«Избирая самый короткий путь к истине, можно оказаться очень далеким от нее» — гласит восточная мудрость. Это в какой-то мере справедливо в отношении «педагогической адвокатуры», избираемой классным воспитателем в качестве единственной позиции при выст­раивании тактики «защиты». Действия «адвокатуры» рассчитаны на то, что ее доводы будут услышаны и верно восприняты теми, к кому они обращены. «Адвокат» не учит и не порицает своих коллег: он об­ращается к их профессиональному сознанию, указывая на факты и причины непрофессионального поведения по отношению к проблеме ребенка.

Однако следует учитывать, что позиция «педагогической адвока­туры» априори признает не только права ребенка на достойное обра­зование, но и ответственность взрослого сообщества (общества, го­сударства, педагогического коллектива, конкретного педагога) за пре­доставление реальных гарантий прав ребенка.

Но если взрослые не признают за собой этой ответственнос­ти (не обеспечивают ребенку гарантию его прав), то они и не при­знают позиции «педагогической адвокатуры». Если в системе от­сутствует ясное и точное указание, в чем конкретно состоит эта ответственность, если нет соответствующих функций, которым она адресована, если не созданы условия для реального функци­онирования, то «педагогической адвокатуре» не к чему апеллиро­вать. (Призывы «любить ребенка» и «соблюдать его права» не помогут, поскольку против этой идеи в принципе никто не возра­жает. Отсутствуют лишь субъекты, изъявляющие готовность и обладающие возможностью эти цели осуществлять.)

В такой ситуации и сама позиция «педагогической адвокату­ры», и человек, ее занимающий, могут быть подвергнуты остра­кизму.

122

Остракизм (от греч. ostrakon — черепок) — изгнание, гонение

В Древней Греции — изгнание граждан, опасных для государства,

путем тайного голосования, производившегося черепками,

на которых писали имена изгоняемых.

Именно поэтому позиционные конфликты часто переходят в функциональные и межличностные. Человека как бы «отделяют» от позиции и предъявляют ему личностные претензии: «не так посмотрел», «не то сказал», «не с тем говорил», «сам плохо рабо­тает», «неэтичен», «нетактичен». За личными претензиями легко потерять существо дела, именно к этому осознанно или неосоз­нанно стремится противостоящая «адвокату» сторона.

Остракизму может быть подвергнут и ребенок, которого пы­тался защитить «адвокат». («Ну-ка, иди к доске и докажи, что ты все знаешь, а то твой «защитник» утверждает, что ты заслужива­ешь лучшей оценки»; «Лучше всем докажи, что ты порядочный человек, чем жаловаться на меня классному воспитателю»; «По­кажи домашнее задание! А то мне в школе сказали, что я не инте­ресуюсь твоими школьными делами» и т.п.). Это как нельзя луч­ше доказывает, что «адвокат» не услышан, ведь он как раз гово­рил о том, что ребенок не может доказать, не может заслужить, не может быть успешным, а потому требовать от него этого, не помогая становиться успешным, недопустимо.

«Педагогическая адвокатура» признает «презумпцию невиновнос­ти» ребенка, совершающего ошибку. Она основывается на том, что ре­бенок может учиться на своих ошибках, если его познавательная ак­тивность не будет блокирована страхом наказания за нее. «Адвокат» апеллирует к старой, как мир, истине: «Чужой опыт еще никого не на­учил».

Однако следует учесть, что данная истина верна только для того, кто в нее верит.

Презумпция — предположение, признаваемое истинным до тех пор, пока не доказано обратное.

Те кто считает, что ошибка — это следствие нерадивости, ленности ребенка, показатель его необученности и невоспитан­ности, будут доказывать противоположное заявленному «педаго­гической адвокатурой». Ошибка будет объявлена злом, с которым нужно упорно бороться всеми средствами, доступными обучению и воспитанию.

Взрослый, постоянно чувствуя ответственность за поступки ребенка, воспримет позицию «педагогической адвокатуры» ^как безответственную: «Что же, мне теперь ставить сплошные пятер­ки за диктант с ошибками?», «Что же, мне сидеть сложа рУ^{ки и} бездействовать, видя, как ребенок тратит время на ерунду, ^{на св} ошибки?»

123

«Педагогическая адвокатура» исходит из того, что вера ребенка в свои силы является опорой для его движения в постижении нового. Вера позволяет ребенку быть активным.

Однако если взрослый не доверяет ребенку, то он будет стре­миться его постоянно контролировать и опекать только на том основании, что он «маленький, незрелый, не знающий, не умею­щий». В этом он видит свою функцию и ответственность. Следо­вательно, взрослый, лишая ребенка права на самостоятельность, будет считать свои действия правильными.

Очевидно, что «педагогическая адвокатура» теряет свою целе­сообразность и эффективность в тактике «защиты от», если она ситуативно жестко блокируется теми, к кому она обращена. Если человек не может создать условия для удержания этой тактики, он должен от нее отказаться, поскольку вреда от неэффективного дей­ ствия будет больше, чем от бездействия.

У «педагогической адвокатуры» существуют ограничения, связан­ные с динамикой преобразования проблемы конкретного ребенка в образовательную ситуацию. Поэтому следует обратить особое внима­ние на следующее.

1) «Адвокат», защищая права ребенка, активен сам. Ребенок в этой
ситуации находится в пассивной роли «жертвы обстоятельств». Если
в дальнейшем не будут использованы другие тактики, выводящие ре­
бенка из позиции «жертвы», то «защита от» может сформировать у
ребенка качества потребителя, не желающего напрягаться, чтобы раз­
решать свои проблемы самому.

2) Ребенок, являясь «жертвой обстоятельств», не всегда пассивен.
Активно действуя, избавляясь от проблемы, он объективно провоци­
рует возникновение новых, еще более неблагоприятных для него об­
стоятельств. Пользуясь определенной степенью свободы (т. е. находясь
вне контроля со стороны взрослых), ребенок по своему усмотрению
(или по неведению) распоряжается ей во вред себе и другим.

«Адвокат» в этой ситуации оказывается в щекотливом положении, поскольку, защищая право ребенка на ошибку, право «быть таким, какой он есть», понимает, что «оставлять его таким, каков он есть» в этой ситуации — значит:

брать на себя ответственность за неразумные (неадекватные, не­обдуманные или даже вредные) поступки ребенка;

предъявлять претензии тем людям, мнение, позицию, деятель­ность, чувства которых ребенок игнорировал, несмотря на их объек­тивную правоту.

124

3) «Адвокат» не может поручиться за ребенка без уверенности в
том, что ребенок даст согласие вести себя так, как обещал за него «ад­
вокат».

4) «Адвокат» не может поручиться за то, что удержит другую сто­
рону, которая в ответ на провокации ребенка может усилить репрес­
сивные меры.

«Педагогическая адвокатура» преимущественно действует на си­туацию, внешнюю по отношению к ребенку. Она направлена на изме­нение негативных обстоятельств в случаях, когда от действий ребенка эти обстоятельства не могут измениться к лучшему. Поскольку актив­ность ребенка блокируется негативным отношением к нему (находясь в пассивной «позиции жертвы», он лишается шанса влиять на ход со­бытий, изменять их, рефлексировать свои действия), он лишается шан­са изменяться к лучшему, а «поддерживатель» лишается возможности помогать и поддерживать его в этом.

Несмотря на перечисленные ограничения, позиция «адвоката» не­обходима и уместна в ситуациях, когда:

ребенку грозит прямая опасность и требуются быстрые и реши­тельные действия, направленные на его защиту;

в педагогическом сообществе обсуждаются вопросы, связанные с правами ребенка;

используя свой авторитет, «адвокат» может свести к минимуму необоснованные действия других людей (коллег, родителей, детей) в отношении проступка ребенка.

Позиция «педагогической адвокатуры» в тактике «защиты», по сути, является не столько сугубо профессиональной, педагогической, сколько образовательной, гражданской. Ее мог бы занять не только классный воспитатель, но и любой человек, которому небезразличны проблемы образования, кто заинтересован в том, чтобы отечественная школа развивалась в направлении гуманизации и демократизации об­разования.