О религии можно говорить только в том случае, когда встречаются оба элемента: мыслительный элемент абсолютного принципа и чувствительный элемент веры. Когда недостает одного из этих элементов, то мы имеем дело с иррелигией, с атеизмом, а именно - с метафизической философией, когда дан абсолютный принцип без веры, и с религиозной псевдо­морфозой, когда дана вера без абсолютного принципа.

К первому роду принадлежит европейский, а ко второму русский атеизм.

К атеизму западная культура приходит через смирение святого, а восточная - через освящение мирского.

В России существуют атеистическое движение, а не только безбожие, как учение или как воззрение (отдельного человека или массы) и только в России атеизм есть поли­тическое движение и фактор политики.

Ленин требовал в 1905 году отделения церкви от государства, не "для того, чтобы иметь возможность бороться чисто идейным оружием против религиозного дурмана". Этим он покинул чисто марксисткую почву, ибо Маркс никогда не предвидел борьбы против религиозных учений. Подлинный марксист арелигиозен, а не антирелигиозен, как русский; для подлинного марксиста религия - нейтральная область, а не враждебная, как для русских...

Русский атеизм есть активное устремление, а не равно­душие, восстание против Бога, а не отпадение от Него; об­винение и проклятие, а не освобождение, как от слуги, пере­ставшего быть необходимым. Русский атеист совершает ре­лигиозный акт, но в ложном направлении; он знает Бога, но не признает Его. Вот почему Достоевский мог назвать своих соотечественников самым религиозным народом, а Белинский самым иррелигиоэным.

Недостаток религиозности даже в религиозных системах характеризует современную Европу; религиозность даже в материалистических системах характеризует Советскую Россию.

Отсюда глубокая двойственность, разрушающая изнутри русский атеизм, а с ним и большевизм, противоречие между идеалами и методами, между мирными и гуманными целями и средствами террора и преступления - типичные особенности русской душевной болезни.

Что только в Советской России не стало предметом религиозного суррогата, - целое царство теней и идолов: маши­на, техника, пятилетний план, социальный коллектив, Маркс, Ленин, Сталин, человечество, пролетариат, мировая революция, а в последнее время даже Родина!...

Русские переняли атеизм из Европы. Он был лейтмотивом современной европейской цивилизации. В течение четырех столетий он все яснее и яснее выявляется. Цель, к которой он сначала бессознательно стремился, была отделение религии от культуры, смирение жизни, утверждение человеческой автономии и чисто мирского порядка. Эти идеи взяла Россия, хотя они и совсем не подходили для ее мессианской души. Тем не менее, она ими не только увлекалась, но и приняла всерьез, причем в такой степени, на которую Европа никогда не рисковала. Максималистский дух русских довел эти идеи до крайних следствий и тем самым опроверг их. Боль­шевистское безбожие раскрыло своим кровавым языком внутреннюю гнилость Европы, и скрытые в ней зародыши смерти. Оно показывает, куда должен был бы зайти Запад, если бы он был честен. Из Европы упали искры на Восток. Горячее дыхание русских разожгло их в гигантский пожар. Ныне пламя грозит вернуться с пожарища обратно.

Россия взяла на себя судьбу Европы. Теперь видим пропасть, куда она должна была бы скатиться, если бы она свои прежние идеи не оставила бы и не отринула. Россия доказывает для всего человечества несостоятельность безбожной культуры и иллюзию автономного человека. Она являет конец культуры законченности и тем, что она за всех страдает, она сама себя освобождает от чужих сил, которые её душили в течение столетий. Когда человеческое общество освобождается от всех божественных отношений, оно постепенно переходит в то естественное состояние, каким его видел Гоббс, в войну всех против всех; в бессмысленную бойню во имя низких целей.

Как бы странно это не звучало: русское безбожие, ядро большевистской революции, есть ультиматум Бога Европе.

ПЕРЕЖИВАНИЕ ЕВАНГЕЛИЯ

Оценка по заслугам и по вине не вяжется с чувством любви. Согласование своего поведения с буквой закона и мысль о том, как бы только не подвергнуться государственному наказанию - это не христианский стиль.

В нордическом восприятии христианство, религия о любви к ближнему, переходит в культ меча, на подобие культа Митры, которым так увлекались римские легионеры. Плодом этого христиански-военного духа были рыцарские ордены германского востока с их объединением монастыря с кре­постью, сообщества верующих с военным обществом...

Новый человек по сути своей человек не христи­анский. Как человек культуры середины, его тянет от неба на землю. Как человек изначального страха, он противится христианскому доверию к Богу. Как предметный человек, он умаляет значение заботы о спасении своей души. Как человек точечного чувства, он не способен на любовь к ближнему.

В противоположность прометеевскому человеку, русский обладает христианскими добродетелями в качестве постоянных национальных свойств. Русские были христианами еще до обращения в христианство...

Ныне условные христиане Запада с отвращением и не без примеси чувства собственного превосходства указывают на низко павших русских. И, тем не менее, я говорю: Россия должна быть именно там, где она есть, для того, чтобы родиться к новой вере. Чтобы восстать, нужно пасть, и тем глубже пасть, чтобы затем еще выше подняться. Из пропасти зла и страдания ведут смелые тропы к вершинам святости.

Условный христианин Запада может быть законопослушен и честен, но он не плодовит. Он мещанин, а мещане - бесплод­ны. Им не хватает тернового венца. Религии возрождаются не в равнодушии мещанского мира, а в апокалиптическом громе. Без могилы - нет воскрешения.

Рим Нерона превратился в Рим святых отцов. Почему бы Москве Ш-го Интернационала не превратиться в Третий Рим?

Для религиозного обновления решающим является не число населяющих страну безбожников, а число подлинных христиан. И дело даже не в числе исповедующих, а в силе и глубине их веры. На вопрос, сколь многие готовы отдать свою жизнь за Христа в Советском Союзе, очень часто отвечалось готовностью мученичества. Именно в России существует сейчас подлинное и последнее христианство.

Особенность России заключается в том, что она есть христианская часть Азии...

ВЕЧНО-ЖЕНСТВЕННОЕ

Мужественным является воля к власти, превосходство идеи права над идеей любви, действия над созерцанием, рассудка над чувством. Женственны - жертва, благоговение, смирение, терпение. Мужественны - критика, рационализм. Женственны - интуиция, доступность вдохновения, вера. Мужественны - индивидуализация, принцип разделения, механика. Женственны - принцип целостности, органичность. Мужчина отделяется от целого и стремится к автономии. Он становится одиноким, монадой, личностью. Женщина же чувст­вует себя связанной с целым мира. Она, как растение, уходит корнями в природу. Мужчина ощущает свое тело, как инструмент и средство, как оружие, которым он борется.

Женщина ощущает cвоё тело, как первоисточник и основу своей сущности, как сосуд в котором она скрыта. Мужской принцип есть принцип смерти, женский же - принцип вечной жизни.

Азиатские большие культуры - китайского, русского и индусского континента, всегда имели сильный женственный оттенок. В прометеевской проявляются преимущественно мужские силы, и в этом ее проклятие. Азиатские культуры же дышат уверенностью вечно себя ощущающей жизни...

Женщина легче переносит страдания, нежели мужчина, ибо она не оказывает никакого сопротивления.

Женщина не только хранительница плодовитости, но и красоты. Культуры женственного оттенка являются самыми творческими, художественными и одаренными чувством красо­ты. Как много красоты разлито по индусскому континенту или по Греции, чьей подлинной наследницей является Россия. Ведь, часто и с правом отмечалось, что в каждом русском есть нечто от художника и эстета...

И вновь следует отметить особенность России, как хри­стианской части Азии. Из встречи инстинктивных азиатских наклонностей и женственной сущности с соэнательно-христианским отношением к ценностям следует ожидать замечательных последствий. Результатом этого совпадения, ни разу не имевшего места на земном шаре, является русская женщина. Она - одна из немногих счастливых случайностей нашей планеты. С англичанкой делит она наклонности к женской свободе и самостоятельности без того, чтобы когда-либо превратиться в "синий чулок". С француженкой еероднит духовная подвижность без претензий на глубокомыслие; она обладает хорошим вкусом француженки, тем же пониманием красоты и элегантности, однако, без того, чтобы становиться жертвой тщеславной пристрастности к нарядам. Она обладает добродетелями немецкой домашней хозяйки, без того, чтобы вечно коптеть над кухонной посудой; она имеет материнские качества итальянки, не огрубляя их до обезьянего любвеобилия...

Коммунизм противоречит женственной природе русской сущности. Женщина является смертельным врагом большевизма и женщина его победит. Мы имеем серьезные основания надеяться, что русский народ спасет русская жен­щина...