КТО ВЛАДЕЕТ МОНОПОЛИЕЙ? (НЕМНОГО О ФИНАНСОВОМ КАПИТАЛЕ)
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

 

В разные времена азартные игры сбивали с пути истинного немало людей. Однако ни рулетка, ни лотерея не могут сравниться по широте, драматизму, масштабу мистификаций с великой игрой капитализма - биржевой игрой. Даже наша обиходная речь сохранила в поговорках память об этой игре ("я слышал, акции такого-то растут" - синоним успеха, карьерного восхождения и т.д.). Для миллионов людей, играющих на бирже, причудливые зигзаги курсов акций связываются с мечтой о быстром обогащении. Для миллионов других обладание надежным пакетом акций - символ обеспеченной жизни без труда и без забот, своеобразной пожизненной "пенсии". Рвущая нервы игра как путь к благосостоянию и мечта о пенсии со школьной скамьи - таковы суррогаты труда и отдыха, созданные капиталистической акционерной системой.

Тайны биржи завораживали подчас даже обличителя капиталистических "игр" Теодора Драйзера. "Любая причина может вызвать на бирже и „бум" и панику, - говорил один из героев „Финансиста", - будь то крах банка или только слух, что бабушка вашего двоюродного брата схватила насморк. Биржа совсем особый мир... Никто на свете не сумеет вам его объяснить. Я видел, как вылетали в трубу акционерные общества, хотя даже самый опытный биржевик не смог бы сказать, по какой причине. Я видел также, как акции необъяснимо взлетали до небес".

Но акционерная система отнюдь не только азартная игра или скучное существование рантье; вкупе с кредитными связями она образует своеобразную нервную и кровеносную сеть наиболее глубокого и таинственного явления современного капитализма - финансового капитала, управляющего жизнедеятельностью монополий. Властители обычно стремились к славе, популярности, саморекламе; финансовый капитал предпочитает властвовать анонимно. Поэтому разглядеть властителя мира монополий непросто, но без этого рассказ о монополии был бы явно неполным.

Так кто же владеет монополиями? Юридически владельцами любой корпорации яв-ляются акционеры - лица, обладающие её акциями. Акция есть "титул собственности" - ценная бумага, свидетельствующая о внесении денежной суммы в капитал фирмы и дающая известные права на управление ею и получение доходов - дивидендов. Заметьте: равные права независимо от того, кто владеет акцией - крупный капиталист, представитель "среднего класса" или рабочий. И действительно, акциями монополий владеют не единицы - десятки миллионов людей разных классов. При равенстве прав акционеров вроде бы все они должны присваивать монопольную сверхприбыль в качестве дивиденда на акции.

Однако первая узкая лазейка на пути к истинным хозяевам монополий обнаруживается в системе выборов руководства корпораций: одна акция - один голос, следовательно, один акционер, обладая большим количеством акций, имеет и много голосов, может быть, даже относительное большинство голосов ("контрольный пакет" акций). При большом рассеянии владения акциями по мелким акционерам величина "контрольного пакета" может составлять 20 или даже 10% общего числа акций. Сосредоточение "контрольного пакета" акций в руках крупных акционеров дает возможность формировать и контролировать руководство корпорации.

На большую массу акций приходится соответственно и большая масса дивидендов; однако равенство дивидендов на каждую акцию создает впечатление раздела монопольной сверхприбыли между всеми акционерами. На самом деле крупные акционеры могут перераспределять доходы по акциям в свою пользу и делают это вполне законным путём - через биржевую игру. Цена акции на бирже (её "курс") зависит от объявленного уровня дивидендов по акции, который в свою очередь зависит от политики руководства корпорации (подчиненного владельцам "контрольного пакета"). Отсюда возможность управляемой игры "на повышение" или "на понижение" курса акций, своего рода беспроигрышной лотереи крупных акционеров.

Прибыль корпорации идёт не только на дивиденды, но и на образование фонда накопления и разного рода резервных фондов. Контроль над управлением корпорацией позволяет в случае необходимости спрятать часть прибылей в различных фондах и искусственно понизить курс акций. Понижение курса создает обманчивое впечатление ненадежности, невыгодности акций данной корпорации и вызывает волну продаж акций по низким ценам. Скупив дешевые акции, владельцы "контрольного пакета" раскрывают карты - объявляют скрытые прибыли корпорации и повышают уровень дивиденда на акции. Этим они сразу убивают двух зайцев: присваивают высокие дивиденды на скупленные по дешевке чужие акции и получают возможность продать эти акции по завышенной цене. Способы биржевого обогащения весьма разнообразны. Можно назвать ещё "разводнение" капитала, "грюндерскую" (учредительскую) прибыль и прочее. Однако не будем увлекаться, мы ведь пишем не пособие по финансовым махинациям. Для нас важнее сделать ещё хоть один шаг в поисках действительных хозяев монополий.

Тайна беспроигрышной биржевой игры - в обладании контрольным пакетом, дающим власть над монополией и её сверхприбылями. Однако обнаружить конечных адресатов сверхприбыли весьма непросто: владельцем контрольного пакета может оказаться не лицо, а фирма (банк, страховая компания, наконец, другая промышленная корпорация). Истинный владелец надежно замаскирован "системой участия" компаний в акционерном капитале друг друга: под одной маской обнаруживается другая, третья... За "внучатой" компанией стоит "дочерняя", ту в свою очередь контролирует "материнская" фирма.

 

Смысл "системы участия" отнюдь не только в обеспечении тайны акционерных связей (что само по себе весьма важно). "Система участия" скрывает от любопытных глаз широкую "общность интересов" различных корпораций, на основе которой можно проводить широкомасштабные спекулятивные операции. Например, цены на строительные участки и будущие прибыли домовладельцев в немалой степени зависят от планов транспортного развития города. Поэтому тесное и тайное сотрудничество строительной и транспортной корпораций может принести дополнительные прибыли обеим. Другой случай - обогащение "материнской" компании за счёт "дочерней" на основе заведомо невыгодных контрактов между ними, а потом образование дополнительных, прибылей в ходе проведения "оздоровительных" мероприятий по спасению "дочерней" компании от искусственно имитированного банкротства.

Связи "системы участия" создают прочную и тонкую паутину, улавливающую сверхприбыли из разных источников. Попытка добраться до "паука", соткавшего связи между разнообразными корпорациями, приведет скорее всего к дверям "трастового" отдела банка-монополиста (отдела, управляющего по доверенности капиталами "анонимных вкладчиков"). Имена действительных владельцев не известны подчас даже президентам промышленных корпораций. Так, президенты двух крупнейших американских электротехнических корпораций, готовившиеся к конкурентной схватке друг с другом на рынке холодильников, были немало удивлены, когда пригласивший их для беседы глава банка сообщил им, что в результате перемен в мире ценных бумаг обе корпорации работают на одного хозяина...

Монополистический банк - это не сердце финансового капитала, а его голова, его мозг. Именно здесь просчитываются варианты стратегии, принимаются важнейшие решения, которые по каналам акционерных и кредитных связей передаются промышленным монополиям, реализуя волю не самого банка, а собственников финансового капитала, т. е. объединенного, "сращенного" капитала банковских и промышленных монополий. Банк - не главнокомандующий, а скорее генеральный штаб, разрабатывающий планы действий и управляющий их осуществлением.

В 1985 г. капиталистическая Европа была взбудоражена необычайной новостью - известием о крупнейшем за всю историю ФРГ слиянии - поглощении гигантской АЭГ не менее крупной "Даймлер-Бенц". В этой "свадьбе слонов" (как назвали её западногерманские газеты) роль свахи взял на себя "Дойче Банк". Этот же банк в критические моменты передачи власти вмешался в судьбу крупнейших состояний промышленного магната Тиссена и газетного короля Шпрингера. Ныне этот крупнейший банк стал признанным штабом западногерманской индустрии.

Сила банка не только в его роли по отношению к промышленным корпорациям, но и в тех нитях зависимости, которыми опутывает трудящиеся классы современная финансовая система. Банк стоит в центре этой финансовой системы. В сверхсовременном небоскребе с броской рекламой разместится скорее всего страховая компания - банк-монополист не нуждается в излишней рекламе, он предпочитает существовать в солидном и неброском старом кирпичном доме где-нибудь в центре "сити". Однако капиталы страхового гиганта (так же как и холдинг-компании, пенсионного фонда, сберегательной кассы) хранятся, учитываются и используются именно банком.

Чековая книжка, кредитная карточка, страховой полис являются документами, удостоверяющими зависимость человека от финансового капитала. Заработная плата нередко выплачивается через банк, и банк имеет полную информацию о доходах и расходах человека (при необходимости можно установить совершенно точно, где и в каком "супермаркете" тратится заработная плата, ибо при чековом обращении покупка означает перевод денег с одного счёта в банке на другой). Ещё один канал зависимости от финансового капитала - страховые операции, охватывающие жизнь, имущество и многое другое. (В Англии, например, страхуются даже отпуска - от плохой погоды, но в зависимости от прогноза.) Без потребительского кредита фактически невозможно построить собственный дом. Как американец строит дом? Купив земельный участок, он закладывает его в банке, на эти деньги строит фундамент, вновь закладывает его в банке и т. д. В итоге построенный дом принадлежит банку, а человек надолго опутывается нитями кредитной зависимости, которые заставляют его зубами держаться за рабочее место - в случае прекращения выплат банку за дом, автомобиль и многое другое они могут исчезнуть, как мираж...

Что же дает финансовый капитал своим обладателям? Не только гигантские доходы, но и ещё более полное устранение капиталистов от управления делами производства, окончательное превращение в излишний класс. Теперь даже размещение капитала становится функцией специальных организаций. Переход всякой "экономической умственной работы" от капиталистов к специальным организациям, занятым сознательным регулированием хозяйства в огромных масштабах (регулированием, направленным, конечно, на обирание масс в пользу финансовых олигархов), "ещё и ещё раз упирается в вопрос о том, переходом к чему является новейший капитализм, капитализм в его империалистической стадии.---" (Ленин В. И. ПСС т. 27. С. 336).

В конце приведенной фразы стоит прочерк, ибо в дореволюционном подцензурном издании невозможно было прямо сказать о неизбежной перспективе развития. Однако в написанном позднее предисловии к немецкому и французскому изданиям В. И Ленин открыто высказывает важнейший вывод своей гениальной книги: "Империализм есть канун социальной революции пролетариата. Это подтвердилось с 1917 года в всемирном масштабе" (Ленин В. И. ПСС т. 27. С 308).

 

ГМК, ИЛИ ГОЛОВОКРУЖИТЕЛЬНАЯ КАРЬЕРА И НЕРАВНЫЙ БРАК "НОЧНОГО СТОРОЖА" КАПИТАЛА

 

Стремительное накопление научной информации в нашем веке отразилось на самом языке науки - потребность "уплотнить" полученные знания породила сокращения, аббревиатуры. Политическая экономия не злоупотребляет сокращениями. Пожалуй, первым общепринятым сокращением в политико-экономической теории является обозначение современной формы капиталистического общества - ГМК (государственно-монополистический капитализм). За тремя согласными буквами скрывается немало несогласованности, противоречий, проблем, огромное богатство новых явлений особой ступеньки в развитии монополистического капитализма, существенный исторический сдвиг.

В XIX в. буржуазное государство называли "ночным сторожем" капитала, полагая, что чем меньше государство вмешивается в экономику (ограничиваясь охранительными, полицейскими функциями), тем более оно соответствует самому характеру системы капитализма, духу свободного предпринимательства. В XX в. произошла разительная перемена: "ночной сторож" совершил стремительное восхождение по служебной лестнице и "сочетался законным браком" с новой хозяйкой буржуазной экономики - капиталистической монополией.

 

Прогрессирующее обобществление производства в период империализма отразилось в целом ряде своеобразных "сращиваний": сращивание частных капиталов в синдикаты и тресты привело к образованию монополий; сращивание банковских монополий с промышленными означало образование финансового капитала. Наконец, сращивание силы монополий и мощи государства ознаменовало возникновение ГМК. Чтобы уяснить себе таинственное превращение государства из простого слуги монополий в организатора их хозяйственной жизни, Давайте взглянем на то, с чего всё это началось.

ГМК зародился во время первой мировой войны и впервые появился на свет под длинной, специфически немецкой вывеской "Ваффен унд Муниционбешаффунгсамт" ("Ведомство снабжения оружием и боевыми припасами"), или сокращенно "ВУМБА". Именно по поводу этого ведомства В. И. Ленин писал, что "в интересах напряжения сил народа для грабительской войны пришлось, напр., Германии направлять всю хозяйственную жизнь 66-миллионного народа из одного центрального учреждения в интересах сотни-другой финансовых магнатов", и назвал это шагом "к переходу от монополий вообще к государственному капитализму" (Ленин В. И. ПСС т. 30. С. 279, 281).

Почему же унылое бюрократическое учреждение приобрело столь крупное хозяйственное и историческое значение?

Вывески меняются, но тесные отношения государства и монополий по поводу военного производства (а именно под сенью высоких военных бюджетов состоялась "помолвка" монополий и государства) остаются закономерным явлением современного капитализма, они даже получили особое наименование "военно-промышленный комплекс" (ВПК). Кстати, этот термин придумал американский президент Д. Эйзенхауэр. Суть изменения в производственных отношениях, существующих в ВПК, В. И. Ленин ещё на заре военно-промышленного сотрудничества государства с монополиями характеризовал как возникновение особого вида народного хозяйства: "Когда капиталисты работают на оборону, т. е. на казну, это уже - ясное дело - не „чистый" капитализм, а особый вид народного хозяйства. Чистый капитализм есть товарное производство. Товарное производство есть работа на неизвестный и свободный рынок. А „работающий" на оборону капиталист „работает" вовсе не на рынок, а по заказу казны, сплошь и рядом даже на деньги, полученные им в ссуду от казны". (Ленин В. И. ПСС т. 32. С. 318-319). По существу в рамках ВПК частные монополии превращаются в государственно-капиталистические монополии.

Современные так называемые "аэрокосмические" концерны в США формально являются частными акционерными обществами, однако на 80 % их оборот обслуживает государственные военные и космические заказы. Отсюда видно, в какой степени эти концерны зависят от государства. Реализацией этой зависимости является постоянное и детальное вмешательство Пентагона в хозяйственную деятельность крупнейших монополий. Высочайший технический уровень американского аэрокосмического производства было бы опрометчиво объяснять регулирующей силой рынка и отсутствием "оков" плановой системы. Как вам понравится, например, перечень мероприятий Пентагона в отношении частных военных концернов, который приводит один американский экономист: Пентагон дает спецификации, диктует технологию, определяет взаимоотношения с субпоставщиками, утверждает подробный поэтапный план, систему отчетности и методы исчисления издержек, контролирует работы, устанавливает критерии подбора и программы переподготовки кадров... И это всё делается для частных компаний!

Конечно, "семейный союз" монополий и государства не следует представлять как эдакую деспотию вооруженного до зубов государства - монополии имеют весьма действенные средства давления на грозного партнера. Например, конкурс проектов по военным заказам закрытый и ограниченный, поэтому монополиям нетрудно договориться между собой и взвинтить цены. Однако даже принятая государством монопольно высокая цена исполнения заказа ещё не предел: начав исполнение многолетней и дорогостоящей программы, корпорация-исполнитель имеет возможность выкачивать из государства дополнительные средства под предлогом непредвиденных издержек. Впрочем, было бы неверно полагать, что отношения монополий и государства основаны на обмане наивного, хотя и могучего "супруга". Государство в этом союзе представляет общий интерес всей монополистической буржуазии, и потому вполне сознательно идёт на обеспечение стабильных сверхприбылей монополиям. Другое дело, что такой общий интерес монополистической буржуазии может не совпадать с алчными устремлениями отдельных монополий и монополистических групп: в этом случае возникают веские поводы для "семейных" ссор и скандалов.

Тесное переплетение деятельности монополий и государства, крупных денежных интересов и организующей работы аппарата государственной власти имеет ещё одно немаловажное последствие; оно накладывает печать бюрократизма и коррупции на важнейшие дела и начинания современных капиталистических обществ.

Ныне капитал ищет не только прибылей - он ищет "связей", которые обеспечили бы ему гарантии выгодных государственных заказов и многое другое. Во времена Расцвета товарного производства над сознанием товаропроизводителей всецело господствовал товарный фетишизм (о котором мы рассказывали в предыдущей главе). Во времена подрыва товарного производства новым "фетишем" стали "связи", которые иногда стоят дороже денег...

Крупные чиновники государственного аппарата могут быть спокойны за своё будущее, после отставки с государственной службы их охотно принимают на работу корпорации, предоставляя хорошо оплачиваемые и необременительные должности знатокам и умельцам бюрократических связей. После второй мировой войны в США на видные места в крупных частных корпорациях выдвинулась группа молодых чиновников (их называли "уиз кидз" - ловкие ребята), которые начинали свою деятельность в годы войны в министерстве авиации. Наибольшую известность из этой группы специалистов по государственному военному снабжению приобрел Роберт Макнамара, вернувшийся в государственный аппарат на пост руководителя военного министерства США.

Стремление мощных монополистических капиталов к государственному военному рынку рождает коррупцию (даже на самых высоких уровнях государственной иерархии), которая периодически прорывается скандальными разоблачениями. Так, в 70-е годы политическая жизнь ряда развитых капиталистических стран была поколеблена драматическим открытием: члены правительства и даже премьер-министры некоторых крупных государств (Италии, ФРГ, Японии) принимали взятки от американских авиастроительных концернов "Локхид" и "Боинг", приобретая для своих стран далеко не безупречные военные машины.

 

Оказывается, "ночной сторож" национальных интересов капитала не всегда честно исполняет свои служебные обязанности по поддержанию конкуренто- и обороноспособности своей страны. Однако даже искренние усилия государства, направленные на повышение технического уровня национальной промышленности (и соответственно военных возможностей), наталкиваются иногда на серьёзные экономические препятствия...

 

Отступление 2. ГМК и НТП, или Как делаются "экономические чудеса"?

Когда на американском ринке появились станки с программным управлением, обнаружилось, что крупные корпорации отнюдь не спешат внедрить у себя техническую новинку, благодушно уступая друг другу первенство в этом начинании. И дело не в том, что им были неизвестны сомнительны технические качества новых станков, - государство позаботилось о рекламе, пойдя даже на предоставление во временное бесплатное пользование образцов новой техники. Однако даже "попавшись" за государственный счёт с новыми станками, монополистические исполины не проявили желания немедленно внедрить прогрессивную технику.

В XIX в. такое равнодушие в отношении к новой технике было бы невозможно. В XX веке - веке бурного технического прогресса и научно-технической революции! - такое отношение скрывает за собой определённую закономерность. Монополия, устраняя свободную конкуренцию, достигает в определённой степени гарантированного положения, обеспеченного сбыта на "закрытом" от других фирм секторе рынка; естественно, она предпочитает эксплуатировать захваченные преимущества без излишних затрат на техническое обновление производства. Монопольные цены и искусственно раздутые издержки не создают стимулов к постоянному повышению производительности и снижению издержек.

Нет, конечно, монополии могут обеспечивать научно-технический прогресс, и притом много более быстрый, чем во времена свободной конкуренции (именно крупная организация производства, концентрация финансовых ресурсов, наличие собственных научных подразделений, планирование производства, сбыта и спроса дают возможности ускорения НТП). Такая способность монополий подтверждена самим фактом высокого научно-технического уровня современных развитых капиталистических стран. Но монополии не всегда хотят использовать свои гигантские возможности в области НТП, и за этим стоит не каприз, а объективные противоречия отношения монополии.

В случае со станками с программным управлением Пентагону (!) удалось сломить консерватизм военно-промышленных концернов, только поставив условием предоставления выгодных военных заказов технологическое обновление производства всех фирм (в том числе и субподрядчиков), участвующих в исполнении заказа. Но в целом государство не силах устранить противоречивое отношение монополий к НТП, периодически возникающее стремление наиболее благополучных монополий заморозить свою техническую базу.

Противоречие тенденции ускоренного развития и тенденции торможения находит выражение в неравномерном, скачкообразном графике движения отдельных империалистических стран, напоминающем походку хромого человека. Страны, захватившие наиболее выгодные позиции на мировом рынке, начинают терять стимулы к ускоренному техническому развитию; и наоборот, империалистические страны, проигравшие в разделе мирового рынка, демонстрируют высокие темпы развития, ибо вне ускоренного технического прогресса монополии этих стран лишены возможности пробиться на чужие рынки или создать новые собственные.

В. И. Ленин ещё 70 лет назад писал о "тенденции к загниванию, отличающей всякую монополию при частной собственности на средства производства", чем, однако, "нисколько не устраняется поразительно быстрое развитие капитализма в отдельных отраслях промышленности, отдельных странах, в отдельные периоды" (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 30., С. 164). В наше время такие "прорывы" ускоренного развития окрестили "экономическим чудом" - японским, западногерманским, южнокорейским и т. д.

Так как же делаются "экономические чудеса"? Несомненно, в каждом из них есть некие особые стороны, "секреты", над которыми десятилетиями бьются исследователи "чудес". В конце концов, развеиваются легенды (например, легенда о решающей роли "японского национального трудолюбия" в грандиозном экономическом возвышении послевоенной Японии), и проступают особые социально-экономические черты, лежащие в основе того или иного скачка (блестящий социально-экономический анализ "японского секрета" дал журналист В. Цветов в своей книге "Пятнадцатый камень сада Рёандзи"). Есть, однако, и общие черты в любом "экономическом чуде": проявления закона неравномерности экономического и политического развития стран в эпоху империализма.

Возьмем наиболее знаменитое "чудо" - японское. С чего оно началось? С поощряемой и субсидируемой государством скупки разнообразных патентов и лицензий во многих странах мира, которые внедрялись японскими корпорациями. Так, значит, дело не в каком-то грандиозном открытии, сделанном в Японии и неизвестном другим странам; наоборот, японские монополии, лишенные рынков после разгрома во второй мировой войне, внедряли то, что открыто в других странах, но не внедрялось господствовавшими в мировом хозяйстве монополиями стран-победительниц - США, Англии, Франции.

Итак, экономические чудеса есть лицевая, парадная сторона медали (точнее было бы сказать - монеты), обратной стороной которой является тенденция к торможению НТП монополиями, находящимися в благоприятном положении.

Сращивание силы государства и мощи монополий началось в военно-промышленной сфере, ибо здесь наиболее близко сходились традиционные функции "ночного сторожа" с экономическими интересами монополий. Однако с окончанием первой мировой войны казалось, что монополии отреклись от государственного капитализма, предпочли забыть о чересчур близких отношениях с "собственным" ночным сторожем.

Но оживление частномонополистического предпринимательства в 20-е годы, получившее хвастливое название "просперити" (процветание), оказалось недолгим. В конце 20-х годов мировое капиталистическое хозяйство испытало апоплексический удар, сильнейший кризисный спазм и последующий паралич хозяйственной активности. Катастрофа была столь сильной, что в сознании людей на многие десятилетия впечаталась память о драматических событиях "Великой Депрессии". В один роковой день внезапный биржевой крах сотряс все главные финансовые центры Запада, после чего наступил долгий четырехлетний спад мирового капиталистического производства и торговли, отбросивший развитые страны на десятки лет назад (по производству чугуна, например, США были отброшены к уровню 1890 г., Германия - к уровню 1887 г., Англия - к 1856 г.!). Десятки миллионов безработных в странах Европы и Америки, страшная обстановка безысходности в капиталистическом мире (может быть, Вы видели знаменитый американский фильм "Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?" - он точно воссоздает моральную атмосферу "Великой Депрессии").

Монополии не только не смогли устранить кризисы. Своим корыстным регулированием хозяйственных процессов, нагнетанием роста цен, хищническим выкачиванием целых отраслей они привели общество к катастрофе, превосходящей по своим экономическим последствиям первую мировую войну. Такие результаты монополистического хозяйствования сделали ясным для многих необходимость постоянного государственного участия в экономической жизни, "антициклического регулирования" капиталистической экономики с целью сглаживания циклических колебаний и предотвращения спадов.

Образно говоря, необходимость заставила монополии повысить в звании своего "ночного сторожа" и назначить его "механиком-наладчиком" капиталистического воспроизводства.

Возложить на государство новые обязанности впервые решился президент США Франклин Делано Рузвельт, провозгласивший в 1933 г. "Новый курс" и добившийся принятия закона о "национальном восстановлении", который предоставил президенту чрезвычайные экономические полномочия. В эти же годы по другому пути двинулся государственный капитализм в Германии, пытавшийся полицейскими методами решить все и всяческие проблемы.

 

Отступление 3: О разных путях истории, или Что же такое фашизм?

Иногда можно услышать, что нам всё равно, какая из буржуазных партий приходит к власти, какой буржуазный президент правит той или иной страной (что чума, что холера, всё едино). Так ли? Все равно - Рузвельт или Гитлер? Всё равно - демократическая партия (которая, конечно, партия буржуазии) или нацистская? Нет уж, извините, совсем не всё равно.

Недаром многие с пристальным вниманием вглядываются в два противоположных лика буржуазной политики, жадно изучают политические биографии Рузвельта и Гитлера. За личностями здесь скрываются не просто разные идеи, но разные тенденции исторического общественно-экономического развития.

Рузвельт вовсе не был "красным", в чём его обвиняли политические противники "справа". Он ярче, чем кто-либо, выразил в своей деятельности понимание противоречивого характера функций буржуазного государства в условиях перезрелого капитализма: чтобы спасать капиталистическую общественную систему в обстановке, когда объективные тенденции работают против неё, нужно уметь в чём-то идти навстречу этим тенденциям, жертвовать сиюминутными прибылями капиталистов ради общих принципов и поступаться "ценностями свободного предпринимательства" ради прибылей.

В этом и состоит "Новый курс". Чтобы вытащить американский капитализм из пропасти "Великой Депрессии". Рузвельт прибегает к контролю над ценами и мораторию на банковские вклады; чтобы обеспечить прибыли капиталистам, "Новый курс" ищет компромисса с рабочими союзами (допускает свободное объединение в профсоюзы, признает их юридическим лицом, разрешает забастовки и вводит государственный арбитраж трудовых конфликтов, санкционирует создание страховых фондов для рабочих, облагая налогом и рабочих, и капиталистов). Что это - шаги навстречу социализму? Но результат "Нового курса" - заметное усиление и укрепление американского капитализма, последствия его ощущаются и теперь. Этот путь в конечном счёте бесперспективен, ибо нельзя бесконечно играть на диалектике развития, как на клавишах рояля, и всё же "линия Рузвельта" в движении ГМК прогрессивна в рамках буржуазного строя...

А в чем же состоит "линия Гитлера"? За ничтожностью "магнетической" личности скрывается нечто действительно страшное - фашизм, объяснить который с экономической точки зрения совсем не просто. Считается, что историю нельзя повернуть вспять - объективные экономические законы не позволяют. В принципе это так. Однако иногда, в исключительной ситуации, страх перед будущим и мощь промышленного развития, накопленная в руках отжившего класса, позволяют совершать "чудеса", которых лучше бы не было. К. Маркс сказал как-то, что человечество может прийти однажды к такому пункту, от которого можно идти либо вперед к социализму, либо назад к варварству. "Новый курс" - попытка компромисса с будущим для сохранения прошлого. "Новый порядок" - попытка уйти от будущего во тьму прошлых веков.

Что же делал фашизм в экономике? Установил "корпоративный строй", закрепивший различие классов в специально организованных сословиях-корпорациях; запретил забастовки, закрепил рабочих за отраслями и территориями; "рассосал" безработицу по военным предприятиям, стратегическим стройкам и... концлагерям; практиковал "обмен" рабочих на военнопленных, людей на продовольствие, "аренду" рабочих вместе с оборудованием или сырьём, наконец, просто угон рабочего населения, приравненного к рабочему скоту; превратил даже "фабрики смерти" в коммерческие предприятия по производству мыла из человеческого жира, подушек и туфель из человеческих волос, обложек из человеческой кожи...

Шаг - и возрождён средневековый цеховой строй. Другой - и восстановлено крепостное право. Третий - и процветает работорговля. Четвертый - и каннибализм. Откровенное людоедство стало служить крупной промышленности, связав в тугой узел противоположные концы человеческой истории. И всё это тоже на базе ГМК, который пытается "уйти" от перспективы социализма в рабовладение и варварство, но приходит к взрыву, к могиле, в которую увлекает вместе с собой десятки миллионов замученных и убитых людей, бесценные сокровища человеческой культуры.

"Жизнь создает порядок, но сам но себе порядок не создает жизни... - писал в своих письмах Экзюпери. - Порядок ради порядка оскопляет человека, лишает его основной силы, заключающейся в том, чтобы преображать мир и самого себя... В нацизме я ненавижу тоталитаризм, который является самой его сущностью. Рабочих Рура заставляют маршировать перед картинами Baн-Гога, Сезанна и хромолитографией. Естественно, они высказываются за хромолитографию. Тогда накрепко запирают в концлагерях кандидатов в Сезанны и Ван-Гоги, всех великих антиконформистов...".

Сложная штука - диалектика общественного развития. И не всё равно, как ГМК пытается приспособиться к истории, через какие станции пройдет, в конце концов, путь к социализму - через учреждения "линии Рузвельта" или концлагеря "линии Гитлера". Не всё равно!

Однако для отладки воспроизводственного процесса одних только полномочий мало - в отличие от традиционной полицейской деятельности "ночного сторожа" обязанности "механика-наладчика" требуют особых знаний.

"Антициклическому регулированию" нужно было учиться, и научить государство регулировать воспроизводство могли только учёные. Пока Ф. Рузвельт делал первые шаги в своём "Новом курсе", по другую сторону океана появилась книга, заложившая основы механики регулирования капиталистического воспроизводства. Эту книгу написал известный английский экономист Джон Мейнард Кейнс, и называлась она "Общая теория занятости, процента и денег". Дж. М. Кейнс и его последователи (Э. Хансен, Р. Харрод и др.) разработали тонкую и сложную систему "встроенных стабилизаторов", "мультипликаторов-акселераторов" и пр., которой пользовались правительства, хотя в недавнее время от неё пришлось отказаться.

В основе кейнсианского регулирования лежит откровенное признание действительного факта: саморегуляция капиталистической системы на базе свободного рынка не работает так, как в XIX в., и без участия государства равновесие капиталистической экономики резко нарушается и восстанавливается на крайне низком уровне. Основная задача государственного регулирования - обеспечить "эффективный спрос", стимулирующий рост производства, и стремиться к "полной занятости" населения (последнее, впрочем, означает не ликвидацию безработицы, а лишь её ограничение "разумным" уровнем в несколько процентов). Средства-кредитное регулирование, "дефицитное" финансирование при небольшой инфляции. До 70-х годов эти и подобные им рецепты не только применялись, но и давали определённый результат: циклические колебания были отчасти сглажены (во всяком случае не было ничего похожего на катастрофу "Великой Депрессии"), произошли заметные сдвиги в социальном положении населения.

 

Отступление 4: "Социальная политика" ГМК (или На чем стоит высокий жизненный уровень Запада?

Петь в жизни капиталистических стран Запала такие явления, которых как-то не принято писать в нашей литературе, но о которых идёт немало разговоров, толков и пересудов за семейным столом или в дружеском общении. Давайте же вместе обсудим эти проблемы, поговорим спокойно и откровенно.

Правда ли, что многие безработные на Западе получают немалые пособия по безработице? Да, правда. Эти пособия выплачиваются профсоюзами, корпорациями и государством и в сумме достигают значительной части заработной платы, обеспечивая существование выше прожиточного минимума. Но правда и то, что такие пособия получают далеко не все безработные, их получение обставлено рядом условий.

Правда ли, что заработная плата квалифицированных рабочих на Западе высока, что она позволяет им приобретать автомобили, строить коттеджи, что по жизненному

Дата: 2016-10-02, просмотров: 184.