Очерк 4. Гражданско-правовая форма корпоративных отношений (к проблеме так называемых корпоративных правоотношений)
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

 

Логическое основание постановки проблемы корпоративных правоотношений. Литературные указания на корпоративные правоотношения как правоотношения, не сводимые ни к вещным, ни к обязательственным (П.А. Писемский, К.Д. Кавелин, И.Т. Тарасов, П.П. Цитович, Л.И. Петражицкий, А.И. Каминка, М.М. Агарков). Современные теории корпоративных правоотношений. Теория единого правоотношения Д.В. Ломакина. Теория организационно-имущественных отношений П.В. Степанова. Корпоративные правоотношения как любые правоотношения всякого юридического лица с его участником (теория Н.В. Козловой). Теория секундарных прав А.Б. Бабаева. Прагматическая теория А.А. Зурабяна. Концептуальные недостатки современных теорий. Характеристики корпоративных отношений с точки зрения целесообразности их правового регулирования. Корпоративная правоспособность - юридическая форма корпоративных отношений. Критика критических замечаний Д.В. Ломакина в адрес концепции корпоративной правоспособности.

 

1. Современное состояние научного изучения вопроса о так называемых корпоративных правоотношениях мало чем отличается от того безотрадного положения вещей, которое создалось вокруг понятия о корпоративном праве. Подобно тому, как право корпоративное сводится главным образом к праву корпораций (корпорационному праву), точно так же и корпоративными правоотношениями оказываются едва ли не любые гражданские правоотношения с участием корпораций. Можно сколько угодно изумляться утверждениям о существовании... абсолютных и относительных корпоративных правоотношений*(251) (права корпоративной собственности, права корпоративного пользования, корпоративных обязательств и т.д.), но в чем им никак нельзя отказать - так это в логической безупречности. Действительно, если корпоративное право - это право корпораций, то корпоративными должны оказаться любые гражданские правоотношения с участием корпораций; поскольку же корпорации, несомненно, могут иметь имущество на праве собственности и участвовать в обязательствах, не могут быть предметом сомнения ни факт существования "корпоративной собственности", ни наличие "корпоративных обязательств", а значит - существование корпоративных абсолютных и корпоративных относительных правоотношений*(252).

Несостоятельность подобного "подхода", который может быть назван не иначе, как вульгарно-арифметический, очевидно вытекает уже из нашего первого очерка, посвященного понятию корпоративного права. "Подход", который позволяет дописаться до промышленных, рабоче-крестьянских, солдатских, банно-прачечных, поэтических и даже "беловских" правоотношений, не имеет никакого отношения ни к одной из известных нам наук и менее всего принадлежит к науке юридической - науке, центром изучения которой являются понятия о возможном и должном (праве и обязанности). Качество возможности как права или долженствования как обязанности предопределяется вовсе не той сферой человеческих отношений, которая ими обслуживается. Так, право собственности на ядерный реактор, танк или прокатный стан с точки зрения своего содержания ничем не отличается от права собственности на автомобиль, стиральную машину или учебник гражданского права. Точно так же и обязательство не перестает быть обязательством от того, что облекает собой не отношения по поставке продукции и товаров для федеральных государственных нужд, а отношения между, допустим, проституткой и ее клиентом с одной стороны и сутенером - с другой. Конечно, существуют сферы общественных отношений, обслуживаемые различным юридическим инструментарием, но различие этого инструментария дает нам родовое различие самого права - его разделение на публичное и частное. Инструментарий же внутривидового свойства един для всех сфер, обслуживаемых правом данного вида - публичным или частным.

Таким образом, вопрос о корпоративных правоотношениях имеет почву для постановки и обсуждения только при условии, что мы, прежде чем приступить к их выявлению и исследованию, делаем следующее допущение: достижениями современной цивилистической науки мир реальных гражданско-правовых явлений не исчерпывается; существуют и такие явления, которые пока этой наукой не открыты и не изучены. Подобно тому, как до недавнего времени существовали неизведанные земли, подобно тому, как до сих пор существуют "белые пятна" в научной картине реального (физического) мира или "темные века" в истории, точно так же есть и цивилистическая tabula rasa - чистая доска, пустые страницы, содержащие текст, подлежащий "проявке" и "расшифровке". Одной из них является страница, содержащая один лишь интригующий заголовок - "Корпоративные правоотношения". Заголовок этот говорит нам о следующем: существует как минимум один вид гражданских правоотношений, не совпадающий ни с одним из давно открытых и более-менее познанных - вещных, исключительных, личных, наследственных и обязательственных - видов гражданских правоотношений. Все. Ничего более.

Возможно ли существование иных объяснений феномена юридической формы фактических отношений по достижению общей цели? Ответ на этот вопрос должен быть положительным, ибо понятие юридической формы (вопреки общераспространенному противоположному мнению) несводимо к понятию гражданского правоотношения и не исчерпывается им. Другое дело - вопрос о том, что это могла бы быть за юридическая форма, которая не сводилась бы к понятию гражданского правоотношения, но в то же время объясняла бы юридические возможности участников общей деятельности по отношению к друг другу и олицетворяющему ее искусственному субъекту. Ниже (в завершение очерка) мы рассмотрим этот вопрос, а пока обратимся к анализу тех вершин человеческого познания, которые были покорены ученой цивилистической мыслью при помощи канонического ("правоотношенческого") инструментария.

2. Таинственный "текст", озаглавленный "корпоративные правоотношения", пытались "проявить" и прочесть многие отечественные цивилисты.

Специфика фактических отношений, связанных с участием в совместном достижении общих целей, замечалась, как это было сказано выше, очень и очень давно*(253); вот именно эта специфика - наличие общей цели как фактора, связующего участников таких отношений, - и наводила ученых (цивилистов и коммерциалистов) на мысль о существовании и особого рода правовых форм, в которые такие отношения должны облекаться.

I. Еще П.А. Писемский - автор первой русскоязычной монографии, посвященной правовому положению акционерных компаний (1876), - характеризуя акцию "...в смысле участия в акционерном предприятии" обсуждал следующий "спорный вопрос": "...к какому разряду относятся права, из коих слагается участие в акционерном предприятии? Должно ли видеть в акционерах собственников имущества компании или ее кредиторов? ...Мнения ученых юристов разделяются: одни видят в акции право собственности, другие - обязательство, третьи - смешение того и другого. Мы не колеблемся признать первое мнение правильным"*(254). Казалось бы, перед нами сторонник одного из классических (римских) и при том - неправильных решений спорного вопроса. Но! - читаем далее: "Акционеры суть товарищи, хозяева предприятия; они пользуются всеми его выгодами и несут весь его риск. В естественном смысле они суть собственники имущества компании..."*(255) (выделено мной. - В.Б.). Что за странная характеристика: "в естественном смысле"? А почему не в юридическом? Потому что "...в течение всего времени существования компании право собственности акционеров выражается лишь в праве на доходы с ее имущества; право распоряжения отходит от них и переходит на компанию, но по прекращении ее вклады ipso jure возвращаются акционерам"*(256) (выделено мной. - В.Б.). "Права акционеров с переходом имущества в собственность компании не прекращаются, но покоятся. Состояние покоя, как известно, должно отличаться от полного прекращения прав. После того как юридическое отношение, обусловливающее это состояние, прекратилось, право не возникает вновь, но пробуждается к существованию... Пока компания существует, акционер имеет лишь право на доходы компании..."*(257) (выделено мной. - В.Б.). В этой характеристике для нас принципиальны три ключевые вещи: 1) права акционеров точно не являются обязательственными; 2) в правах акционеров нет возможности усмотреть каких-то "смешанных" субстанций (вещно-обязательственного свойства) и 3) права акционеров лишь называются правами собственников, но с точки зрения своего содержания имеют весьма мало общего с классическим правом собственности.

II. Мысль о том, что правовое положение участника корпорации не может быть охарактеризовано в понятиях обязательственного права, была высказана применительно к акционерам также и К.Д. Кавелиным. В своем оригинальном курсе гражданского права, именовавшемся, как известно, "Права и обязанности по имуществам и обязательствам" (выделено мной. - В.Б.) ученый указывал, что "...владелец пая или акции... становится членом товарищества или общества, и не есть только кредитор их, а участник в прибылях, и потерях; владелец же облигации не больше как кредитор акционерной компании, получающий за ссуженный им капитал известный процент и не принимающий в ее делах никакого участия. ...Облигации действительно не что иное, как кредитная бумага... что же касается паев и акций, то они не кредитные бумаги, а доказательства права на участие в известном торговом или промышленном предприятии"*(258) (выделено мной. - В.Б.). И здесь важно не то, что в итоге мы так и не встречаем в курсе К.Д. Кавелина специального отдела с названием "Корпоративные права"; важна сама постановка вопроса о том, что корпоративные права принципиально несводимы к правам обязательственным.

III. Автор фундаментального русскоязычного труда по акционерному праву И.Т. Тарасов в 1880 г. указывал, что "...признавая существенным элементом в понятии об акционере акционерное право, мы переходим к исследованию этого права, представляющего область, весьма мало изведанную"*(259). Сопоставив правовое положение акционера с векселедержателем (кредитором по одному из классических, наиболее последовательно сконструированных гражданско-правовых обязательств), ученый нашел, что хотя аналогия между правами акционера и кредитора без сомнения есть, она, однако, не простирается далее чисто отрицательной характеристики: "...акционер, подобно кредитору, не имеет права требовать у акционерной компании своей доли капитала до срока, на который она дана, и в течение этого срока компания считается собственницей своего капитала"*(260). Конечно, срок существования акционерной компании определяется иначе, чем зрелость вексельного требования, - компания существует до тех пор, пока налицо "...определенная сбыточная цель, до тех пор она одна считается собственником имущества, а не акционеры, отдельно взятые"*(261), - но существа дела это не меняет: правовое положение акционера не может быть охарактеризовано посредством понятия кредитора. Второе из традиционно возможных объяснений природы прав акционера - "собственническое" - было отвергнуто ученым в самом начале исследования: юридическая личность акционерной компании выводилась им, между прочим, из того обстоятельства, что акционеры имеют право получать дивиденды, "...несмотря как на отсутствие права с их стороны на получение обратно своей доли капитала, так и на отсутствие права со стороны кредиторов их на требование удовлетворения из акционерного капитала, причем подобное правоотношение было бы совершенно невозможно, если бы акционеры были бы совладельцами или общими собственниками"*(262) (выделено мной. - В.Б.). Критикуя взгляды одного из сторонников подобной "собственнической" квалификации, он пишет, что неправильность ее "...прямо видна уже из того, что акционерная компания имеет право отчуждать это имущество... и акционер не может жаловаться на это"*(263). Резюмируя сказанное, ученый посчитал возможным собственность акционерного общества "...до известной степени сравнить с фидеикомиссом, но только до известной степени, так как вообще правовые отношения, вырабатывающиеся в акционерных компаниях, следует очень осторожно подводить под известные, старые юридические построения, имея всегда в виду, что новые формы соединства вызывают и новые юридические отношения"*(264) (выделено мной. - В.Б.).

К сожалению, эта (совершенно правильная, чрезвычайно смелая и передовая для своего времени) мысль не получила в работе ученого никакого содержательного развития. Можно даже утверждать, что ее влияние было в известной степени губительным для теоретической стороны великолепного догматического произведения, ибо, осознав бесплодность подведения акционерных прав под известные к тому времени виды субъективных прав (вещные и обязательственные), И.Т. Тарасов решил... вообще отказаться от исследования вопроса об их юридической природе*(265).

IV. Шестью годами позднее П.П. Цитович писал: "Есть два способа привлечь к своей торговле чужой капитал: а) через кредит; б) через приобщение. В том и другом случае есть доверие, вверение, дача "на веру"; но юридическая форма различна: в одном случае происходит заем, в другом - принимается участие; в одном случае есть кредитор, в другом - участник. Кредитор по займу для торговли не участвует в риске торговли, он получает %; участник приобщен к шансам торговли, он имеет долю в прибылях, получает дивиденд, если прибыли есть"*(266) (выделено мной. - В.Б.). Здесь особенно примечательно указание на различие именно в юридической форме фактических отношений по привлечению чужих средств для достижения общих целей; самой типичной (а по господствующему мнению - и единственной) формой фактических отношений, урегулированных нормами гражданского) частного права являются гражданские правоотношения. Постановка вопроса об особой юридической форме отношений участия одного лица в торговом предприятии другого (общем торговом предприятии) и есть постановка вопроса о гражданских правоотношениях особого вида - правоотношениях участия или корпоративных правоотношениях. Ученому не удалось построить общего учения о правах участия, но на примере прав акционера им были выделены все те права, которые и в настоящее время считаются классическими правами всех участников любых хозяйственных обществ и товариществ (корпоративными правами)*(267). Акционер целенаправленно называется им участником или членом акционерного общества (товарищества), т.е. обозначается термином, призванным подчеркнуть в том числе и ту особенность его гражданско-правового положения, которая не позволяет отождествить его с фигурой управомоченного лица в классических гражданских правоотношениях - собственника или кредитора.

V. Предположение о том, что права акционера не могут быть сведены к числу обязательственных, высказывал также и Л.И. Петражицкий. Обсуждая вопрос о соотношении правового статуса предпринимателя, акционера и облигационера, он, в частности, писал: "...мы не предрешаем вопроса, можно ли положение акционера квалифицировать юридически (конструировать) как правоотношение верителя, кредитора, как обязательственное правоотношение. Попытки такой конструкции со стороны юристов были сделаны не раз... Юридическое подведение правоотношения акционера под понятие обязательственного отношения лишило бы ясности и определенности понятие обязательства... Аналогичная ошибка (мнение о том, что деление прав на вещные и обязательственные является исчерпывающим. - В.Б.) является причиною попыток юристов насильственно подвести права акционеров под понятие верительства, так как их нельзя квалифицировать как вещные права; на самом деле здесь нет такой дилеммы, ибо есть такие гражданские права, которые не относятся ни к вещным, ни к обязательствам"*(268) (выделено мной. - В.Б.).

VI. Необходимость облечения фактических отношений корпоративного свойства в нетипичные правовые формы отмечал также и А.И. Каминка. Сравнивая метод правового регулирования отношений с участием граждан и юридических лиц, он (вслед за О. Гирке) писал: "По отношению к физическому лицу право ограничивается внешним признанием, между тем как по отношению к корпорации право идет дальше, оно влияет и на внутреннее существо этого из лиц состоящего лица. Так, способ образования и осуществления общей воли в равной мере нуждается и поддается нормированию права, и без этого было бы невозможно распознавать, когда мы имеем дело с волей и действиями совокупного лица. От сюда понятно, что в области организации корпоративной воли пред нами совершенно новые правовые понятия, не имеющие аналогии в области индивидуальных отношений"*(269) (выделено мной. - В.Б.). Продолжая анализировать взгляды О. Гирке, ученый находил, что "...выделение отношений между членом и союзом в особую (с точки зрения своего правового регулирования. - В.Б.) группу" является именно его заслугой, а также считал для себя возможным согласиться с его характеристикой этих отношений как имеющих "...своеобразную, социальную, если угодно, - нам кажется достаточным сказать корпоративную, - окраску". "Мы вполне признаем, - заключал ученый, - что эта окраска по существу совершено отлична от той, которая свойственна всей области обязательственных отношений"*(270) (выделено мной. - В.Б.). Наконец, заключая очерк, посвященный акционерным компаниям, А.И. Каминка пишет, что "...признание акционерной компании корпорацией нисколько не влечет за собой отрицания, по отношению к компании, самостоятельных прав акционеров как на управление, так и на имущество. Притом права эти представляют своеобразные особенности сравнительно со структурой индивидуальных обязательственных прав, они носят специфическую корпоративную окраску, сущность которой заключается в элементе господства компании, как таковой, над отдельными ее участниками"*(271) (выделено мной. - В.Б.).

VII. В советской литературе мысль о членских правах (правах участия) как субъективных правах особого вида была впервые высказана, по-видимому, М.М. Агарковым. Рассматривая вопрос о видах субъективных гражданских прав, которые могут быть воплощены в ценные бумаги, он писал: "Права, которые составляют содержание ценных бумаг, могут принадлежать к различным категориям субъективных частных прав. Чаще всего они принадлежат к обязательственным правам. Но они могут быть также вещными правами, правами членства в корпорации или же представлять собой управомочие на совершение действий, затрагивающих чужую правовую сферу, т.е. принадлежать к так называемым секундарным правам"*(272) (выделено мной. - В.Б.). Из этой цитаты отлично видно, что ученый считает право членства в корпорации (прежде всего в акционерном обществе) явлением одного порядка с вещными и обязательственными правами, т.е. одним из видов субъективных гражданских прав*(273). Ниже он противопоставляет обязательственным правам права акционера, прямо называя эти последние правами корпоративными: "Гражданский кодекс помещает главу об акционерных обществах в обязательственное право. Однако едва ли могут быть сомнения в том, что этот институт выходит за пределы последнего. Помещение в обязательственное право является просто практическим выходом из тех затруднений, которые нередки в систематике гражданского права, до сих пор не уложенной в рациональные рамки и, может быть, не могущей быть в них уложенной. Отношения между акционерами и акционерным обществом не могут быть отнесены к чисто обязательственным правоотношениям. Акционеру принадлежат прежде всего корпоративные права - права участия в общем собрании и т.д."*(274) (выделено мной. - В.Б.).

К сказанному можно добавить, пожалуй, только одно: приблизительно в такой своей постановке - корпоративные (акционерные) правоотношения являются особым видом гражданских правоотношений, понятием одного порядка (уровня) с правоотношениями вещными и обязательственными - вопрос этот прошел (можно сказать, в состоянии летаргического сна) сквозь советское время*(275) и попал в современную литературу*(276). К настоящему времени можно считать вполне оформившимися и относительно законченными только четыре концепции корпоративных правоотношений - таковые принадлежат (по времени их создания) Д.В. Ломакину (1997, 2004), П.В. Степанову (1999), Н.В. Козловой (2003-2005), А.Б. Бабаеву (2006-2007); некоторый интерес представляют также взгляды А.А. Зурабяна, сформулированные им в недавно защищенной кандидатской диссертации (2008). Иные публикации, оперирующие термином "корпоративные правоотношения", "концепциями" названы быть никак не могут, ибо являются (в лучшем случае) более или менее добросовестными компиляциями тех или иных взглядов и высказываний, не заключаемых самостоятельными научными выводами их "авторов"*(277).

3. Монография Д.В. Ломакина "Акционерное правоотношение" (М., 1997)*(278), посвящена, как это видно уже из ее названия, не корпоративным правоотношениям в целом, а лишь одному их виду - правоотношениям акционерным. Это обстоятельство не только не умаляет общего значения его работы, но и, напротив, в определенной степени свидетельствует о ее повышенной научной ценности - качестве, отличающем всякое научное исследование, исходящее не из абстрактных рассуждений, а на конкретном материале.

Основные положения концепции Д.В. Ломакина суть следующие. Разнообразные общественные отношения, "возникающие в организации акционеров", в том числе "...складывающиеся в процессе формирования единой воли общества по поводу распределения прибыли от его деятельности и имущества при его ликвидации..., будучи урегулированными нормами права, приобретают форму правоотношений"*(279) (выделено мной. - В.Б.). Этот - аксиоматический, никак не доказанный - тезис вызывает ряд вопросов. Первый: что такое "организация акционеров"? Имеется ли в виду здесь само акционерное общество? Вряд ли, ибо если бы было именно так, то почему бы прямо об этом не сказать? Основательность сомнения подтверждается другим высказыванием, согласно которому "лицо, становясь акционером, вступает в правовое отношение как с самим акционерным обществом, так и с остальными акционерами"*(280) (выделено мной. - В.Б.). Очевидно, акционерное общество + масса акционеров, противостоящих всякому и каждому из своего состава, - это и есть та самая "организация акционеров", о которой говорит Д.В. Ломакин. Но наличие такой "организации" само по себе еще не означает, что всякое складывающееся между членами этой организации фактическое отношение непременно оказывается элементом единой правовой формы - акционерного правоотношения! Отношения акционера с акционерным обществом и отношения акционера с остальными акционерами - это принципиально и содержательно совершенно различные отношения. Как же они, в таком случае, могут получить форму ...одного (единого) правоотношения?! Неудивительно, что попытка конструирования такого (акционерного, членского) мегаправоотношения привела ученого к мысли, что его составляет "...комплекс юридически значимых связей, возникающих в организации акционеров"*(281) ("комплекс связей участников организации как между собой, так и с самой организацией"*(282)), и что оно "...не вписывается в полном объеме ни в группу абсолютных, ни в группу относительных"*(283).

Несостоятельность подобной концепции более чем очевидна; будучи лично знакомы с Д.В. Ломакиным, мы не сомневаемся в том, что очевидна она и для него самого, а это, в свою очередь, станет совершенно ясно и для всякого читателя, который возьмет на себя труд ознакомиться хотя бы с содержанием разбираемой нами монографии Д.В. Ломакина*(284). Эти обстоятельства не могут не заставить нас задаться вопросом: какая же причина обусловила формирование и отстаивание концепции, столь вопиюще не соответствующей основополагающим канонам цивилистической теории? Представляется, что такой причиной стало стремление доказать самую наличность и самостоятельность понятия акционерного (и, стало быть, корпоративного) правоотношения. Этот вывод основывается на самой монографии Д.В. Ломакина - тех ее страницах, на которых он, сравнивая права акционеров с обязательственными правами, с одной стороны, и с вещными, с другой, делает это на самом высоком профессиональном уровне, с той степенью тщательности и точности, которая не позволяет ничего возразить по существу результатов этого сравнения*(285). Так, права акционера не могут быть признаны вещными - их объектами не являются индивидуально-определенные вещи, а сами права принадлежат к разряду относительных (в то время как права вещные - права, как известно, абсолютные). В то же время они не могут признаваться и правами обязательственными, поскольку их содержанием являются не требования управомоченного лица к обязанному (требования о совершении чужих действий), а возможности управомоченного лица по совершению им самим собственных активных действий, причем обеспечиваемые не только обязанностями пассивного типа, но и "...активными обязанностями акционерного общества по организации проведения общих собраний акционеров, созданию системы информационного обслуживания и так далее"*(286). Затем, объект этих правоотношений неконкретен, они могут существовать неопределенно длительное время и не прекращаются в результате однократной реализации; наконец, весьма специфичны субъекты этих правоотношений, коими (помимо традиционных физических и юридических лиц) выступают также и такие "лица", в которых их общеправовое качество отходит на второй план перед их специальной правосубъектностью (компетенцией), - лица, исполняющие корпоративные функции (органы управления корпорации). В этом смысле от корпоративного (акционерного) права участия в прибыли радикально отличается обязательственное право требовать выплаты части распределенной прибыли, приходящейся на одну акцию, - право требования выплаты объявленного дивиденда: эти права имеют различные объекты, содержание, возникают из различных юридических фактов и прекращаются также разновременно и по различным основаниям*(287). Выходит, что юридически защищенные возможности акционера образуют содержание гражданских правоотношений особого вида - акционерных (корпоративных).

Представляется, что постановка такой задачи - обосновать самостоятельность прав акционера - имеет вполне логичное объяснение: вспомним, что изучаемая монография Д.В. Ломакина вышла в свет в 1997 г.; соответственно, писалась она в продолжение 1993-1996 гг., т.е. в то время, когда научно-теоретического осмысления проблемы юридической природы отношений акционеров друг с другом и с корпорацией просто не существовало. В самом обозначении этой проблемы и первой попытке ее решения и заключается несомненная заслуга автора разбираемой монографии. Нельзя, конечно, не согласиться с тем, что попытка эта грешит целым рядом неточностей*(288), но таковых, во-первых, немного и они легко устранимы*(289), а во-вторых, на фоне той научной заслуги, которую нельзя не связать с именем Д.В. Ломакина, они вовсе утрачивают сколько-нибудь существенное значение*(290). В настоящее время его сентенцию о том, что корпоративные правоотношения "...не относятся ни к вещным, ни к обязательственным и представляют собой особый, отдельный вид гражданских правоотношений"*(291), повторяют едва ли не как прописную истину ранга общей и многовековой известности, не утруждая себя ни минимальным ее обоснованием, ни даже обыкновенным объяснением.

Позднее, в статье 2004 г., Д.В. Ломакин дополнил свой прежний взгляд критикой воззрения, согласно которому правовые связи корпорации с ее участниками, имея форму корпоративных правоотношений, возникают на основе так называемой корпоративной правоспособности*(292). Поскольку эти взгляды имеют ключевое значение для целей настоящего очерка, изложению и оценке этих критических замечаний мы посвятим его специальный отдел, в рамках содержательной части наших собственных теоретических построений (см. п. 11).

Положения новейшей монографии 2008 г. издания, претендующей (насколько нам известно) на соискание ученой степени доктора юридических наук, поначалу производят впечатление благоприятное. Местами кажется, что Д.В. Ломакин поправляет технические недостатки своей прежней концепции. У него уже не идет более речи об одном "большом и едином" корпоративном правоотношении: начиная с самого названия книги в ней говорится о "корпоративных правоотношениях" (во множественном числе)*(293). Теперь перед нами не одна единая многосодержательная правовая связь корпорации и участника, но "...комплекс связей участников (членов) корпорации с самой корпорацией"*(294). К сожалению, это первое впечатление оказывается обманчивым. Буквально вслед за констатацией факта существования комплекса правовых связей (правоотношений) участника и корпорации ученым тут же делается рецессионный шаг: по его мнению, пресловутые "связи" проявляются в наличии у участников (членов) корпорации "...субъективных прав и обязанностей, являющихся элементами содержания правоотношения участия (членства)"*(295) (выделено мной. - В.Б.). И далее в продолжение всей теоретической части работы нас сопровождают напоминания, с одной стороны, о внутреннем единстве понятия участия или членства, с другой - о том, что юридической формой участия (членства) является одноименное правоотношение. В результате правоотношение участия (членства) по-прежнему наполняется содержательно разнородными и разнонаправленными элементами - правами и обязанностями как имущественного, так и неимущественного содержания; вдобавок ко всему различные права и обязанности, входящие в это правоотношение, возникают из различных юридических фактов, а порой имеют и различных субъектов*(296). Объяснение этому, по сути, одно: правоотношение участия (членства) опосредует "...единый комплекс социальных связей, возникающих между участником (членом) корпорации и самой корпорацией в связи с принадлежностью к последней"*(297).

Антинаучный (описательный, акынский) характер такого подхода не нуждается в доказывании. Общественное отношение действительно может быть многогранным и слагаться из массы разнообразных социальных связей. Но правоотношение - это не слепок с общественного отношения, а лишь научная цивилистическая юридическая абстракция, обозначающая связку (одного) субъективного гражданского права со средством его обеспечения (юридической обязанностью), т.е. первичную клеточку, молекулу или даже атом правопорядка. Суть науки - в аналитическом расчленении исследуемого предмета на элементарные частицы, в выявлении закономерностей взаимодействия этих частиц между собой и в получении способности прогнозирования и моделирования социальной реальности на основе этих закономерностей. Видеть в правоотношении одну только идеологическую копию фактического отношения и именно ее делать непосредственным предметом изучения заведомо бесперспективно. Мы просто отказываемся от проникновения в суть такого явления, как правовой порядок, и заменяем его познание простым описанием его внешне видимых черт. Наука же - это не описание, а изучение. Общественная наука - это творческое изучение социальной сферы, напоминающее сочинение, в то время как путь, предлагаемый Д.В. Ломакиным, больше похож на обыкновенное изложение или даже техническое конспектирование социальной действительности.

Такой очевидный атавизм абсолютно необходим Д.В. Ломакину для того, чтобы объяснить юридическую природу понятий "участие" и "членство", обозначающих (по его же собственному признанию) особый правовой статус участника (члена) корпорации*(298). Под правовым статусом того или иного лица обычно понимают совокупность всех правовых связей - юридических возможностей, полномочий, способностей и обязанностей, субъектом которых он состоит в тот или иной конкретный момент времени. Если согласиться с таким - общепризнанным - пониманием правового статуса, то придется согласиться и с тем, что данное понятие включает в себя, помимо прочих элементов, юридические (признанные законом) способности лица быть участником (членом) корпорации, а также аналогичные способности члена (участника) корпорации к приобретению особого рода субъективных прав по отношению к корпорации (на дивиденд за истекший финансовый период, на участие в управлении посредством голосования на созванном общем собрании акционеров и т.д.). Вольно или невольно, стало быть, придется признать, что пресловутое участие или членство как правовой статус включает в себя элементы, которые никак иначе, как корпоративной или членской правоспособностью, назвать нельзя. Упорное нежелание это обстоятельство признавать (вызванное, очевидно, тем, что прежде опубликованные работы соискателя всегда говорили о корпоративных правоотношениях и ни о чем другом) и заставляет Д.В. Ломакина, во-первых, возвращаться к таким своим "открытиям", как единое "длящееся" "членское правоотношение или правоотношение участия", во-вторых - констатировать, что "...членство и членское правоотношение, участие и правоотношение участия - тождественные понятия"*(299), в-третьих - пользоваться содержательно некорректными, но зато способствующими многократному повторению своего ключевого тезиса, формулировками*(300): никакой корпоративной правоспособности нет, но есть одно "большое" членское правоотношение, состоящее из многих "маленьких" единичных правоотношений.

4. Концепция П.В. Степанова воплотилась в его кандидатской диссертации*(301) (1999). Корпоративными, по его мнению, называются только такие "...внутренние отношения, которые связаны с реализацией и защитой внутриорганизационными способами и средствами корпоративных прав и с исполнением корпоративных обязанностей"*(302). Такие отношения строятся "...не по схеме "должник - кредитор", а по схеме "участник - организация"*(303); основанием их возникновения являются "...отношения по созданию корпоративной организации", а моментом - "...регистрация (созданной таким образом. - В.Б.) организации как юридического лица"*(304). Естественно, что существование корпоративных отношений между корпорацией и ее участниками никак не исключает возможности существования между ними и других гражданско-правовых связей.

Субъектами урегулированных правом корпоративных отношений (корпоративных правоотношений) являются отдельные участники корпоративной организации, с одной стороны, и "...сама корпоративная организация в лице ее соответствующих органов"*(305), в первую очередь - общего собрания участников, - с другой. Отношения же организации, представленной общим собранием, с собственными исполнительными органами "...следует рассматривать как отношения между организацией и третьими лицами, с которыми организация заключила соответствующие договоры"*(306). Ясно, что при такой трактовке признавать органы управления корпорации субъектами корпоративных правоотношений нет никакой возможности.

Наконец, "...объектами корпоративных отношений является деятельность такой (корпоративной. - В.Б.) организации и те результаты ее деятельности, на которые имеют притязание участники корпоративных отношений"*(307) (выделено мной. - В.Б.), т.е. (в частности) деятельность по управлению делами организации, а также информация, прибыль и вообще имущество, получаемые в ходе повседневной текущей деятельности корпоративной организации*(308). С этой точки зрения любые возможности акционера, касающиеся, скажем, распределения прибыли или ликвидационного остатка, входят в содержание одного единого (глобального) корпоративного права*(309); никаких отдельных обязательственных прав требования конкретной суммы дивиденда или конкретной суммы ликвидационного остатка "рядом" с одинаковым по сути корпоративным правом не возникает.

Специфика объекта корпоративных отношений (деятельность и ее результаты) позволяет П.В. Степанову охарактеризовать корпоративные отношения в целом как имущественные отношения организационного характера или организационно-имущественные отношения*(310). Более того, вслед за Д.В. Ломакиным ученым обосновывается "...единство корпоративного отношения как организационно-имущественного отношения, урегулированного нормами гражданского права. Одна из основных причин единства корпоративных отношений усматривается в корпоративном интересе - основном источнике совместной деятельности участников организации в рамках корпорации... (Впрочем. - В.Б.) единство корпоративного интереса не означает единства во взглядах участников в процессе осуществления управления корпорацией. Поведение членов организации может быть различно, они могут быть не согласны друг с другом в отношении выбираемых ими путей развития деятельности корпорации и принимаемых решений, но корпоративный интерес как причина их действий всегда один и тот же - развитие корпорации с целью получения наибольших выгод от ее деятельности"*(311) (выделено мной. - В.Б.).

Легко заметить, что концепция П.В. Степанова построена на той же методологической основе, что и теория Д.В. Ломакина. В ее основе - представление об одном едином корпоративном правоотношении, некоем мегаправоотношении, соединяющем в себе элементы, традиционно считающиеся характеристиками как абсолютных, так и относительных прав. В трактовке П.В. Степанова это представление можно сказать, гиперболизируется, о чем свидетельствуют, во-первых, само наименование этого единого правоотношения организационно-имущественным, во-вторых - включение в его состав обязательственно-правовых элементов (тех, которые Д.В. Ломакиным выделяются в самостоятельные субъективные права с особыми объектами и основаниями динамики), в-третьих - объединением в его рамках не только регулятивных, но и охранительных возможностей*(312). Трудно понять, чем же обусловлен такой подход, если ученым 1) напрямую не ставится в качестве основной задачи обоснование самостоятельности корпоративных правоотношений, 2) признается существование корпоративных правоотношений не только в акционерных обществах, но и в иных коммерческих, а также некоммерческих организациях, 3) отдельные юридические возможности участников корпораций (рассматриваемые в гл. 3 диссертации) признаются им (как и Д.В. Ломакиным)... отдельными субъективными правами! Здесь уместно, впрочем, вспомнить цитированного нами выше П.А. Писемского, находившего, что "акционерное товарищество... есть отношение двустороннее; поэтому участие в нем есть совокупность прав и обязанностей, связанных между собою в одно нераздельное отношение"*(313) (выделено мной. - В.Б.). Не здесь ли объяснение? В самом деле, отождествляя правоотношения с фактическими (общественными) отношениями, урегулированными нормами права, довольно трудно отделаться от мысли о том, что из единого по сути фактического отношения вырастает единое же отношение юридическое.

Имеются ли в двух рассмотренных концепциях какие-то различия? Да, несомненно*(314), но они носят больше технический, чем принципиальный характер. Теории Д.В. Ломакина и П.В. Степанова могут быть названы теориями одного рода: обе они исходят из единой методологической основы (вследствие чего, между прочим, делают одни и те же содержательные ошибки), т.е. заключают в себе общий родовой признак. Развиваются они, однако, в различных направлениях, отчего и приобретают отличающие их одну от другой видовые характеристики.

5. Концепция корпоративных правоотношений, построенная Н.В. Козловой, изложена в двух монографиях данного автора - (1) "Понятие и сущность юридического лица" (М., 2003, § 4 гл. V - "Характер взаимоотношений между юридическим лицом и его учредителем") и (2) "Правосубъектность юридического лица" (М., 2005, § 2 гл. II - "Характер отношений между учредителями и юридическим лицом до и после его государственной регистрации"). Рассмотрим взгляды данного автора сообразно той последовательности, в которой они излагались, поскольку (согласно авторскому заявлению) в отношении (по крайней мере) нашей темы данные монографии составляют, можно сказать, единое целое: в работе 2003 г. ее раскрытие ограничивается несколькими "основными замечаниями" и обещается, что составляющие ее вопросы будут "детально освещены в дальнейшем"*(315).

Рассуждения, предложенные вниманию читателя в работе 2003 г., отталкиваются от критики классификации юридических лиц, представленной в п. 2 ст. 48 ГК. С точки зрения Н.В. Козловой, отнесение правоотношений учредителей одного из типов юридических лиц к категории обязательственных "...не учитывает правовую природу взаимоотношений между юридическим лицом и его учредителями (участниками, членами)"*(316). В действительности же "корпоративные отношения, возникающие между корпорацией как юридическим лицом, ее участниками (членами) и третьими лицами (управляющими), рассматриваются как самостоятельный вид гражданских правоотношений, имеющих ярко выраженный организационно-имущественный характер"*(317) (выделено мной. - В.Б.). Откуда берется этот вывод? Судя по литературной сноске, сопровождающей цитированное место, - из научных достижений ученых-предшественников: тезисы об отличии корпоративных правоотношений*(318) от обязательственных по их объекту, субъектному составу и содержанию*(319) принадлежат Д.В. Ломакину, ну а мысли о том, что правоотношения хозяйственных обществ с их участниками не являются обязательственными, скоро будет вот уже полтора века. Добавлено ли к этим - общеизвестным - вещам что-то новое? Да: Н.В. Козлова констатировала, что любые "...права, которые учредители (участники, члены) корпорации (в том числе полного или коммандитного товарищества) приобретают по отношению к ней, являются элементом содержания корпоративного правоотношения, а потому должны быть названы корпоративными, а не обязательственными правами"*(320) (выделено мной. - В.Б.). Корпоративные права не просто существуют, но они еще и все собою заполняют; корпоративными являются любые правоотношения, сложившиеся между корпорацией (юридическим лицом), с одной стороны, и ее (его) участниками - с другой.

Через несколько страниц (посвященных главным образом "тестированию" юридических лиц различных организационно-правовых форм на предмет наличия или отсутствия в них корпоративных правоотношений) Н.В. Козлова доводит свою мысль до логического финала, признавая наличие корпоративных правоотношений собственника имущества с созданными им унитарными предприятиями и даже учреждениями! Но и это еще не все: оказывается, к числу корпоративных относятся традиционно трактовавшиеся в качестве ограниченных вещных... права хозяйственного ведения и оперативного управления! Почему? Потому что данные права не во всем "вписываются" в категорию вещных и, кроме того, принадлежат субъекту (унитарному предприятию или учреждению), который находится в юридически подчиненном положении по отношению к третьему лицу (собственнику). Здесь Н.В. Козлова цитирует известное высказывание Н.Д. Егорова: "...трудно представить себе единое комплексное правоотношение, участники которого находятся в равном юридическом положении, но при этом одна сторона подчинена другой"*(321). А между тем ничего удивительного в этом (по мнению нашего автора) нет: "...одновременное существование этих двух, на первый взгляд взаимоисключающих, тенденций как раз и составляет специфику корпоративного правоотношения, в котором принцип юридического равенства субъектов сочетается с принципом подчинения, допускающим возможность влияния воли одних участников правоотношения на волю других"*(322). Заключительное утверждение Н.В. Козловой, относящееся к заявленной теме параграфа*(323), еще раз передает сущность вышеописанного ее "открытия": "...взаимоотношения между любым юридическим лицом и его учредителем имеют корпоративную природу, являются корпоративными правоотношениями"*(324) (выделено мной. - В.Б.).

Совершенно идентичным образом (за вычетом нескольких, непосредственно не относящихся к теме, вставок) развивается тема корпоративных правоотношений и в монографии Н.В. Козловой 2005 г. Увы, анонсированного двумя годами ранее "детального освещения" темы мы там не находим. Вместо этого добавляется новый (в смысле, не высказывавшийся в предыдущей книге) тезис об обязательственном характере правоотношений между учредителями юридического лица до его государственной регистрации (с. 106-110). А далее (со с. 110) мы встречаем уже знакомые нам упреки о несовершенстве формулировок п. 2 ст. 48 ГК с "выводом" о корпоративных правоотношениях как "...самостоятельном виде гражданских правоотношений, имеющих организационно-имущественный характер"*(325). Разбавленное вопросами о понятии корпорации*(326), корпоративной сделки*(327), проблеме имущественного характера корпоративных правоотношений*(328) и некоторыми другими (посторонними теме), изложение это по-прежнему опирается на взгляды Д.В. Ломакина на субъектный состав, объект и содержание корпоративных правоотношений*(329), попытки доведения суждения о корпоративном характере отношений между юридическим лицом и его учредителями до абсурда*(330), и, конечно, на суждение о корпоративной природе прав хозяйственного ведения и оперативного управления*(331). Из содержательных новаций бросаются в глаза три: (1) к числу субъектов корпоративных отношений (а значит и правоотношений тоже?) отнесены теперь не только юридические лица и их учредители, но также и субъекты, осуществляющие функции органов юридического лица*(332) (это утверждение, впрочем, не подкрепляется даже литературными ссылками); (2) корпоративные правоотношения возникают не на пустом месте, а заменяют собой прежде существовавшие обязательственные правоотношения между учредителями корпорации - юридического лица*(333); (3) в один ряд с корпоративными правами хозяйственного ведения и оперативного управления помещается прежде никому невиданное право корпоративного пользования имуществом*(334).

Что здесь можно сказать? Как следовало бы оценить описанную концепцию? Отвлекаясь от той формы, в которой она подана, от той аргументации, которая использована для обоснования ее положений, от степени ее содержательной самостоятельности и правдоподобия*(335), мы все же не можем не выделить ее главной положительной методологической черты: рассуждения Д.В. Ломакина и П.В. Степанова о едином корпоративном правоотношении наконец безжалостно и окончательно оставляются, будучи замененными поиском сферы распространения корпоративных правоотношений (корпоративных прав) различного содержания и различных видов. Не одного сложного корпоративного правоотношения со множеством самых разномастных прав и обязанностей, но корпоративных правоотношений во множественном числе. Допуская подобное разнообразие, ученый, порой, заходит настолько далеко, что дает повод отнести себя к числу тайных приверженцев взгляда о тождестве корпоративных правоотношений с корпорационными - иначе откуда бы взялись утверждения о корпоративной природе всех правоотношений между корпорацией и ее участниками, прав хозяйственного ведения и оперативного управления и уж тем более - о существовании права корпоративного пользования? А между тем этот результат - внешне совпадающий с бездоказательными утверждениями взгляда на корпоративное право как право корпораций - имеет совсем другое (отнюдь не филологическое!) объяснение и обоснование: для Н.В. Козловой корпоративными являются не все вообще правоотношения с участием корпораций, а лишь правоотношения, более или менее тесным образом связанные с фактом участия в делах и (или) капиталах юридического лица. Конечно, та или иная "привязанность" отношений, складывающихся в реальной жизни, к факту участия в юридическом лице обязательно, с большей или меньшей интенсивностью проявляет себя; но ведь ученый-юрист не ставит своей задачей простое описание этих самых фактических отношений! Научное изучение, к тому же имеющее своим предметом не фактические, а юридические отношения, характеризуется, в числе прочего, способностью пренебречь теми чертами изучаемого предмета, которые не оказывают влияния на его природу (существо) и содержание. К примеру, право требования выплаты объявленного дивиденда, конечно же, не изменяет своей обязательственной природы только потому, что необходимым условием его возникновения является участие кредитора в акционерном обществе (наличие у кредитора статуса акционера); точно так же и права хозяйственного ведения и оперативного управления (по своей сути - абсолютные, противопоставленные всем другим лицам) не перестают быть ограниченными вещными лишь оттого, что их обладатель ограничен в их реализации правом собственности на имущество и связан с его собственником относительными правоотношениями; об утверждении, согласно которому право ограниченного пользования чужой индивидуально-определенной вещью (квартирой, дачей, гаражом и т.д.) становится корпоративным потому, что предоставляется не первому встречному, а только члену корпорации (например, потребительского кооператива), нечего и говорить. Неготовность Н.В. Козловой пренебречь этой связью, с одной стороны, грозит утянуть эту концепцию из теоретического поля в область схоластики*(336), а с другой - объясняет чрезмерно радикальные, в ее рамках сделанные выводы.

6. Нашему ученику - А.Б. Бабаеву - впервые в отечественной литературе (2006-2007 гг.) удалось указать прежде известную ученому миру правовую категорию, к которой сводятся корпоративные правоотношения*(337). Имя ей - секундарное право. Кроме того, именно им (также первым и пока единственным из числа современных авторов) сформулированы определенные методологические требования, предъявляемые всякому исследователю корпоративных правоотношений. Положительное отношение к методологической части исследований А.Б. Бабаева не мешает, однако, отказаться разделять содержательную часть его выводов.

В автореферате его кандидатской диссертации (2006 г.) читаем: "Одним из основных прав акционера является право участия в формировании воли общества, которое заключается в первую очередь в возможности голосовать на общем собрании акционеров. - В содержании права на участие в общем собрании акционеров обнаруживаются все признаки секундарного: оно реализуется благодаря действиям самого управомоченного лица, порождает определенные последствия, охраняемые законом, и ему не противостоит обязанности. Последствием осуществления такого права является связанность общества волеизъявлением акционера. Общество не может воспрепятствовать наступлению последствий реализации права акционера или каким-то образом влиять на них"*(338). Аналогичные юридические возможности (правда, существующие в неразрывной связи с обязанностью их осуществления) обнаруживаются им у членов совета директоров, членов коллегиального исполнительного органа и лица, исполняющего функции единоличного исполнительного органа (руководителя) корпорации*(339). Общим признаком всех названных возможностей является цель их признания - формирование воли корпорации как юридического лица. В качестве положения для защиты А.Б. Бабаев выставляет следующее утверждение: "Право на участие в формировании воли юридического лица является секундарным, поскольку секундарно-управомоченному субъекту (акционеру, члену совета директоров, члену коллегиального исполнительного органа, единоличному исполнительному органу) противостоит связанность юридического лица волеизъявлением другого лица"*(340).

Данная позиция получила развитие в двух последующих (2007 г.) статьях ученого, посвященных непосредственно корпоративным правам и правоотношениям.

Очерк "Проблема корпоративных правоотношений" отталкивается от тезиса о том, что правоотношения с участием корпораций "...представляют собой сложный комплекс обязательственных, секундарных и некоторых иных отношений между различными субъектами"*(341); что "правоотношения, возникающие на основе участия в корпорации и в связи с таким участием, несомненно, представляют собой целый комплекс правоотношений различного содержания и юридической природы, построенных на разных принципах, с различным субъектным составом и некоторыми другими видовыми особенностями"*(342). Обращаем особое внимание на то, что этот тезис столь широк, что не зациклен на одних исключительно гражданских правоотношениях - в нем ведется речь о правоотношениях вообще. Подобный подход, который условно можно назвать плюралистическим, открывает исповедующему его исследователю значительно более широкие возможности и горизонты в сравнении с подходом монотеистическим, связывающим ученого буквально по рукам и ногам и требующим от него то ли "засовывание" всех мыслимых прав и обязанностей в рамки единого "сложного" корпоративного мегаправоотношения, то ли искусственное подведение различных по своей природе отношений под категорию корпоративных с низведением последней до уровня ничего не значащей "вывески". Избрание этого подхода ничем не исключено и ничему не противоречит: несмотря на все предыдущие попытки доказать, что любые правоотношения участников с юридическим лицом являются корпоративными, тезис этот никак нельзя считать доказанным. И главное: плоды принятого на вооружение плюрализма видны уже с первых строк очерка - именно этот подход позволяет А.Б. Бабаеву, с одной стороны, доказать существование правоотношений с участием органов юридического лица, названных им внутрикорпоративными правоотношениями, с другой - отказать в признании за этими правоотношениями гражданско-правовой природы*(343) (без плюралистического подхода к исследованию ни о чем подобном не могло бы идти и речи). Внутрикорпоративным правоотношениям ученый противопоставляет внешние корпоративные правоотношения, субъектами которых являются корпорация с одной стороны и ее участник - с другой*(344). Центральными из них являются правоотношения участия в формировании воли корпорации, распадающиеся (сообразно этапам удовлетворения облеченного ими интереса) на два различных вида: "...1) правоотношение по созданию условий для осуществления права, 2) и собственно его осуществление"*(345). Первое обеспечивается обязанностями корпорации создать необходимые условия, совершив для этого определенные активные действия (например, уведомив акционера о созыве и проведении общего собрания), а также учесть волеизъявление участника; второе - связанностью корпорации теми правовыми последствиями, которые наступают вследствие реализации участником своего права*(346). Первое правоотношение "...будучи относительным, тем не менее не является обязательственным"*(347); второе "...отвечает всем признакам секундарного"*(348). Права второго типа принадлежат и лицам, осуществляющим функции единоличного исполнительного органа корпорации, а также членам ее совета директоров; специфика их лишь в том, что таковые, закрепляясь за одним лицом, осуществляются им в интересе другого лица - корпорации*(349), в то время как участник, разумеется, реализует принадлежащее ему корпоративное право в своем собственном интересе.

Как видим, предложенный ученым плюрализм все равно не простирается далее рамок понятия о правоотношении. Это - главный недостаток концепции. Недостатком второстепенным, но все же тоже немаловажным является сведение корпоративного правоотношения исключительно к правоотношению участия в процессе формирования воли корпорации. Безусловно, таковые обладают значительной спецификой и не могут не быть отнесены к разряду корпоративных. Вместе с тем подобное ограничение круга исследуемых правоотношений в очерке никак даже не объясняется - не говоря уже о том, что не обосновывается. Другое самоограничение, существенно обедняющее интересное и многообещающее исследование, заключается в отказе А.Б. Бабаева от признания корпоративными правоотношений лиц, обладающих общими правами и несущих общие обязанности: для него корпоративными являются лишь правоотношения с участием корпорации как юридического лица - носителя самостоятельных потребностей, целей и интересов.

Наконец, в статье "Методологические предпосылки исследования корпоративных правоотношений", как это ясно из ее наименования, ученым предпринимается попытка обобщить те концептуальные положения, без учета которых ни одна концепция корпоративных правоотношений не может претендовать даже на видимость правдоподобия. К их числу А.Б. Бабаев относит следующие положения (во всех цитатах выделение мое. - В.Б.):

1) корпоративными являются права, "...обусловленные существованием конкретного юридического лица" - корпорации, к числу которых безоговорочно относятся лишь хозяйственные общества*(350);

2) "круг правоотношений, в которых может состоять юридическое лицо, ...определен кругом правоотношений, доступных для любого субъекта гражданского права...", следовательно, "...из числа корпоративных отношений исключены все обязательственные и вещные правоотношения, которые доступны любому субъекту"*(351), в том числе, например, и обязательства хозяйственного общества выплатить объявленные дивиденды своим участникам;

3) "...после отделения обязательств выплатить дивиденд и ликвидационный остаток корпоративное право на получение части прибыли и корпоративное право на ликвидационный остаток лишаются самостоятельного содержания. Они сводятся к возможности принятия соответствующего решения общим собранием. Следовательно, как то, так и другое право оказываются лишь разновидностью или проявлением права на участие в управлении обществом", которое - "...право участия в управлении - и является неким особым правовым явлением, которое подлежит глубокому и всестороннему анализу"*(352) как элемент содержания корпоративного правоотношения;

4) "если признать корпоративное правоотношение гражданско-правовым, то его участники должны обладать гражданской правосубъектностью. С этой точки зрения органы юридического лица не могут быть признаны участниками корпоративных правоотношений. В то же время отрицание за органами юридического лица статуса субъектов гражданско-правового отношения еще не означает отсутствия каких-либо правовых отношений между органами юридического лица"*(353);

5) "...участниками такого (корпоративного. - В.Б.) правоотношения являются, с одной стороны, лица, входящие в органы управления, а с другой - общество"*(354);

6) "ядро корпоративного права" составляет правомочие или возможность "...голосовать на общем собрании", поскольку только это правомочие "...принадлежит акционеру (участнику) вне зависимости от количества принадлежащих ему акций" и "...является непосредственным проявлением возможности формировать волю юридического лица"*(355);

7) субъективное право, включающее в себя правомочие голосовать на общем собрании корпорации, не обеспечивается какими-либо обязанностями этой корпорации - "праву участия акционера (участника) противостоит не обязанность, а связанность общества волеизъявлением управомоченного лица"*(356); обязанности "создать условия" и "учесть голос" входят в содержание правоотношений, которые ничем не отличаются от традиционных обязательств*(357);

8) "...объектом любого субъективного гражданского права выступает удовлетворение интереса управомоченного лица"; в случае с корпоративным правоотношением "...интерес лица удовлетворяется его собственными действиями: участием в управлении юридическим лицом"*(358);

9) как обязательство, так и корпоративное правоотношение относятся к разряду относительных, но "...если в обязательстве интерес лица удовлетворяется посредством совершения определенных действий обязанным лицом, то в корпоративном - благодаря действиям самого управомоченного субъекта. Если в обязательстве на пассивной стороне находится обязанность совершить данное действие, то в корпоративном правоотношении - лишь связанность действиями активного лица. Такие правоотношения уже были замечены цивилистикой и получили название секундарных"*(359).

Легко заметить, что новыми в этом перечне тезисов оказываются положения 3 и (отчасти) 5. Тезис 3 устраняет очевидный и отмеченный прежде недостаток - объясняет причины, по которым из предмета рассмотрения прежде были исключены правоотношения, связанные с распределением прибыли и ликвидационного остатка. В рамках же пятого утверждения уточняется вопрос об основании возникновения корпоративных правоотношений, каковым (по мнению А.Б. Бабаева) оказывается не участие лица в создании корпорации - юридического лица, а участие лица в работе органов его управления (хотя бы и такого из них, как общее собрание участников). Каких-то других концептуальных изменений или дополнений ранее сформулированных воззрений более не обнаруживается; общую их оценку - см. выше; оценка каждого из тезисов будет дана ниже, в процессе наших собственных теоретических построений.

7. Взгляды А.А. Зурабяна (2008 г.), не характеризуясь содержательной новизной, отличающей их от воззрений предшественников, весьма интересны с точки зрения той логики, которой придерживался автор при их изложении.

Прежде всего, для автора нет никаких сомнений не только в единственности "правоотношенческой" парадигмы рассмотрения юридической стороны отношений корпорации с ее участниками*(360). Не видит он никаких проблем и с утверждением, согласно которому "...корпоративные правоотношения рассматриваются как составная и неотъемлемая часть гражданских правоотношений"*(361) (выделено мной. - В.Б.). Как же автор получил это знание? По идее, оно должно было образоваться из исследования корпоративных отношений и тех юридических форм, в которые они облекаются, но ничего подобного в диссертации (судя по крайней мере по автореферату) нет. Вместо обоснования этого - судя по наименованию работы - призванного быть центральным тезиса, таковой оказывается попросту предустановленным, аксиоматически констатированным положением. Сам автор вполне искренне признается, что "при анализе корпоративных правоотношений особое внимание было уделено не специфике их элементов по отношению к гражданскому правоотношению..., а исследованию видов корпоративных правоотношений..., а также механизма защиты прав участников корпоративных правоотношений"*(362) (выделено мной. - В.Б.). Но разве возможно исследовать различные виды понятия, предварительно не изучив, что же представляет собой это понятие? И можно ли добиться последнего, не уделяя внимание содержанию понятия - той самой "специфике элементов", которую автор считает возможным игнорировать?

Избранный А.А. Зурабяном подход к исследованию можно назвать сугубо прагматическим. Несколько утрируя, его можно охарактеризовать примерно так: есть круг правоотношений, интересующих исследователя; для того, чтобы оправдать их исследование под одной обложкой (в рамках единой диссертации), им и формулируется ряд бездоказательных теоретических постулатов. С одним из них -

1) о гражданско-правовой природе корпоративных правоотношений

- мы только что познакомились; вот другие:

2) "...под корпоративным правом... понимается совокупность правовых норм, регулирующих общественные отношения, связанные с возникновением и деятельностью всех юридических лиц (т.е. корпораций и некорпораций)"*(363) (тезис Н.В. Козловой о корпоративном праве как праве юридических лиц и их участников);

3) "корпоративные правоотношения... являются организационно-имущественными"*(364), т.е. их объектом является "...организация деятельности... юридических лиц корпоративного типа"*(365) во имя эффективного управления имуществом этих юридических лиц (нет сомнений в заимствовании этого тезиса у П.В. Степанова*(366));

4) существуют три вида корпоративных правоотношений: "1) ...связанные с созданием, реорганизацией и ликвидацией корпораций; 2) ...при формировании единой воли корпорации и выражении ее вовне; 3) ...в рамках распределения прибыли / иных благ, связанных с деятельностью корпорации..."*(367) (здесь просто собрано то, что интересует А.А. Зурабяна; почему именно это - нет ни малейшей попытки объяснения);

5) "...корпоративные правоотношения являются... имущественными и относительными..., не относятся ни к вещным, ни к обязательственным и представляют особый, отдельный вид гражданских правоотношений"*(368) (почтенный тезис, почти 150-летнего возраста, ныне мало кем отвергаемый).

Совокупность этих тезисов и дает нужный А.А. Зурабяну результат. Со стороны формальной ею обеспечивается первая (теоретическая) глава диссертации; со стороны содержательный достигается необходимая цель - объясняется круг рассматриваемых в работе вопросов. Основная же часть работы оказывается посвященной изучению вовсе не корпоративных правоотношений как таковых - не выявлению их содержательных свойств и признаков, предопределяющих их гражданско-правовую (родовую) принадлежность и их обособленное от других гражданских же правоотношений существование*(369), а изучению отдельных, достаточно произвольно отобранных исследователем видов правоотношений, складывающихся между корпорациями, с одной стороны, и их участниками - с другой, объединенных автором под "корпоративной" вывеской. Теории корпоративных правоотношений как таковых, корпоративных правоотношений в целом, у А.А. Зурабяна, таким образом, мы не находим.

8. Что же объединяет все рассмотренные - на первый взгляд, разнородные, но в действительности имеющие более сходств, чем различий, - современные теории корпоративных правоотношений? Стремясь создать почву для ревизии прежде сформулированных воззрений и построения собственной концепции, мы не ставим своей целью один только обзор тех или иных их характеристик как таковой, но планируем указать лишь на их сходства, которые могут быть оценены как их содержательные недостатки (дефекты).

I. Прежде всего, рассмотренные концепции исходят из предустановленного постулата, согласно которому юридической формой корпоративных отношений являются корпоративные правоотношения; последние же понимаются исключительно как совокупность (связь) субъективного права и юридической обязанности. "По умолчанию" большинства исследователей - т.е. по тому факту, что вопроса о том, какие вообще возможны подходы к проблеме, даже не анализируется - можно "прочесть", что "правоотношенческий" подход в его классическом виде признается учеными единственно плодотворным. Более веские (хотя и, по-прежнему, косвенные) доказательства этого вывода мы находим у Д.В. Ломакина и А.Б. Бабаева: первый в самой категорической форме отвергает возможность существования так называемой корпоративной правоспособности (юридической формы, которая могла бы рассматриваться в качестве альтернативы корпоративному правоотношению)*(370), а второй, признав корпоративные права секундарными (т.е. такими, которые обычно признаются существующими вне рамок правоотношения в его каноническом понимании), пошел на то, чтобы отнести секундарные права к разряду субъективных - так велико было стремление "загнать" секундарные права в правоотношения*(371).

Сложившаяся ситуация во многом объясняется весьма слабой развитостью общего научного представления о таком понятии, как правовая (юридическая) форма. Вероятно, в силу того (общеизвестного) тезиса, что гражданское правоотношение - это юридическая форма общественного отношения, нередко забывают, что эта форма далеко не единственная. Прошло вот уже более 30 лет с того времени, как О.А. Красавчиков отмечал, что "...все больше появляется различных новых и новейших высказываний, теорий и концепций, авторы которых, не желая того, практически смешивают правоотношение с другими видами правовых форм"*(372). В качестве примеров такого смешения ученый указывал на идею о существовании общих (общерегулятивных) правоотношений, а также на попытки некоторых современников трактовать правоспособность как субъективное право. Корпоративные отношения стали той почвой, на которой проблема правовой формы также дала весьма пышные всходы - рассмотренные выше концепции корпоративных правоотношений. А почему именно правоотношений? Кто сказал, что общественные отношения могут облекаться только в форму правоотношений?

Можно, конечно, ответить на этот вопрос в том смысле, что "так сказали" процитированные выше классики отечественной цивилистики. Действительно, они говорят о корпоративных правах, но равнозначно ли это постановке вопроса о корпоративных правоотношениях? Отнюдь: феномен многозначности слова "право" - одна из характерных особенностей русского юридического языка, отмечавшаяся многими учеными. Вероятно, наиболее известным в этом смысле является следующее место из М.М. Агаркова: "Мы говорим, с одной стороны, о праве собственности, об авторском праве, о праве кредитора требовать от должника исполнения по обязательству. Во всех этих случаях праву соответствует чья-либо обязанность что-либо сделать или же, наоборот, воздержаться от какого-нибудь действия. Обязанность заключается в том, что пассивный субъект не имеет выбора в вопросе, совершить ему какое-либо действие или же не совершить его, а должен либо совершить его, либо не совершить, в зависимости от того, что предписывает закон (или шире - право в объективном смысле). С другой стороны, мы говорим о праве заключать договоры и иные допущенные законом сделки, о праве составить завещание, праве осуществить выбор в альтернативном обязательстве, о праве расторгнуть договор и т.п. В этом случае праву не противостоит никакая обязанность. Термин "право" обозначает здесь, что закон (или шире - объективное право), во-первых, не запрещает такое действие, во-вторых, придает ему юридическое значение - связывает с его совершением либо возникновение, изменение, либо прекращение гражданских правоотношений). - В первом случае мы имеем так называемое право в субъективном смысле (право собственности, право кредитора по обязательству и т.д.), во втором случае - отдельные проявления способности иметь гражданские права (гражданская правоспособность)"*(373) (выделено мной. - В.Б.). Выходит, что говоря о праве на совершение какого-либо действия, мы не обязательно подразумеваем субъективное право - элемент правоотношения: совершение того или другого действия вполне может оказаться актом реализации юридических возможностей, заключаемых не в субъективном праве, а в правоспособности. Следовательно, мало заручиться цитатами из "классиков", в которых говорится о корпоративных правах: требуется еще установить, что слово "право" употребляется в них именно для обозначения субъективного права - элемента правоотношения. А вот этого последнего как раз и не наблюдается; напротив, суть наблюдения авторитетных русских цивилистов заключается в том, что так называемые корпоративные права весьма мало напоминают собою субъективные права доселе известных типов, будь то права вещные или обязательственные. Да уж не потому ли, что они попросту не являются субъективными правами?

Итак, почему бы не раздвинуть горизонты исследования и не поставить вопрос шире - в какую правовую форму облекаются корпоративные отношения? Разве только потому, что "...наша юридическая наука еще не приложила необходимых усилий в исследовании категории правовой формы (понятие, сущность, функции, дифференциация), и именно в силу этого происходит отождествление хотя и взаимосвязанных, но различных по уровню, содержанию и функциональному назначению юридических форм, используемых... в регулировании... общественных отношений"*(374). И по сию пору "...в правоведении у нас нет понятия, более часто употребляемого и в той же мере не раскрытого (находящегося на уровне интуитивной, магической формулы), чем категория правовой формы"*(375); категория эта по-прежнему "...только ждет своего "принца", который явится к ней под "алыми парусами"*(376). Сам О.А. Красавчиков считал, что "...правовую форму можно предварительно определить как основанную на нормах закона меру возможного или должного поведения"*(377), что не помешало ему, однако, выделить три таких вида правовых форм (нормативно-правовые, правосубъектные и индивидуальные)*(378), которые даже этимологически мало совместимы с понятиями о возможном и должном.

Подыскивая место понятию правоотношения в системе юридических форм, следует задаться вопросом: о правовых формах чего - какого явления или обстоятельства реальной действительности - ведется речь? О.А. Красавчиков тоже задается им, но только в рамках выделенного им третьего вида юридических форм, где различает правовые формы индивидуальных актов, к числу которых он относит акты планирования и договоры, а также правовые формы социальных связей*(379). Именно к числу последних и принадлежит такая правовая форма, как правоотношение. Пока просто запомним это обстоятельство и перейдем к рассмотрению следующей "фамильной черты" современных теорий корпоративных правоотношений.

II. Среди рассмотренных концепций корпоративных правоотношений нет ни одной, которая была бы в полной мере увязана с основными моментами теории гражданских правоотношений. Общая теория (теория гражданских) правоотношений существует сама по себе, а теория корпоративных правоотношений - сама по себе. При том, что абсолютное большинство авторов, упоминающих о корпоративных правоотношениях (видовое понятие), соглашаются с тем, что по крайней мере часть из них суть правоотношения гражданские (родовое понятие), подобное положение дел никак нельзя признать нормальным, ибо таких видовых понятий, которые не обладали бы признаками родовых, не бывает - это противоречило бы самим представлениям о роде и виде. А между тем получается именно так, что особенно ярко заметно у сторонников теории единого корпоративного правоотношения: согласно их воззрениям выходит, что пресловутое единое правоотношение состоит из... нескольких других правоотношений! Между тем в теории (гражданского) права единодушно признано, что элементарными составляющими любого (гражданского) правоотношения являются субъективное право и корреспондирующая ему юридическая обязанность, а вовсе не другие правоотношения (кстати, не вполне понятно, из чего состоящие - тоже из правоотношений?). Если перед нами одно правоотношение, то оно никак не может состоять из нескольких других правоотношений; если же перед нами несколько правоотношений, то они никак не могут сойти за одно. Ни общность субъектного состава, ни объекта, ни даже основания возникновения нескольких правоотношений не могут привести к тому, чтобы они "соединились" в единое целое, подобно тому, как создаются сплавы металлов или смеси жидкостей.

Имеет менее очевидный характер, но при том еще более серьезное значение - и именно в сфере корпоративного права - заблуждение, касающееся существования так называемых сложных правоотношений - правоотношений, состоящих из нескольких субъективных прав и соответствующего им количества обязанностей. К сожалению, заблуждение это, являющееся следствием механического перенесения представлений о реальной действительности в сферу юридической науки (раз в реальной жизни отношения бывают бог весть какие сложные, то, стало быть, должны существовать и подобные им правоотношения), разделяется подавляющим большинством специалистов по теории (гражданских) правоотношений. При этом забывается тот элементарный момент, что правоотношение - это категория, введенная исключительно в целях удобства научного познания; научное же познание суть непременно познание абстрактное и аналитическое. Существо научного познания юридической реальности (правопорядка) в том и состоит, чтобы "разложить" эту реальность на "элементарные частицы", безотносительно к тому, встречаются ли они в повседневной жизни сами по себе; "привязав" полученные "частицы" к определенным терминам, мы получим правовые понятия или категории. В соответствии с этим подходом всякое (гражданское) правоотношение может состоять только из одного субъективного права и только из одной юридической обязанности; впрочем, субъективное право не представляет собой неделимого понятия, ибо (в целях своего научного исследования) само "раскладывается" учеными на элементы, именуемые правомочиями*(380).

Интересно то, что даже приверженность взгляду, допускающему существование так называемых сложных (гражданских) правоотношений, не исключает разброда и шатания в рядах его сторонников. В их работах порой трудновато проследить единообразное представление о предмете обсуждения и сути проблемы: то ли они пытаются отыскать одно единое корпоративное правоотношение, состоящее из множества разнообразных субъективных прав, каждое из которых само еще распадается на ряд правомочий, то ли стремятся найти несколько различных корпоративных правоотношений. Если к этому диссонансу добавить еще и сугубо филологические попытки установить, при каких условиях традиционные субъективные гражданские права (вещные, обязательственные и т.д.) могут приобрести еще и качество корпоративных, то мы получим самый настоящий квартет из одноименной басни И.А. Крылова: "Ударили в смычки - дерут! - а толку нет!".

III. Не привносит стройности в описанные концепции и эклектическое определение круга обсуждаемых их авторами проблем. Никем (за исключением, может быть, А.Б. Бабаева) всерьез не показана необходимость изучения тех или иных вопросов. В результате рядом с теми из них, которые действительно представляют определенный интерес и значимость (субъектный состав, содержание и объект корпоративных правоотношений, основания их возникновения, изменения и прекращения), учеными рассматриваются также и те, которые не имеют к научной проблеме никакого отношения, отчего учение о корпоративных правах загромождается ненужными элементами и увязает в них.

К числу таких (откровенно избыточных) элементов относится, например, вопрос об имущественном или неимущественном характере корпоративных правоотношений. Можно понять его постановку на внешнем, если можно так выразиться, уровне, т.е. в рамках гражданского права в целом - в конце концов именно на его уровне гражданское право отграничивается от иных областей права. Можно, стало быть, в какой-то мере понять тех ученых, для которых гражданско-правовая природа корпоративных прав не принимаемая бездоказательно аксиома, а вопрос, подлежащий предварительному выяснению*(381). Но для чего обсуждать этот вопрос тому, кто и без того уже находится внутри гражданского права? - тем специалистам, для которых корпоративные правоотношения могут быть только гражданскими и никакими иными, что называется, по определению?

Другой непременной принадлежностью учения о корпоративных правоотношениях ученые считают освещение содержания всякого и каждого отдельно взятого правоотношения, причисляемого ими к категории корпоративных. Если бы эти рассуждения и их результаты являлись базисом для общих выводов - тех самых выводов, которые и призваны образовать учение о корпоративных правоотношениях в целом, их наличие подразумевалось бы само под собой и было бы безупречно логичным со всех точек зрения. Но в том-то и дело, что такой функции эти рассуждения не выполнят: подобно тому, как учение о корпоративных правоотношениях существует и развивается почти независимо от общего учения о правоотношениях, точно так же и учение о праве на дивиденд или праве голоса на общем собрании акционеров весьма мало связаны с общей частью корпоративно-правовой теории.

Точно такое же замечание может быть сделано и по адресу многочисленных попыток ученых рассмотреть вопросы, связанные с осуществлением и защитой корпоративных прав. Актуальное исследование животрепещущих вопросов правоприменительной практики, складывающихся на почве законодательных "дырок" и злоупотреблений, - это тот максимум, на который обыкновенно хватает их авторов. Ничуть не умаляя практической ценности таких работ, хотим лишь заметить, что таковая никак не может одновременно свидетельствовать и об их научной значимости. Да и пресловутая практическая ценность была бы куда как выше, если бы постановка и разрешение таких вопросов имели бы под собой научную почву в виде хоть какой-нибудь (Бог с ней, с законченной и непротиворечивой!) теории корпоративных правоотношений. Но ничего похожего: наука - сама по себе, практика - сама по себе! Исключая круг проблем, имеющих своим центром понятие о косвенных исках, никаких иных особенностей осуществления и защиты именно корпоративных субъективных прав в литературе не выявляется и не обсуждается.

IV. Наконец, принципиальным (с нашей точки зрения) недостатком всех без исключения теорий корпоративных правоотношений является тот факт, что такие теории строятся без последовательного разбора всех видов корпоративных правоотношений. Предметом рассмотрения обыкновенно становятся корпоративные правоотношения в самом узком смысле этого слова - правоотношения, складывающиеся между хозяйственным обществом и его участником, в первую очередь - акционером; реже - обществом с ограниченной ответственностью и его участниками. Работы, уделяющие внимание корпоративным правоотношениям в кооперативах и некоммерческих организациях, буквально можно пересчитать по пальцам. Правоотношения между участниками общей деятельности - будь то общая деятельность сособственников (включая супругов, крестьян-фермеров, участников простых товариществ), соавторов, сокредиторов и содолжников, сонаследников и т.д. - обычно лишь упоминаются как такие, с которыми "настоящие" корпоративные правоотношения - правоотношения с участием корпорации как юридического лица - "...имеют нечто общее"*(382). Между тем, как было отмечено выше, в очерке, посвященном установлению понятия о корпоративном праве, ключевую роль в определении круга корпоративных отношений имеет вовсе не понятие корпорации, а понятие общей цели, облеченной или не облеченной качествами субъекта гражданского права (юридического лица). А придание общей цели качеств юридического лица отнюдь не способствует раскрытию особенностей корпоративных правоотношений - напротив, затемняет и затуманивает их, затушевывая момент общей цели. В итоге всякий ученый невольно подталкивается к мысли о том, что корпоративные правоотношения строятся точно так же, как и любые гражданские правоотношения, т.е. связывают субъектов, изначально меж собою разобщенных разностью устремлений и целей. Это - главная ошибка: подходить к исследованию корпоративных правоотношений, основываясь на неправильном представлении об их существе, - значит заведомо обрекать себя на неуспех. С этой точки зрения неизвестно еще, какие правоотношения в большей степени заслуживают названия корпоративных - те ли, в которых корпоративный элемент (общая цель) скрыт маской корпорации, или те, в которых этот самый корпоративный элемент пребывает в обнаженном, всякому и каждому открытом состоянии.

9. Тенденциозность научного "правоотношенческого" объяснения феномена юридической формы корпоративных отношений может быть (чисто логически) преодолена двумя различными путями. Первый предполагает обнаружение (установление) иной (альтернативной) формы (а может быть - и нескольких форм), в которую (которые) могли бы быть облечены корпоративные отношения; второй - сохранение "правоотношенческой" парадигмы при изменении подхода к понятию правоотношения. Совершенно очевидно, что если первый предполагает оперирование с уже известными (пусть и не слишком выдающимися) достижениями гражданско-правовой науки, то второй означает пересмотр одной из ее фундаментальных категорий. Первым путем пыталась идти раскритикованная Д.В. Ломакиным С.Ю. Филиппова, выдвинувшая гипотезу о существовании наряду с корпоративными правоотношениями еще и корпоративной правоспособности; вторым пошел А.Б. Бабаев, изменивший понятие о правоотношении таким образом, что в него попала не только традиционная связка из субъективного права и юридической обязанности, но и совершенно нетрадиционный феномен - связка из права секундарного, обеспеченного состоянием юридической связанности. Не отрицая возможности пересмотра понятия о правоотношении, мы, тем не менее, считаем, что посвящать этому какую-то часть настоящего очерка было бы неправильным: попытки произвести революцию, предпринимаемые в рамках нескольких абзацев или страниц, всегда будут выглядеть несерьезными и самонадеянными; писать же общетеоретическое исследование внутри исследования специального методологически неверно. Вот по этой причине мы и предпочитаем воспользоваться первым из возможных подходов, т.е. снять предустановленные прежде рамки, согласно которым корпоративные отношения облекаются в форму правоотношений и только в нее. Допустим, что этого ограничения нет, и посмотрим, к чему такая гипотеза нас приведет.

От какого же понятия - иного, чем правоотношение, - от какой иной юридической формы можно было бы оттолкнуться при научном юридическом изучении корпоративного права и корпоративных отношений? Чтобы ответить на этот вопрос, вернемся к той (ключевой) категории, благодаря которой вообще существует понятие о корпоративных отношениях и корпоративном праве, - общей цели. Именно общая цель, преследуемая участниками корпоративных отношений, является, как уже неоднократно отмечалось выше, основой построения корпоративных отношений и основанием их выделения среди всех других видов человеческих (общественных) отношений.

Наблюдение показывает, что гражданское правоотношение обычно выступает юридической формой такого общественного отношения, участники которого (лица) движимы не просто различными, но прямо противоположными целями, т.е. это лица, изначально противостоящие друг другу. Возьмем продавца и покупателя: первому нужны деньги, второму - товар. Получить в собственность денежную сумму в качестве покупной цены, т.е. получить ее так, чтобы не обременить себя при том обязательствами ее полного или частичного возврата - вот цель, преследуемая продавцом. Получить в собственность вещи (товар) определенного рода, количества и качества - вот цель покупателя. Как видим, цели разные. Что же объединяет носителей этих целей? Продавец соглашается на отчуждение товара лишь потому, что такое отчуждение является (в конкретной ситуации) единственно возможным средством доставления ему права собственности на деньги как покупную цену; точно так же и покупатель соглашается на отчуждение денег лишь для того, чтобы получить право собственности на товар, т.е. рассматривает отчуждение денег как средство (неизбежное зло), без которого нельзя достичь заветной цели. Интерес продавца в получении денег подлежит удовлетворению за счет (посредством) ущемления интереса покупателя в их сохранении у себя (в своей собственности); однако интерес покупателя в приобретении права собственности на товар подлежит удовлетворению за счет ущемления соответствующего интереса продавца.

Еще более очевидна объединяющая роль правоотношения в ситуациях, когда существование правоотношения обусловлено не иным правоотношением, но каким-либо действием, например актом предоставления или причинения вреда. Интерес заимодавца заключается в возврате данной взаймы (фактически предоставленной) денежной суммы; такое предоставление является тем основанием (причиной), по которой интересу в возврате денежной суммы сообщается форма субъективного права. Интерес заемщика, получившего денежные средства, состоит, разумеется, в том, чтобы сохранить их в собственности, но гражданское право, будучи по своим функциям компенсационно-восстановительным отделом юридических норм, считает возможным такое сохранение только при условии обременения этого права собственности обязательством возврата денег. Интерес заимодавца, таким образом, подлежит удовлетворению за счет ущемления интереса заемщика. Интерес делинквента - в том, чтобы не возмещать причиненного вреда; интерес потерпевшего - в том, чтобы вред был ему возмещен. Исходя из поставленных ему правопорядком задач, гражданское право определяет, что второй интерес подлежит защите, а первый нет; что интерес потерпевшего подлежит удовлетворению за счет умаления интереса делинквента. Во имя такого удовлетворения закон признает возникшим гражданское правоотношение - юридическую форму социальной связи делинквента с потерпевшим - обязательство по возмещению вреда.

Думается, не будет большой ошибки в предположении, согласно которому самое понятие о гражданском правоотношении как юридической форме общественных отношений возникло и существует исключительно из-за разнородности устремлений (интересов) участников общественных отношений, урегулированных нормами гражданского права. Гражданское правоотношение - та самая "связка" (из права и обязанности), которая объединяет участников общественных отношений, несмотря на разнородность преследуемых ими целей. Общеизвестно высказывание германского цивилиста Рудольфа Мюллера-Эрцбаха (1874-1959), повторенное впоследствии в работах М.М. Агаркова*(383) и В.И. Серебровского*(384), о том, что основная идея гражданского права - идея оптимального распределения хозяйственного риска между участниками экономического оборота. Продолжая эту мысль, можно сказать, что основная категория гражданского права - категория "за счет" (собственный, счет другого либо третьего лица*(385)). Едва только соображения справедливости, правопорядка, законности, гражданского мира или какие-то иные социально значимые мотивы дадут основание для вывода о том, что имущественные последствия, наступившие для одного лица, должны быть переложены (отнесены) на чужой счет (на счет другого или третьего лица) - это сигнал, что данный случай неизбежно закончится возникновением (изменением или прекращением) гражданского правоотношения - средства перераспределения имущественных последствий действий и (или) событий.

Сказанное не может не привести нас и к следующему интересному выводу: если цель гражданского правоотношения - в должном объединении лиц, разъединенных в интересах и разобщенных в целях, то существование и содержание гражданского правоотношения не может быть, по общему правилу, поставлено в зависимость от одностороннего усмотрения какого-либо его участника. Противоположность интересов и целей участников фактических отношений - это та самая почва, на которой вырастает гражданское правоотношение одного из традиционных видов (вещное, исключительное, личное, обязательственное, наследственное); это тот строительный материал, из которого складывается гражданское правоотношение. Чем глубже противоречия - тем сильнее степень связанности участников отношений фактических гражданско-правовыми оковами - субъективными правами и юридическими обязанностями. Да, от этого (как и от всякого вообще) правила возможны отступления, но сами эти отступления должны быть ничем иным, как проявлением этого правила.

Совсем иное положение дел мы имеем в отношениях корпоративных. Участники корпоративных отношений уже изначально объединены друг с другом общностью устремлений. Стало быть (теоретически), корпоративному праву не нужно выполнять той объединяющей задачи, которая ложится на классическое понятие гражданского правоотношения. Другое дело, что общность устремлений не исключает, во-первых, различий самих представлений участников отношений об общей цели, во-вторых - разницы в представлениях о способах реализации этих самых устремлений, а в-третьих - юридического разделения (обособления) имущественной базы, используемой различными участниками для достижения общей цели. В таких условиях - при сохранении одной только формально-юридической стороны корпоративных отношений (общей цели) в отсутствие стороны содержательной - действительно не может не возникнуть соблазна воспользоваться традиционной - "правоотношенческой" - конструкцией.

Возьмем, скажем, акционеров и акционерное общество: по идее, обогащение самого акционерного общества ведет к росту рыночной стоимости его акций и, стало быть, к обогащению акционеров; состояние миллиардеров во всем мире обыкновенно оценивается по рыночной стоимости принадлежащих им пакетов акций и долей участия в том или другом бизнесе, последняя же определяется в первую очередь стоимостью чистых активов и показателями капитализации прибыли соответствующих хозяйственных обществ. Казалось бы, должно "работать" правило: "что хорошо для акционерного общества - хорошо и для его акционера"; в конце концов, хозяйственные общества как раз потому признаются коммерческими организациями, что создаются во имя обогащения своих участников! В жизни, однако, все происходит иначе: акционеры, в особенности те, кто владеет небольшими пакетами акций (так называемые миноритарии), четко разделяют финансовое благополучие акционерного общества и свое, противопоставляя одно другому. С их точки зрения, получается, что большая прибыль акционерного общества, хотя бы и реинвестированная, на имущественном положении миноритарного акционера отражается очень слабо или вообще никак не отражается. Вот если бы вся эта прибыль не реинвестировалась, а распределялась бы в качестве дивидендов - совсем другое дело! Формально акционеров и акционерное общество всегда связывает общая цель; в действительности же такой цели может вовсе не быть. Точно такая же ситуация может возникнуть также с акционерами, владеющими контрольными пакетами акций - мажоритарными акционерами. Хотя в практике ведения бизнеса приобретение контрольного пакета акций и воспринимается не иначе, как получение возможности единолично распоряжаться активами общества-эмитента таких акций, юридически такие акционеры все-таки не становятся собственниками активов, которые остаются принадлежать самим обществам (юридическим лицам). Отсюда - различие интересов "мажоров" с интересами управляемых ими обществ, а значит - различие преследуемых ими целей.

Как же объяснить описанные явления? С чем мы здесь сталкиваемся: с искусственным противопоставлением, основой которого является просто недостаточно компетентное осмысление ситуации и для которого на самом деле не существует никакой почвы (на самом деле интересы и цели участников всегда совпадают с интересами и целями корпорации, просто не все это понимают и т.д.), или же с неадекватной посылкой об общей цели как факторе, связывающем участников корпоративных отношений, - представлением, сугубо теоретическим, не соответствующим реальной жизни (в действительности никаких общих интересов и целей нет и не может быть)? Ясно, что если мы выбираем второй ответ на поставленный вопрос, то корпоративные отношения на поверку оказываются ничем не отличающимися от иных отношений, регулируемых нормами гражданского права, а общая цель участников, коль скоро она наличествует, просто становится неким вторичным, по отношению к праву, фактором, связывающим участников правоотношения друг с другом. Исходя именно из этой посылки строятся все без исключения современные представления о корпоративном праве, в том числе и те, которые притязают на ранг научных; вероятно, в ней и черпает свою силу "правоотношенческая" концепция корпоративных отношений. Правильность первого ответа допустить вообще невозможно: если на свете и существуют отдельные "несознательные" и неграмотные акционеры, то принимать это обстоятельство в качестве общего правила никак нельзя.

Выходит, нужно признать правильным третий ответ, находящийся примерно посередине между первыми двумя: корпоративные отношения существуют лишь тогда и постольку, когда и поскольку их участников связывают а) общность цели (включая представления о ней) и б) единство взглядов по вопросу о средствах их достижения. Оба этих фактора налицо? - корпоративные отношения есть! Хотя бы одного из этих факторов нет - нет и корпоративных отношений. Может случиться так, что отношения корпорации с разными участниками или разных участников друг с другом будут иметь различный характер: так, очевидно, корпоративными будут отношения акционерного общества с акционерами, большинство голосов которых обеспечило постановление того или иного решения общего собрания; корпоративными же будут отношения сособственников или участников совместной деятельности в случае достижения ими согласия, скажем, по вопросу о распоряжении объектами общих субъективных прав. При таком понимании корпоративные отношения оказываются весьма неустойчивыми во времени: сегодня (пока интересующий нас акционер, сособственник или товарищ) находится на стороне большинства, корпоративные отношения с его участием есть, в то время как завтра их может уже не быть, но послезавтра они опять могут сложиться. Существование таких отношений напрямую зависит от одностороннего поведения (произвола) любого их участника: акционерному обществу достаточно игнорировать решение общего собрания акционеров, сособственнику - волю других сособственников, а товарищу - прекратить участие в общей деятельности - и корпоративные отношения разваливаются! То, что могло бы быть облачено в "одежду" корпоративных правоотношений, исчезает, после чего в эту самую "одежду" становится просто нечего облачать!

Логично задать следующий вопрос: а стоит ли вообще подобные - кратковременные, неустойчивые и (самое главное!) весьма неопределенные с содержательной стороны - фактические отношения облекать в какую бы то ни было юридическую форму? В принципе, в этом нет ничего невозможного, но нельзя забывать о том, что право - это такой регулятор человеческого поведения, который уделяет внимание не всяким, а лишь общим, типическим (для данных места, времени и сферы) отношениям людей и их коллективов. А корпоративные отношения - отношения, имеющие в своей основе общность целей и представлений о средствах их достижения, - весьма трудно назвать типическими, в том числе и в тех случаях, когда формально юридически таковые, вроде бы, должны существовать. Если канонические виды гражданских правоотношений постоянны и стабильны потому, что "подпитываются" человеческими противоречиями и конфликтами - этими неизбежными спутниками человеческой природы и человеческих отношений, то корпоративные правоотношения (если признавать их существование) должны, напротив, черпать силу из человеческого взаимопонимания, взаимопомощи, сотрудничества, имущественного и духовного объединения. Конечно, мы не отрицаем существования перечисленных явлений; мы лишь хотим обратить внимание на неопределенность их содержания и нестабильность существования - характеристики, на порядок снижающие эффективность правового вмешательства в подобные отношения, а значит - невольно заставляющие усомниться в его целесообразности.

10. Итак, сами корпоративные отношения - отношения чрезвычайно неопределенные по содержанию и неустойчивые во времени - подвергать воздействию права (во всяком случае - гражданского права) нецелесообразно*(386). Выпадение корпоративной составляющей (в первую голову - общей цели) из корпоративных отношений лишает их корпоративного качества, вследствие чего такие отношения становится возможным облекать в традиционные юридические формы*(387). Но в нашей теме есть еще и другая сторона, о которой мы выше уже поминали, но которую пока не обсуждали. Последовательно проводя наш взгляд, мы придем к выводу о юридическом безразличии факта участия лица в корпорации (шире - в общей деятельности). Действительно, если тот максимум, на который указывает факт участия, - это вступление в корпоративные отношения, а последние подвергать правовой регламентации нецелесообразно, то спрашивается, в чем же могли бы заключаться те правовые последствия, которые традиционно обозначаются в науке как корпоративные правоотношения, корпоративные права или права участия (права акционера)? Единственный логичный ответ - ни в чем; таких последствий просто не может быть.

Но это - ответ, данный, как уже неоднократно отмечалось, с позиции традиционного представления о юридических последствиях (правоотношениях). А что если допустить, что наступающие в силу факта участия в корпорации юридические последствия - это какие-то другие последствия, которые не сводятся к правоотношениям? Правдоподобность этого предположения весьма высока: во всяком случае, без факта участия в корпорации не смогут возникнуть традиционные гражданско-правовые отношения корпораций со своими участниками (участников общей деятельности друг с другом), в частности, обязательственные правоотношения. Мыслимо ли возникновение требования уплаты дивидендов за тот или иной финансовый год у лица, не являющегося акционером общества - плательщика дивидендов? Ни в коем случае. Вправе ли претендовать на часть прибыли простого товарищества лицо, не являющееся членом этого товарищества? Даже постановка такого вопроса выглядит как-то странно. Может ли участвовать в собрании акционеров лицо, не являющееся ни акционером, ни его представителем? Естественно, нет!*(388) И так далее; говоря обобщенно, факт участия лица в общей деятельности (в том числе - облеченной в маску корпорации), не порождая непосредственно (сам по себе) каких-то правоотношений, все же выступает формально-юридической предпосылкой для (одним из условий) возникновения классических гражданских правоотношений, в первую очередь - обязательственных. Участие в общей деятельности (в том числе в той, что облечена маской корпорации) - это та почва, на которой (и только на ней!) могут "взойти" и "произрасти" семена некоторых гражданских правоотношений.

Прежде чем двигаться дальше, нужно дать объяснение смыслу нормы п. 1 ст. 67 ГК, посвященной так называемым правам участников хозяйственных товариществ и обществ. Мы утверждаем, что никаких прав из факта приобретения участия в корпорации не возникает; названное законоположение, на первый взгляд, содержит противоположное утверждение: раз участник - вот тебе определенные права! При ближайшем рассмотрении этого нормативного предписания станет, однако, понятно, что речь в нем идет вовсе не о правах в цивилистическом понимании этого слова - не о субъективных правах.

Рассмотрим примеры.

В самом деле, в чем будет выражаться "право акционера участвовать в управлении делами... общества..." (абз. 2 п. 1 ст. 67)? Очевидно, что данное право может быть реализовано в первую очередь посредством участия в обсуждении и голосовании вопросов повестки дня конкретного (созванного) общего собрания акционеров. Следовательно, факт приобретения акций (факт N 1) сам по себе еще не дает (вопреки противоположному утверждению Кодекса) субъективного права участия в управлении - он лишь определяет круг лиц, способных к приобретению такого субъективного права, возникающего не ранее наступления другого юридического факта - созыва общего собрания акционеров. Без него ни о каких конкретных поведенческих актах, в которых могло бы выразиться "участие в управлении", а значит и субъективном праве на такое участие нечего и думать. Приобретение акций здесь может быть рассмотрено (в лучшем случае) лишь как элемент сложного фактического состава; именно этот состав в целом, а не приобретение акций само по себе и влечет возникновение права участия в управлении делами акционерного общества.

Затем, может ли акционер, опираясь просто на одно то, что он - акционер (т.е. на факт приобретения им акций), потребовать от общества-эмитента, скажем, выплаты дивидендов (абз. 4 п. 1 ст. 67)? Нет, тоже не может, ибо непосредственным основанием возникновения обязанности общества выплатить дивиденд является совсем другой юридический факт - объявление дивидендов, а не приобретение акций. Требование необъявленных (неопределенных ни в размере, ни в сроке выплаты) дивидендов, признай мы его, было бы пустым звуком. Но, с другой стороны, и объявленные дивиденды имеют мало значения для лиц, не являющихся акционерами общества, объявившего такие дивиденды. Выходит так: приобретение участия в акционерном обществе - необходимое условие возникновения права на дивиденд, если угодно - фактор, определяющий круг лиц (акционеров), у которых (по состоянию на определенную дату - дату объявления дивиденда) такое право могло бы возникнуть. Юридический факт, влекущий возникновение права требовать выплаты дивиденда, - это, конечно, объявление дивиденда*(389).

Все те же самые замечания могут быть сделаны и насчет "права" акционера на получение ликвидационного остатка (абз. 5 п. 1 ст. 67). Ни о каком "остатке" не может быть и речи, по крайней мере до тех пор, пока общество не объявит о своей ликвидации и не рассчитается с кредиторами, - только потом, и лишь при условии, что после всех этих процессов у общества останется хоть какое-то имущество, можно будет установить, на какой именно ликвидационный остаток вправе претендовать каждый из акционеров. Статус акционера по состоянию на дату завершения расчетов с конкурсными кредиторами - та содержательная рамка, которая очерчивает круг лиц, способных приобрести право требования ликвидационного остатка*(390).

Таким образом, ни одно из классических субъективных обязательственных прав (требований), объясняющих смысл приобретения статуса акционера*(391) (шире - статуса участника хозяйственного общества или товарищества, т.е. так называемых корпоративных прав или прав участия), не возникает непосредственно из факта приобретения такого статуса - участия в акционерном (хозяйственном) обществе. Да, этот факт - приобретение статуса участника корпорации - является безусловно необходимым звеном в цепи юридических фактов (юридическом составе), требующихся для возникновения обязательственных прав (требований) участника к корпорации. Выходит, что ответить на вопрос о так называемых корпоративных правоотношениях - это значит ответить на вопрос о том юридическом значении, которое имеет факт приобретения участия сам по себе, вне его связи с другими фактами.

Точно так же обстоит дело в ситуациях, не связанных с созданием корпораций. Вот лишь один пример. Заключен брак. Какие гражданско-правовые последствия производит этот (без сомнения) юридический факт? Влечет ли он, к примеру, возникновение права общей собственности супругов на какое-либо имущество? Ни в коем случае - такое право возникнет из приобретения имущества в период брака либо из заключения брачного договора, т.е. совсем из других юридических фактов. Очевидно, что без приобретения права общей собственности нет смысла рассуждать об относительных юридических связях, сопровождающих это право и составляющих существо правоотношений сособственников между собой, - тех самых связях, которые (теоретически) могли бы претендовать на ранг корпоративных правоотношений. А в чем же тогда заключаются гражданско-правовые последствия заключения брака? Только в том, что с его заключением у лиц, ставших супругами, появляется новая, прежде не существовавшая возможность (способность) - приобретать имущество в общую совместную собственность (на общий счет).

То же самое наблюдаем мы и при соавторстве, и при совместном ведении крестьянского (фермерского) хозяйства, и при совместной деятельности, и во всех других случаях образования (свободного ли, вынужденного ли - неважно) союза лиц, стремящихся к единой цели: все эти факты дают их участникам своеобразный "юридический шанс" рассчитывать на приобретение в будущем определенных классических субъективных прав, - как правило, вещных, исключительных или обязательственных. Участие в такой (общей) деятельности сообщает участникам своеобразный статус: дополняет их общегражданские способности к приобретению субъективных прав, доступных всякому и каждому, способностями к приобретению субъективных прав особого рода. Став акционером (участником корпорации, брачного союза, простого товарищества, союза соавторов, сособственников, сокредиторов и т.п.), лицо приобретает абстрактную юридическую возможность рассчитывать на возникновение у него в будущем конкретных (определенных) юридически защищенных возможностей - субъективных прав (получить дивиденды или ликвидационный остаток (коли таковые будут объявлены и выплачены), проголосовать на определенном собрании, потребовать предоставления информации и т.д.).

Итак, статус участника общей деятельности (с корпоративным олицетворением или без такового) является формально-юридической предпосылкой к возникновению гражданских правоотношений участников этой деятельности друг с другом и с созданной ими корпорацией и имеет длительное (относительно стабильное) во времени существование. Наличность этого статуса никак не связана с его практической реализацией: так, например, можно в течение многих лет оставаться акционером, но при этом ни разу не получить дивиденда и не сходить ни на одно из собраний - статуса акционера (шире - участника общей деятельности или корпорации) от этого лицо не утратит. При этом очень важно то, что коль скоро каждый участник преследует общую цель наравне со всеми другими участниками, то и пресловутый статус участника (корпоративный статус) должен принадлежать в равной степени (мере) каждому такому участнику. Иными словами, абстрактная юридическая возможность в приобретении обязательственных требований должна признаваться в равной мере за всяким и каждым участником общей деятельности. Это значит, что понятие корпоративного статуса может быть сконструировано только как юридическая характеристика равного положения всякого и каждого участника общей деятельности по отношению ко всем другим себе подобным. Абстрактная возможность расчета на приобретение требований к соучастникам и (или) корпорации (корпоративный статус) не предполагает не только обязанных лиц, но и таких его носителей, которые могли бы быть названы управомоченными в классическом смысле этого слова. Каждый обладатель корпоративного статуса является одновременно управомоченным в том, на что он вправе рассчитывать со стороны корпорации или всех других участников корпоративных отношений, и в то же время связанным аналогичными расчетами всякого и каждого себе подобного соучастника. Возможность определенного поведения участников корпоративных отношений (которых в этом смысле можно было бы назвать носителями субъективных корпоративных прав) обеспечивается не обязанностями, но границами, поставленными этому (их собственному) поведению, а стало быть, тем самым - и поведению всех других соучастников корпоративной деятельности. Корпоративное право - право микросоциума, вольно или невольно, но неизбежно создаваемого участниками деятельности, направленной на достижение общих целей.

Таким образом, пресловутый корпоративный статус, определенный нами как абстрактная возможность стать субъектом определенных категорий гражданских обязательственных правоотношений, приобретает весьма специфический вид, не имеющий ничего общего с классическими правоотношениями. Каждый обладатель корпоративного статуса (участник общей деятельности) имеет определенные поведенческие возможности, обеспеченные не должным, но связанным поведением других участников! При этом степень (границы) этой связанности будут определяться степенью свободы участников правоотношений: каждый из них может вести себя так, чтобы это не исключало идентичного поведения любого другого участника; напротив, возможности, в признании которых отказывается хотя бы одному участнику, не могут принадлежать ни одному из них. Нет, стало быть, ничего удивительного в том, что пресловутые "корпоративные правоотношения" никак не удается вписать в один ряд с вещными, исключительными, личными и обязательственными: юридическая форма фактических корпоративных отношений оказывается явлением совершенно иного порядка, нежели правоотношения всех известных (традиционных) видов*(392). Задача корпоративного права в объективном смысле заключается не столько в признании за конкретным участником того или иного корпоративного отношения меры юридически возможного поведения, обеспеченного обязанным состоянием другого лица или лиц (субъективного права), сколько в определении юридических границ возможного поведения, в равной мере общих для всех участников корпоративных отношений соответствующего вида. Введем для обозначения актов такого поведения - действий, направленных на реализацию поведенческих возможностей, вытекающих из факта участия в корпорации (общей деятельности), и направленных на приобретение, реализацию либо прекращение специальных субъективных прав по отношению к корпорации (соучастникам общей деятельности), особый термин - корпоративный акт. В таком случае центром тяжести предмета корпоративного права становится понятие о корпоративном акте - действии участника корпоративных отношений, мерой законности которого является не субъективное право (правоотношение), а наличие или отсутствие абстрактной юридической возможности (способности) к совершению актов данного рода (вида). Таким образом, ближайшим поводом к изучению корпоративного права с чисто цивилистических позиций является отнюдь не понятие о корпоративном субъективном праве (корпоративном правоотношении), а о корпоративной правоспособности - способности к совершению корпоративных актов.

Только такой подход объясняет все без исключения проблемы и противоречия, присущие современной теории корпоративного права, и те разногласия по вопросу о содержании и существе корпоративных правоотношений, которыми буквально изобилует современная литература. Если мы на секунду допускаем, что вступление в число участников общей деятельности (в том числе - в форме корпорации) само по себе никаких гражданских правоотношений еще не порождает, но лишь наделяет такое лицо элементами специальной корпоративной правоспособности, то все - буквально все, включая не раскритикованную только ленивым формулировку абз. 2 п. 2 ст. 48 ГК, - встает на свои места! Действительно, если мы признаем существование корпоративных прав в субъективном смысле слова, данная норма не заслуживает ничего, кроме критического к себе отношения. Но если мы соглашаемся с нашим тезисом - о том, что никаких особых корпоративных правоотношений нет, но есть особая корпоративная правоспособность - способность к совершению действий, приводящих к возникновению у участников общей деятельности особых субъективных относительных прав (в первую очередь обязательственных), то окажется, что законодатель был не так уж и неправ! Корпоративная правоспособность действительно будет единой юридической субстанцией, состоящей из ряда юридических возможностей (способностей), реализация любой из которых приведет к приобретению субъективного права определенного рода (вида), т.е. точно таким образованием, которое сконструировали Д.В. Ломакин и П.В. Степанов под наименованиями акционерного и корпоративного правоотношения.

Корпоративная правоспособность отличается от правоспособности общегражданской тем, что позволяет приобретать только относительные (в первую очередь - обязательственные) права с определенным кругом участников. В остальном она удачно вписывается в понятие гражданской правоспособности как видовое понятие в родовое: она слагается из способностей к приобретению, осуществлению и прекращению субъективных прав; она реализуется собственными активными юридически значимыми действиями своего носителя или его представителя; она обеспечивается для всех участников едиными (равными) границами правоспособности, а также действиями корпорации "...по организации проведения общих собраний акционеров, созданию системы информационного обслуживания и т.д."*(393). Объект корпоративной (как и всякой) правоспособности неконкретен (лучше сказать - абстрактен): им являются субъективные относительные права определенного рода (в крайнем случае - вида), конкретизация которых не произойдет ранее наступления так называемых юридических фактов; наконец, корпоративная правоспособность существует неопределенно длительное время и не прекращается в результате однократной реализации. Корпоративная правоспособность соответствует всем без исключения признакам, выделенным Д.В. Ломакиным и Д.В. Степановым в качестве признаков корпоративного правоотношения и без всяких затруднений вписывается в трактовку юридических возможностей участника общей деятельности как секундарных прав, предложенную А.Б. Бабаевым. Кстати, весьма символично и то, что до сих пор не установлено точного места секундарных прав в структуре юридических форм: согласно одной из концепций таковые рассматриваются как элементы динамической составляющей правоспособности. Организационное значение правоспособности для приобретения субъективных гражданских имущественных прав оправдывает примененную к ней П.В. Степановым характеристику как организационно-имущественного феномена*(394).

11. Взгляд, согласно которому правовые связи корпорации имеют форму корпоративной правоспособности, уже высказывался в литературе*(395) и, более того, подвергся критике со стороны Д.В. Ломакина, о чем мы уже упоминали при изложении его собственных взглядов (п. 3 настоящего очерка). Теперь - после того, как мы сами позиционировали себя в качестве сторонников концепции корпоративной правоспособности - вполне своевременно и уместно перейти к содержательному рассмотрению этих критических замечаний.

Первое. Д.В. Ломакин начинает критику со вполне ясного и вряд ли спорного утверждения о том, что "корпоративные права, являясь элементами содержания корпоративного правоотношения, не могут существовать вне этого правоотношения". Верно: если корпоративные права существуют - то только в рамках правоотношений. Но что следует дальше? "Поэтому (! - В.Б.) представляется ошибочным утверждение о возможности существования так называемой корпоративной (специальной) правоспособности, на "основании которой возникают субъективные права и обязанности"*(396) (выделено мной. - В.Б.). Почему "поэтому"? Потому что корпоративные права не могут существовать вне правоотношения? Но согласно господствующему, по крайней мере, мнению нет таких субъективных прав, которые существуют вне правоотношения. Коль скоро понятие субъективного права таково, что предполагает существование лишь в паре с обеспечивающей его юридической обязанностью, то всякое субъективное право существует только и исключительно в рамках правоотношения. Так, например, всякое обязательственное субъективное право (требование) существует исключительно в рамках обязательства (правоотношения). По Д.В. Ломакину, это обстоятельство должно было бы воспрепятствовать признанию феномена общегражданской правоспособности, включающей в себя, между прочим, и такой элемент, как способность участвовать в обязательствах, однако этого не происходит (см. ст. 18, п. 1 ст. 48, п. 1 ст. 49 ГК). Почему? Потому что одно с другим если как-то и связано, то прямо противоположным образом: признание факта существования корпоративных прав (правоотношений) неизбежно влечет необходимость признания и того, что существуют способности к приобретению этих прав, обладанию ими, их осуществлению и прекращению, т.е. элементы, совокупность которых вполне логично обозначить термином корпоративная правоспособность.

Это обстоятельство настолько очевидно, лежит, можно сказать, настолько на поверхности, что нельзя не задаться вопросом: отчего же его не видит Д.В. Ломакин? Ответ не менее прост, чем вопрос: он его видит! Настолько прекрасно видит, что понимает следующее: признай он существование корпоративной правоспособности - способности приобретать и иметь особые права, связанные с членством в корпорации, - и он столкнется с непреодолимым затруднением в поиске этих самых особых корпоративных прав. Почему? Потому что то, что он (весьма успешно сравнивая с вещными и обязательственными юридическими отношениями) объявляет корпоративными правоотношениями, в итоге окажется содержанием корпоративной правоспособности; найти же нечто особенное, что могло бы занять освободившееся место корпоративного правоотношения и при этом не свелось бы ни к одному из традиционных видов правоотношений, теперь становится довольно затруднительным. Не искать же этого "особенного", признать, что такого вовсе нет, для Д.В. Ломакина непозволительно: обе его диссертации (да и все иные опубликованные работы) уже самими своими названиями подписываются под понятием акционерного (корпоративного) правоотношения. Коротко говоря, ученый оказался заложником им же самим предустановленной методологической аксиомы: гражданско-правовой формой фактических отношений корпорации с ее участником является непременно такая форма, как гражданское правоотношение. Но почему именно оно? - ответа на этот вопрос в работах ученого мы не обнаруживаем.

Второе. Д.В. Ломакин считает, что "...само по себе выделение специальной правоспособности участника (члена) корпорации не имеет объективного обоснования и не способствует получению ответа на вопрос о природе корпоративных прав. Логическим завершением подобного новаторства должно стать дробление общей правоспособности, понятие которой выработано наукой гражданского права, на множество специальных правоспособностей, но целесообразность подобного подхода вызывает большие сомнения"*(397) (выделено мной. - В.Б.).

Прежде чем оценивать этот аргумент, следует еще раз уточнить, о чем мы, собственно, говорим и к чему относится цитированный тезис. Очевидно, что для Д.В. Ломакина уже сам по себе тот факт, что в ст. 67 ГК юридические последствия приобретения статуса участника (члена) корпорации*(398) называются правами участников корпораций, вполне достаточен для того, чтобы признать, что речь действительно идет о субъективных правах. Но так ли это на самом деле? "То обстоятельство, что юридический язык, в частности язык закона, да и не только юридический язык, но и обычная речь пользуются для обозначения этих возможностей словом "право", само по себе еще не является до статочным доводом для положительного ответа на вопрос. Не всякая допущенная и обеспеченная законом возможность является правом в специальном значении субъективного права"*(399). Исследование содержания тех юридических возможностей, которые описаны в ст. 67 ГК, привело нас к выводу о том, что ни одна из них не подпадает под понятие субъективного гражданского права. Поэтому первый вывод, на котором мы настаиваем, может быть сформулирован следующим образом: вследствие того, что лицо стало участником (членом) корпорации, оно еще не приобретает никаких субъективных гражданских прав. Вместе с тем приобретение статуса участника (члена) корпорации (шире - общей деятельности) нельзя считать и полностью юридически безразличным фактом - иначе о чем же говорит ст. 67 ГК? Исследование данного вопроса привело нас к следующему (второму) тезису: юридические возможности, предусмотренные ст. 67 ГК, хотя и названы правами, в действительности представляют собой только юридические способности участников (членов) хозяйственных товариществ и обществ (корпораций или (шире) - общей деятельности) к приобретению особого рода субъективных гражданских прав - корпоративную правоспособность. Корпоративная правоспособность, таким образом, по нашему мнению, есть юридическая (гражданско-правовая) форма фактических отношений членства в корпорации (участия в общей деятельности) или (по выражению самого Д.В. Ломакина) - отношений принадлежности лица к корпорации. По мнению же оппонента, "правовой формой такой принадлежности как раз и является правоотношение участия (членства)"*(400) (выделено мной. - В.Б.). "Центр тяжести" полемики, стало быть, в квалификации (оценке) той гражданско-правовой формы, которую приобретают уже установившиеся отношения участия или членства в корпорации. "Гражданин Иванов является участником (членом) корпорации "Икс" (или "принадлежит к корпорации") - что означает это или подобное ему выражение? Мы отвечаем: оно означает, что гражданин Иванов обладает особой (корпоративной) правоспособностью, содержание которой определено законодательством и учредительными документами корпорации "Икс". Д.В. Ломакин отвечает: это означает, что гражданин Иванов состоит с корпорацией "Икс" в особых (корпоративных) правоотношениях.

Теперь вернемся к аргументу Д.В. Ломакина об отсутствии объективного основания для "растаскивания" милой его сердцу единой гражданской правоспособности. К чему он относится? К вопросу о квалификации (оценке) способности лиц (субъектов гражданского права) к членству в корпорациях (к принадлежности к корпорациям, участию в корпоративной или общей деятельности). Но ведь дискуссия идет совсем не о том! Какую правовую форму приобретают отношения фактически состоявшегося (реального) участия конкретного лица в той или другой конкретной корпорации - вот суть проблемы. Д.В. Ломакин же доказывает несостоятельность выделения в самостоятельное гражданско-правовое понятие способности конкретного лица к тому, чтобы стать в будущем участником конкретной корпорации. Спор - о природе реально существующих отношений членства (например, того же самого гражданина Иванова в корпорации "Икс"); оппонент же пытается перевести разговор на совсем другую тему и предлагает обсудить, что представляет собой потенциальная способность к тому, чтобы стать и быть субъектом отношений членства. "Может ли гражданин Иванов стать участником корпорации "Икс"? - Да, может! - Что это означает? Какова юридическая природа способности (возможности) Иванова стать участником корпорации "Икс"?" - вот какой вопрос предлагает обсудить оппонент. Это совсем иной вопрос, нежели тот, что является предметом обсуждения. Очевидно, таким образом, что анализируемый "аргумент" просто не относится к делу!

На этом, собственно, можно остановиться и содержательного разбора аргумента об отсутствии объективного обоснования для выделения специальной корпоративной правоспособности не выполнять. Но имея в виду то принципиальное значение, которое занимает понятие гражданской правоспособности в системе научных юридических категорий, представляется небезынтересным выяснить, соответствует ли высказанное соображение действительности. Сомнение возникает оттого, что исходная методологическая посылка ученого (позволим напомнить читателю это обстоятельство) такова, что попросту лишает его интереса в поиске объективного основания для вычленения корпоративной правоспособности. Напротив, интерес Д.В. Ломакина состоит в том, чтобы даже при наличии объективного основания к выделению понятия корпоративной правоспособности его все-таки не обнаружить (не заметить). Обращение к выяснению существа вопроса показывает, что сомнения эти были не напрасными. В противоположность утверждению оппонента объективное основание к тому, чтобы выделить юридическую способность субъекта гражданских правоотношений к участию в общей (корпоративной) деятельности (членству в корпорациях) из состава общегражданской правоспособности, существует реально и заключается в том, что участником общей деятельности (в том числе и той, что имеет форму корпорации) способен стать далеко не всякий субъект, обладающий гражданской правоспособностью. В отличие от общей гражданской правоспособности, возникающей, как известно, с момента рождения физического лица, для приобретения корпоративной правоспособности необходимо достижение им определенного возраста. Именно:

1) способность к вступлению в брак*(401) приобретается гражданином в 18 лет; при наличии достаточных оснований этот возраст может быть снижен до 16 лет (ст. 13 СК). Достижение 18 лет также необходимо для приобретения способности быть членом садоводческого, огороднического или дачного некоммерческого товарищества либо садоводческого, огороднического или дачного некоммерческого партнерства (ч. 1 п. 1 ст. 18 Федерального закона от 15 апреля 1998 г. N 66-ФЗ "О садоводческих, огороднических и дачных некоммерческих объединениях граждан"*(402)) и способности быть учредителем (членом, участником) общественных объединений (ч. 1 ст. 19 Федерального закона от 19 мая 1995 г. N 82-ФЗ "Об общественных объединениях"*(403)), за исключением профессиональных союзов (см. ниже);

2) способность к занятию предпринимательской деятельностью в коллективных или корпоративных формах (т.е. в формах простого, полного и коммандитного товариществ, членства в крестьянских (фермерских) хозяйствах, а также способность к членству в производственных и потребительских кооперативах, в том числе садоводческих, огороднических или дачных потребительских кооперативах) приобретается физическими лицами по достижении 16-летнего возраста (абз. 6 п. 2 ст. 26, п. 1 ст. 27, абз. 1 п. 4 ст. 66 ГК; п. 2 ст. 3 Федерального закона от 11 июня 2003 г. N 74-ФЗ "О крестьянском (фермерском) хозяйстве"*(404); п. 1 ст. 7 Федерального закона от 8 мая 1996 г. N 41-ФЗ "О производственных кооперативах"*(405); п. 1 ст. 13 Федерального закона от 8 декабря 1995 г. N 193-ФЗ "О сельскохозяйственной кооперации"*(406); ч. 2 п. 1 ст. 18 Федерального закона от 15 апреля 1998 г. N 66-ФЗ "О садоводческих, огороднических и дачных некоммерческих объединениях граждан)";

3) способность к самостоятельному совершению действий, направленных на приобретение и реализацию прав участия в хозяйственных обществах*(407), общих вещных и обязательственных прав, а также общих прав авторов произведений науки, литературы и искусства, объектов смежных прав и права промышленной собственности (нас интересует в данном случае способность к заключению и исполнению соглашений о соавторстве), возникает не ранее, чем по достижении 14 лет (ст. 26 ГК). Кроме того, с 14 лет гражданин приобретает возможность участвовать в создании и деятельности профсоюзных организаций (п. 2 ст. 2 Федерального закона от 12 января 1996 г. N 10-ФЗ "О профессиональных союзах, их правах и гарантиях деятельности"*(408));

4) наконец, способность к участию в решении ряда вопросов в рамках такого коллектива, как семья, - так называемое право ребенка выражать свое, подлежащее обязательному учету мнение - возникает с 10-летнего возраста (п. 3 ст. 42, ст. 57, п. 4 ст. 59, п. 1 ст. 132, п. 1 ст. 135, п. 2 ст. 136, п. 3 ст. 143 и п. 3 ст. 154 СК).

Остается добавить только то, что способность к участию в корпоративной общей деятельности принадлежит также не всем юридическим лицам (абз. 3 и 4 п. 4 ст. 66 ГК).

Сказанное наглядно иллюстрирует тот (очевидный для нас) факт, что способность к приобретению прав, связанных с участием в общей (в том числе корпоративной) деятельности, является не органической частью общей гражданской правоспособности, а специальным дополнением к ней, обладающим самостоятельным содержанием и возникающим по самостоятельному основанию (основаниям). Это - способность к участию в общей деятельности как таковой, в корпоративной деятельности вообще; будучи реализованной действиями по участию в той или иной конкретной общей деятельности (вступлением в брак с определенным лицом, участием в деятельности крестьянского хозяйства, простого товарищества, кооператива, общественного объединения, приобретением акций (долей участия) и т.п.), она проявляет себя как способность к приобретению, обладанию, осуществлению, защите и прекращению субъективных гражданских прав, связанных с участием в такой (общей или корпоративной) деятельности.

Выделение подобного - специального - подразделения или подвида гражданской правоспособности не является (вопреки мнению Д.В. Ломакина) чем-то особенно новаторским*(409). Достаточно вспомнить о таких явлениях, как семейная и трудовая правоспособность; если сторонников узкого понимания гражданского права этот аргумент не убеждает, можно обратиться и к таким собственно цивилистическим категориям, как дееспособность, сделкоспособность и деликтоспособность. Основанием выделения этих понятий является соображение об объективной невозможности (а также о нецелесообразности и, вероятно, несправедливости) признания способности к совершению юридических действий вообще, а также актов определенного рода - сделок и деликтов - за всяким и каждым физическим лицом. Выделение корпоративной правоспособности является продолжением этого соображения: подобно способности к совершению сделок и способности отвечать за вредоносные деяния, способность к совершению корпоративных актов (участию в деятельности на общий счет и в общем интересе) не составляет качества, присущего физическому лицу от рождения или требуемого любому юридическому лицу.

Итак, объективное обоснование необходимости признания корпоративной правоспособности на самом деле имеется; соответственно, не особенно страшным выглядит и перспектива "растаскивания" одной единой общей правоспособности на множество мелких специальных. Во всяком случае, произвольное дробление нам не грозит; да и вообще речь идет не о дроблении, а об уточнении понятия гражданской правоспособности, которая, вопреки расхожему мнению, является не единым понятием, а совокупностью понятий. Традиционное представление о гражданской правоспособности - это то ядро, вокруг которого группируются специальные (видовые) понятия о способностях, приобретаемых не от рождения, а с наступлением иных юридических фактов. Корпоративная правоспособность - одно из таких (специальных) понятий.

Заключительная часть упрека (о том, что признание корпоративной правоспособности "...не способствует получению ответа на вопрос о природе корпоративных прав") при его ближайшем рассмотрении оказывается весьма малосодержательным. В самом деле: что значит "получить ответ на вопрос о природе корпоративных прав"? Это значит, ответить на вопрос, к какой категории юридических возможностей относятся возможности совершения корпоративных актов - начиная с приобретения участия в общей деятельности и заканчивая актами, в которых это участие выражается. Признание этих возможностей элементами корпоративной правоспособности - один из возможных ответов на данный вопрос, который и является, как нам видится, единственно верным*(410). Какой еще ответ Д.В. Ломакин хочет получить на свой вопрос - не вполне понятно.

Третье. Д.В. Ломакин пишет: "...Становясь участником (членом) корпорации, лицо приобретает по отношению к ней конкретные субъективные права, а не мифическую корпоративную правоспособность. Участник (член) корпорации обладает не возможностью приобретения корпоративных прав, а самими этими правами. Возможность же приобретения корпоративных прав и, соответственно, статуса участника (члена) конкретной корпорации существует у лиц, не являющихся ее участниками (членами)"*(411) (выделено мной. - В.Б.). Конечно, ничего нельзя возразить по поводу последней части утверждения: действительно, "...возможность приобретения... статуса участника (члена) конкретной корпорации существует у лиц, не являющихся ее участниками (членами)". Но уточнить ее было бы нелишним: 1) во-первых, такая возможность существует далеко не у всех правоспособных лиц и ее предметом не всегда является участие в корпорации любого типа (см. выше); 2) во-вторых, такая возможность (именно в силу своего специального (избирательного, не всеобщего) характера) и есть основание к выделению понятия, против которого отчаянно спорит Д.В. Ломакин, - понятия о корпоративной правоспособности; 3) в-третьих, приобретение статуса участника корпорации не равнозначно приобретению корпоративных прав в субъективном смысле: статус участника выражается именно в способности приобрести субъективные права, немыслимые без участия в корпорации, в том числе право требования дивиденда или ликвидационного остатка, право требования (ожидания) сообщения информации или предоставления для ознакомления документации, наконец, право совершить активные действия, направленные на участие в управлении делами (ведении дел) корпорации. Как приобретались бы подобные права, не будь у участника корпорации (шире - общей деятельности) юридической способности к их приобретению? Ответа на этот вопрос у Д.В. Ломакина нет, что, впрочем, не представляет собой чего-то удивительного: его утверждения о том, что возможности участников корпорации (общей деятельности) являются субъективными правами, априорны и не подкреплены какими-либо доказательствами.

Да, именно так и получается, что "...исходя из позиции сторонников корпоративной правоспособности, можно утверждать, что участник (член) корпорации, обладающий корпоративной правоспособностью, не состоит с корпорацией в правоотношении, а обладает лишь возможностью стать его субъектом"*(412). И он им станет, как только наступят обстоятельства, способные вызвать такое правоотношение к жизни, - объявление дивиденда, завершение расчетов с кредиторами, созыв общего собрания акционеров и т.д. Ничего "по меньшей мере, странного" (Д.В. Ломакин) в таком подходе нет; напротив, это единственно возможный и верный в данной ситуации подход. Пока есть участие (членство) - есть предпосылка для возникновения субъективных прав, быть может, и не какого-то особого рода (корпоративных прав), а субъективных прав специфического основания. Возникновение и существование этих прав обусловливается и объясняется именно этим самым участием или членством. Такую предпосылку - юридическую способность лица быть участником правоотношений - все грамотные цивилисты (в том числе и цитируемый Д.В. Ломакиным О.С. Иоффе) как раз и именуют правоспособностью.

Понятно, впрочем, что разгром критических замечаний в адрес концепции сам по себе еще не свидетельствует о том, что концепция верна. Собранные нами доказательства ее правильности приведены выше (см. предыдущий пункт очерка). Но любопытнее всего то, что существенную помощь в деле обоснования этой концепции способны оказать... взгляды самого Д.В. Ломакина! Выше мы указывали, что корпоративная правоспособность, будучи единым (но при том - сложносоставным или системным) юридическим понятием, вполне соответствует всем без исключения признакам, выделенным Д.В. Ломакиным и Д.В. Степановым в качестве признаков корпоративного правоотношения - понятия односоставного, что называется, по определению не способного объединить в себе несколько субъективных прав различного содержания, различной направленности, различного объекта, при различных условиях возникающих, изменяющихся и прекращающихся и, наконец, обеспеченных обязанностями различных лиц - то соучастников общей деятельности, то корпорации в целом. Какие же это признаки? Вот они: 1) абстрактный характер объекта юридической связи, именуемой Д.В. Ломакиным "акционерным правоотношением" (а нами - акционерной (корпоративной) правоспособностью); 2) неопределенно длительный срок существования данной юридической связи; 3) сохранение данной юридической связи, несмотря на периодически повторяющиеся акты осуществления отдельных, возникающих на ее основе субъективных гражданских прав; 4) реализация способностей (возможностей), составляющих существо корпоративной юридической связи, собственными активными действиями участника корпорации; 5) обеспечение этих способностей (возможностей) не только пассивным, но и активным поведением корпорации и (или) других участников общей деятельности.

Не возвращает ли нас подобный подход к тому, от чего мы всеми силами пытались уйти, - к отождествлению корпоративных правоотношений с корпорационными? Такая иллюзия вызывается к жизни нашим выводом о том, что корпоративных правоотношений как самостоятельного вида правоотношений не существует, а то, что обычно называется данным термином, представляет собой специальную правоспособность, т.е. юридическую связь принципиально иного порядка, нежели правоотношение. Получается, что раз собственно корпоративных правоотношений просто нет, то данный термин, так сказать, "освобождается" для обозначения... любых гражданских правоотношений (безотносительно к их юридической природе) с участием корпораций! Что же мешает признать, что это иллюзия? Только одно: настойчивое стремление найти корпоративные правоотношения именно как правоотношения особого рода - понятие одного порядка с правоотношениями вещными, исключительными и обязательственными*(413) - во что бы то ни стало. Правомерно задать вопрос: а зачем? Зачем это делать, если 1) собственно корпоративные отношения, составляющие суть отношений членства или участия, приобретают свою собственную юридическую форму - форму корпоративной правоспособности, 2) отношения, возникающие на этой основе, приобретают традиционные юридические формы либо 3) вовсе не регламентируются гражданским правом? Корпоративных фактических отношений мы не отрицаем; того обстоятельства, что большинство из них регулируется гражданским правом - тоже; на наш взгляд, этого вполне достаточно для объяснения всего того многообразия общей деятельности, примеры которой ежедневно дает нам практика.

Но даже если согласиться со стремлением непременно найти корпоративные правоотношения, все равно наша концепция не позволит объявить таковыми все правоотношения с участием корпораций. Корпоративными окажутся только те из них, которые по определению, по юридической сути своей, не могли бы возникнуть вне связи с участием в корпорации (общей деятельности). Акционерное общество получило заем от одного из акционеров - можно ли сказать, что акционер-заимодавец стал обладателем корпоративного требования по договору займа? Ни в коем случае, поскольку юридическая природа договора займа такова, что не препятствует его заключению и исполнению между любыми лицами: чтобы брать (давать) взаймы не обязательно быть акционерным обществом (акционером). А вот ни дивиденды, ни ликвидационный остаток, ни общее собрание участников без общей деятельности в форме корпорации существовать не могут. Значит, требование дивиденда (ликвидационного остатка), а также секундарное право произвести юридические последствия для корпорации участием в постановлении общего корпоративного акта и есть те самые корпоративные права, которые входят в содержание настоящих корпоративных правоотношений.

 

Дата: 2019-07-24, просмотров: 243.