Возникновение григорианского раскола. Возобновление гонений на Церковь 1929-1931 гг.
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Между тем, 22 декабря в Донском монастыре под председательст­вом архиепископа Екатеринбургского Григория (Яцковского) состоя­лось совещание 10 епископов, оставшихся в Москве. Высказавшись критически о единоличном управлении Церковью митрополитом Пет­ром, который будто бы не хотел созывать Собор, участники Совеща­ния образовали Временный Высший Церковный Совет под председа­тельством архиепископа Григория. В него вошли еще 6 архиереев, и среди них епископы Можайский Борис и Могилевский Константин (Булычев). Временный Высший Церковный Совет был легализован ор­ганами государственной власти. Так образовался новый, параллельный Местоблюстителю и его Заместителю Церковный Центр. Правда, в от­личие от обновленцев, григорьевцы, - так их называли по имени Пред­седателя Временный Высший Церковный Совет, - не посягали ни на православное вероучение, ни на овеянные веками богослужебные об­ряды, они заявляли о своей верности заветам Патриарха Тихона. Тем не менее, налицо была опасность нового раскола.

Митрополит Сергий, узнав о самочинном образовании Временного Высшего Церковного Совета, 14 января 1926 года в письме Председа­телю Временного Высшего Церковного Совета заявил протест против его самоуправства. В ответном послании архиепископ Григорий при­гласил митрополита Сергия войти в состав Временного Высшего Цер­ковного Совета и даже возглавить его. Митрополит Сергий, однако, настаивал на роспуске самочинного учреждения и в конце концов за­претил в священнослужении архиепископа Григория и его сторонни­ков. Тогда архиепископ Григорий решает обратиться к митрополиту Петру с просьбой утвердить Временный Высший Церковный Совет и аннулировать полномочия, переданные им митрополиту Сергию, ввиду невозможности для последнего управлять Церковью (подразумевался запрет на выезд из Нижнего Новгорода).

1 февраля состоялась встреча между членами Временного Высшего Церковного Совета и митрополитом Петром. Архиепископ Григорий уверял Главу Русской Церкви, что только Временному Высшему Цер­ковному Совету удастся нормализовать отношения с государственной властью. При этом он ввел в заблуждение митрополита Петра, скрыв от него то обстоятельство, что Временный Высший Церковный Совет был образован, когда участники совещания в Донском монастыре зна­ли уже о назначении Заместителя Местоблюстителя. От митрополита Петра они добились резолюции о временной передаче высшей церковной власти «коллегии из трех архиереев»: архиепископов Владимирско­го Николая, Томского Димитрия и Екатеринбургского Григория. Григоръевцы скрыли от митрополита Петра и то, что архиепископы Ни­колай и Димитрий не имели возможности выехать в Москву. Резолю­цию, вырванную обманом у Местоблюстителя, члены Времен­ного Высшего Церковного Совета истолковали как передачу церковной власти архиепископу Григорию.

Ознакомившись с резолюцией, митрополит Сергий вступает в пере­писку с митрополитом Петром, чтобы изложить ему действительное состояние церковных дел. В поддержку митрополита Сергия высказа­лись Экзарх Украины митрополит Михаил (Ермаков), архиепископ угличский Серафим (Самойлович), епископ Прилуцкий Василий (Зе­ленцов) и другие архипастыри. 22 апреля митрополит Петр послал своему Заместителю письмо, в котором объявил об упразднении Вре­менного Высшего Церковного Совета и подтвердил ранее сделанное назначение заместителя Местоблюстителя. Григорьевцы, однако, не подчинились воле Главы Русской Церкви и, сохранив свою организа­цию, учинили новый церковный раскол.

Но несколькими днями раньше, до того, как были устранены недо­разумения между митрополитами Петром и Сергием в связи с само­чинным созданием Временного Высшего Церковного Совета 18 апреля 1926 года митрополит Агафангел из Перми обратился к всероссийской пастве с посланием, в котором, ссылаясь на завещание Патриарха Ти­хона, известил о своем вступлении в должность Местоблюстителя Пат­риаршего Престола. В письме митрополиту Сергию он предложил воз­носить в церквах свое имя вместо имени митрополита Петра.

Митрополит Сергий вступает в переписку с новым претендентом на высшую церковную власть и объясняет ему незаконность его при­тязаний, ибо поставленный Местоблюстителем митрополит Петр не отказывался от своих прав. «В распоряжении Святейшего, - пишет он, - нет ни слова о том, чтобы он принял власть лишь временно, до воз­вращения старейших кандидатов. Он принял власть законным путем и, следовательно, может быть ее лишен только на законном основа­нии, то есть или в случае добровольного отхода, или по суду архиере­ев». В Москве состоялась встреча между двумя митрополитами Агафангелом и Сергием. Переписка продолжалась. В ней принял участие и Местоблюститель Патриаршего Престола. В конце концов, недоразуме­ние, грозившее Церкви бедой, было преодолено. 17 июня 1926 года митрополит Агафангел телеграммой уведомил митрополита Сергия об отказе от должности Местоблюстителя.

В 1929 году НЭП был отменен; началась принудительная массовая коллективизация – раскрестьянивание России, сопровождавшееся по­пранием законности – высылкой миллионов крестьянских семей в Си­бирь и на Север.

Русская Церковь разделила судьбу народа, и ее не миновала горькая чаша репрессий. В начале 1929 года за подписью Кагановича на места была отправлена директива, в которой подчеркивалось, что религиоз­ные организации (церковные советы, мусапаллиаты, синагогальные об­щества и т.д.) являются единственной легально действующей контрреволюционной силой, имеющей влияние на массы. Этим факти­чески была дана команда к широкому применению административных и репрессивных мер в борьбе с религией.

8 марта 1929 года ВЦИК и СНК издали новое постановление о ре­лигиозных объединениях. Этим постановлением священнослужители исключались из состава «двадцаток», религиозным объединениям вос­прещалась благотворительная деятельность; частное обучение религии, дозволенное Декретом 1918 года об отделении Церкви от государства, интерпретировалось в предельно суженном объеме лишь как право ро­дителей обучать религии своих детей. Вводилась 5-дневная рабочая не­деля, и воскресенье переставало быть выходным днем.

Началось массовое закрытие церквей. В 1928 году Русская Право­славная Церковь имела более 30 тысяч приходов (вместе с обновлен­ческими, григорианскими и самосвятскими приходами в нашей стране оставалось еще 39 тысяч общин) – 2/3 от дореволюционного количес­тва. В 1928 году закрыто было 534 церкви, а в 1929 – уже 1119 хра­мов. В 1930 году упразднение православных общин продолжалось с на­растающим темпом. В Москве из 500 храмов к 1 января 1930 года ос­тавалось 224, а через два года – только 87 церквей, находившихся в юрисдикции Патриархии. В Рязанской епархии в 1929 году было за­крыто 192 прихода, в Орле в 1930 году не осталось ни одной право­славной церкви.

Закрытые храмы использовались под производственные цеха, скла­ды, квартиры и клубы, а монастыри – под тюрьмы и колонии. Многие храмы уничтожались, разрушались православные святыни русского на­рода. В Москве в июле 1929 года уничтожили часовню Иверской Божией Матери, в 1930 году – Симонов монастырь, в 1931 году взорвали храм Христа Спасителя.

По всей стране с колоколен снимались колокола под предлогом то­го, что они мешают слушать радио. Колокольный звон запрещен был в Москве, Ярославле, Пскове, Тамбове, Чернигове.

Иконы сжигались тысячами; в газетах появлялись сообщения о том, как то в одной, то в другой деревне их сжигали целыми телегами; уни­чтожались иконы древнего письма. Сжигали богослужебные книги; при разгроме монастырей гибли и рукописные книги, археографичес­кие памятники, представляющие исключительную культурную цен­ность; драгоценная церковная утварь переплавлялась на лом.

Закрытие храмов и уничтожение святынь сопровождалось ареста­ми священнослужителей, высылками и ссылками их, этапированием в места заключения, где томились уже тысячи священников и десятки архиереев.

В 1929 году Русская Церковь потеряла одного из своих самых заме­чательных иерархов – архиепископа Илариона, поборника восстановле­ния Патриаршества, ревностного и неустрашимого борца с обновлен­чеством, ревнителя церковного единства, выдающегося богослова.

Его мирское имя – Владимир Алексеевич Троицкий. Родился он в 1885 го­ду. По окончании Московской духовной академии защитил магистер­скую диссертацию «Очерки из истории догмата Церкви»; приняв пост­риг, служил профессором и инспектором родной академии. На Поместном Соборе он 32-летним архимандритом оказался одним из канди­датов на Патриарший Престол.

В 1920 году был рукоположен в сан епископа Верейского. Когда вспыхнул обновленческий раскол, епископ Иларион стал ближайшим помощником Патриарха в борьбе против смуты. Оказавшись в ссылке на Соловках, исповедник Православия сохранил свой жизнерадостный, общительный, неунывающий характер; он скрашивал тяготы соузников непоколебимым благодушием, веселостью, остроумием. Работая на ры­боловных топях вместе с другими епископами и священниками, архи­епископ Иларион шутил, перефразируя стихиру Троице: «Вся подает Дух Святый: прежде рыбари богословцы. показа, а теперь наоборот – богословцы рыбари показа».

«Соловки, - говорил он, - это замечательная школа: нестяжания, кротости, смирения, воздержания, терпения и трудолюбия». В лагере его полюбили все: не только собратья по священству, интеллигенция, дворяне, офицеры, невинно сосланные крестьяне, но и соловецкая шпана. Часами он разговаривал с отпетым уголовником, и тот после такого разговора исполнялся особым уважением к нему. Под его нача­лом на Соловках работала «артель Троицкого». По воспоминаниям од­ного из соузников, артель была и настоящей духовной школой. Архимандрит Иларион терпеть не мог лицемерия, притворства, елейнос­ти, самомнения. В разговоре с од­ним из вновь прибывших на Со­ловки иноков он спросил:

За что же вас арестовали?

- Да служил молебен у себя на дому, когда мо­настыри закрыли, - ответил тот. Ну, собирался народ, и даже бы­вали исцеления.

- Ах вот как, да­же исцеления бывали... Сколько же вам дали Соловков?

- 3 года.

- Ну это мало, за исцеления надо бы дать больше.

Человек необычайной физичес­кой силы, архимандрит Иларион после вторичного пребывания на Соловках занемог, здоровье его было подорвано; в 1929 году Со­ловецкий лагерь заменили ему ссылкой в Алма-Ату. На этапе, в который исповедник отправлен был во вшивом рубище, он зара­зился сыпным тифом. Архиманд­рит Иларион скончался 15 декаб­ря 1929 году в ленинградской тю­ремной больнице. Отпевал его митрополит Ленинградский Серафим (Чичагов). Погребение было совершено на кладбище Новодевичьего монастыря.

Грубые нарушения законности по отношению к верующим в на­шей стране вызвали тревогу в зарубежных религиозных кругах и у об­щественности Запада. Папа Пий XI обратился с призывом к пастве молиться за гонимую Русскую Церковь. В Великобритании архиепископ Кентерберийский организовал моление о страждущей Русской Церкви. При­теснения верующих наносили удар по престижу Советского государст­ва. 15 февраля 1930 года было организовано интервью для газет «Изве­стия» и «Беднота» у митрополита Сергия и членов Синода митрополи­та Тверского Серафима, архиепископа Алексия (Симанского), архи­епископа Филиппа (Гумилевского) и епископа Питирима (Крылова). Целью интервью было дезавуировать развернувшуюся за рубежом кам­панию дискредитации Советского правительства, обвинявшегося в ре­лигиозных гонениях. За этой зарубежной кампанией стояла искренняя озабоченность одних, политические расчеты других. Принести пользу Русской Церкви, действительно защитить ее шумная антисоветская кампания не могла. Поэтому митрополит Сергий и члены Синода на­шли полезным для Церкви заявить: «Мы считаем излишним и ненуж­ным это выступление папы Римского, в котором мы, православные, совершенно не нуждаемся. Мы сами можем защитить нашу Право­славную Церковь». По поводу выступления архиепископа Кентерберийского было сказано, что оно «пахнет подталкиванием паствы на но­вую интервенцию, от которой так много пострадала Россия».

Через три дня Заместитель Местоблюстителя митрополит Сергий дал интервью иностранным корреспондентам, в котором, не желая драматизировать ситуацию, сообщил, что Русская Церковь имеет около 30.000 приходов и 163 епископа, занимающих свои кафедры. Закрытие церквей в этом интервью объяснялось распространением атеизма. Мит­рополит Сергий не отрицал факты нарушения законности по отноше­нию к верующим, но отрицал квалификацию их как гонений.

По словам митрополита Евлогия, главным побуждением для митро­полита Сергия дать такое интервью служила забота о сохранении Рус­ской Церкви. «Что было бы, - пишет он, - если бы Русская Церковь осталась без епископов, священников, без таинств, - этого и не пред­ставить... Во всяком случае не нам, сидящим в безопасности, за преде­лами досягаемости, судить митрополита Сергия».

На другой день после встречи с иностранными журналистами Заме­ститель Местоблюстителя обратился к Советскому правительству с по­сланием, в котором протестовал против необоснованного закрытия церквей, арестов и ссылок священнослужителей, против причисления духовенства к нетрудовым элементам, против отказа детям духовных лиц в приеме в вузы. Митрополит Сергий ходатайствовал перед граж­данской властью о возобновлении церковно-издательской деятельности, о восстановлении духовных школ.

 

Вопрос 37

Декларация митрополита Сергия 1927 года. Особенности церковной жизни 1931-1934 гг.Роспуск Синода.

Одной из главных забот митрополита Сергия как Заместителя Главы Русской Православной Церкви было устроение жизнеспособных и закономерных органов высшего церковного управления. После кончины Па­триарха Тихона прекратил свое существование учрежденный им Вре­менный Патриарший Синод. Для образования нового Синода и его ле­гализации – признания его полномочий государственной властью – тре­бовалось нормализовать отношения между Церковью и государством.

10 июля митрополит Сергий обратился в НКВД с просьбой о ле­гализации высшего церковного управления, регистрации его собст­венной канцелярии и епархиальных советов, о разрешении прово­дить архиерейские соборы и издавать церковный журнал. Одновре­менно он представил проект обращения к всероссийской пастве. В нем подчеркивалась лояльность Церкви к гражданской власти, при этом, однако, в отличие от обновленческих манифестов, не затуше­вывались мировоззренческие различия между христианством и мате­риализмом. Отделение Церкви от государства рассматривалось в проекте обращения в качестве гарантии от всякого вмешательства как Церкви в политику, так и государственной власти во внутрицерковные дела.

Проект этот, однако, гражданскими властями не был признан удовлетворительным, по-прежнему путь к правомерному устройству органов высшего и епархиального церковного управления оставался закрытым.

29 июля вышло «Послание пастырям и пастве», подписанное мит­рополитом Сергием и членами Синода. В литературе оно получило на­звание «Декларация 1927 года». В «Послании» сообщалось церковному народу, что «теперь... Православная Церковь в Союзе имеет не только каноническое, но и по гражданским законам вполне легальное цент­ральное управление». В «Декларации» подчеркивалась патриотическая позиция Церкви в новых исторических условиях: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и ус­пехи, а неудачи – наши неудачи». Одна из главных причин тех трудно­стей, с которыми столкнулась Церковь в устроении своей жизни в ре­волюционное десятилетие, заключалась, по «Декларации», в «недоста­точном сознании многими представителями Церкви серьезности со­вершившегося в нашей стране; между тем, «в совершившемся», «как всегда и везде, действует та же Десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели».

На положение Церкви внутри страны неблагоприятное влияние оказывали политически неуравновешенные выступления духовных лиц, оказавшихся в эмиграции. Эти выступления решительно осуждались в «Декларации».

В заключение в «Послании» говорится о неотложной необходимос­ти подготовки Второго Поместного Собора.

В «Декларации 1927 года» конкретизированы положения, которые уже были выдвинуты в документах, составленных Патриархом Тихо­ном за два последних года его первосвятительского служения. В ней повторены также многие мысли, выраженные в «Памятной записке соловецких епископов». В «Декларации», однако, в отличие от «Памят­ной записки», отсутствует всякий критический элемент в оценке поли­тики Советского правительства по отношению к Церкви.

В целях укрепления пошатнувшейся церковной дисциплины Синод распорядился о возношении во всех храмах Московской Патриархии имени Заместителя Патриаршего Местоблюстителя вслед за именем митрополита Петра. 21 октября Синод издал указ о возобновлении по­миновения государственной власти с присовокуплением апостольских слов, обосновывающих молитву за власть: «Еще молимся о Богохранимей стране нашей, властех и воинстве ея, да тихое и безмолвное жи­тие поживем во всяком благочестии и чистоте».

В 1931 году волна массового закрытия церквей стихла. Заместитель Местоблюстителя по­лучил разрешение на издание официального органа – «Журнала Мос­ковской Патриархии». Журнал выходил с 1931 по 1935 год, за пять лет было выпущено 24 номера. Помимо официальных документов, в нем помещались богословские статьи, в основном самого митрополита Сергия. В первом номере напечатана принципиально важная статья «О полномочиях Патриаршего Местоблюстителя и его Заместителя». «Вви­ду отсутствия коллегиальных органов Высшего Церковного Управле­ния, Патриарх Тихон, - пишет митрополит Сергий в этой статье, - имел единственную возможность сохранить преемственность церков­ной власти личным распоряжением указать лицо, которое бы по смерти Патриарха восприняло всю полноту Патриаршей власти для пере­дачи будущему Патриарху. На это Патриарх имел поручение от Поме­стного Собора. Митрополит Петр, взявший на себя по завещанию Па­триарха бразды высшей церковной власти, передал ее своим распоря­жением от 6 декабря 1925 года своему Заместителю, причем без вся­ких ограничений. Оговорки об ограничении прав Заместителя нет в этом документе, да и по существу дела ее не могло быть... Какой был бы смысл нагромождать лишнюю инстанцию - Заместителя, если бы последний не мог ничего делать больше предоставленного каждому епархиальному архиерею... Различие между Местоблюстителем и его Заместителем не в объеме Патриаршей власти, а только в том, что За­меститель является как бы спутником Местоблюстителя: сохраняет свои полномочия до тех пор, пока Местоблюститель остается в своей должности... Само собою понятно, что с возвращением Местоблюсти­теля к управлению Заместитель перестает управлять. За распоряжения своего Заместителя Местоблюститель ни в какой мере не может быть ответственным, и поэтому нельзя ожидать или требовать, чтобы Мес­тоблюститель вмешивался в управление и своими распоряжениями ис­правлял ошибки Заместителя. Такое вмешательство повело бы только к еще большему расстройству церковных дел и к анархии, как и всякое двоевластие. Как самостоятельный правитель, Заместитель сам и отве­чает за свое правление перед Поместным Собором. Конечно, порядок вещей, когда Церковь управляется Заместителем, нельзя признать нор­мальным. Такой порядок может быть терпим лишь в качестве меры временной и переходной... Наш архипастырский долг думать о ско­рейшем созвании Поместного Собора».

Статья митрополита Сергия была ответом на полемические выпады против него со стороны григорьевцев и «непоминающих», которые, критикуя его за самоуправство, умалчивали об очевидной для них не­возможности вполне правомерного устройства высшего управления че­рез Созыв Собора.

 

Вопрос 38

Дата: 2019-11-01, просмотров: 223.