. Это созыв Комиссии по составлению нового Уложения (1766 г.), Первая ясачная комиссия (1766–1769 гг.), аграрные реформы 1760–1770-х гг., губернские реформы в Сибири 1770-х гг. и др.

Реформы самоуправления в Сибири были инициированы правительством Екатерины II, созвавшей Комиссию по составлению нового Уложения, куда должны были войти депутаты от разных сословий и народов. В Якутии также прошли выборы своего депутата. В начале декабря 1767 г. все пять тогдашних якутских улусов выдвинули поверенных-кандидатов. Затем, съехавшись в Якутск, они избрали «главного князца» из Кангаласского улуса Софрона Сыранова (1719 г. – начало XIX в.)[537]. Его кандидатуру поддержали олекминские и вилюйские якуты. Последние, в частности, писали, что С. Сыранов «человек доброй и к нам ясашным от него никаких обид и коварных поисков никогда не происходило»[538].

С. Сыранов власть в своем улусе унаследовал от старшего брата отца Аягана – внука знаменитого тойона Тыгына, при котором началась русская колонизация Якутии. С. Сыранову пришлось жить в трудное время. Вновь, как и в прошедшем столетии, возникли проблемы со сбором ясака. Катастрофически выросли недоимки. Массовые злоупотребления сборщиков ясака и воевод усугубляли ситуацию. Взяточничество, казнокрадство якутских воевод, таких, как Ф. Жадовский, Б. Серединин, притеснявших ясакоплательщиков, получили мрачную известность. Кроме того, середина XVIII столетия ознаменовалась великими географическими открытиями, совершенными российскими путешественниками и мореплавателями В. Берингом и А. Чириковым, братьями Д. и Х. Лаптевыми, С. Крашенинниковым и другими. Россия освоила Дальний Восток и вышла на просторы Тихого океана. Чтобы обеспечить все эти экспедиции, Якутия была превращена в своеобразный плацдарм. Через её территорию осуществлялись поставки оборудования, продовольствия и других грузов для нужд экспедиций. Якутское население, располагавшее конным скотом, было обязано поставлять огромное количество тяглых лошадей с проводниками со своим фуражом и провиантом. Местное же население должно было содержать почтовые станции на Охотском и Иркутском трактах. Как показывает статистика второй трети XVIII в., якуты лишились в этот период значительной части поголовья скота (особенно конного). Исторически засвидетельствовано уменьшение численности якутского населения. Произошли изменения в социальной структуре в сторону заметного увеличения доли малоскотных и бесскотных бедняков. Таким образом, участие в работе Комиссии было удобным поводом обратить внимание царского правительства на эти наболевшие проблемы якутского населения.

Только добившись аудиенции у Екатерины II, доказав, что «оные якуты не точно кочевые, но зиму пребывают в своих жилищах», т. е. живут вполне оседло и, следовательно, имеют право иметь своего депутата в Комиссии, С. Сыранов получил статус депутата. 17 октября 1768 г. последовал специальный указ о присвоении С. Сыранову звания депутата, представляющего иноверцов-якутов.

С. Сыранов, уезжая в Москву, получил «наказы» якутских улусов[539], которые содержали различные требования якутов, нап­равленные в основном на улучшение их экономического положения. Во-первых, было обращено внимание правительства на чрезвычайные затраты якутов во время промысла соболя, шкурами которого в основном взимался ясак. Промысловики были вынуждены идти за р. Алдан, «до удских покатей», т. е. вплоть до р. Уды, впадающей в Охотское море, и даже до китайской стороны. Во-вторых, указы­валось на тяжесть упомянутой выше извозной повинности, в-третьих, на не менее разорительную для якутов повинность по содержанию почтовых станций на Иркутском и Охотском трактах. Наконец, почти все наказы со­держат жалобу на злоупотребления со стороны ясачных сборщиков и на не­совершенство судебной системы. Кроме того, олёкминские якуты жалова­лись на захват у них покосных земель для отвода переведённым из Ам­гинской слободы крестьянам под пашню. С. Сыранов, обобщив всё изложен­ное, составил так называемое «Пополнение» к наказам якутских улусов из восьми пунктов: 1) Незаконно наложенные Якутской воеводской канцеляри­ей в 1763 г. дополнительные помимо ясака поборы зачесть в текущий ясачный платёж; 2) Отныне ясак якуты платят «сами собою» без участия ясачных сборщиков; 3) По причине незнания якутами русского языка и не­компетентности русских переводчиков запретить Якутской воеводской кан­целярии судопроизводство над якутским населением кроме тяжких крими­нальных дел; 4) Возобновить прерванную двадцать лет назад выдачу жало­вания князцам за службу; 5) Разрешить якутам ездить в столичные города за свой счёт в случае неправого решения каких-нибудь дел на месте; 6) Поскольку «по прежним законам ясашных людей не велено было принуждать ни к каковым другим платежам кроме одного ясака», извозная повинность должна быть заменена свободным подрядом; 7) Освободить якутов от со­держания сорок одной станции по Иркутскому и Охотскому трактам. В слу­чае невозможности отмены этой тяжёлой повинности хотя бы освободить от ясака тех людей, которые направлялись для обслуживания станций; 8) Исключить из числа ясакоплательщиков избранных князцов и старшин. Судя по дальнейшим событиям, царское правительство удовлетворило первые шесть пунктов сырановского «Пополнения».

Требование екатерининского депутата С. Сыранова о представлении улусным князцам функций судей в делах о «воровстве», «драках» и «ссорах» были удовлетворены царским правительством. В 1776 г. царским чиновникам, комиссарам было запрещено судить дела между ясачными якутами и русскими без участия «начальников ясачных». А по указу иркутского губернатора в 1781 г. была узаконена практика осуждения воров по обычному праву, а не по писаным законам, т. е. нормам российского законодательства. Далее по указу 1783 г. все гражданские дела между «иноверцами» были переданы на рассмотрение родоначальников.

Выполнение шестого пункта «Пополнения» С. Сыранова позволило якутам в 1770–1780-х гг. устанавливать собственные расценки за предоставление лошадей для перевозки грузов по Охотскому тракту (10 и даже 30 руб. за одну лошадь)[540]. Ввиду этого экспедиции Биллингса (1785–1793 гг.) пришлось поставить вопрос ребром. Ведь расценки выросли неимоверно с нескольких рублей до 20 и даже выше.

«План о якутах» А. Аржакова

В конце 80-х гг. XVIII в. несколько лет в Петербурге находился глава Борогонского улуса Алексей Аржаков (середина XVIII в. – 1820-е гг.). Он представил в 1789 г. на рассмотрение Екатерины II составленный им «План о якутах». Этот любопытный документ состоит из 9 пунктов: первые два показывают прежнее и современное «состояние» якутов, а остальные 7 – представляют собой положения, «изобретенные» автором «к улучшению существования якутов». Хотя для нас наиболее интересны «положения», первые два пункта дают нам представление о глубинных чаяниях одного из первых якутских реформаторов – борцов за самоуправление якутов. Как справедливо отметил В.В. Никифоров, якуты в лице С. Сыранова и А. Аржакова поняли, что «невозможно ожидать какой-либо пользы для себя от лиц, «коих высокомыслие едва сопричисляет их к числу человеков», почему единственным для себя спасением признавали предоставление им самоуправления, объединяющего всех их под одним управлением» (курсив наш. – А.Б.)[541]. Под непосредственным воздействием этих соображений в Иркутске начались переговоры, которые закончились тем, что у якутов появилась возможность получать прогонные деньги непосредственно у иркутского наместника (губернатора)[542].

Первое «положение» «Плана» предусматривало введение в Якутской области, поскольку отсутствовала «связь всех мыслей» между головами и князцами ввиду разрозненности якутских «родов» и междуусобных распрей, учреждение выборной должности «областного головы» или «об­ластного якутского предводителя». Как известно, право выбора предводителей в то время предоставлялось дворянам. В функции этого должностного лица входили бы «соображения» (согласование) действий с Казенной Палатой по поводу обеспечения перевозок грузов по Охотскому тракту и другим путям; «попечение о вдовах и сиротах»; «утверждение миролюбия и пресечение вражды и раздоров». В его полномочия входило бы не толь­ко общее руководство якутскими улусами, но и судебные функции. При этом Аржаков настаивает на том, чтобы общеякутский голова подчинялся бы только главному иркутскому наместнику, добиваясь по сути независимости своего народа в пределах Якутии, что было весьма смелым предприятием.

Второе положение включает в себя идею создания «совестного якутского суда», поскольку возникали многочисленные проволочки в нижнем земс­ком суде из-за больших расстояний (суд располагался только в Якутске). Это было осо­бенно важно в случаях судебных разбирательств не по государственным законам, а по обычаям. Суд состоял бы из областного предводителя, голов и князцов из «тех улусов, коих истец или ответчик есть». Фактически автор проекта предлагает официально оформить местное самоуправление для якутов.

Третье и четвёртое положение соответствовало «наказам» якутов и п.7 «Пополнения» С. Сыранова 1767 г.

В пятом положении автор «Плана о якутах» выражает озабоченность тем, что назначаемые исп­равники и судебные заседатели «не токмо не знают ни нравов, ни обыча­ев, ни языка якутов, но и не слыхивали, может быть, чтобы существовали такие люди на свете». Он просит назначать людей сведущих в якутских обычаях, знакомых с местностью и хоть сколько-нибудь «разумеющих» якутский язык. Во всех пяти положениях ощущается высокий патриотизм и гражданское мужество А. Аржакова, не боявшегося отстаивать права своего угнетённого народа.

В своих далеко идущих помыслах А. Аржаков уделяет большое внимание просвещению якутов. Шестое положение представляет собой прошение открыть «училище для якутского народа», где предполагалось обучить якутов российской грамоте и наукам, чтобы оно готовило «годных на службу об­щественную и государственную». Чувствовал борогонский голова, как нужны образованные люди для набиравшего силу якутского самоуправления.

Седьмое положение направлено на создание частной собственности у якутов на землю. А. Аржаков предлагает давать в вечное владение расчищенные от леса для пастбища земли тем, кто их первыми обработал. Он был выдающимся общественным деятелем. У нас, к сожалению, сравнительно мало источников. Из преданий известно, что вырос Алексей Аржаков сиротой и воспитывался у русских в городе Якутске. По-видимому, именно там он выучил русский язык и даже овладел грамотой. Есть сведения о том, что в молодости он семь лет работал у русского купца Алексея Аржакова в Якутске. Затем он вернулся в родной Борогонский улус и, поскольку был образованным человеком, выдвинулся в качестве улусного головы. «План» написан высоким, витиеватым слогом, принятым в делопроизводстве того времени. Текст как по форме, так и по содержанию выдает умного и интеллектуально одаренного человека. Не зря народ прозвал его Сэсэн (Мудрец) Аржаков. Об этом свидетельствует не только рассказ о его мудрых ответах Екатерине II (это общий для всех якутских депутатов, побывавших на приеме у царей, мотив), но и представления о его пророческом даре[543].

Если рассмотреть содержание некоторых предсказаний, то они показывают на рациональность мышления А. Аржакова. В частности, своеобразная «периодизация» истории якутов на современный ему золотой век, последующие за ним медный и железный века говорит об устремленности на ценности повседневной жизни. Все лучшее окружает нас на данный момент. Будущее страшит его. Абасы – злые духи – непременно ассоциируются с железом. Следующие пророчества: люди будут есть из одной посуды, таская деньги мешками, все равно будут голодать, по-видимому, навеяны влиянием рынка. То же относится к предсказаниям о стоимости головы коровы без языка в 25 рублей золотом в будущем и изготовлении денег из сафьяна и последующей их ненужности. Правда, здесь возможно допустить приписывание этих слов А. Аржакову поздними веяниями. Как, например, предсказания, высказанные им в диалоге с одной только что вышедшей замуж девушкой: о том, что придет время, когда перестанут верить богу и когда крупные баи и купцы разорятся[544]. Но, вне всякого сомнения, его пессимизм проистекает от неудачи с реализацией «Плана о якутах». Он говорил, что «якуты уравняются с русскими тогда, когда воды таежного озера Джэбигэ (Джэбигэ тыымпы) перельются на Лену», т. е. что это никогда невозможно[545]. Попытка якутов получить потомственное дворянство, как мы знаем, не удалась.

В том же 1789 г. Екатерина II одобрила «План о яку­тах». И хотя он не был официально принят, важно установить причины его отклонения. Большая часть «положений» аржаковского проек­та посягала на полномочия государственной власти, особенно пункт об учреждении областного головы. Власти не могло устроить стремление яку­тов к самостоятельности в экономических вопросах. Господство абсолю­тистской монархии в России не допускало и мысли хоть как-то поступить­ся монополией дворянского государства на власть и на земельную собс­твенность. Тем не менее, мы знаем, выборы областного головы состоялись в 1793 г., правда, не имевшие реального продолжения (через некоторое время избранный на эту должность С. Сыранов был смещен). Кроме того, правительством все же было рекомендовано «в исправники стараться колико можно определять таких людей, кои бы знанием языка и обычаев якутских, а особливо своим добрым поведением и безкорыстием в состоянии были приобретать их доверенность»[546].

По-видимому, безрезультатно закончилась повторная попытка улусного головы Семена Васильева в 1803 г. теперь уже на уровне генерал-губернатора Сибири вновь поставить вопрос об установлении областного предводителя и словесного суда для якутов[547].

Больших успехов якуты достигли в установлении выгодных контрактов на подрядах по трактовому извозу казенных грузов. Известно, что дважды якутские делегации (первая в составе улусных голов Аржакова, Сивцева и князца Шадрина, вторая – улусного головы Жиркова и князца Шадрина) на переговорах в Иркутске добивались выгодных контрактов. При этом им пришлось выдержать жесткую конкуренцию Российско-Американской компании[548].

Постепенно на протяжении второй половины XVIII в. казенный извоз превратился в своеобразный натуральный способ исполнения повинностей, размер которого превышал ясак во много раз. Ясак в начале XIX в. не превышал 5 руб. на одну ревизскую душу, тогда как на указанную повинность, например, в 1801 г. уходило с одного человека 19 руб. 22 коп. или даже больше[549]. Как только казна стала выплачивать немалые деньги за провоз подрядчикам, богатые якуты стали брать на себя все расходы. Возникла возможность играть на разнице расценок, устанавливаемых правительством, и реальных платежных возможностей якутов. Л.Г. Левенталь проанализировал развитие этой системы и связал ее с особенностями традиционного сознания якутов. Согласно понятиям якутов глупо не использовать общественные деньги в личных интересах[550].

«Родовая связь (до улуса включительно) некогда была у якутов настолько сильнее общеплеменной, что отношение к чужеулусным было подчас почти такое же, как к чужеплеменным. Родоначальники поэтому считали своей обязанностью быть всего первее патриотами своего улуса и наслега, а потом уже и, так сказать, для большего парада – общеякутскими патриотами… Нужно, однако, отдать справедливость якутским родоначальникам: не упуская случая, пользоваться на счет обществ и, пользуясь местным патриотизмом, как лучшим козырем в своей общественно-политической игре, они в то же время весьма настойчиво и умело отстаивали интересы своих обществ и пользу якутов вообще. Жаль только, что классовые интересы у них всегда стояли впереди общеякутских, а интересы обществ чересчур часто затемнялись чисто личными мотивами»[551].

Л.Г. Левенталь рассмотрел, как в первые десятилетия XIX в. между якутскими улусами стали возникать взаимные счеты по поводу отнесения рассматриваемой натуральной повинности и возникшие в связи с этим злоупотребления[552]. Поэтому правительство пыталось регулировать ситуацию, разделяя повинности на общегосударственные, из которых начали выделяться земские (в масштабе губернии) и узкотерриториальные, куда относились натуральные. Последние должны были исполняться очередями[553]. За освобождение якутов от земских вскоре поведут борьбу новые поколения якутских реформаторов, что косвенно приведет к возведению Якутии в статус особой области, имеющей своего губернатора в середине XIX столетия.

Таким образом, личность одного из первых якутских реформаторов А. Аржакова предстает перед нами в новом свете. Прежде всего, в своем «Плане о якутах» он выражает интересы якутов в экономической (извоз казенных грузов, торговля, землевладение) и в социальной сферах (предоставление якутам равных прав с русскими через присвоение им дворянства, открытие школ, ослабление эксплуатации со стороны государства, расширение самоуправления и т. д.). Хотя он жил в традиционном обществе, но рано узнал жизнь среди русских, ощутил важнейшие веяния эпохи – развитие рынка и укрепление государственности. Его мировоззрение в некоторой степени испытало влияние умонастроений российского общества того времени. Следует говорить о рациональности мышления А. Аржакова. Он старался, чтобы якуты приспособились к основным тенденциям развития общества, а не остались в стороне от них. Прошли годы, и идеи первых якутских реформаторов С. Сыранова и А. Аржакова начали претворяться в жизнь.

1) Якуты, добившись отмены извозной повинности, начали завладевать подрядами на перевозку грузов по трактам; надворный советник И. Эверс писал в 1812 г., что, поскольку якуты единственные там возчики, ограничить их невозможно, «ибо все выгоды той страны замыкаются в их руках и господствуют над тем самовластно»[554].

2) Было получено разрешение закреплять на срок до сорока лет рас­чищенные участки.

3) Появились образованные якуты. Например, «велеречивый» писарь, выдвинувшийся на должность улусного головы благодаря своим способностям Н. Рыкунов, или чиновник по особым поручениям при областном начальнике А.Я. Уваровский, для которого родным языком был якутский.

4) Среди русского чиновничества появились люди, знакомые с якутс­ким бытом и говорившие на якутском языке. К концу XIX в. этнографы отметили необычайную распространённость якутского языка среди русского населения.

5) Представители якутов, часто бывая в Иркутске, получили возмож­ность участвовать в разработке законодательства относительно населения Сибири. Так, в 1824 г. в Иркутске были борогонский голова И. Мигалкин, кангаласские князцы С. Кириллин, Н. Рыкунов и подали там за­писку «О законах и обыкновений издревле существуемых у якутов Якутской области и округи»[555], которая немало способствовала утверждению якутского самоуправления.

В промежутке между двумя ясачными комиссиями (1760–1820 гг.) произошли важные события в становлении якутского самоуправления. Реформаторская деятельность царских чиновников, развернувшаяся в этот период, начиная от якутского воеводы и главы первой ясачной комиссии Мирона Черкашенникова до губернатора Сибири, известного реформатора М.М. Сперанского, была основана на активной поддержке со стороны представителей коренных сибирских народов. Николай Рыкунов (1785–1833 гг.) был одним из таких сибирских реформаторов на областном уровне.

Он был сыном бедного рыбака по имени Бойдус (в крещении Осип[556]). По преданию, когда отец с сыном рыбачили на Лене, мимо проезжали участники какой-то экспедиции. По-видимому, это была экспедиция Биллингса. По договоренности с отцом они-то и увезли мальчика с собой. Там он получил, по всей видимости, неплохое образование. И как сказано в предании, записанном якутским краеведом И.Г. Березкиным, один из этих русских людей отпустил Н. Рыкунова на родину с напутствием содействовать просвещению своего края. Об этой интересной личности есть пока отрывочные, но достаточно показательные сведения. Родился он в 1785 г., хотя в некоторых источниках указывается 1782 г. После возвращения на родину он работал писарем в своем родном наслеге. Затем за свои выдающиеся качества (о нем узнали в городе) был избран старостой наслега. Выбор произошел при драматических обстоятельствах. Дело в том, что вначале он был писарем у князца Бытыыкова, имевшего 100 дойных коров. На наслежном собрании большая половина, в основном бедняки, проголосовала за Н. Рыкунова. Подсчет голосов прошел следующим образом. Противоборствовавшие стороны поставили друг против друга и пересчитали тех, кто был за богача Бытыыкова, и тех, кто хотел иметь старостой Н. Рыкунова. Вступив в должность, он первым делом своего соперника и еще 40 человек, стоявших на его стороне, подверг порке. Как говорится далее в предании, он разорил вконец Бытыыкова. Женился, обзавелся хозяйством среднего достатка[557]. Когда после смерти Н. Рыкунова в январе 1834 г. описали его имущество, то оказалось, что он владел всего 41 головой конного скота, 38 головами рогатого скота[558].

В 1811 г. Н. Рыкунов был улусным писарем при голове Кангаласского улуса Чоче Аянитове[559]. В 1812–1818 гг. уже был улусным головой[560], а не в 1812–1815 гг. как у И.Г. Березкина в названной работе. Другими словами, он быстро сделал карьеру. Как говорится в преданиях, он прославился своей образованностью и справедливостью. Из-за того, что он настроил против себя тойонов и баев, вторично головой он не был избран[561]. Несмотря на это, в 1824 г. его избрали вместе с головой Кангаласского улуса Саввой Кириллиным в состав якутской делегации в Иркутск. Там они принимали участие в составлении правил применения «Устава об управлении инородцев Сибири» 1822 г. и стали авторами рукописного сборника обычного права якутов «О степных законах и обычаях якутов». Для того чтобы провести судебную и административную реформы в Якутии, как впрочем, и в других областях Сибири, предусматривался опрос представителей местного населения с целью выявления старинных обычаев и других традиционных институтов социального регулирования, существовавших у инородцев. Все это делалось с целью приспособить местные обычаи и порядки по Российскому законодательству и управлению. Создание памятников обычного права якутов – новый этап в развитии политического и правового самосознания якутов.

Н. Рыкунов вместе с головой Батурусского улуса Григорием Старостиным и старостой Кильдемского наслега Егором Татариновым (переводчик) был избран на «семиулусном собрании» депутатом в Петербург. В то время он исполнял обязанности письмоводителя Якутской Степной думы. Н. Рыкунов по сравнению в С. Сырановым и А. Аржаковым уже человек новой формации, по своему рационализму близок к последнему. Он нарушает обычай наследственности власти клановых глав, настраивает против себя тойонов и баев в своем улусе. Более того, известно как он расправился с шаманом из Хачикатского наслега Буустууром, устроив ему выволочку и не устрашившись лично отстричь у него волосы и бросить в огонь[562]. Документы, составленные с его участием, затрагивают не только внутреннее устройство якутов, но и вопросы, связанные с взаимоотношениями с русскими, особенно с властями. Понимая важность приобщения якутов к русской судебно-правовой системе, он в то же время пытается приспособить и нормы обычного права к новым условиям.

Якутская Степная дума

27 января 1827 г. было объявлено об учреждении Якутской степной думы – первой общественной организации якутов, претендовавшей на областной уровень. В ее становлении приняли участие как сами якуты, так и сочувствовавшие им чиновники областного правления. Прежде всего, – областной начальник Н.И. Мягков и чиновник по особым поручениям областного правления А.Я. Уваровский (1800–1861 гг.). При их участии в январе 1827 г. были составлены «Правила для единообразного учреждения порядка по управлению в родовых и инородных управлениях Якутского округа», инициировавшие образование Думы[563]. Если авторство данного текста будет установлено в полной мере, то этот документ также нужно будет рассматривать как один из выдающихся памятников законотворчества якутов первой четверти XIX в.

С самого начала был установлен принцип выборности заседателей – членов Думы. Так, если главный родоначальник (председатель Думы) избирался на три года, то «временные заседатели» от каждого из 7 улусов Якутского округа переизбирались ежегодно. В составе Думы было семь «непременных заседателей». Ими автоматически становились улусные головы. В число «временных заседателей» попадали наиболее уважаемые и авторитетные люди – бывшие улусные головы, наслежные старосты и родовые старшины. В Думе был письмоводитель, который не имел права голоса. Итого в Думе было 15 человек. При этом оплачивалась только должность письмоводителя.

Пока мы можем говорить об общих делах Думы. В конце 1820–1830-х гг. Дума руководила перераспределением земли и повинностей в улусах. Царское правительство было заинтересовано в этом перераспределении, так как оно могло дать увеличение общей суммы налогообложения. К тому времени ясак платили только те, кто имел землю. И наоборот, те, кто являлся держателем земельного надела, выполнял повинности. Якуты делились на 5 классов: «а) владеющие землёй по окладу полного соболя, его половины и трети; б) владеющие землёй по лисичному и полулисичному окладам; в) занимающиеся мастерством, зверопромышленностью и другими постоянными занятиями, равно и скотники; г) состоящие в работе у своих сородовичей и у русских; д) старики, сироты, калеки, совершенно не имущие, прокармливаемые подаянием»[564]. В результате переделов третий и четвёртый классы, т. е. группы в) и г) были наделены землёй. Таким образом, увеличилось количество владельцев земли. По-видимому, в этот период окончательно определяются границы между улусами и наслегами в Якутском округе.

Поскольку в центральных улусах стала ощущаться нехватка земли, Дума организовала поиск новых неосвоенных земель. Данный вопрос нуждается в углубленном изучении. Здесь также самую активную роль выполнил А.Я. Уваровский, обследовавший район рек Маи, Уды и Учура[565].

Важнейшим мероприятием, проведённым Думой, является созыв «семиулусного собрания» в Якутске 3 июля 1830 г. Несколько месяцев проходили выборы участников собрания в улусах. Всего в этом собрании приняло участие 482 человека: думцы, наслежные старосты, родовые старшины и особые поверенные, избранные от каждого наслега. Следует отметить, что наибольшее число делегатов было от Батурусского улуса (современные Амгинский, Таттинский и Чурапчинский улусы) – 122 человека или 1/4 часть собрания[566]. Главным вопросом, который обсуждался на собрании, была отправка в Санкт-Петербург якутской депутации для встречи с императором Николаем I. Эта идея вынашивалась уже несколько лет. Члены Думы добивались у правительства разрешения на эту поездку. Целью поездки было «представление ходатайства о своих нуждах и выражение верноподданических чувств».

Дума вела оживлённую переписку с улусными управами, призывая их к скорейшему избранию делегатов собрания и отправке в Якутск. Одновременно в улусах была распространена специальная «Записка», содержащая перечень вопросов, подлежащих обсуждению на «семиулусном собрании». В ней было 27 пунктов. Ряд пунктов предусматривал расширение прав Родовых управлений. Например, пункт 14: «…никакое дело, не бывшее сперва в разборе в Родовом управлении, не принимается в высшей инстанции»[567].

Интересен также пункт, где говорится об обязательности присутствия представителей Якутской степной думы «при опросах людей (из улусов. – А.Б.) во всех присутственных местах», т. е. в правительственных учреждениях и судах. Наверное, можно только приветствовать пункт 16, где говорится «уничтоже продажа в уезде питей, прежде разорявшей якутов»[568].

Разбор документов, связанных с работой «семиулусного» собрания 1830 г., показывает высокий уровень культуры и образованности членов Думы и осознания ими насущных проблем якутского населения. Как показывает сопоставительный анализ программных документов Думы «о нуждах якутов» и аналогичных требований упомянутых выше якутских реформаторов второй половины XVIII в., почти во всех деталях они совпадают. И видно дальнейшее развитие общественно-политического сознания глав якутских улусов. Другими словами, можно сказать, что создание Якутской думы было подготовлено предыдущими поколениями якутских деятелей. Вспомним «Наказы» якутских улусов 1767–1768 гг. в екатерининскую Комиссию по составлению нового Уложения и «План о якутах» А. Аржакова.

Собравшиеся в июле 1830 г. в Якутске представители якутских улусов и наслегов должны были выработать единые требования, отражавшие интересы «всех якутских племён» (по образному выражению одного из деятелей Думы). Вот эти требования: «1. Испросить соизволения на заведение в уезде (в Якутии. – А.Б.) училища уездного с помощью из казны (о чем говорил С. Сыранов. См. выше. – А.Б.); 2. В отдалённости живущим якутам позволение отлучаться далее 500 верст по видам родовых управлений или инородных управ, а не из земского суда брать таковые; 3. Третью степень словесного суда с приобщением управлений инородных думе представить ей; 4. Утверждение степных вновь составленных в Иркутске законов, по коим в 1824 году были командированы депутаты; 5. Утвердить поставку казённых тягостей навсегда за якутами; 6. Станки предоставить гонять самих по обстоятельству поселенцев; 7. ...(этот пункт пропущен. – А.Б.); 8. О невыезде за ревизиею дел членами земского суда чрез два месяца и ревизовать инородные управы областному начальнику или от него командированным чиновникам в год однажды; 9. О излишне имеющихся у города якутских местах по измежеванию обратить якутам, что их есть собственные…» Это, по-видимому, неполный перечень, так как в 10-м пункте этого документа рекомендовалось «поверенным от обществ» – представителям улусов и наслегов – привезти в Якутск «записки к общей трактации»[569], т. е. свои предложения. Об обстоятельствах организации этой депутации писал Г.П. Башарин[570]. Налицо преемственность между данным фактически программным документом Думы и предыдущими проектами («наказами» в екатерининскую Уложенную комиссию, «Пополнением к наказам якутов» С. Сыранова и «Планом о якутах» А. Аржакова).

22 ноября 1838 г. по распоряжению иркутского генерал-губернатора Якутская Степная дума была закрыта. Хотя она пыталась сопротивляться, например, в улусные Управы рассылались запросы, считают ли они для себя полезным иметь или продолжить существование Степной думы. Баягантайская управа, в частности, в своем донесении от 8 марта 1837 г. сообщила, что на общей сходке родовых старост улуса и поверенных 6 марта 1837 г. было заявлено о полезности для них существования Думы[571]. Любопытны причины закрытия. Кроме того, что выборы главного родоначальника посеяли вражду между родоначальниками и содержание Думы обременительно, утверждалось, что якуты никогда не были подчинены, подобно бурятам, одному главному родоначальнику. Хотя якутские тойоны доказывали обратное, указывая на существование в далёком прошлом самодержавного правления якутов в лице полулегендарного Тыгына. Также основанием для этого решения стало то обстоятельство, что «учреждение Степной думы в многолюдном городе (Якутске) само по себе незаконно». Думается, что царские власти были правы только в последнем, ибо активность Думы с самого начала вызывала у них опасения. Ведь Дума проводила достаточно самостоятельную политику, пытаясь добиться больших прав и свобод для якутского населения. Она противодействовала вмешательству царской областной администрации и полиции во внутренний уклад жизни якутов, защищая их права жить по своим обычаям, способствовала развитию якутского землевладения. Замечательна сама практическая деятельность Думы, демократизм в решении вопросов, высокий уровень сознательности её членов.

Фактически поводом к закрытию стало «Покорнейшее прошение шести якутских улусных голов Якутской области и округи, рисующее состояние якутского населения и предлагающее меры к его улучшению», составленное на имя министра Министерства государственного имущества графа П.Д. Киселева, где содержатся наиболее смелые предложения о реформировании управления Якутией. В частности, в первом же требовании ставится вопрос об отделении Якутской области от Иркутской и Енисейской губерний по платежу земских повинностей по причине отсутствия в Якутии промышленности. Далее говорится о заключении договоров на казенные поставки на срок до 12 лет, чтобы сократить частоту приездов в Якутск родоначальников, и о том, что якуты с 1822 г. ждут издания степных законов, которые устранили бы возникающие судебно-правовые проволочки[572]. И это не единичное «Прошение»[573]. Как известно, 1 января 1852 г. Якутия получила усеченный статус губернии на основании положения «Об управлении Якутской областью» от 11 июля 1851 г. Это было выдающимся событием в истории Якутии. По аналогии, наверное, его можно сопоставить с предоставлением бывшим английским колониям Канаде и Австралии статуса доминиона. Хотя, конечно, полного сходства не может быть. Ведь там процесс был связан и с экономическими, и с политическими, и с культурными факторами. Общее видится в том, что оба события были обусловлены нараставшими трудностями с обеспечением контроля над данными территориями и регионалистскими движениями.

Вот как охарактеризовал период существования Думы А.Я. Ува-
ровский. Во многом он связывал успехи, достигнутые в то время с именем областного начальника Н.И. Мягкого. «Когда этот чиновник прибыл в Якутск, он увидел много нарушений, по этой причине он сменил несколь­ких чиновников. Сам он, полный сил и здоровья, работал до изнеможения на протяжении 6–7 лет во имя будущего благополучия якутов. Годы его работы якут считал своим счастьем. Прошло 15 лет, как сменился этот господин. Но все эти долгие годы якут не забыл его, до сих пор он жив в воспоминаниях якутов. Каждый город был бы счастлив, если бы такой господин сидел у них губернатором», – писал А.Я. Уваровский[574]. Здесь в памяти одного из передовых деятелей того времени многое стало ассоциироваться с личностью либерального к якутам областного начальника. Как известно, одновременно с закрытием Думы проводилось следствие «о злоупотреблениях» чиновников, имевших «недозволительные сношения с инородцами». Н.И. Мягков и А.Я. Уваровский были сняты со своих должностей. Тем не менее либеральные традиции в управлении Якутией были продолжены во второй половине XIX – начале XX в. в деятельности губернаторов В.Н.Скрипицына и И.И. Крафта.

Выполняя на первых порах посредническую роль между якутским населением и областной, губернской администрацией, Якутская дума постепенно превратилась в оппозиционный орган власти, претендовавший на известную степень полномочий в управлении краем. Членами Думы были крупные собственники, имевшие авторитет в улусах и опыт в управлении (ранее они занимали должности старшин и старост). За отправление своих должностей они не получали жалованья. Этот орган власти возник не стихийно и не был навязан «сверху». Перед нами уникальный случай в российской истории. Вопрос о создании Думы возник органично как практическое средство решения конкретных проблем, остро стоявших в то время.

Деятельность Якутской Степной думы закрепила определённые традиции якутского самоуправления. В частности, стремление найти компромиссные пути сосуществования местной власти с Центром. Семиулусное собрание якутов было организовано по инициативе Степной думы. Впечатление от этого события, вероятно, было столь большим, что оно отразилось в фольклоре якутов. Представления якутов о Союзном Совете – новая ступень в развитии этносознания этого народа, не имевшего в историческом прошлом крупных социальных и политических объединений. Все это, несомненно, явилось одним из источников национального движения якутов, громко заявившего о себе в начале XX в. «Союз якутов» – первая политическая организация якутов – имеет своими корнями борьбу якутов за самоуправление в рамках российского государства. Развитость улусной организации, высокий уровень хозяйственной организации якутов и активность правящей верхушки якутского общества позволили якутам сохранить права на землю, право вести свое самобытное хозяйство и, наконец, добиться в ХХ столетии государственного суверенитета в составе России.

Таким образом, необходимо освободить термин «колонизация» от политизирования и идеологизации. Если же речь идет об определенной политике, тогда важно уточнять это. Развитие любого сложного социально-политического объединения, в частности государства, сопровождается колонизацией. В каждом конкретном случае надо выделять соотношение мирных и военных факторов колонизации, дать преимущественную характеристику процесса с тем, чтобы оценить результаты взаимодействия разных стран и народов.

В истории колонизации большое место занимает взаимоотношение центральной власти и самоуправления. Мировой опыт показал роль развития самоуправления в достижении современного государственно-правового статуса многих стран мира, бывших ранее колониями.

Удаленность территории Якутии и важное стратегическое значение ее для Российского государства предопределили особую систему управления с выходом напрямую к высшим эшелонам власти. Якутское самоуправление в лице потестарных институтов (кланов) сразу же оценило такой статус своего положения. С самого раннего времени оно стало развиваться в сторону встраивания в государственную систему. Первая ясачная реформа и аграрные реформы 1760-1770-х гг. напрямую затронули основы внутреннего строя якутского общества. Закончился условно названный нами даннический период в истории якутов и начался период интеграции с Русским государством в политической, социальной и экономической сферах.

Первая попытка выйти на областной уровень была энергично пресечена царской администрацией. Якутская Степная дума – выдающийся эпизод в истории борьбы якутов за самоуправление. Степные думы как органы самоуправления 2–3 уровня задуманы были для крупных народов Южной Сибири. Якуты первоначально не получили права иметь таковые, но их депутаты, специально посланные в Иркутск, добились организации Степной думы и в Якутии. Основой для формирования таких структур служила необходимость объединения крупных единиц самоуправления для координации действий, там где имелось значительное более или менее оседлое население. В Якутии сходная идея витала, начиная еще с выборов С. Сыранова депутатом. Во-первых, – в требовании ввести третью степень якутского «совестного» суда, во-вторых, – в стремлении избрать областного предводителя для соединения усилий крупных самоуправляющихся единиц – улусов – под контролем одного ответственного перед высшей властью института.

А.В. Ремнев, Н.Г. Суворова*

Волостной писарь:
слуга двух господ, или хозяин сибирской деревни

«Альфа и омега» государственного управления

Волостной писарь – знаковая и актуальная фигура народной жизни, яркий и характерный персонаж народнических очерков, завсегдатай периодической печати и даже классической русской литературы. Он встречается не только в специальных сочинениях о крестьянском управлении в трудах Н.Я. Новомбергского, И.М. Страховского, Н.М. Астырева, в государственных административных проектах, но и в сочинениях, далеких от низкой «прозы жизни», Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого.

Интерес интеллигентного автора к этому персонажу в его переходных чертах, близости к крестьянству и одновременно образованному обществу. Для XIX в. с его утопическими надеждами на просвещение народа, на неограниченные возможности закона писарь – одна из нереализованных возможностей, потенциальная перспектива и постепенно нарастающая тревога и разочарование – грамотный элемент деревне не только не помогает, но усугубляет ее положение. Именно фигура писаря наиболее ярко свидетельствовала о деградации крестьянского мира, разрушении представительного правления, бюрократизации выборных должностных лиц.

Образ писаря в отечественной литературе и публицистике достаточно негативный. Писарь – один из многочисленных типажей российской бюрократии – традиционного объекта критики и сатиры отечественных литераторов. Порядочных и добросовестных чиновников, справедливых администраторов, принципиальных судей в произведениях русской литературы практически нет. Канцелярская крыса, взяточник, крючкотвор, чинуша, чернильная душа, крапивное семя – это далеко не полный список (достаточно однозначно негативных по смыслу) синонимов, используемых для определения русского чиновника[575].

Однако писарь еще более опасное явление, чем просто чиновник, он действует в среде беззащитного и нестойкого населения – крестьянства. «Чума и язва», «растлитель народной нравственности», невежа, пьяница и эксплуататор – таков писарь в многочисленных обличительных корреспонденциях. Он соединяет худшие черты чиновника и кулака-мироеда: в нем недостает образования, он зависит от состоятельных членов общества, так как единственным источником существования его будет жалование, положенное сходом. Зависимое положение и от верхушки мира, и от чиновников отталкивали от этой профессии людей порядочных, желающих независимости. Он зависит, но не от крестьянства, а от богатеев: «…Волостными писарями служат по найму в большинстве случаев проходимцы, не останавливающиеся ни перед чем для достижения своей цели – обогащения, всегда находящиеся в наилучших отношениях с местными колупаевыми и разуваевыми, блюдущие интересы последних (еще бы, когда они общие!)…»[576].

Особые надежды на этого «крестьянского чиновника» возлагает государство. Заведение письменного делопроизводства в крестьянском и инородческом управлении служило для государства важнейшим признаком цивилизованного, современного управления, создавало иллюзию реального подчинения и возможности контролировать крестьянское общество. Кроме того, только писарь в глазах государства мог претендовать на роль своеобразного проводника / транслятора государственных ценностей в отдаленный и замкнутый крестьянский мир. Как определял сам побывавший в волостных писарях Н.М. Астырев: «Волостной писарь – это связующее звено крестьянства со всеми и со всем, что похоже на начальство; все, кто имеет что-нибудь приказать, предписать, объявить, все, кто нуждается в какой-нибудь справке или цифре, – все эти и все это обращается в волость»^[577]. Исходя из этих высоких задача, чиновник критикует писаря, как несовершенного бюрократа, от которого зависит работоспособность всей государственной машины. Незаменимость писаря в общем строе государственного аппарата неоднократно подчеркивалась и чиновниками, и исследователями. Л.Д. Троцкий, отбывавший ссылку в Сибири, в «Восточной обозрении» опубликовал статью о сибирском волостном писаре под характерным названием: «Мало заметный, но весьма важный винтик в государственной машине». Для подтверждения этого тезиса перечисляются те государственные инстанции (от министерств до исправников), на запросы которых должен отвечать волостной писарь. «Альфа и омега» государственного управления, «единственный источник» всевозможной информации о деревне – таково значение писаря для государства. Чем выше государственные запросы, тем очевиднее несоответствие «крестьянского делопроизводителя» высокой государственной миссии ни с точки зрения профессиональных навыков, ни по положению в крестьянской и чиновничьей среде. В глазах начальства – он «низший сорт наемников», раб, беспрекословно обязанный выполнять все требования, «наймит без нравственного ценза, работник без всякого будущего и притом зависимый от всякой кокарды». Подчинение чиновникам усугубляется зависимостью состоятельному деревенскому элементу. Еще одна расхожая характеристика писаря – «клеврет мироедов».

Народники, отправляясь в деревню для знакомства с народом и его просвещения, использовали все «полуинтеллигентные профессии», близкие к народу, включая и писарскую. Хождение в народ лишь частично поколебало однозначно отрицательный образ писаря – на этой должности оказываются «вполне приличные» люди. В России по собственному желанию, а в Сибири – уже после ссылки. С этого времени должность писаря используется не только государством, но и общественно-политическими группами для культуртрегерской и отчасти политической деятельности. Именно через волостное правление и прежде всего волостного писаря происходило знакомство крестьян с законами, распоряжениями правительства и периодической печатью. Газеты по «сельскому профилю» в обязательном порядке выписывались на волостное правление, и в задачи писаря входило знакомство мира с официальной информацией. Знакомство предполагало не только чтение, но и комментарии, практические наставления, хотя это категорически запрещалось законом. Как представитель немногочисленной грамотной прослойки крестьянского общества, писарь почти обязательно привлекался в состав попечительств, правления судо-сберегательных касс и сельских банков, артелей.

Отношение к писарю в народной среде – это отношение к образованию, к письменному закону и начальству. Среди нелестных, но вполне понятных крестьянских характеристик писаря: бестия, крючкотвор, продажная душа, есть знаковые, отражающие мировоззренческие, правовые различия между мужиками и их образованным канцеляристом, например законник. Противопоставление интересов мужика и его делопроизводителя зафиксировано в пословице: «Писаря пируют, а мужики горюют». Как бы то ни было, крестьяне уже понимают важность этого «письменного человека», а следовательно, и всего письменного обряда, пришедшего с ним. Н.М. Астырев характеризуя отношение мужика к писарю, отмечает стремление «попользоваться» его знаниями и навыками, следовательно, не только государственные предписания выполняет писарь, но и обслуживает крестьянские интересы. Именно поэтому самые тяжелые и загруженные дни для писаря – суббота и воскресенье, когда народ, свободный от полевых работ, «спешит сделать все дела в волости». Но, даже признавая важность писаря, крестьяне чувствовали его чуждость, отличие от крестьянских выборных, которые были связаны с обществом не только непрочным в крестьянской среде письменным законом, но происхождением, образом жизни, крестьянским трудом. Жалование, как основной источник дохода – один из признаков рациональной веберовской бюрократии, – возводил непреодолимую преграду в крестьянской администрации и обществе.