Наконец, нашелся формальный повод для отпадения этого незаконного образования от Матери-Церкви. Им стало издание знаменитой “декларации” и связанный с ней указ №93 с требованием ко всему зарубежному духовенству прислать подписку о лояльности к советской власти, в противном случае непослушные считались уволенными. Таким образом все антисоветские высказывания карловчан переставали считаться голосом Русской церкви и не подставляли ее под удар гонителей. Само по себе это требование не было чем-то необычным. - Ведь по 81 правилу св. апостолов клирики не имеют права вдаваться в дела народного управления, так что нет ничего дикого в том, что они обязывались не превращать церковный амвон в митинговую трибуну. Это требование не распространялось на мирян, которые могли продолжать проповедывать идеи монархизма.Однако митрополит Антоний и его Синод отождествили монархизм и Православие и объявили, что митр. Сергий вместе с митрополитом Евлогием отпали от общения церковного. В ответ Заместитель Местоблюстителя митр. Сергий и Временный при нем Патриарший Синод вновь распустил Карловацкий Синод (9 мая 1928 г. указ № 104), а по прошествии пяти лет видя, что карловчане продолжают свою беззаконную деятельность и поддерживают наших отечественных раскольников 9 июня 1934 года (постановление №50) запретил в служении с передачей дела на Поместный Собор восемь руководителей схизмы во главе с митр. Антонием и предупредил о канонической ответственности всех их последователей за нарушение церковного мира. Надо заметить, что большинство Поместных Церквей уже тогда не признало полномочий самозванного Собора. Хотя Сербский Патриарх Варнава и был посредником в переговорах карловчан с митрополитом Сергием. Конечно, карловчане не признали наложенных на них запрещений, что и было официально провозглашено 10 сентября 1934 г на архиерейском соборе в Карловцах. С этого момента фактически зарубежники находятся в расколе, который стал, однако, окончательным после 1990 года.

Ясно, что мы, представители Русской Церкви, даже и на мгновение не можем допустить мысли о возможности принять из рук врага ка­кие-либо льготы или выгоды... Ясно, что Церковь раз и навсегда долж­на соединить свою судьбу с судьбою паствы на жизнь и на смерть. И это она делает не из лукавого расчета, что победа обеспечена за нашей страной, а во исполнение лежащего на ней долга, как мать, видящая смысл жизни в спасении ее детей».

С патриотическими посланиями к пастве обращались ближайшие сподвижники Местоблюстителя: митрополиты Алексий и Николай. Все страшные дни блокады Митрополит Ленинградский оставался со своей паствой в голодном и холодном городе на Неве.

В начале войны в Ленинграде оставалось 5 действующих православ­ных церквей: Никольский Морской, Князь-Владимирский, Пре­ображенский соборы и две кладбищенские церкви. Храмы города были переполнены молящимися и причастниками. Даже в будние дни пода­вались горы записок о здравии и о упокоении. Температура в храмах опускалась часто ниже нуля. Певчие пели в пальто, в валенках, от голо­да едва держались на ногах. Из-за несмолкаемого обстрела, от взрывов бомб окна в храмах нередко бывали выбиты воздушной волной, и по церквам гулял морозный ветер. Митрополит Алексий жил при Николь­ском соборе и служил в нем каждое воскресенье, часто без диакона.

Своими проповедями и посланиями он вливал в души исстрадав­шихся питерцев мужество и надежду. В Вербное воскресенье в ленин­градских церквях было прочитано его архипастырское обращение, в котором он призвал верующих самоотверженно помогать воинам чест­ной работой в тылу: «Победа достигается силой не одного оружия, а силой всеобщего подъема и могучей веры в победу, упованием на Бога, венчающего торжеством оружие правды, «спасающего» нас «от мало­душия и от бури» (Пс. 54,8). И само воинство наше сильно не од­ною численностью и мощью оружия, в него переливается и зажигает сердца воинов тот дух единения и воодушевления, которым живет те­перь весь русский народ».

По всей стране в православных храмах служились молебны о даро­вании победы. Ежедневно за богослужением возносилась молитва «О еже подати силу неослабну, непреобориму и победительну, крепость же и мужество с храбростью воинству нашему на сокрушение врагов и супостат наших и всех хитрообразных их наветов...».

В приходах проводился сбор средств на нужды обороны, на подарки бойцам, на содержание раненых в госпиталях и сирот в детских домах. 30 декабря 1942 года митрополит Сергий обратился к пастве с призывом собрать средства на сооружение колонны имени Димитрия Донского. В ответ на призыв Первоиерарха в Московском Богоявленском соборе ду­ховенством и мирянами собрано было более 400 тысяч рублей. Вся цер­ковная Москва собрала свыше 2 миллионов рублей, в блокадном голод­ном Ленинграде православные собрали один миллион рублей на нужды армии; в Куйбышеве стариками и женщинами было пожертвовано 650 тысяч. В Тобольске один из жертвователей принес 12 тысяч рублей и по­желал остаться неизвестным. Житель села Чебаркуль Челябинской облас­ти Михаил Александрович Водолаев написал в Патриархию: «Я престаре­лый, бездетный, всей душой присоединяюсь к призыву митрополита Сер­гия и вношу 1000 рублей из своих трудовых сбережений, с молитвой о скорейшем изгнании врага из священных пределов нашей земли». За­штатный священник Калининской епархии Михаил Михайлович Колоко­лов пожертвовал на танковую колонну священнический крест, 4 серебря­ные ризы с икон, серебряную ложку и все свои облигации. Всего на тан­ковую колонну собрано было более 8 миллионов рублей. В Новосибирске православные клирики и миряне отдали 110 тысяч на строительство само­летов Сибирской эскадрильи «За Родину». В один ленинградский храм неизвестные богомольцы принесли пакет и положили его у иконы святи­теля Николая. В пакете оказалось 150 золотых десятирублевых монет царской чеканки. Всего за войну по приходам собрано было более 200 миллионов рублей на нужды фронта. Кроме денег, верующие собирали также теплые вещи для солдат: валенки, рукавицы, телогрейки.

Война стоила нашей Родине гибели 27 миллионов ее сынов и дочерей, среди которых были миллионы православных. Русская Церковь потеряла прекрасные храмы, разрушенные артиллерийскими обстрелами, взорван­ные бомбами; уцелевшие церкви на освобожденных территориях были опустошены, разграблены; святыни осквернены. Уничтожена была веко­вая святыня русского народа – Успенский собор Киево-Печерской Лавры. Экзарх Украины митрополит Николай писал: «Нельзя без пронизываю­щей все внутреннее существо скорби смотреть на груду развалин, выся­щихся на месте взорванной немцами... Великой Лаврской церкви, или Успенского собора, созданного в XII веке гением бессмертных строите­лей... Перед взрывом собора немцы вывозили ценности в крытых грузо­виках... Так называемая «Верхняя Лавра» разрушена немцами полностью. Кроме Успенского собора их рукой ограблены и разбиты церкви: Боль­ничная Никольская, Трапезная и все 33 монастырских корпуса».

Особенно страшным разрушениям подверглись храмы в окрестнос­тях Ленинграда. Митрополит Алексий, посетив их после освобожде­ния, писал: «Прекрасный Петергофский собор стоит с разобранными куполами, с которых немцы содрали золотые листы, с разбитыми сте­нами, зияющими окнами. Говорят, они простреливали из пистолетов иконы в Петергофском соборе. Другие церкви представляют еще более удручающее зрелище. Разбита церковь бывшего Серафимо-Дивеевского подворья, совершенно разрушена кладбищенская церковь в Старом Петергофе. Там собрались, спасаясь от бомбежки, верующие... Теперь как памятник позорного фашистского злодейства лежит на земле ог­ромная груда красных кирпичей, напоенных кровью русских жертв германского зверства». Под сводами разрушенной Троицкой церкви в старом Петергофе погибло свыше 2 тысяч человек.

Немцы взорвали великолепный Воскресенский собор Ново-Иеруса­лимского монастыря под Москвой. Жители занятых территорий расска­зывали, как оккупанты врывались в православные храмы, сбивая замки, в шапках, с сигаретами в зубах и с собаками на поводу; как стреляли в иконостасы, грабили и оскверняли иконы. Во Ржеве перед отступлением немцы согнали всех оставшихся в живых горожан в Покровскую цер­ковь, закрыли храм на засов и заминировали его, чтобы взорвать. Крас­ная Армия, захватив город, освободила ожидавших смерти жителей. Один из них диакон Ф.Тихомиров рассказывал посетившему город мит­рополиту Николаю о том, что двое суток несчастные оставались без еды и питья, в нестерпимой жажде слизывали грязный снег, падавший в храм через разбитые стекла. Когда митрополит спросил у диакона, как они жили при немцах, тот ответил: «Сначала я вел счет побоям плеткой и каблуками, которым я подвергался за то, что не мог по старости выпол­нять назначаемой мне тяжелой работы, насчитал 30 избиений, а потом и счет потерял». Священника этого храма Андрея Попова немцы расстре­ляли 13 сентября 1942 года на глазах у диакона на паперти. На оккупи­рованных территориях сжигали деревни, убивали стариков, юношей и девушек увозили в Германию для рабского труда на военных заводах.

Архиепископ Красноярский Лука (Войно-Ясенецкий), совершав­ший в войну одновременно и архиерейское служение и служение вра­ча-хирурга (он был начальником госпиталя в Красноярске), писал тог­да: «Германский народ, более тысячи лет считавшийся христианским народом, ... явил всему миру, народам – братьям во Христе и народам нехристианским неслыханно страшное лицо варвара, топчущего нога­ми Святое Евангелие, вторично распинающего Христа».

Вопрос 42