Суть манипулирования общественным мнением заключается в создании и внедрении в общественное сознание искаженных или ложных образов социальной реальности. Для этого используются раз­личные технологии конструирования реальности. Описание манипулятивной технологии конструирования «жертвы» предложено Г.И. Козвыревым[26].

Предложенная технология строится вокруг понятия жертва. Автор предлагает разграничивать понимание «реальной жертвы конфликта» и « образа жертвы». Реальная жертва конфликта — это люди, пострадавшие в резуль­тате конфликтного взаимодействия сторон, которые не принимали непосредственного участия в конфликте, не представляли реальной угрозы конфликтующим и признанные в качестве жертв «значимыми другими».

Реальная жертва конфликта (если она имела место) и ее образ мо­гут в значительной степени расходиться по своим качественным и ко­личественным характеристикам. В философском понимании образ — это идеальное отражение предметов и явлений материального мира в сознании человека. В психологии образ — это субъективная картина мира или его фрагментов. В социологии образ – это  обобщенное, социально сконструированное отражение реальных характеристик предметов и явлений. В дальнейшем под словом «образ» мы будем понимать целенаправленно сконструированное отражение ре­альных и мнимых характеристик «жертвы».

Начало конструирования «жертвы» может предшествовать воз­никновению конфликтной ситуации и конфликта, может иницииро­ваться в ходе развития конфликта, а может иметь место в посткон­фликтный период. Основной причиной конструирования образа жертвы, автор определяет как стремление субъекта, конструирующего определенный тип «жерт­вы», путем воздействия на общественное сознание создать выгод­ную для себя конфликтную ситуацию для достижения поставленных целей. При этом конструируемый тип «жертвы» должен, прежде всего, отвечать стратегическим и тактическим целям и зада­чам той или иной противоборствующей (противостоящей) стороны в определенный период времени и в определенной ситуации. Кроме того, он должен приобрести социальную значимость как для непо­средственных и косвенных участников конфликта, так и для окру­жающей социальной среды.

Общая классификация конструируемых типов «жертвы» кон­фликта может быть следующей; «жертва-герой», «жертва-утрата», «жертва по принадлежности», «жертва-трагедия», «жертва-страна», «жертва-народ», «жертва-предлог», «абстрактная жертва». Некоторые типы «жертвы» могут «выполнять» одновременно различные функции, то есть ис­пользоваться и как «жертва-герой», и как «жертва-утрата», и как «жертва-потеря» и др., такой тип «жертвы» условно можно назвать «многофункциональным» или «универсальным»[27].

Теоретико-методологической основой конструирования образа «жертвы» являются различные концепции конструктивизма, и преж­де всего, работы П. Бергера и Т. Лукмана, а также П. Бурдье.

Процесс конструирования образа «жертвы» предполагает прове­дение целого ряда этапов, которые так или иначе дополняют друг друга или являются составной частью один другого. Все они предпо­лагают воздействие на общественное сознание, прежде всего через средства массовой коммуникации.

Рассмотрим, как может конструироваться образ «жертвы», на примере целенаправленного конструирования «жертвы-героя».

Основные этапы конструирования «жертвы-героя»:

Актуализация «жертвы» - сторона, конструирующая образ ре­альной или мнимой жертвы, различными способами стремится при­влечь внимание общественности к актуализируемой проблеме.

«Приватизация» «жертвы» - процесс, в ходе которого конструи­рующая «жертву» сторона стремится убедить общественность в том, что «невосполнимую утрату» в лице «жертвы» понесла именно она или ее союзник. Например, стараниями советской пропаганды образ Павлика Морозова был, как бы изъят из своей семьи, своей деревен­ской среды и им противопоставлен.

Героизация «жертвы». Какими бы качествами ни обладала «жерт­ва» в реальности, в процессе героизации она, как правило, наделяет­ся качествами положительного героя, который и в обычной жизни проявлял незаурядные способности, демонстрировал смелость, принципиальность, честность и др., и в экстремальных условиях вел себя достойно. Наиболее характерным в этом отношении, на наш взгляд, является образ «жертвы-героя» Зои Космодемьянской, кото­рая и в реальной жизни во многом соответствовала конструируемому образу,

Гуманизация «жертвы» — придание реальной или мнимой «жерт­ве» определенных свойств и качеств, которые подчеркивали бы ее жизнелюбие и добрые отношения к окружающим: «он так любил жизнь», «у него были большие планы на будущее», «он всем желал до­бра», «все они (пострадавшие) были мирными жителями». Гуманиза­ция, во-первых, способствует увеличению в массовом сознании зна­чимости понесенной утраты, во-вторых, подчеркивает антигуманный характер посягателей на «жертву». Последнее обстоятельство, благо­даря пропаганде и манипуляции фактами, может превратить палача и тирана в «самого человечного человека», а его жертвы в безжалостных «врагов народа».

Контраст между гуманизмом, героизмом и трагизмом «жертвы», с одной стороны, и антигуманной, варварской сущностью ее врагов, с другой стороны, является наиболее значимым, если «жертвой» стано­вятся относительно незащищенные в реальной жизни существа: дети, женщины, старики. Например, легендарная героиня француз­ского народа Жанна д'Арк (1412-1431), в наибольшей степени, на наш взгляд, сочетала в себе большинство из перечисленных качеств. Поэтому этот образ героической жертвы, по мнению французов, ока­зал решающее влияние на исход столетней войны (1337-1453), а сама она в 1920 г. была канонизирована католической церковью.

Институционализация образа «жертвы». Для актуализации кон­струируемого образа создаются памятники, музеи, научные органи­зации, периодически проводятся различные мероприятий. Имя «жертвы-героя» присваивается улицам, городам, поселкам, кораблям и самолетам. Суть целенаправленной институционализации конст­руируемого типа «жертвы» заключается в том, чтобы на официаль­ном уровне закрепить создаваемый образ «жертвы», придать ему общенародную и государственную значимость, обеспечить образу го­сударственную и общественную поддержку и защиту. Одной из ос­новных задач институционализации конструируемой «жертвы» явля­ется «закрепление» вновь создаваемой социальной реальности и ус­тановление контроля над поведением людей. Например, отрицание холокоста во многих странах преследуется в уголовном порядке.

Историзация (мифологизация) «жертвы». В ходе институционали­зации одновременно создается и история «жертвы», так как любой институт должен иметь свою историю. Эта история может создавать­ся как на основании реальных событий и фактов, так и на основании вымыслов (мифов). И чем длиннее история, тем большим количест­вом мифов она обрастает. Мифологизация «жертвы» предполагает придание образу «жертвы» каких-то вымышленных свойств и ка­честв, которыми она не обладала в действительности или обладала не в полной мере. При этом если реальные факты из жизнедеятельности «жертвы», или свидетельства очевидцев противоречат создаваемому образу, то такие факты либо замалчиваются, либо интерпретируются необходимым образом. А свидетелей вынуждают либо молчать, либо говорить то, что необходимо для конструирования нужного образа «жертвы». Известно, что первоначально созданный Александром Фа­деевым образ героев-молодогвардейцев не понравился Сталину, и пи­сателю пришлось вносить в уже созданный образ значительные кор­рективы. Следовательно, создавая или разрушая те или иные мифы (образы), можно переписывать историю, оказывая влияние на созна­ние и поведение людей. В своей книге «Техника пропаганды в мировой войне» Г. Лассуэлл изложил целую систему принципов создания политических ми­фов с помощью подбора соответствующих слов[28].

Объективация образа «жертвы» - это  процесс, в результате кото­рого «субъективно» конструируемый образ или произошедшее собы­тие приобретают свою собственную реальность, устойчивость и по­вторяемость в сознании и поведении людей. Построенные памятни­ки, музеи, мемориальные комплексы, написанные произведения и др., посвященные «жертве», начинают жить собственной жизнью. От­ныне сконструированный виртуальный образ «жертвы» воспринима­ется как изначальная данность социального мира[29].

Легитимация образа «жертвы». «Институционализированному миру (по Бергеру и Лукману) требуется легитимация, то есть способы его «объяснения» и оправдания». Чтобы мир стал более убедительным для нового поколения[30]. Однако легитимизация предполагает не толь­ко «объяснение» и «оправдание» институционализированного мира, но и признание его целесообразности и правомерности.

Понятие легитимности было введено М. Вебером для обозначе­ния такого социального порядка, который признается людьми право­мерным и рациональным и которому люди подчиняются без массово­го принуждения[31]. На уровне общества речь идет об общественном признании институционализированного образа жертвы и правомер­ности отдания ей соответствующих почестей. На международном уровне речь идет о международном признании наличия «жертвы» и ее значимости. Непризнание национального образа «жертвы-героя» (или просто «жертвы») другими государствами расценивается как враждебный акт. Например, в настоящее время факт геноцида армян­ского народа (1915 г.) признала 21 страна. Турция, не желающая при­знавать факт уничтожения ею более полутора миллионов армян, на­ходится в сложных международных отношениях с теми странами, ко­торые этот факт признали.

Сакрализация «жертвы» — придание «жертве» священного смыс­ла. Если в конструировании образа «жертвы» принимает участие цер­ковь, то «жертва» дополнительно наделяется статусом святомученика. Сакральный образ «жертвы» или какой-то ее символ становятся ос­новным элементом определенных обрядов, ритуалов, культовых дей­ствий. Например, принятие присяги молодых воинов у памятника жертвам прошлой войны, посвящение в пионеры в доме-музее «жерт­вы-героя».

Сакрализация «жертвы» как бы завершает процесс вхождения конструируемого образа в институциональную систему и в культуру социума. Сакральный образ «жертвы» воспринимается не только как легитимный социальный институт, как объективная реальность, но и как элемент культуры, имеющий сакральную ценность. Сакрализа­ция «жертвы» как бы возвращает историческую память социума к тому изначальному священному смыслу жертвоприношения, кото­рый основан не столько на разуме, сколько на вере в сакральную силу принесенной жертвы. Сакрализация в значительной мере уве­личивает влияние образа «жертвы» на социализацию и поведение людей.

После завершения формирования образа «жертвы» начинается процесс реализации или эксплуатации данного образа в социальных и политических практиках. По мнению Бергера и Лукмана, процесс производства социаль­ного продукта (экстернализация) и его объективация, реализовы­ваются в процесс интернализации, посредством которой в ходе со­циализации объективированный социальный мир переводится в сознание и поведение людей[32]. Целенаправленно конструируемый об­раз, как «социальный продукт», предполагает двойное назначение. Во-первых, как элемент социальной реальности и как социальный институт, сформированный образ «жертвы» оказывает влияние на со­циализацию людей. Например, на образах таких героев, как Павка Корчагин, Павлик Морозов, Зоя Космодемьянская, и др. были вос­питаны десятки миллионов советских людей. Кроме того, образ «жертвы» как элемент культуры также способствует идентификации и мобилизации людей на основе общих ценностей. Во-вторых, «жерт­ва», как эквивалент социального обмена, с древнейших времен разделяет людей на тех, кто принес жертву, и на тех, кто «повинен» в появлении «жертвы». Если «в обмен» на понесенную жертву сторона не получила соответствующую компенсацию («ответный дар»), то она вправе предъявлять претензии к посягателю. Например, Прибалтий­ские страны – Литва, Латвия, Эстония считают себя жертвами окку­пации СССР и пытаются обосновать законность выплаты им компен­сации. Кроме того, считающая себя обиженной сторона может целе­направленно конструировать образ врага, повинного в появлении «жертвы» и не возместившего потерю.

Неудовлетворенность наличием в обществе неоплаченной (невоз­мещенной) «жертвы» может передаваться от поколения к поколению, в определенных условиях актуализироваться и становиться поводом или причиной для новых конфликтов.

В процессе конструирования «жертвы» также используются такие методы информационной войны, как информационное доминирова­ние, безальтернативная подача «нужной» информации, работа на опережение противника[33]. Особая роль в конструировании «жертвы» (или иного образа) принадлежит телевидению, так как оно сочетает в себе семантическое воздействие слова и зрительное восприятие кон­струируемого образа[34]. Кроме того, телевидение способно одновре­менно воздействовать на воображение и на чувства. Например, «образ изуродованной взрывом невинной жертвы доводится телевидением буквально до каждой семьи, а воображение "подставляет" на место "жертвы" самого телезрителя или его близких, и это порождает целую бурю чувств. Затем уже дело техники – направить эти чувства на тот объект, который подрядились разрушить манипуляторы...»[35].

В качестве примера применения технологии формирования образа «жертвы» (в данном примере «жертвы-этноса») предлагается рассмотреть один из наиболее острых, трагических и непредсказуемых по своим последствиям кон­фликтов современности – сербско-косовский конфликт[36].

Автономный край Косово входил в состав Сербской республики (Югославия). 90 процентов населения края до 1999 г. составляли эт­нические албанцы и лишь 10 процентов сербы. Косовские албанцы многие годы стремились отделиться от Сербской республики и соз­дать свое независимое государство. Центральное просербское прави­тельство всячески препятствовало отделению Косова, мотивируя это тем, что этот район является исконно сербской территорией - колы­белью зарождения сербской нации. В 1999 г. между армией Сербии и Армией освобождения Косова (АОК) начались полномасштабные во­енные столкновения. Среди мирного населения с обеих сторон поя­вились многочисленные жертвы.

Соединенные Штаты и их союзники в качестве «жертвы» кон­фликта признали косовских албанцев, а правительство Слободана Милошевича и Сербскую армию позиционировали как «агрессора». Такая позиция была навязана и международным организациям, и ме­ждународному общественному мнению. Сложившуюся на тот мо­мент (1998-1999 гг.) конфликтную ситуацию можно смоделировать, используя предложенную ниже схему структуры социаль­но-политического конфликта (рис. 1).

Рис.1. Структура сербско-косовского конфликта (1998-1999 гг.) (жертва сконструированная Косвенной стороной 1)

Процесс целенаправленного конструирования «жертвы-этноса» США и их союзники начали с актуализации проблемы многочислен­ных жертв среди мирного населения в Косово. Для этой цели использо­вались многочисленные СМИ и различные дипломатические кана­лы. Результатом актуализации проблемы явилось создание Дипломатической миссии наблюдателей в Косово (ДМНК), которая с разрешения президента Сербии Милошевича (на которого было оказа­но давление со стороны «международной общественности») в конце 1998 г. была допущена в Косово. В январе 1999 г. Миссия «открыла» захоронение в Рачаке, в котором якобы находились многочисленные тела убитых сербами албанских мирных жителей. Позже будет доказано, что данное захоронение было создано специально и что найденные там тела принадлежат боевикам Армии освобождения Косово. Но на тот момент заранее подготовленная постановка удалась. Во-первых, был признан факт наличия ранее актуализированной «жертвы», во-вторых, согласно исследовательской концепции, произошла, «приватизация» жертвы. Растиражированная многочисленными СМИ мнимая «жерт­ва» стала «объективной реальностью». Сербскую сторону обвинили в целенаправленном уничтожении мирных албанцев. В марте 1999 г. авиация НАТО, без санкции Совета Безопасности ООН, подвергла су­веренную страну жестокой бомбардировке, в результате которой воен­ная и экономическая мощь Сербии была подорвана. Сербию вынудили вывести свои войска из Косова. В зону конфликта были введены миро­творческие войска КFOR (международные миротворческие силы), контролируемые НАТО. По сути, произошло фактическое насильст­венное отделение Косова от Сербии. Большая часть сербского населе­ния Косова вынуждена была покинуть свои дома и превратиться в беженцев. Оставшиеся в Косово сербы стали заложниками во враждебно настроенном против них албанском большинстве.

В феврале 2008 г. Парламент сербского края Косово в односто­роннем порядке провозгласил свою политическую независимость от Сербии. Это политическое событие «взорвало» политическую стабильность в Европе и вызвало огромный резонанс во всем мире. Часть государств (США, Австралия, Турция, Великобритания, Германия, Италия и др.), поспешили признать Косово в качестве независимого государства. Противники независимости Косова (Россия, страны СНГ, Китай, Испания, Греция и др.), считают акт провозглашения независимости незаконным с точки зрения мирового права. Мир рас­кололся, и возникла новая конфликтная ситуация, в которой многие страны идентифицируют Сербию с «жертвой» неправовой политики США и их союзников[37].

Таким образом, косвенная сторона сербско-косовского конфлик­та (США и их союзники), используя конструируемую ими «жертву», создала управляемую ею конфликтную ситуацию и достигла своих це­лей в конфликте. При этом США и НАТО, подвергнув суверенную страну Сербию варварским бомбардировкам, не имея на то соответст­вующего мандата Совета Безопасности ООН, превратились из кос­венной стороны сербско-косовского конфликта в агрессора.

В качестве другого примера использования технологии формирования образа «жертвы», приведен пример, рассмотренный Г.И. Козыревым. Это пример конструирования «многофункциональной жертвы» как способа создания управляемой конфликтной ситуации и предлога для начала конфликта, на примере деятельности американских СМИ и администрации Белого Дома по поводу террористического акта 11 сентября 2001 г. в США[38].

Необходимо отметить, что фактически каждая конструируе­мая «жертва» создается для достижения нескольких явных и латент­ных целей, то есть является многофункциональной по своей сути. Поэтому выбор для анализа конфликтной ситуации, сложившейся после теракта, произошедшего 11 сентября 2001 г. в США, обусловлен тем, что в нем «многофункциональность» конст­руируемой жертвы просматривается наиболее четко.

В настоящее время существуют различные версии того, кто являл­ся заказчиком и подлинным исполнителем терактов, произошедших 11 сентября 2001 г. в США[39]. Но в задачи анализа не вхо­дит выявление этих проблем. Можно только констатировать, что данный теракт был весьма эффективно использован США для форми­рования «многофункциональной жертвы», которая стала использо­ваться администрацией Соединенных Штатов в качестве оправдания своей последующей агрессивной внешней политики.

Конструируемая администрацией президента США «многофунк­циональная жертва» содержит в себе, как минимум, следующие типы «жертв»: «жертва-страна», «жертва-трагедия», «жертва-утрата», «жерт­ва-герой».

Жертва-страна. Данный тип «жертвы» является основным в соста­ве «многофункциональной жертвы», так как он рассчитан на значи­тельное изменение международных отношений, корректировку меж­дународных отношений, идентификацию друзей и врагов.

Сразу же после теракта президент США Дж. Буш мл. сделал заявление о том, что его страна стала жертвой международного терроризма и что отныне Соединенные Штаты имеют все основания наносить ответ­ные удары по террористам в любой точке мира. Охвативший после со­бытий 11 сентября население США страх ограничил свободу их вос­приятия и мышления, а также и свободу выбора. Движимые всеоб­щим стремлением устранить угрозу новых терактов, американцы поддержали своего президента. Восприятие своей страны как жертвы агрессии сплотили на­цию. Около 90 % американцев выразили поддержку Бушу в его стремлении «наказать» виновников теракта[40].

Но основная функция «жертвы-страны», как уже говорилось, - это внешняя политика. Объявив США жертвой международного тер­роризма, президент Дж. Буш как бы получил карт-бланш на поиски и на­казание виновных в произошедшей трагедии по всему миру.

Жертва-трагедия. Суть образа «жертвы-трагедии», заключается в том, чтобы представить произошедшее событие как удар судьбы. Сконцентрировав внимание людей на трагизме по­павших в ситуацию жертв и намерениях проявить заботу о пострадав­ших людях, администрация США вывела из-под критики и наказания своих сотрудников, отвечающих за безопасность страны. Никто из высокопоставленных чиновников Белого Дома не был привлечен к ответственности за случившуюся трагедию, а популярность президен­та Буша, как уже говорилось, даже возросла.

Жертва-утрата. В процессе конструирования «жертвы-утраты» на первый план выдвигаются количественные характеристики постра­давших. При этом, чем большее количество людей стали жертвами конфликта, тем больше оснований имеет потерпевшая сторона для предъявления претензий к виновной в появлении жертв стороне. В результате теракта 11 сентября 2001 г. погибли 2750 мирных жите­лей. Это самый жестокий и кровавый теракт в истории США. Все это дает весомые основания для поиска и наказания виновников произо­шедшего события, то есть для возмездия.

Жертва-герой. В событии 11 сентября были и свои герои, которые, рискуя своей жизнью, помогали другим. Имена героев выявлялись и множились. Их подвиги стали основанием для гордости и подража­ния. К шестой годовщине трагического события на месте гибели лю­дей был построен мемориальный комплекс. Образ «жертвы-героя» анализируемого теракта в той или иной последовательности прошел (проходит) основные стадии своего формирования, проанализиро­ванные нами выше.

Каждый из типов «многофункциональной жертвы» играет свою роль в конфликте и в политических отношениях и в зависимости от потребностей создателей образа «жертвы» может актуализироваться в той или иной ситуации. В целом каждый из типов «жертвы» способст­вует формированию более основательного многофункционального образа «жертвы».

Администрация Соединенных Штатов стремится с максимальной пользой для себя использовать сконструированную ею «многофунк­циональную жертву». По мнению аналитиков, «она превратила 11 сен­тября в мандат вседозволенности... Наиболее вопиющий пример – война в Ираке»[41]. И хотя развязанные США и НАТО войны в Афгани­стане и Ираке требуют немалых материальных и людских затрат, в стратегическом плане США значительно укрепили свои позиции на Ближнем Востоке и Средней Азии.