Понять смысл действия значит установить связь между действием и намерениями, мотивами, потребностями индивида. Это удается сделать исследователю с той или иной степенью успешности благодаря двум обстоятельствам. Прежде всего, при всей уникальности действующего индивида большая часть его индивидуальных смыслов типична, т.е. обладает общностью с другими людьми, и в первую очередь с самим исследова телем: смыслы и нормы социального действия, которые социолог пытается понять, по своей сути интерсубъективны, они изначально ориентированы на возможности понимания, коммуникации и неотделимы от языка, которым пользуется индивид. Эта общеобязательность типичного объясняется общим социальным контекстом индивида и исследователя, процессами социализации, их совместным участием в конструировании правил «социальной игры». В этом плане чем ближе реальные жизненные условия, в которых протекает жизнь исследователя,
' Punch K.F. Introduction to Social Research. Qualitative and Quantitative Approaches. 1998. P. 148-149. 2 Термин конвенциональный означает полученный путем согласования .
1 Здесь термин объяснить употребляется как научное объяснение .
124
Часть I * Методологические основания
Тема А ■ Основные черты качественного подхода
125
к жизненному контексту изучаемых людей, тем больше возможности понимания другого жизненного мира.
В то же время преувеличение общего или сходного жизненного контекста для исследователя и исследуемого приводит к существованию неверной, на наш взгляд, среди социологов-качественников точки зрения, согласно которой инвалида лучше поймет инвалид, профессионального спортсмена — профессиональный спортсмен и т.д. Такая позиция не только фактически отменяет профессию социолога, но и сводит результат качественного исследования к простой репрезентации опыта информанта. На наш взгляд, описать свое понимание проблем информанта, конечно, может человек с совпадающим жизненным контекстом, но «подняться» от «сырых» данных к обобщениям он наверняка не способен.
Все же относительно высокая значимость сходного жизненного контекста не означает, что исследователь с принципиально другим социальным опытом или принадлежащий к другой культуре, нежели у исследуемого индивида, фатально обречен на непонимание чужого жизненного мира, чужой для него культуры или субкультуры. Исследования антропологов доказывают обратное: исследователь может «понять туземца», может понять, «что они о себе думают», хотя никто лучше них самих, конечно, этого не знает1. Дело здесь не в сверхъестественных способностях исследователя, этаком чуде эмпатии и терпения, думать, чувствовать и воспринимать подобно туземцу, не в какой-то уникальной психологической близости с теми, кого изучают, хотя определенная восприимчивость исследователю, работающему в поле, необходима.
Понять чужую культуру можно, по мнению К.Гиртца, путем поиска и анализа символических форм ~ слов, образов, институтов, поступков, посредством которых люди в рассматриваемых обстоятельствах реально представляют себя самим и другим людям. Задача исследователя здесь проанализировать прежде всего понятия, «близкие к опыту» (выражение Гиртца), которые люди часто используют спонтанно, неосознанно, как есть. В них —ре-
ольность жизненного мира, которую хочет понять исследователь. И для этого совсем не нужно «воображать себя сборщиком риса или племенным шейхом», как он остроумно замечает1.
Применительно к социологии это означает, что социолог, изучая субкультуры, далекие от его жизненного контекста, например субкультуры беженцев, инвалидов или религиозных сект, должен не столько эмпатийно «вживаться» в их мир, хотя человеческое сочувствие здесь «не вредит делу», сколько пы таться через мир их «близкой к опыту» реальности — мир слов, поступков, представлений себя — понять жизненный мир носителей изучаемой субкультуры.
Кроме того, понять действие другого человека возможно, рассматривая его с позиции целерационального действия, т.е. понимая действие как целерациональное. Поскольку все действия психически здорового индивида в той или иной мере целерациональны, то исследователь может понять действующего субъекта. При этом чем ближе изучаемое конкретное действие к целерациональному (или, по Веберу, «правильно рациональному»), тем больше возможностей у исследователя понять его2. Что же такое «правильно рациональное» действие? По Веберу, это такое действие, когда средства, выбранные субъ ективно адекватными для достижения конкретной цели, являются и наиболее объективно адекватными, т.е. это действие, при котором индивид выбирает такие средства для достижения (субъективная адекватность), которые на самом деле являются наилучшими (объективная адекватность). Разум, который мы используем для соизмерения целей и средств, выбираемых для достижения целей, присущ всем человеческим существам. Поэтому исследователь может извлечь смысл из наблюдаемого действия не путем догадок относительно того, что происходит в головах действующих, не столько путем «вживания» в чужой исследуемый мир, сколько подбирая к действию мотив, имеющий смысл и тем самым делающий действие осмысленным для любого исследователя. Рациональное сознание всегда может узнать себя
1 Гирщ К . С точки зрении туземца: о природе понимания в культурной антропологии. С. 9.
1 Гиртц К . Указ. соч. С. 93.
2 Мы говорили о том, что целерациональные действия по
Веберу — это не конкретные действия, но идеальный тип.
126
Часть I • Методологические основания
Тема 4 • Основные черты качественного подхода
127
в друго^ рациональном сознании, т.е. объяснить смысл наблюдаемого действия, понять его.
Конечно, эти принципиальные возможности понимания Другого не отменяют в принципе эмпатического сопереживания изучаемым людям, психологического «вживания» исследователя в чужую субъектность. Эти психологические приемы не только облегчают понимание чужого жизненного мира, но порой выступают единственным условием, когда жизненная история вообще поверяется социологу. Так, в ходе нашего изучения социальных перемещений бывшей партийной номенклатуры в период кардинального реформирования (исследование проводилось в 2001 г.) встречались ситуации, когда нарративное интервью тут же прерывалось или «сворачивалось», если информант чувствовал, что интервьюер не сочувствует ему, не хочет или не может поставить себя на его место. Вместе с тем следует подчеркнуть, что роль и значение психологического «вживания» все же второстепенна и в действительности скорее выступает приемом, техникой исследователя.
3. Характер получаемой информации
Понятие интерпретации
Ранее мы уже говорили, что классический подход, ориентированный на познание социального мира как вещи, как внешней отделенной от человека реальности претендует на производство объективного знания. Объективность здесь означает, что знание это должно быть в максимальной степени лишено каких-то бы то ни было личностных черт исследователя, «очищено» от его субъективности. Только таким образом, используя одинаковые для всех, верные на все времена логические средства (в том числе математику как реальное воплощение формальной логики), можно «познать» противостоящую человеку социальную реальность, ее вечные и неизменные с этой точки зрения законы.
Напротив, знание, производимое в качественной парадигме, носит интерпретативный характер. Понимание в отличие от научного объяснения всегда интерпретативно, ибо представляет собой приписывание конкретным исследователем значения
(смысла) наблюдаемому поведению или анализируемому тексту, всегда — определение его. Именно поэтому Д.Ритцер назвал ее парадигмой социальных дефиниций.
В этом смысле исследовательская интерпретация — это его субъективная версия изучаемого явления, которая представляет явление, но одновременно является и репрезентацией самого исследователя, его ценностных ориентации и стереотипов, мироощущения в целом. Интерпретация исследователем того или иного явления в качественной парадигме — всегда вторичный процесс, всегда конструкт конструктов (см. Тему 3 данной части). В самом деле, в рамках такого подхода реальный жизненный мир изучаемых людей — это всегда взаимоинтерпретация, всегда совокупность конструктов I порядка, если воспользоваться терминологией А.Шюца. Эти конструкты представляют собой общие смыслы, значения тех или иных действий, благодаря которым и делается возможной повседневная жизнь человека. Социолог-качественник, обращаясь к транскриптам интервью, текстам писем и дневников, наблюдая за правилами и формами обшения людей, всегда имеет дело с конструктами людей, с их интерпретацией событий. Его исследовательская версия — это всегда конструкт II порядка, всегда интерпретация интерпретаций. Такой способ познания стал образно называться «двойной герменевтикой» или, как называет его современный английский исследователь Т.Шанин, методологией двойной рефлексивности, где «двойная рефлексивность — это отношения внутри «методологического треугольника»1. По Шанину, это отношения между: 1) тем, что наблюдается исследователем; 2) интерпретациями исследователя; 3) субъективностью изучаемых людей, выражающаяся главным образом в том, как они определяют и объясняют свои поступки, т.е. как они их интерпретируют.
Об этом же говорит и Юрген Хабермас, рассуждая о языко вых коммуникативных практиках как необходимом условии пони мания Другого.' В классической методологии, на его взгляд,
1 Шанин Т . Методология двойной рефлексивности в исследованиях современной российской деревни // Ковалев Е.М., Штейнберг И.Е. Качественные методы в полевых социологических исследованиях. М.:Логос, 1999.
128
Честь I • Методологические основания
Тема 4 • Основные черты качественного подхода
129
существует лишь одно фундаментальное отношение: между высказыванием и тем, о чем это высказывание (языком и реальностью). В понимающих же науках таких отношений три: выражая свое мнение (свою версию), говорящий налаживает отношение с другим членом языковой общности (исследователем) и говорит ему о чем-то, имеющем место в мире (о реальности).
Следует сказать, что само сочетание этих интерпретаций в готовом продукте исследователя, так сказать, «мера их вклада» могут быть принципиально различными, определяя облик кон кретного направления качественных исследований. Сегодня, на наш взгляд, в самом общем виде можно говорить о нескольких таких направлениях.
Прежде всего, это научное или тяготеющее к научному на правление, хотя речь идет, конечно, не о нововременной форме научного знания. В исследованиях такого рода интерпретации изучаемых людей и исследовательская версия принципиально сочетаются на равных.
Можно выделить и собственно гуманистическое направле ние, где «голосам» изучаемых людей, ранее не слышным, а также ситуациям, ранее «замалчиваемым», в которые «вброшены» люди, уделяется первостепенное внимание, иногда за счет практически полного вытеснения голоса исследователя из готового продукта.
Можно обозначить и собственно постмодернистское (или арт-) направление, когда в готовом продукте исследования властвует исключительно исследовательская версия, фактически оторванная от реального опыта информантов и представляющая прежде всего самого исследователя, его «видение» реальности. Результат такого исследования — не реконструкция изучаемого фрагмента реальности, но всегда творение новой реальности. Термин «постмодернизм» здесь употребляется нами в одном из своих значений, в котором он используется в современном гуманитарном знании (философии, литературоведении, истории), и связан с именами современных французских философов — Р.Бартом, ЖДеррида, ЖДелезом, М.Фу-
1 Хабврмас Ю . Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2000. С. 39.
ко, ФЛиотаром и др. В самом общем виде термин «постмодернизм» понимается как «характеристика... специфического способа мировосприятия, мироощущения и оценки как познавательных возможностей человека, так и его места и роли в окружающем
мире»'.
Одна из граней такого мироощущения — сомнение в возможности рационального постижения мира с помощью понятий. Постмодернистская философия говорит о кризисе «именова ния» в XX веке: познающий субъект уже не может пользоваться единой, устойчивой категориальной системой, доминирующей над мыслью и навязывающей стереотипы понимания. Для того чтобы уловить ускользающее Бытие, требуются постоянное пе- ре-именование, постоянный поиск новых имен и понятийных схем. С этой позиции только художественное, поэтическое мышление (по ту сторону логического) с его любовью к парадоксу, интуиции, гротеску, ассоциациям представляет собой современный стиль философствования, теоретизирования вообще.
Принципиальная невыразимость реальности («конечного означаемого» на языке философии) с этой позиции побуждает постмодернистское литературоведение, например, не ставить своей целью анализ содержания художественного произведения, т.е. овладение им и фактически производство литературной нормы. Литературно-критическая работа сама является художественным произведением, не «выражением, но творением»1 нового текста, выступающего продолжением анализируемого. Такой текст демонстрирует интеллектуальную, эстетическую игру автора — критика, выступает способом его самовыражения. Применительно к социологии задача такого исследования — не познание реальности, но стимулирование опыта дру-гихлюдей — читателей, побуждение их к какому-то отношению: смеху, получению удовольствия, ощущению «прелести процесса означивания» (интерпретации текста)'.
1 Ильин И . Постмодернизм: Словарь терминов. М.: INTADA, 2001. С. 206.
' ДерридаЖ . Письмо и различие. М.: Академический проект, 2000. С. 14.
3 Gubrium GaberF., Holstein Games A. The New Language of Qualitative Method. P. 76.
5 Готлиб Л.С-
130 |
Часть I ' Методологические основания
Еще раз подчеркнем, что у исследователя-качественника нет прямого доступа к опыту других людей. Он всегда имеет дело с различными репрезентациями опыта.
Уровни репрезентации опыта
Английская исследовательница К.Риссман рассмотрела этот процесс более детально, «протягивая» его от реального социального явления до чтения результатов, выводов исследования. Поставив себя в позицию информанта-рассказчика (она рассказывала о поездке в Индию), исследовательница определила пять уровней репрезентации (представления) опыта в качественном исследовании.
Первый уровень ~ в потоке сознания выделяются конкрет ные черты наблюдаемого. Прогуливаясь по пляжу, К.Риссман выделила: звуки, издаваемые поющими рыбаками; мужчин, тянущих огромные сети и продающих рыбу женщинам в ярких сари; женщин, водрузивших на головы ведра с рыбой, покидающих рынок и т.д. На этом уровне одни феномены делаются значимыми, другие человек не замечает вовсе.
Второй уровень — это конструирование рассказа, наррати-ва о своих впечатлениях на индийском пляже совместно со слу шателями. Здесь рассказчик описывает место, персонажей, свои впечатления, связывая рассказ воедино так, чтобы интерпретация событий стала понятна коллегам-слушателям. Они, задавая вопросы, реагируя на повествование, тоже активно участвуют в создании интерпретации события. В процессе рассказывания появляется невидимый разрыв между опытом, который переживала исследовательница, и любой передачей этого опыта: будучи в «тюрьме языка», выражаясь языком Ницше, добраться до идей, которые выражаются этими словами, практически невозможно. С другой стороны, без слов, звуков, движений и образов опыта на пляже не существует. Язык делает его реальным — «наша лингвистическая способность позволяет нам погружаться в царство нашего первичного и эмоционального опыта, находить там действительность, восприимчивую к вербальному пониманию... производить далее значимую интерпретацию данного первичного уровня»1. Говоря об опыте, рассказчик также соз-
Тема 4 ' Основные черты качественного подхода 131
daem себя, как он хочет, чтобы слушатели знали его. Личный нарратив неизбежно является и самопрезентацией рассказчика.
Третий уровень происходит в процессе транскрибирования устного рассказа, когда производится фиксация действия в письменной речи. Транскрибирование, так же как и первые два уровня, всегда неполно, частично и избирательно. Исследова-тель-качественник, приступая к переводу устной речи в письменную, задает вопрос, каким должен быть транскрипт. Вдумчивый исследователь уже не полагается на «очевидность» языка, а старается передать и знаки присутствия слушателя, все эти «хм», паузы, ударения, «знаете, да», которые были реальны ми элементами структуры устного рассказа. Вместе с тем транскрибирование — это всегда интерпретативная практика, в которой устный рассказ всегда преломляется через видение исследователя2.
Четвертый уровень — это анализ транскрипта. Исследователь сидит над страницами печатного текста, «редактирует живую речь, чтобы разместить ее между обложками книги, и старается создать смысл и драматическое напряжение. Нужно принимать умный ряд решений относительно формы, упорядочения, стиля передачи, а также того, как размещать полученные в процессе интервьюирования жизненные фрагменты»1. В итоге аналитик создает метаисторию или мини-историю, свою собственную версию изучаемого явления: «история о пляже, как и другие подобные ей, рождаются снова, но уже на чужом языке».
Пятый уровень (заключительный) вступает в силу, когда читатель знакомится с написанным отчетом. Сотрудничество здесь неизбежно, так как читатель — всегда агент текста, всег да соавтор, интерпретирующий текст, наделяющий его своими смыслами. Значение текста всегда есть значение для кого-то.
1 Riessman C . K . Narrative Analysis. L; Newbuby Park; New Delhi: Sage, 1993. P. 11.
1 К.Риссман сравнивает транскрибирование с фотографией, где художник «направляет взгляд зрителя своими линзами и концентрацией образов».
а Riessman C.K. Op. cit. P. 13.
132
Часть I • Методологические основания
Тема 4 * Основные черты качественного подхода
133
Следует подчеркнуть, что все формы репрезентации опыта являются ограниченными портретами реальности: они частично, избирательно и несовершенно воспроизводят реальность. Значения всегда неоднозначны, потому что рождаются в процессе взаимодействия между людьми: между самим собой, рассказчиком, слушателем и записывающим, аналитиком и читателем.
3.3. Задачи интерпретации
Еще один значимый вопрос: каковы возможные задачи интерпретации или что можно интерпретировать? Д.Сил-вермен выделяет два подхода, имеющих место в качественном исследовании':
— реалистический;
— повествовательный (нарративный).
В рамках реалистического подхода главная цель состоит в описании реальности человеческих судеб. Жизненные истории собираются и представляются читателям как новые «факты» о людях.
Использование нарративного подхода предполагает акцент на способах, методах, с помощью которых информанты во взаимодействии с интервьюерами производят мнения, оценки. Д.Силвермен в качестве примера двух возможных задач интерпретации приводит исследование Д.Миллера и В.Гласнера, проведенное в 1997 г., где анализируются данные глубинных интервью с девушками, попавшими в молодежную шайку бандитов. В рамках реалистического подхода основной задачей может быть описание причин, побудивших девушек уйти из дома. Миллер здесь выделил главные: неподдержка семьи (отсутствие любви, уважения); психологический комфорт в банде. Кроме того, здесь можно изучать особенности жизненных судеб этих девушек, приведших их в банду: школа, друзья, секс-история и т.д. Реалистический подход имеет высокую степень правдоподобия: сквозь субъективные смыслы интерпретируется мир социума в терминах внешних социальных структур.
Этот подход был использован и в руководимом Т.Шаниным уникальном многолетнем британско-российском исследовании российских сел (1990—1996 г.)1. Главный смысл исследования состоял в том, чтобы через «голоса снизу» — устные истории жителей сел и наблюдения полевых исследователей, которые по 8 месяцев проживали в каждом из сел, — пробиться в «зоны молчания», недостаточно изученные периоды в политической и экономической истории российского села от начала 20-х до середины 90-х годов.
Нарративный подход предполагает иное: анализ того, как, каким образом информанты конструируют свои истории (повествования). Ранее мы уже говорили, что этот процесс конструирования (рассказывания) всегда ориентировал на слушателя: история рассказывается так, чтобы быть понятной, объяснимой. Этого можно достичь, только апеллируя к социокультурным нормам — «большим нарративам», сложившимся в обществе относительно изучаемого явления. Поэтому истории, рассказываемые информантами, всегда культурно обусловлены, всегда так или иначе соотносятся с этими «большими нарративами» как с нормами, существующими «здесь и сейчас» в общественном сознании. Нарративный подход осуществляется через описание природы и источников решетки объяснений (frame of explanations), использованной информантом.
Вот как анализируется Миллером и Гласнером следующий транскрипт фрагмента интервью с одной из девушек, входящих в молодежную «банду»: ^действительно, это была совершенно нормальная жизнь, одно отличие было — у нас часто были общие сходки: мы играли в карты, курили сигареты, играли в домино, смотрели видео. Все, что мы делали, было игрой. Вы могли быть удивлены»2.
Здесь, отмечают авторы, явная апелляция к тому, что информанты знают, какие представления о молодежи наиболее распространены в обществе, апелляция к стереотипам культуры, историям о шайках. Здесь вместо принятия распространенного определения их поведения как девиантного, асоциального
' Silverman D. Doing Qualitative Research. P. 124.
1 Подробно см.: Ковалев Е . М ., Штейнберг И . Е . Указ. соч.
2 Silverman D. Op. cit. R 125.
134
Часть / * Методологические основания
Тема 4 • Основные чер ты качественного подхода
135
девушка пытается создать представление о нормальности их активности, сопротивляется культурным нарративам о таких группах, существующим в обществе.
Точно так же интерпретацию фрагмента текста интервью другой девушки «я использую марихуану, потому что это дела ют мои друзья» можно произвести двояким способом. С точки зрения реалистического подхода мы имеем свидетельство того, что курение марихуаны — это часть общения подростков. С точки зрения нарративного подхода главный акцент делается на объяснение девушкой поведения — «так делают мои друзья». Это апелляция к конформизму как к культурной норме, широко представленной в обществе.
Д.Силвермен приводит еще один пример использования нарративного подхода в исследовании, проведенном американским социологом Саксом. Задача этого исследования состояла в том, чтобы понять, какие категории использовали военные летчики, воевавшие во Вьетнаме, чтобы объяснить свое поведение. Анализируемые тексты рассматривались прежде всего как репрезентации информантов. Эту разновидность нарративного подхода Сакс назвал: «Кто они такие? (What they are?)». Вот фрагмент текста:
Интервьюер: «Как вы себя чувствуете, зная, что даже при всей осторожности вы призваны только для военных целей и, воз можно, будете убиты под бомбами?»
Ответ информанта: «Мне, конечно, не нравится мысль, что я могу быть убит. Но я после этого не потерял сон... Я оказался в Северном Вьетнаме и думал: "Я военный человек и могу стре лять так оке, как и другой военный человек"».
Сакс показывает, что пилот присоединяется к системе моральных норм, которые разделяют и исследователь, и, возможно, читатель. (В противном случае он должен был бы сказать: «Почему вы об этом спрашиваете?», что было бы проявлением его неподдержки этих норм.) Вместе с тем он строит свой ответ, чтобы показать себя в лучшем свете. Категория «военный человек» работает, чтобы защитить его. Эта категория напоминает нам, кто они такие, что военные пилоты делают. Результат этого, по мнению Сакса, — усиление идентификации со своим противником, который — «другой военный человек, как я». Таким образом, пишет Сакс, пилот производит категориальную
пару «военный человек» и «военный человек» с узнаваемыми обоюдными характеристиками (бомбардировка, стрельба в другого). Отталкиваясь от существующей в обществе нормы относительно убийства людей, пилот, используя категорию «военный человек», тем самым подчеркивает, что никто не должен рассматривать его как убивающего людей: это просто игра со своими правилами.
Точно так же может быть проанализирован текст «наивного ручного» письма Е.Киселевой, который приводят российские исследователи Н.Козлова и И.Сандомирская. Здесь автор, «выбивая» квартиру для внука в 1987 г., пишет:
«Нет товарищи у нас же не Капиталистическая страна, у нас должны быть сознательные люди можить надо делать какие ис- хождения, копь выставите такой вопрос самовольно. Он Комсомо лец да еще допризывник. У меня лопается терпения. Я не гений и не борец за власть советов, а простая женщина которых воспитала 2вух сыновей и в током гори тем более ыновей, а теперь у них сыно- вя уже 5 Мущин которые нужны стране защищать наши рубежы»,*
Если использовать нарративный подход к интерпретации данного текста, то аргументы, которые приводит Е.Киселева, обращаясь к властям, дают возможность понять, какие «большие нарративы» были в ходу в советском обществе. Так, фрагмент «Нет товарищи у нас же не Капиталистическая страна» говорит об идеологеме заботы о каждом труженике, каждом «простом» человеке, которая циркулировала тогда в СССР. Очень интересны и те доводы, которые она приводит, чтобы убедить «начальников»: «Он Комсомолец да еще допризывник» и далее продолжает: «У них сыновя уже 5 Мущин которые нужны стране защищать наши рубежы». Здесь явная демонстрация, с одной стороны, лояльности к советскому государству — «он Комсомолец», которая свидетельствует о норме: благами государства должны прежде всего пользоваться «проверенные», верные коммунистическим идеалам люди. С другой стороны — здесь апелляция и к другой норме: защита советского государства — святое дело для каждого настоящего мужчины.
' Козлова Н ., Сандомирская И . «Наивное письмо» и производители нормы // Вопросы социологии. 1996. Вып. 7. С. 177. В данном отрывке сохранены пунктуация и орфография автора.
136
Часть I ' Методологические основания
Тема 4 • Основные черты качественного подхода
137
4. Языки результата качественного исследования
4.1. Образы результата исследования
Язык результата классического социологического исследования (прежде всего фундаментального) — это язык теоретических понятий и математики, где математика, являясь способом доказательства выдвинутой теоретической гипотезы, «участвует» и в представлении результатов исследования, по крайней мере на уровне «проверки» гипотезы-следствия.
Язык результата качественного исследования не однозначен. Это происходит потому, что в сообществе социологов-качест-венников существуют различные представления о том, что считать итогом такого исследования, разные его образы. Не случайно английская исследовательница К.Панч, подчеркивая огромное разнообразие исследовательских тактик, представлений о результатах, конкретных методах сбора и анализа данных, называет понятие «качественное исследование» «зонтичным» термином, «покрывающим» достаточно разнообразную область исследовательских практик1.
Сегодня считается, что итогом исследования может быть и теоретическая концепция, и комментарий к «сырым» данным, и плотное «насыщенное» описание, максимально приближенное к языку информанта, и даже сам текст интервью, дневника, полевых заметок в своем первозданном виде.
Различие в образах результата достаточно принципиально, т.к. определяет существенные моменты любого исследования: способы обработки первичных данных (или решение о том, делать ли вообще обработку); язык и жанр готового продукта и, наконец, подходы к оценке его качества.
Здесь, на наш взгляд, можно выделить четыре позиции.
Первая — ориентация на производство теоретического зна ния. Сторонники такого подхода в социологии, ведущей свое начало еще от Макса Вебера (Д.Силвермен, З.Бауман, А.Стра-
' Punch K.F. Op.-cit. P. 244.
усе, Д.Берто и др.) рассматривают качественную социологию скорее как определенную (не нововременную) форму научного зна ния. Это как раз то научное или стремящееся к научности направление, о котором мы говорили ранее.
Вторая —- ориентация на обобщение первичных данных в форме комментариев. Итогом здесь является не теория, но «история», по выражению ВДильтея, т.е. интерпретативная версия исследователя, не «дотягивающая» до уровня целостной теории.
Третья — ориентация на глубокое погружение в естественную сеть событий с целью «засвидетельствовать» изучаемые жизненные меры людей, ситуации, в которые они «погружены». Такая ориентация характерна для собственно гуманистического направления, о котором мы говорили ранее. Главная задача при этом — накапливать «знание из первых рук». Готовым продуктом здесь выступает простое тонкое ( thin ) описание и «плотное», насыщенное ( thick ).' По мнению Н.Дензина, современного американского социолога^ простое «тонкое» описание есть просто перечисление фактов, событий. Насыщенное же «плотное» описание — это всегда полное и всестороннее описание изучаемого социального явления. Оно включает помимо описания фактов еще и описание ряда других элементов:
— социального контекста;
— намерений субъекта;
— развития явления.
Важно подчеркнуть, что «плотное» описание максимально представляет позицию информанта (интерпретация исследователя здесь присутствует в минимальной степени). Кроме того, часто это — укрупнение простого описания, текста, его «свертывание».
1 Авторство в изобретении терминов тонкое и насыщенное ( плотное ) описание принадлежит Клиогороу Гиртцу — см.: Geerts CI . Thick Description. Towads an Interpretive Theory of Culture // Emersen R.U. Contemporary Feid Research Perspectives and Formulations. Los Angeles: University of California, 2001. P. 55.
1 Denzin N. and Lincoln Y. Handbook of Qualitative Research. P. 411.
138 |
Часть ! • Методологические основания
Четвертая — ориентация на представление изучаемого явления с помощью языка художественного произведения {соб ственно постмодернистское или артнаправление). Итогом такого типа исследования может быть метафорическое эссе, по языку и стилю приближающееся к жанрам литературного творчества: художественный роман, притча и т.д.
4.2. Язык результата научно ориентированного исследования
Большинство социологов сегодня полагает, что ито гом качественного социологического исследования должно быть теоретическое знание, представляющее собой определенную взаимосвязь понятий, «далеких от опыта», по выражению К-Гиртца'. Они-то и составляют собственно язык науки, язык, на котором говорят специалисты. Конечно, это не универсальные теоретические обобщения, описывающие или объясняющие социальный универсум: качественная социология, как мы уже говорили, не претендует на глобальные обобщения. Ее перспектива — микропроцессы, взаимодействия, происходящие в повседневной жизни. Отсюда и нацеленность качественного исследования на эмпирические обобщения или мини-теории как его результат. Здесь первая часть слова «мини» указывает на масштаб обобщений, значительно меньший, чем в классическом социологическом исследовании. Вместе с тем такой подход содержит серьезную проблему: теоретическое знание, полученное по итогам качественного исследования, с одной стороны, неизбежно обременено «здравым смыслом», с другой — как научное, должно быть отделено от него.
Действительно, сам фокус исследования в рамках качественного подхода, акцент на изучении повседневного опыта, который социолог разделяет вместе с изучаемыми людьми, создает проблему специфики тех теоретических понятии, которые используются для представления результатов исследования. В самом деле, явления, которые наблюдают и обобщают физики и астрономы, открываются им «в невинном первозданном
Тема 4 • Основные черты качественного подхода 139
виде, необработанными, свободными от ярлыков и готовых определен и й».' Они ждут, пока физик или астроном не даст им название, не определит их место среди других явлений, не придаст им значение. Но изучаемые социологами человеческие действия и взаимодействия уже были названы и обдуманы, пусть недостаточно связно и внятно, самими действующими лицами еще до того, как социолог приступил к их изучению, уже были наделены ими смыслами и значениями. Поэтому социологи, которым всегда суждено находиться по обе стороны то го опыта, который они стремятся понять, — т.е. быть вне его и внутри одновременно, описывая те же самые объекты, — могут пользоваться одним и тем же языком. «Какое бы социологическое понятие мы ни взяли, — полагает З.Бауман, — оно всегда будет отягощено значениями (смыслами), данными ему обыденным знанием и здравым смыслом простых людей»2.
Более того, ориентируясь на изучение социального явления с точки зрения действующего лица, качественная социология обречена на использование понятий, «нагруженных» здравым смыслом, чего нельзя сказать о классической социологии, как правило, «не впускающей» обыденное знание в свои «владения», — она считает его ложным, «неправильным», содержащим ошибки.
Вместе с тем ориентация на научный идеал, хотя и в другой его форме, на производство упорядоченной совокупности знания требует размежевания со здравым смыслом, как с донаучным, повседневным знанием.
Язык результата такого научно ориентированного качественного исследования — это язык теоретических понятий, «сцеп ленных» в единую цельную мини-концепцию. Сами термины эти большей частью берутся «взаймы» из числа уже имеющихся в ар сенале социологии, что вполне оправданно: они понимаемы и приняты в научном сообществе. Последнее очень важно, потому что новое теоретическое знание, полученное в ходе
1 Бауман 3. Мыслить социологически. М.: Аспект-Пресс, 1996. С.16.
' Гиргц К . Указ. соч. С. 91.
!Тамже.С. 17.
140
Часть I • Методологические основания
Тема 4 • Основные черты качественного подхода
141
качественного исследования, рассчитано прежде всего на спе циалистов, на их восприятие и оценку. С другой стороны, понятия могут быть и принципиально новыми, впервые вводимыми в научный оборот, правда, им предстоит, как правило, довольно трудный путь легитимации (признания «законными») в языке науки1.
В целом реальное существование этого принципиального подхода достаточно сложно: с одной стороны, возникает справедливое опасение, что социолог опять окажется «в плену удушающих абстракций, оторванных от реального опыта информантов»1. Да и сами эти теоретические конструкты так нагружены различными, порой противоположными смыслами, сформировавшимися за годы существования науки, что их использование не столько облегчает понимание специалистами конкретного «случая», в котором «отлита» социальность, сколько затрудняет это понимание.
С другой стороны, понятно, что элементарное простое описание бесконечно рассеяно. Оно запутывается в переплетениях тысяч и тысяч противоречивых обстоятельств и связей. Понятно также, что «выйти» за границы конкретного текста, «вписать отдельный случай» в сложную многогранную социальную реальность, «схватить» типическое в индивидуальном можно прежде всего на теоретическом языке.
Дата: 2019-07-24, просмотров: 235.