Все крупные общественные движения начинаются и идут под знаменем великих лозунгов: «царства Божия на земле», «Бога и веры», «братства, равенства и свободы», «водворения справедливости», «прогресса», «демократии» и т. д. Множество лиц, прямо или косвенно участвующих в них, верили и верят, что эти движения призваны «уничтожить вековую несправедливость» и осуществить эти великие идеалы. Последние являются «крыльями», на которых поднимается, ширится и взлетает общественное движение. Они — обычные спутники последнего. Они его «приукрашивают», «пудрят», «расцвечивают» для того, чтобы был возможен энтузиазм и фанатизм, героизм и безграничная вера, необходимые для успеха таких движений. Так было и бывает всегда.
Но вместе с тем ни одно из этих движений никогда не осуществляло в сколько-нибудь серьезном масштабе выставленных идеалов. Объективная действительность, получавшаяся в результате таких движений, всегда была далекой от выставленных лозунгов.
История зло шутила и продолжает шутить над людьми в этом отношении.
Примеры: христианство дебютировало с лозунгами «царства Божия на земле», «братства», «бесконечной любви» и «равенства», и т. д. Объ-
ективным результатом были: иерархия церкви, ад на земле, деспотизм папства, инквизиция, зверства и войны.
Реформация шла под лозунгами свободы совести, прав человека, торжества разума и т. п. Объективный результат: сожжение и преследование инаковерующих протестантами и реформаторами, войны и тьма новых суеверий, пришедших на место старых.
Французская революция провозгласила: egalité, fraternité, liberté18*, «декларацию прав человека и гражданина», «религию разума». И никогда не было такого неравенства, зверства, деспотизма и «псевдорационального культа заблуждений», как в годы революции.
Вспомним лозунги мировой войны. Вместо них объективно получился Версальский договор19*, не требующий пояснений. Не приводя других факторов, утверждаю, что это явление «иллюзионизма», расхождения «тьмы низких истин» от «возвышающего обмана»20*, — явление общее, позволяющее формулировать его в форме особого закона, называемого мною законом социального иллюзионизма.
В резчайших формах он проявился и в нашей революции. Все мы помним великие лозунги февральской и октябрьской революций:
«освобождение от деспотизма самодержавия», «самоуправление народа» и «автономия лиц и групп», «полная демократия», «самоопределение народов», «мир, хлеб и свобода», «низвержение капитализма»,
«полное равенство», «раскрепощение трудящихся классов», «власть рабочих и крестьян», «диктатура пролетариата», «коммунизм», «Интернационал», «мировая революция» и т. д. Таковы были великие лозунги, прокламированные революцией. Из одного края великой русской земли до другого проносились они, заражали миллионы, зажигали их огнем энтузиазма и фанатизма, будили и опьяняли их и возбуждали великую веру к себе и в себя. Казалось, что великий час пробил, вечно жданное наступает, мир обновляется и «синяя птица» всех этих ценностей в руках...
Достаточно было двух-трех лет, чтобы слепцы из слепцов и глухие из глухих убедились в своих прекрасных иллюзиях. Они растаяли как дым... Вместо «синей птицы» в руках оказалась та же ворона, только
остриженная и искалеченная... История еще раз обманула верующих иллюзионистов. Поистине «слепые вели слепых и все упали в яму». Миллионы за эти иллюзии заплатили жизнью, другие — невыносимыми страданиями, третьи — горьким похмельем, четвертые, вдохновители иллюзий, — потерей ореола вождей и спасителей человечества, падением в бездну цинической подлости, низкой преступности, в пропасть махинаций самолюбивых интриганов, тиранов и темных дельцов.
Вы хотите подтверждений сказанному? Я могу их дать в любом количестве. Ограничусь минимумом.
Во-первых, Октябрьская революция ставила своей задачей разрушение социальной пирамиды неравенства — и имущественного, и правового, —
уничтожение класса эксплуататоров, и тем самым эксплуатируемых.
Что же получилось? — Простая перегруппировка. В начале революции из верхних этажей пирамиды массовым образом были выкинуты старая буржуазия, аристократия и привилегированно-командующие слои. И наоборот, снизу наверх были подняты отдельные «обитатели социальных подвалов». «Кто был ничем, тот стал всем».
Но исчезла ли сама пирамида? — Ничуть. Если слепым сначала казалось, что она исчезает, то только в начале революции и только слепым. Через два-три года разрушаемая пирамида оказалась живой и здоровой.
На низах снова были массы, наверху командующие властители. Последние были еще более привилегированы, чем старая власть, первые — еще более обездолены, чем раньше. При старом режиме у них все же были кое-какие права и гарантии, у власти — ряд ограничений, за которые она ни юридически, ни фактически не могла переступать... Теперь... у мас-
сы и гражданина не оказалось никаких прав, даже права на жизнь. Она превратилась в случайность, гражданин — в улитку, которую мог раздавить и давил — без разбора рабочего и крестьянского происхождения — каблук первого встречного комиссара. Власть и ее агенты были не ограничены. Они могли вмешиваться во все. Нормой стало: quod principi placuit legis habet vigorem, princeps legibus solutus est21*. Ни законов, ни гарантий, ни прав — вот объективный результат «поравнения»...
Имущественное равенство? О, его мы наблюдали за все эти годы. Оно осуществлялось в «коммунизациях», «реквизициях» и «национализациях» вплоть до последней пары ложек и белья. Но в пользу кого и кем? Агентами власти и ее клиентами в пользу себя самих. Конечно, это не мешало иногда бросить обглоданную кость и крохи, якобы, в пользу
общества и бедноты, но только крохи, и то жалкие.
Это «равенство» проявлялось далее в том, что в 1918–1920 гг. массы — интеллигентный пролетариат, рабочий класс и крестьянство умирали
от голода, [живя] на 1⁄16 и 1⁄8 фунта хлеба, — верхи жили на пайке «что душа хочет». Там было все, вплоть до тропических фруктов, автомобилей и... нескольких любовниц. А теперь это «имущественное равенство» может видеть всякий экспериментально: пусть он побывает в Рос-
сии, посмотрит, как живут в Москве и в других местах власть имущие, их квартиры, стол, одежду, автомобили и т. д., и как там же валяются на улицах голодные и оборванные люди. Для этого достаточно просто пройти по двум-трем улицам. Контраст нищеты и роскоши в современной России больше, чем в любой «буржуазной» стране. Пропасть между «уровнем жизни» коммунистических и спекулятивных верхов и умирающей от голода многомиллионной массы значительнее, чем между «уровнем жизни»
Моргана и американского рабочего. В итоге революции — и правовое и имущественное неравенство не уменьшилось, а усилилось. Пирамида
стала не покатее, а круче и острее... Трагедия «молота и наковальни» не только не оказалась преодоленной, но еще более усиленной.
Мало того. Если ряд глупых людей вздумали бы утешать себя тем, что
«все же, мол, на верхи, на командующие позиции попали люди низов», то и это утешение их теперь беспочвенно. В течение 1921–1922 гг. совершалась и продолжает совершаться обратная «циркуляция»: множество рабочих и крестьян, попавших в верхи в начале революции, теперь
обратно выбрасываются оттуда, и наоборот, множество лиц, выкинутых в 1917–1918 гг. из командующих позиций на низы, теперь снова поднялись в status quo ante22*. В армии — наверху снова старый генералитет (брусиловы, лебедевы, слащевы и т. д.) и офицерство, разбавленное процентом «новичков». В комиссариатах, кроме членов комиссий,
остальные директора и начальники департаментов — старые «спецы»; здесь немало старых министров, товарищей министров, директоров... Так дело обстоит во всех этих Госпланах, совнархозах, наркоматах.
Посмотрите далее, кто сидит в правлении трестов. Сначала были рабочие. Потом — два рабочих и один «буржуазный спец». В 1922 г. уже два, а то и все три члена правления состояли из «спецов», в число которых обычно входят бывшие хозяева данного предприятия. И так везде. «Переменная величина» революции неуклонно идет к старому пределу.
Рекомендую взглянуть и на такие ведомства, как ЧК и ГПУ. И здесь сейчас весьма значительный процент «чекистов» составляют бывшие агенты жандармского корпуса и охранного отделения, начиная с безымянных «шпиков» и кончая матерыми охранниками вроде знаменитого полковника-погромщика Комиссарова.
Во главе церковного управления власть поставила члена Союза русского народа Красницкого, а обер-прокурором стал бывший обер-прокурор Львов...23*
«Все возвращается на свои места». Поистине неожиданные трюки выкидывает история, ошарашивая горячие, но невежественные головы.
А уничтожение эксплуатации? О, его испытало 97% населения на своей шкуре. «Добивались восьмичасового рабочего дня, а теперь работаем шестнадцать и получаем за это 1⁄8 и 1⁄4 фунта хлеба», — так резюмировало положение дел народное сознание. Правда, у нас юридически не было в 1918–1921 гг. капиталистов как собственников средств и орудий производства... Но зато был слой властвующих «разрушителей капитализма», безжалостно заставляющих население работать на себя и на
свои забавы, начиная с III Интернационала. Людей мучили и хлестали хуже, чем хлещет дурной извозчик изнемогающую лошадь. Из семи дней в неделю крестьянин должен был отдавать «коммунистической барщине» 3–4 дня в виде выполнения бесчисленных повинностей: «дровяной, сплавной, гужевой, подворной, оконной, строительной, хлебной, молочной, яичной» и т. д. Под видом «субботников» и «сверхурочных» работ рабочего заставляли работать по 12–14 часов. А сверх них, придя домой, он сам должен был варить, добывать и колоть дрова, копать
летом на огороде, шить, убирать жилище и т. д., ибо пойти в ресторан, на рынок, в кафе он не мог за отсутствием их и неимением денег.
Энергии тратилось пропасть. Питание же состояло из 1⁄8 –1⁄4 – 1⁄2 фунта хлеба и жидкой каши. Весь заработок его в 1918–1920 гг. колебался от 2–5 рублей золотом, теперь он колеблется от 3 до 8 рублей.
В то же время, как и теперь, верхи жили «на славу» и копили капиталы. Они сами «не сеяли и не жали, но успешно собирали в житницы». В настоящее время 30 млн крестьян умирает с голоду, остальные задавлены тяжестью неимоверных многочисленных налогов, рабочие — непосильной работой и нищенской платой (3–8 рублей золотом), а верхи и новая буржуазия, вышедшая, главным образом, из коммунистов и кругов, им близких, сколотили и сколачивают весьма солидные капиталы и кладут начало будущим банкирским домам и солидным капиталистам.
Вместо уничтожения эксплуатации революция создала в 1918–1920 гг. небывалую эксплуатацию, настоящее крепостничество в одной из худших форм, в форме государственного рабства; в 1921–1922 гг. с новой экономической политикой оно несколько смягчилось, но по-прежнему представляет эксплуатацию «буржуазного общества», усиленную во много раз.
Если есть еще люди, сомневающиеся в этом, я рекомендую им простой способ проверки: поехать в РСФСР, посмотреть лично положение дел и, особенно, сделаться рабочим. В одну-две недели неверующий поймет, прав ли я или нет.
Революцией была провозглашена свобода. Действительность преподнесла такую «свободу», от которой все взвыли. Поведение людей оказа-
лось связанным и опекаемым всесторонне. Автономия их пала до нуля. Область опеки, регулировки и вмешательства власти стала беспредельной, врываясь в сферы самых интимных отношений. От рождения до могилы каждый шаг оказался регулируемым сверху. Свободы совести, слова, печати, союзов, собраний объявлены были «буржуазными пред-
рассудками». Власть стала вести «учет и контроль» и регулировать все
стороны поведения и взаимоотношений. Что должен гражданин есть и пить, что делать, какой профессией заниматься, как и во что одеваться, где жить, куда ездить, чем развлекаться, что и как думать, что
читать, писать, во что верить, что хвалить и порицать, чему учиться, что издавать, что говорить, что иметь и т. д. и т. д. — все было определено и регулировано. Люди обращены были в манекенов, которых дергали, но сами они не могли определить свое поведение. Я часто завидовал домашним животным: их хоть в стойле предоставляют себе самим, а граждане РСФСР не имели и этой свободы: в их «стойло» даже ночью то и дело врывались «регулировщики» и «наводили свой учет и контроль», часто кончавшийся тюрьмой или свободой смерти...
Тюрьмы были переполнены как никогда, и не столько «буржуями», сколько крестьянами и рабочими. Целыми стадами гоняли людей на сотни «повинностей». Печать свелась к уничтожению всех книг и газет, кроме правительственных, собрания — к правительственной повинности для выслушивания очередной порции коммунистического «оратора», союзы — в фикцию и т. д. Словом, получилась такая «свобода» необузданного самодурства власти и беспросветного рабства населения, что гражданин РСФСР с полным основанием мог завидовать свободе рабов. Они действительно были свободнее.
С 1921–1922 гг. стало немного легче. Но объем свободы при старом режиме по-прежнему остается желанным и недосягаемым идеалом. Так
обернулось дело со «свободой»...
Революция urbi et orbi24* провозгласила в октябре «мир». На деле же из него получилась зверская и безжалостная война, беспощадная и бессердечная, в течение трех лет после того, как остальные народы перестали воевать. Миллионы жертв, разрушенные города и села, взорванные мосты, развороченные пути, опустошенные нивы, замолкшие фабрики, кровью орошенные равнины России — свидетельства этого «мира»...
Едва ли бы и сам дьявол сумел злее надсмеяться над этим «миром»...
Наконец, замолк гром пушек. Но остался по сие время милитаризм, пронизывающей всю жизнь русского общества. Даже современная демобилизованная армия больше, чем армия мирного старого режима. Она поглощает чуть не весь бюджет государства (1 200 000 000 из 1 800 000 000 по проекту 1922 г.). Вся общественно-политическая жизнь милитаризована до сокровенных глубин, вплоть до обучения и посещения собраний и лекций (так и пишется: «в порядке военной и революционной дисциплины»).
«Кто плохой воин, тот гражданином быть недостоин» — так гласили официальные плакаты. Все управление, вся психология милитаризована. Перед вами не страна, а огромная казарма...
Получившийся «мир» достоин коммунистической «свободы». В трехчленной формуле Октябрьской революции стоял наряду с «миром» и «свободой» — «хлеб»... Населению были обещаны «кисельные берега и молочные реки», сытость, довольство, «курица в супе». Вместо этого русский народ накормили... свинцовой пулей, корой, травами, глиной, жмыхами, дурандой и в качестве десерта... мясом своих детей... «И будешь ты есть плод чрева твоего, плоть сынов твоих и дочерей твоих», — сказано в Библии25*. Россия же стала великим кладбищем сотен тысяч трупов, умерших от голода и разобщенных и разбросанных по ее лесам и лугам, городам и селам... Таков хлеб, которым накормила революция русский народ... Он причастился тела и крови своей в буквальном, а не в переносном значении этого слова. Совершилось поистине великое таинство. Остается воскликнуть: Te, Deus, laudamus! Ave,
Rеvolutio, morituri te salutant!26*
С 1921–1922 гг. питание столиц и городов несколько улучшилось за счет остальной России, зато деревенская Русь за эти годы стала голодать сильнее не только в районах, постигнутых катастрофическим голодом, но и в других областях: неимоверно тяжелые налоги заставляют крестьянство продавать самое необходимое, продналог оказался не легче, а тяжелее разверстки. Крестьянин снова недоедает, во славу Интернационала, Советской власти и новой спекулятивной буржуазии.
Революция провозгласила принцип автономии народов, областей и децентрализацию. На бумаге она, как будто, провела свои обещания. На месте Российской империи теперь числится ряд автономных советских республик и областей. На деле же Россия сейчас централизована гораздо сильнее, чем раньше. Все эти автономные республики имеют чисто
фиктивное существование и представляют простые вывески, скрывающие суть дела. Всем и вся управляет Москва, даже не Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет, не Совнарком и даже не РКП, а «Политбюро Российской Коммунистической Партии» в составе пяти
человек27*. Сюда стянуты все провода управления и отсюда исходят все «токи» власти. Остальные — простые исполнители приказов этой пятерки. Как Французская революция, по справедливому замечанию Токви-
ля28*, только довела до предела основные свойства старого режима, в том числе и тенденцию централизации 2-й половины XVIII века, так и русская революция довела до предела дурные стороны старого режи-
ма, в частности его деспотизм, тиранию, его бесправие, его централизацию и бюрократизацию. Если царизм не давал возможности развития земского и городского самоуправления, не признавал автономию национальностей и областей, то революция пошла еще дальше по этому пути, прикрыв свое дело архиавтономными лозунгами и вывесками.
Основным лозунгом коммунистической революции был лозунг разрушения капитализма. Во что же он вылился?
В разрушение средств производства и обращения, раз. В установку на место частного капитализма худшей формы последнего — капитализма государственного, два. Наконец, в попытку возрождения разрушенного частного капитализма, три. Таковы объективные итоги в этой области.
Ниже будут приведены данные, характеризующие катастрофическое разрушение всего хозяйства страны. Грандиознейшее обнищание страны и вымирание, наступившее в итоге «коммунизации», рост крестьянских восстаний, грозивших власти, заставили последнюю в 1920 г. сделать первый шаг назад: провозгласить вместо коммунизма государственный капитализм, представляющий якобы высшую форму капитализма.
Я не знаю, цинизмом или невежеством объясняются такие заверения. То, что у нас введено было под именем государственно-капиталистической системы, представляет буквальное повторение хозяйственной системы древней Ассиро-Вавилонии, древнего Египта, древней Спарты, Римской империи периода упадка (III—V вв. по Р. Х.), государства инков, Перу, иезуитов, системы, не раз имевшей место в истории древнего Китая, например, при Ван ань-Ши, древней Японии, системы, близкой к состоянию ряда государств ислама, бывшей не раз в истории Персии, Индии и т. д. (мной подготовляется на эту тему специальная монография. См. развитие этих положений в моей печатающейся книге
«Голод как фактор» в главе «Голод и этатизм», а также в статьях «Влияние войны на общественную организацию» и «Влияние голода» — Экономист, № 1, 2 и 4–5 за 1922 г.)29*.
Эта-то примитивная система, несравненно более древняя, чем частный капитализм, наступавшая обычно в периоды декаданса, войн и обнищания, в силу тех же условий долженствовавшая наступить и у нас, была объявлена «высшей формой капитализма» (см. речь Ленина о продналоге)30*. Невежественные и трагические шутники! — остает-
ся сказать им на это.
Мудрено ли, что вместе с ней рабочие и крестьяне попали в то же положение, в каком они были всегда при такой системе: в положение рабов и крепостных Египта, рабов и илотов Греции, колонов и закрепо-
щенных ремесленников Римской империи, индейцев государства иезуитов, бесправных рабов государства инков и т. д.
Приведу для примера описание государства инков и Римской империи III в. Они представляют адекватное описание РСФСР этого периода. В Перу власть была «центром и церковной и судебной главою». Нация состояла из рабов этой власти, носивших звание солдат, работников и чиновников. Военная служба считалась обязательною для всех индейцев. Отслужившие сроки отчислялись в запас и должны были работать под надзором государства... Все жители были подчинены чиновникам («комиссарам». — П.С.). Церковная организация была устроена подобным же образом. Шпионы, наблюдавшие за действиями других служащих (ЧК. — П.С.), имели также свою организацию. Все было подчинено государственному надзору. В деревнях были чиновники, наблюдавшие за посевом, пахотой и жатвой. Когда был недостаток в дожде, государство
снабжало пайком воды. Путешествующий без разрешения наказывался как бродяга; но зато для тех, кто путешествовал по служебным обязанно-
стям (т. е. «командировкам». — П.С.), существовало особое учреждение, снабжавшее квартирой и всем необходимым. На обязанности десятников лежало наблюдение над одеждой народа, чтобы носили те платья, которые им предписаны. Сверх этого контроля жизни внешней суще-
ствовал еще контроль и жизни домашней. Требовалось, чтобы народ обедал и ужинал при открытых дверях так, чтобы судьи могли входить свободно (для надзора). Тех, кто дурно содержал свои дома, секли. Под этим контролем народ трудился над поддержанием столь сложной государственной организации. Высшие чины были свободны от налогов, зато земледельческий класс, за исключением находящихся на службе в армии (красноармейцев. — П.С.), должен был отдавать весь свой продукт, оставляя себе лишь то, что требовалось для скудного пропитания. Сверх натуральной повинности, состоявшей в обработке земель, крестьяне должны были обрабатывать земли солдат, находящихся на
службе (у нас — красногвардейцев. — П.С.). Кроме того, должны были платить подать обувью, одеждой (у нас — продналог, льняная, гужевая, топливная и другие повинности. — П.С.). Участки земли, предназначенной на нужды народа, распределялись между отдельными людьми сообразно с их семейным положением. Точно так же и относительно продуктов от стад: часть их периодически подвергалась стрижке, причем шерсть делилась чиновниками (у нас — молочная, яичная, шерстяная, мясная, масляная и другие повинности. — П.С.). Это устройство было следствием того, что частная собственность находится в пользовании
каждого человека только по милости власти. Таким образом, личность,
собственность и труд народа принадлежали всецело государству; народ переселялся из одной местности в другую по указанию власти (у нас — «переброски» Троцкого и трудовые переброски); люди были просто единицами централизованной военной машины и направлялись в течение всей жизни к наивозможно большему выполнению воли власти и наивозможно меньшему действию по своей собственной воле... Перуанцы не имели монеты; они не продавали ни одежды, ни домов, ни имений, их торговля почти не выходила за пределы простого обмена съестными припасами. (Спенсер Г. Основания социологии, т. II, 436).
В Римской империи III—IV вв. по Р. Х., как и у нас: 1) власть не ограничена, 2) ее вмешательство, опека и централизация безграничны, 3) частной собственности, торговли и промышленности почти нет: все занято государственно-плановым хозяйством, 4) денежной системы тоже почти нет, 5) налицо система «пайков» и карточек, 6) все население прикреплено к своим местам, 7) свободы труда нет, 8) свободы союзов также и т. д. и т. д. (См., например: Waltzing. Étude historique sur le corporations professionales chez les romains. 1896, II, 480–484 и др.; рабо-
ты М.И. Ростовцева, Hirschefeld’а, Diel’а, Salvioli, Duruy и др. Подробно смотри в моих указанных выше работах).
По сравнению с этим положением государственных крепостных, положение рабочих в буржуазном обществе являлось — и с материальной, и с правовой, и с моральной стороны — недосягаемым идеалом. Рядом с этим результатом неизбежно явилось и второе следствие этой наихудшей формы капитализма: дальнейшее падение производительности труда, дальнейшее обнищание и вымирание. Вообще государственно-капиталистическая система экономически неизбежно ведет к этому
обнищанию и через это — к самогибели. Если в ряде обществ она могла сравнительно долго существовать, то только потому, что грабила другие народы путем войны (Липара, Спарта, Рим, ислам и т. д.) или бес-
человечно эксплуатировала трудовые слои, заставляя их работать сверх сил в пользу кучки властвующих (государство иезуитов, инков и т. д.). В итоге и наши «слепые вожди» поняли это и принуждены были сделать новый шаг назад: прокламировать новую экономическую политику, а тем самым частный капитализм. Началось усиленное заигрывание и зазывание частного капитала; сотни приманок были пущены в ход,
чтобы привлечь его: и аренда, и концессия, и архиростовщические проценты, и признание долгов, и всякие гарантии, — словом, началась распродажа России оптом и в розницу с целью привлечения капитала.
Денационализировали деревню и мелкую промышленность, продолжают, упираясь, денационализировать и крупную исподволь. Нужно ли говорить, что это в течение года будет сделано? Нужно ли говорить, что все слова о непризнании «собственности» — пустые слова, пускаемые только для внешнего употребления, а затем — допуская право владения, пользования и распределения на 45 и даже 99 лет — власть тем самым признала собственность в объеме большем, чем нужно.
Граждане РСФСР, видя этот ход назад, естественно, спрашивают: «Раз так, то зачем нужно было разрушать национальное богатство, объявить низвержение капитализма, раз сами разрушители его вынуждены снова вводить и культивировать этот плод?»
Я не мистик и не ищу в истории руки Провидения, но есть нечто поистине знаменательное в той злой шутке, которую история выкинула
с коммунистами: их же самих своими собственными руками она заставила возводить то, что они разрушали. Теперь они пытаются капитализм насадить всеми силами, но разбойники редко могут стать организаторами хозяйства. Изгнанный капитал, несмотря на все приманки, не идет. Поистине большего банкротства коммунизма трудно вообразить.
Но ирония истории идет дальше... Помимо сказанного, в результате коммунистической революции в России возникла и сейчас бушует небывалая собственническая стихия. До коммунизма у нас в деревне не было настоящей мелкой буржуазии, у крестьян — глубокого чувства и положительной оценки института частной собственности. Теперь то и другое налицо. Революция превратила наших общинников-крестьян в индивидуалистов-собственников. По всем областям России идет стихийное выделение крестьян на отруба и хутора. Власть бессильна сопротивляться этому, и земельный закон 22 мая 1922 г., представляющий разновидность закона П.А. Столыпина, санкционировал это. Короче, в деревне коммунистическая революция выполнила программу П.А. Столыпина, создала мелкого собственника и надолго похоронила всякие коммунизмы.
То же и в городе. Здесь объективным результатом явилось образование новой буржуазии — «нэпманов», — пока чисто спекулятивной, шакаловидной, хищной, непроизводительной, но архииндивидуалистической, полнокровной и ничего общего не имеющей со старой «импотентной» буржуазией. Выйдя, главным образом, из рядов коммунистов, сколотив капитальцы путем грабежа, «национализации», «реквизиций»,
«коммунизаций» плюс мошенничества, обмана, спекуляций, она знает цену «хорошим словам»: «что твое — мое, что мое — мое» — таково было осуществление ею коммунизма на практике. Ее не проведешь теперь
хорошими словами, она к ним глуха и будет защищать награбленное всеми силами, «зубом и когтем». По своей психологии она архииндивидуалистична, антикоммунистична и теперь уже составляет ту плотину, о которую разбиваются все волны коммунизма... Ее число растет. 200 000 вышедших из партии коммунистов в огромной части перешли в этот слой новой буржуазии. Наконец, сама коммунистически-социалистическая идеология после опытов в стране окончательно дискредитирована. Она ненавистна. Против нее по меньшей мере 97% населения. Прибавьте к сказанному полную ликвидацию коммунистических начал в самой жизни, в форме почти полного уничтожения «коллективных хозяйств», «совхозов», «комхозов», бесплатного обучения, школ, трамваев, прекращение пайков, социального обеспечения и т. д. и т. д. — и тогда будет понятно, что коммунизм в России кончился. Его нет, если не считать им еще остающуюся в плену «национализации» развалившуюся тяжелую индустрию (и то потому, что нет охотников взять ее обратно). Стадия коммунизма пройдена, оставив по себе появление и расцвет антикоммунизма, психологию частной собственности, образование полнокровной сельской и городской буржуазии и ненависть к идеологии и системе коммунизма-социализма.
Такое же полное банкротство случилось и с диктатурой пролетариата. В стране, где пролетариат составлял не больше 3–4% населения, такая диктатура, если бы она и была осуществлена, могла бы быть только тиранией пролетарского меньшинства над большинством. Факти-
чески и этого не было. В 1917–1918 гг. мы имели власть, составленную из intellectueles, из лиц, никогда не работавших на заводе или на поле, вышедших из среды буржуазных классов (Ленин, Троцкий, Зиновьев, Красин, Чичерин, Луначарский, Менжинский и т. д.), но опиравшихся на стихийное движение значительной части армии, крестьян и рабочих. Став во главе движения, мастерски используя усталость от войны, недовольство от ухудшения материальных условий, желание отобрать помещичьи земли, — они были вынесены наверх этими массами. Заняв верховные командующие позиции, они допустили на подчиненные места множество выходцев из крестьян, рабочих и солдат. Наученные опытом, зная непрочность своего положения, они с первых же дней захвата власти принялись за организацию армии своих преторианцев31*. Создав аппарат насилия и террора в виде ЧК, тем самым они положили начало перерождению трудовых масс — в власть тирании над этими массами.
К началу 1919 г. уже произошел отлив масс от власти, начались рабочие и крестьянские восстания. Диктаторы, вместо удовлетворения мас-
со вых желаний, перешли к необузданному усмирению их посредством своих преторианцев. Начался террор. Наивны те люди, которые думают, что он был направлен только против буржуазных классов. С полной готовностью нести ответственность за свои слова я утверждаю, что он не в меньшей, если не в большей степени пал на рабочих и крестьян. Так как большинство Советов, избранных в 1918 г. трудящимися, оказалось антибольшевистским (в отличие от 1917 г.), то эти Советы были разогнаны, избранные депутаты арестованы.
Рабочие собрания и митинги, проникнутые оппозиционными настроениями к правительству, закрывались, не допускались, а наиболее видные члены их арестовывались. То же произошло и с крестьянскими съездами.
Вслед за арестами пришла и полоса расстрелов, индивидуальных и массовых. Последние приняли форму настоящей войны с деревней. Села и поселки окружались военно-преторианскими частями, громились, сжигались артиллерией, а вслед за «завоеванием» их наступала массовая экзекуция в форме расстрелов «зачинщиков», в форме убий-
ства одного из каждого десятка лиц.
Я утверждаю: огромное большинство из тех сотен тысяч, которые были расстреляны властью, состояло из рабочих и крестьян.
Позже все это вылилось в форму грандиозной гражданской войны, множества фронтов, составленных восставшими массами, и необъятного количества рабочих, крестьянских и матросских восстаний, говорящих весьма ярко о характере этой мнимой «диктатуры пролетариата». С 1919 г. власть фактически перестала быть властью трудящихся масс и стала простой тиранией, состоящей из беспринципных интеллигентов, деклассированных рабочих, уголовных преступников и разнородных авантюристов.
Западноевропейский читатель недоумевает: если так, то каким же образом такая власть могла удержаться? — недоуменно спрашивает он. Для него такое положение дела непонятно. Ему кажется, что так обстоять дело не может. Но увы! Это так.
Причины этого «странного» положения таковы.
Во-первых, из личного опыта ему должно быть известно (социология же еще устами Спенсера это показала), что небольшая, но хорошо организованная группа может управлять группой, в десятки раз ее превосходящей по числу. Отряд полицейских в 20 человек может разогнать толпу в несколько тысяч. Дисциплинированная воинская часть побеждает гораздо более численную, но плохо вооруженную и организованную
армию. Исторический пример дает герцог Альба, с 10-тысячной армией испанцев властвовавший над 3-миллионным населением Нидерландов. Армия большевистских преторианцев в несколько десятков тысяч
способна была властвовать и насиловать многомиллионную массу. Это делать было тем легче, что к этому времени (1919 и позднейшие годы) пролетариата в городах почти не стало: с развалом промышленности состав его сократился в 4–5 раз. Получилась «диктатура пролетариата без пролетариата». Массовые выступления его стали невозможными. Кулак многотысячной пролетарской массы перестает существовать. Оставшаяся небольшая часть не могла быть внушительной силой.
Еще бессильнее оказалась деревня. Население России, разбросан-
ное на 1⁄6 части Земного шара, распылено, очень редко и потому не в состоянии организованно выступить сразу и действовать планомерно. Это затруднялось и тем, что печать была захвачена властью, все другие органы ее были закрыты. Власть же захватила почту, телеграф, телефон, пути сообщения и общения. Присоедините сюда факт умелого обезоруживания населения в 1918 г., в силу чего оно оказалось безоружным. Учтя все это, легко понять, почему крестьянские движения вспыхивали неорганизованно, без взаимной связи, почему, несмотря на их колос-
сальную численность, власть легко могла подавлять их. Один и тот же отряд сегодня расправлялся с одним селом, завтра перебрасывался за десятки верст, послезавтра — на новое место и таким путем мог подав-
лять десятки восстаний. Армия же «усмирителей» в несколько десятков тысяч легко расправлялась со многими миллионами.
Большую роль сыграла и усталость масс вместе с голодом. Истощенные, обессиленные, утомленные пятью годами войны и революции,
они не имели достаточно энергии для борьбы. Террор при этих условиях вызывал легко покорность и апатию.
С другой стороны, надо отдать должное и власти. Она проявила громадную энергию в организации карательных отрядов. Питая их сытно за счет населения, предоставляя им свободу грабить и насиловать, ежечасно гипнотизируя их своей агитацией, она спаяла их в единую, крепко сплоченную группу преторианцев и связала судьбу и благополучие последних со своей собственной судьбой.
Присоедините сюда, наконец, веками воспитанную привычку русского народа к повиновению палке, физическому насилию... и, полагаю, даже для западноевропейца указанный «странный» факт будет вполне понятен. У нас повторилось то же самое, что повторялось много раз в истории тиранов разных народов.
Власть, вынесенная в 1917 г. на плечах рабочих, солдат и крестьян, в течение полутора лет выродилась в диктатуру над рабочими и кре-
стьянами, став из «трудовой» власти чистым деспотизмом. Сейчас ее армия преторианцев — «отряды особого назначения»32* — насчитыва-
ет около 400 000 человек. Она организована. Рядом с ней создана своя бюрократия. Печать, почта, дороги — в руках правительства. Население истощено и распылено.
Отсюда понятно, почему оно держится, несмотря на то, что 97% населения его ненавидит глубже и сильнее, чем они ненавидели старый режим. Вместо «диктатуры пролетариата» получилась диктатура авантюристов над народом и исчезновение самого пролетариата в силу разрушения и закрытия фабрик и заводов.
То же случилось и с III Интернационалом. Интернационал!.. Мировое объединение трудящихся для создания нового мира, основанного на новых началах! Таково задание. Что же имеем фактически? Во-первых, странное сужение объема лиц и групп, могущих быть его членами. I Интернационал допускал всех социалистов и даже анархистов вначале. II Интернационал — уже только социалистов, и то определенного толка, выкинув анархистов и другие группы за борт и сузив, таким образом, свой базис по сравнению с I Интернационалом. III же Интернационал еще более ограничил слои, могущие входить в его состав. Не только простые смертные — несоциалисты, не только все социалисты-некоммунисты, но даже ряд коммунистических групп не могут войти в лоно этой церкви. 99,9% населения — еретики и недостойны благодати Зиновьевапророка и Маркса-Аллаха. Недурной Интернационал! С таким же правом тогда можно основать 4-й и 5-й Интернационалы собирателей старых каблуков или вспарывателей женских животов. Так обстоит дело
с количественно-объемной точки зрения. С качественной точки зрения III Интернационал представляет собой институт, сеющий на деньги русского народа семена ненависти и зверства по Земному шару. С точки зрения его состава — это в огромной части скопление авантюристов и циников всех стран, заинтересованных в хороших синекурах и в при-
обретении власти, не стесняющихся в средствах, руководствующихся заповедью «все позволено», хорошими словами прикрывающими свои уголовные задания и довольно ловких в деле использования недоволь-
ства масс. Я не могу ждать спасения человечества от международного союза бандитов. По той же причине не могу ожидать его и от III Интернационала. Положительных результатов улучшения положения рабочих он дать не может, но бедствия может вызвать весьма серьезные.
Довольно...
Сказанное, полагаю, достаточно четко подтверждает: 1) правильность закона социального иллюзионизма в явлениях русской революции; 2) неисполнение ею ни одного из ее лозунгов, а осуществление результатов, противоположных им; 3) социальная пирамида русского общества осталась нетронутой. Она скорее удлинилась, чем сократилась. Переменились лишь жильцы разных этажей пирамиды, но за последние полтора года и здесь появилась реставрация: выкидывание сверху рабочих и подъем наверх «буржуев»; 4) равенство — правовое и экономическое — не увеличилось, а уменьшилось; 5) эксплуатация не ослабела, а усили-
лась; 6) объем свободы страшно сократился; 7) деспотизм власти возрос; 8) разрушено народное хозяйство, а не капитализм; 9) вместо создания более совершенной системы общества под именем коммунизма и государственного капитализма был введен архаический строй государственного рабства, характерный для древних деспотических организаций. Вместо коммунистического строя происходит реставрация частнокапиталистической системы; 10) вместо «мира» ревлюция дала зверскую войну, опустошившую страну и обескровившую население; 11) вместо «хлеба» — голод, вымирание и людоедство; 12) вместо коммунизма полное дискредитирование комму-
низма — как системы общества и хозяйства, как идеологии и как практического идеала; 13) создала стихию индивидуализма, частной собственности и класс новой деревенской и городской буржуазии, совершенно иммунитетный к идеологии коммунизма и ненавидящий ее; 14) вместо «диктатуры пролетариата» — уничтожила пролетариат России, вместо власти трудящихся преподнесла
неограниченную тиранию; 15) вместо Интернационала — клику авантюристов, расхищающих остатки золотого фонда России, беспринципных антропоидов,
сеющих ненависть, вражду и новые бедствия. Таков сжатый бухгалтерский подсчет новых «завоеваний великой революции». Радуйтесь, господа апологеты этой прожорливой особы! Что касается меня — я возвращаю билет на вход в ее лоно и отказываюсь от чести быть ее рыцарем.
Мой «бухгалтерский» баланс «завоеваний» не только нашей революции, но и всех «великих» по пролитой крови революций привел меня к определенному итогу, гласящему: «Величайшими эпохами реакции в истории любого народа являются эпохи глубоких революций, а величайшими реакционерами — величайшие диктаторствующие революционеры». Все это, как и все выше- и нижеследующее, относится к кровавым революциям, и чем они кровавее, тем эти отрицательные результаты больше. К бескровным революциям все это не относится. (Книга по социологии революции, где это будет показано, мной готовится к печати.)33*
Это звучит парадоксально, но верно. Все дальнейшее будет новым подтверждением сказанного.
Дата: 2019-07-31, просмотров: 209.
