Понятие корпоративного законодательства. Модели корпоративного законодательства в отдельных странах: историко-систематический экскурс на примере а) Англии, б) Франции, в) Германии; г) три модели корпоративного законодательства (английская, завершенная и незавершенная континентальная). Отечественное корпоративное законодательство: а) об артелях и б) хозяйственных обществах и товариществах до революции, в) советского и постсоветского периода перехода к рыночным отношениям, г) современное. Последовательное выстраивание отечественного корпоративного законодательства по завершенной континентальной модели ("кодекс + специальный закон") как основное направление его реформы.

Изучение юристами историко-юридического опыта других стран может служить как минимум двум целям: общепознавательной ("а как там у них?") и сравнительно-методологической ("а получится ли у нас сделать так же, как у них"?). В связи с этим всякое добросовестное юридическое сочинение последних лет (по крайней мере в сфере цивилистики) неизменно содержит раздел историко-сравнительный (или, если угодно, историко-компаративистский) аспект.

Не может быть исключением и работа, предлагаемая читателю. В настоящем очерке речь пойдет о составе и систематизации отечественного корпоративного законодательства с точки зрения историко-сравнительного подхода. Мы также постараемся описать наше собственное представление о желаемом направлении реформы российского корпоративного законодательства. При этом мы не имели цели дать сколько-нибудь подробное, развернутое изложение как исторического развития корпоративного законодательства, так и состояния корпоративного законодательства в других странах (для этого существует масса работ, специально посвященных этому вопросу).

1. Что же представляет собой корпоративное законодательство? Это совокупность норм законодательных (а в широком смысле слова - нормативных вообще)*(92) актов, регулирующих создание, деятельность и ликвидацию корпораций (см. очерк 1), в первую очередь таких субъектов предпринимательской деятельности, в основе которых лежит объединение либо предпринимательской деятельности (хозяйственные товарищества), либо капитала (хозяйственные общества). Корпоративные начала организации и деятельности присущи также таким трудовым и (или) имущественным объединениям, как производственные и потребительские кооперативы*(93), некоммерческие партнерства, общественные организации и объединения, союзы и ассоциации; наконец, не будучи корпоративной по форме, является таковой по сути деятельность ряда лично-имущественных объединений, не имеющих статуса юридического лица. Законодательство обо всех видах корпораций - безотносительно к их юридической личности - это и есть корпоративное законодательство.

Такой подход может показаться не вполне логичным в свете содержания очерка, посвященного понятию корпоративного права, красной нитью которого была мысль о недопустимости отождествления (необходимости разграничения) понятий о корпоративном и корпорационном. Но нужно учитывать, что там шла речь о корпоративном праве - понятии, отталкивающемся от понятий права (правовой формы или правопорядка), в то время как здесь мы рассуждаем о корпоративном законодательстве - понятии, "единицей" (клеточкой) которого является норма (формально определенное правило поведения). Корпоративная деятельность облекается в целый ряд самых разнообразных правовых форм, в том числе и тех, которые используются для обрамления общественных отношений, никак не соприкасающихся с корпоративной деятельностью. Такие правовые формы, конечно, тоже могут быть названы корпоративными, но в не меньшей степени они заслуживают и того, чтобы называться и как-нибудь иначе, например (в противоположность корпоративным) индивидуальными. Отсюда-то и проистекало наше стремление обнаружить и назвать собственно корпоративной такую правовую форму, которая встречается только при регламентации корпоративной деятельности и больше не применяется нигде. А что касается корпоративного законодательства, то к числу составляющих его актов вполне могут быть отнесены те, которые содержат в себе нормы о корпорациях и корпоративной деятельности, поскольку таковые касаются только тех общественных отношений, которым они прямо посвящены. В отличие от "корпоративных" правовых форм, с равным успехом используемых для обрамления как корпоративных отношений, так и отношений, не являющихся корпоративными, корпоративные законодательные нормы регулируют исключительно те отношения, о которых в них прямо сказано, и для регламентации иных (хотя бы и содержательно сходных) социальных явлений не применяются.

Не являются корпорациями (объединениями) унитарные предприятия, казенные предприятия и так называемые "государственные корпорации", так как они не основаны ни на объединении личного трудового вклада в предпринимательскую деятельность, ни на объединении финансовых ресурсов нескольких лиц. Поэтому нормы, регулирующие создание, деятельность и ликвидацию таких лиц, не могут быть квалифицированы как нормы корпоративного права. Конечно, здесь может быть выказано следующее возражение - если унитарное предприятие не является корпорацией, то может ли быть признана таковой компания одного лица, например акционерное общество или общество с ограниченной ответственностью, имеющее одного (состоящее из единственного) участника? Никакой общей для нескольких лиц деятельности здесь не ведется, никаких общих целей не преследуется; соответственно, не происходит и никакого объединения - ни личного, ни имущественного. И все же, по всей видимости, следует признать, что последнее время в отношении корпораций главным является не столько признак объединения (лиц ли, имущества ли - неважно), сколько сам по себе факт создания юридического лица в корпоративной организационно-правовой форме, т.е. в такой форме, которая принципиально допускает объединение усилий и (или) имущества нескольких лиц. До некоторых пор единственный (100%-ный) участник хозяйственного общества однажды может продать часть принадлежащих ему акций (долей) другому лицу, в результате чего хозяйственное общество перестанет быть компанией одного лица и превратится в объединение лиц. В случае с унитарным предприятием или государственной корпорацией что-либо подобное осуществить в принципе невозможно.

Корпоративным следует считать законодательство, нормы которого касаются лишь той части общественных отношений с участием корпораций, которые являются по своему характеру гражданско-правовыми, т.е. такими отношениями, которые складываются в процессе реализации их участниками своих частных интересов и основываются на принципах диспозитивности и свободы волеизъявления (договора)*(94), юридического равенства, а также неприкосновенности субъективных прав (правовой сферы). Поэтому не могут рассматриваться в качестве актов корпоративного законодательства законодательные акты, регулирующие общественные отношения публичного характера, хотя бы и с участием корпораций (например, налоговые, таможенные, валютные и т.п. отношения). По всей видимости, собственно корпоративное законодательство следует отличать от законодательства о корпорациях вообще: в то время как состав первого ограничивается актами, содержащими нормы одного только частного (гражданского) права, законодательство о корпорациях в целом обнимает собою все нормативно-правовые акты, являющиеся источниками норм о правовом положении корпораций во всех сферах общественных отношений.

Таким образом, в целом мы держимся исторически проторенного русла, согласно которому законодательство о корпорациях рассматривалось как составная часть торгового (частного торгового) законодательства, более конкретно - часть законодательства о субъектах торговой деятельности. Стало быть, говоря об историческом развитии корпоративного законодательства, мы будем освещать прежде всего развитие законодательства о субъектах торговой деятельности.

2. Для современного корпоративного законодательства характерно господствующее положение, занимаемое им среди источников корпоративного права. Но так было далеко не всегда. Хронологически первым, поначалу - единственным источником норм корпоративного права является торговый обычай. Раннефеодальный торговый обычай (обыкновение) - это правило поведения, выработанное замкнутым сообществом (а именно - торговым) и применяемое только внутри данного сообщества*(95). Это прежде всего обычаи, связанные с совместной торговлей (морской, сухопутной), которая осуществляется в форме товарищества. Господство торгового обычая как единственного источника норм торгового права было относительно недолгим. Исторически доказанным фактом является следующее обстоятельство: всякая предпринимаемая государством систематизация частного права всегда в первую очередь охватывает право торговое (коммерческое), т.е. нормы, регулирующие отношения с участием предпринимателей. С чем это связано?

Кажется, причина заключается в том, что предприниматели, больше, чем кто бы то ни было, нуждаются в определенности и прочности права. Пока предпринимательская (торговая, купеческая) деятельность носит ограниченный (сословный, замкнутый) характер, такая определенность и прочность вполне обеспечивается и обычаем. Но как только круг субъектов торговой деятельности хоть сколько-нибудь расширяется, едва лишь занятие торговлей перестает быть сословной привилегией, одного обычая для достижения определенности и прочности правового статуса становится недостаточно. Что уж говорить о ситуации, когда торговлей занимается каждый желающий (а именно так было в древней Руси)! Наконец, преодоление торговлей (коммерческой деятельностью) национальных границ и обретение ею международного (межгосударственного) характера становится той самой "последней каплей", с которой чаша терпения участников торгового оборота переполняется*(96). Незнание местных торговых обычаев иностранными предпринимателями - главное препятствие развитию коммерции - оказывается преодолимым только при помощи самой широкой огласки их содержания. Самым лучшим инструментом такой огласки оказывается весьма своевременно изобретенное книгопечатание, создающее возможность не просто письменного изложения обычаев, но относительно оперативного и недорогого тиражирования полученных таким образом текстов. Человечество приходит к заключению, что определенность и прочность универсального (не сословного) права может быть достигнута посредством санкции централизованной государственной властью систематического писаного права. Только в этих условиях могут быть установлены и обеспечены к соблюдению "единые правила игры" в сфере коммерческого оборота, предположительно известные (или, во всяком случае, должные быть известными) всем его участникам и соблюдаемые ими. Весьма характерно высказывание на этот счет раннего правового памятника liber consuetudinum Mediolani anni 1216 г.: "...но так как купцы и их консулы имеют свои собственные (специальные) обычаи, которые соблюдаются у нас с давних пор и доныне, то необходимо и их внести в эту книгу"*(97).

Разумеется, поначалу не может идти речи о содержательном пересмотре правил, составляющих торговые обычаи; соответственно, какое-то время нет возможности рассуждать и об их кодификации - процессе, неизбежно предполагающем определенные новации кодифицируемых правил. Приходящее на смену неписаным торговым обычаям торговое законодательство первоначально представляет собой обыкновенные (между прочим, не всегда даже должным образом систематизированные) своды торговых обычаев. Одним из самых первых в историческом отношении и известных примеров такого рода законодательных актов может быть назван сборник морских законов, изданный (примерно) во время первого крестового похода (1095 г.) Республикой Амальфи на итальянском побережье Тирренского моря (Амальфийская таблица); другим - компиляция из решений по морским делам, вынесенных судом Олерона, острова в прибрежных водах Франции (около 1150 г.). Еще более известный (хотя и более поздний - около 1350 г.) пример представляет собой так называемое Consolate del Mare - собрание морских торговых обычаев, применяемых в консульском суде Барселоны*(98). Подобного рода законодательные акты на протяжении длительного времени вполне мирно сосуществуют с неписаными торговыми обычаями, которые либо сохраняют местное значение, либо регламентируют различного рода новые отношения, темпы возникновения которых оказываются столь стремительными, а ход развития столь неоднозначным, что их не сразу успевают, да и не сразу рискуют закрывать "рамками" какого-либо закона*(99).

Исследователи торгового права выделяют три этапа развития торгового законодательства: итальянский, французский и германский. Однако в отношении развития корпоративного законодательства такая периодизация не вполне точна. Ведь вполне общепризнанным является тот факт, что первый период развития правовых представлений о корпорациях (и прежде всего об акционерных обществах) приходится на время создания английских и голландских морских торговых компаний (Ост-Индских, Вест-Индской, Суринамской и т.д.). В этой связи будет точнее говорить о том, что историческое первенство принадлежит англо-голландскому периоду становления и развития корпораций. Вместе с тем сказать то же самое и в отношении корпоративного законодательства было бы большой ошибкой, поскольку регулирование корпоративных отношений в данных компаниях осуществлялось в основном внутренними актами самих компаний либо королевскими декретами, посвященными тому или иному вопросу деятельности каждой конкретной компании. Очевидно, что подобные акты - посвященные конкретным правоотношениям с участием конкретных корпораций - не обладали признаком нормативности*(100), а ведь именно нормативность - важнейший признак любого законодательства.

Мы, разумеется, не претендуем на сколько-нибудь полную характеристику исторического процесса эволюции и современного состояния иностранного корпоративного законодательства - это не является и не может быть нашей задачей, ибо в рамках настоящего очерка ее решение просто невозможно ни с какой точки зрения. Наша цель другая - постараться выявить определенные закономерности в таком развитии и возможные модели построения корпоративного законодательства, присутствующие сегодня в развитых (в экономическом и правовом отношении) странах.

I. Первое же, по всей видимости, именно нормативное и, стало быть, законодательное упоминание акционерных компаний составляет знаменитый английский закон о "мыльных пузырях" (Bubbles Act) 1720 г., появление которого было вызвано грандиозными спекуляциями акциями уже ставших многочисленными к тому времени акционерных корпораций, номинально - торговых и промышленных, а в действительности рассчитывавших на получение прибыли от одного только распространения акций. Такие акционерные компании и получили название "bubbles" - мыльные пузыри. По свидетельству одного из английских историков, стоимость фигурировавших на лондонском фондовом рынке акций, выпущенных такого рода корпорациями, составляла 300 млн. фунтов стерлингов, что превосходило стоимость всей поземельной собственности в Англии*(101). Большая часть Bubbles Act была посвящена, вообще говоря, бодмерейным займам*(102) и морскому страхованию, об акционерных компаниях упоминалось только в одной из статей этого закона. Однако практическое значение этого упоминания оказалось несоизмеримо более ценным, чем значение всех других, гораздо более многочисленных законодательных норм - настолько более ценным, что самое свое обиходное название закон этот приобрел именно благодаря этой самой единственной норме. Впрочем, норму эту было бы трудно считать нормой права, регулирующей общественные отношения в сегодняшнем понимании этого термина, ибо непосредственной и основной ее целью было пресечение деятельности "...зловредных предприятий, чьи учредители без всякого разрешения со стороны государства присваивают корпоративные права и дают право свободного отчуждения долей участия... ко вреду и гибели многих добрых подданных Его Величества". Такие предприятия, созданные после 24 июня 1718 г., равно как и подписки на их акции, а также всякого рода сделки с такими акциями объявлялись недействительными; на будущее время выпуск акций допускался либо в силу специального парламентского акта, либо в силу королевской привилегии. В продолжение более чем 100 лет (до своей отмены, последовавшей только в 1825 г.) Bubbles Act оставался единственным английским законом, содержащим хоть какое-то постановление по вопросу об акционерных корпорациях. Первоначально вызвав биржевое потрясение и послужив причиной множества банкротств, данное законоположение вскоре было значительно смягчено судебной практикой; последующее влияние этого закона на английские корпорации оценивается учеными весьма неоднозначно*(103).

В 1844 г. в Англии принимается закон, известный под наименованием Закон Роберта Пиля, который вводил государственную регистрацию акционерных корпораций. Целью ее виделось обеспечение действительной полной оплаты уставного капитала; достижение таковой осуществлялось посредством введения двойной - предварительной и окончательной - регистрации. Предварительная регистрация приводила к созданию весьма странного (с гражданско-правовой точки зрения) субъекта - лица, в правоспособность которого входил единственный элемент - способность приобретать имущество, вносимое в оплату уставного капитала в обмен на акции или заменяющие их временные свидетельства. Обращение как акций, так и временных свидетельств в период одной только предварительной регистрации запрещалось; запрещение это, впрочем, мало кем соблюдалось. Нормальная юридическая личность доставлялась компании посредством окончательной регистрации, которая осуществлялась по заявлению учредителей, оплативших не менее 25% капитала компании. Подобная система, однако, несмотря на свою относительную сложность, успеха не имела; результаты ее применения были признаны неудовлетворительными, что и вызвало появление нового Закона о компаниях 1856 г. Впоследствии (в 1857, 1858, 1862, 1867, 1877, 1879, 1880, 1883, 1886, 1890, 1908 и 1929 гг.) дополненный рядом актов, устанавливающих отдельные правила создания и функционирования акционерных компаний*(104) и превративших его в обширный "Акт о компаниях и других ассоциациях", он в течение более чем 80 лет (!) составлял основу корпоративного законодательства Британии, после чего был заменен подобным себе как по наименованию, так и по содержанию консолидирующим Актом 1948 г.*(105)

Основным источником современного корпоративного права Англии является Акт о компаниях 1985 г.*(106), действующий в совокупности с некоторыми другими (специализированными) нормативными актами. Основное свое внимание этот Акт уделяет акционерным компаниям - company limited by shares, разделяемым на публичные (public) и частные (private); кроме того, имеются нормы, посвященные компаниям с неограниченной ответственностью (unlimitaed company) и компаниям с дополнительной ответственностью участников (company limited by garantee). Правовое регулирование создания и деятельности торговых товариществ осуществляется актами 1890 г. (традиционные товарищества, т.е. товарищества с неограниченной ответственностью своих членов - полное и коммандитное - partnerships) и 1907 г. (товарищества с ограниченной ответственностью - limited partnership).

II. Французское корпоративное законодательство ведет свою историю с революционной эпохи, а именно - с известнейшего Декрета от 2 марта 1791 г., провозгласившего, в числе прочих гражданских прав и свобод, свободу промыслов и тем самым способствовавшего не только известному оживлению корпоративных форм торговли и промышленности, но и возникновению многочисленных "компаний" чисто спекулятивного направления. С целью пресечения деятельности последних вскоре (24 августа 1793 г.) был издан Декрет, обязывавший компании, капитал которых состоял из акций на предъявителя или хотя бы и именных, но свободно передаваемых долей, ликвидироваться к 1 января 1794 г.; возникновение новых подобных предприятий допускалось исключительно с разрешения Законодательного собрания. Закон от 15 апреля 1794 г. вовсе запретил создание подобных компаний, впрочем, ненадолго: запрещение это было отменено 21 ноября 1795 г., актом, не установившим, однако, никаких правил относительно условий возникновения акционерных корпораций*(107). Неопределенность сохранялась вплоть до составления и принятия Торгового кодекса 1807 г. - первого нормативного акта, содержавшего настоящее позитивное правовое регулирование процессов создания и деятельности корпораций в форме акционерных товариществ и акционерных коммандит*(108). Впрочем, общепризнанным является тот факт, что Code de commerce лишь наметил основные признаки акционерной формы организации юридического лица, но не содержал хоть сколько-нибудь подробного правового регулирования корпоративных отношений в акционерном обществе; нормы данного акта ограничивались главным образом тем, что "...устанавливали положения, которые подразумеваются сами собой, как относящиеся до существа этой формы предприятия; эти положения заключают в себе признание юридических особенностей акционерных компаний, но не их регламентацию"*(109). Гораздо более важные практические последствия возымели постановления Торгового кодекса об акционерных коммандитах, центральными из которых были: 1) отмена концессионной (разрешительной) системы учреждения и 2) допуск (хотя и с некоторыми оговорками) акций на предъявителя*(110). Само собой понятно, что спекулятивные устремления, не нашедшие своего удовлетворения в чисто акционерной форме организации предприятий, вполне удовлетворялись с помощью акционерной коммандиты: к концу 30-х гг. XIX в. биржевой ажиотаж затронул самые широкие слои публики, прежде стоявшие от него в стороне.

В 1838 г. французское правительство выступило с предложением проекта реформы акционерного законодательства. По ряду причин политического и организационно-технического плана проект этот так и не превратился в Закон, но именно в нем впервые была отчетливо высказана мысль о том, что "...предоставив свободу возникновения акционерному предприятию, необходимо нормировать его внутренний строй"*(111). Повторная постановка вопроса о реформе корпоративного законодательства оказалась более успешной и вылилась в Закон от 17 июля 1856 г. о коммандитных товариществах на акциях. Его основная цель заключалась как раз в "нормировке внутреннего строя" акционерных коммандит; хорошо знакомые сегодня постановления, направленные на обеспечение полной оплаты уставного капитала (об ограничении обращения акций до полной оплаты и обязательной денежной оценке имущественных вкладов), на отсечение мелких потенциальных инвесторов (об ограничении минимального номинала одной акции), об общем собрании акционеров как высшем органе управления акционерной коммандиты - все это суть постановления именно этого Закона 1856 г. Главным его достижением было сохранение правила о свободе учреждения акционерных коммандит (конечно, акционерная коммандита - отнюдь не то же самое, что акционерное общество, но тут нужно вспомнить, что влияние акционерных коммандит на французский торговый оборот было совершенно исключительным и не могло сопоставляться с влиянием традиционных акционерных обществ ни по одному параметру).

В интересах поддержания отечественной промышленности Франции принимается Закон от 23 мая 1863 г., "...явившийся первой попыткой перенесения в сферу акционерного законодательства системы, которая применена была к коммандитным компаниям на акциях"*(112). Теперь концессионный (разрешительный) порядок создания отменялся не только для коммандит, но и классических акционерных компаний*(113); постановления Закона 1856 г., относящиеся к коммандитам, теперь повторялись mutatis mutandis применительно к акционерным обществам. Среди нововведений можно указать на нормы, обязывающие создавать не только реально наполненный, но и резервный капитал в размере не менее 1/10 от основного (уставного) капитала, ограничивающие минимальное число учредителей компании (не менее семи) и устанавливающие периодичность обязательного проведения общих акционерных собраний (раз в год). В этом же Законе впервые находим нормы, обеспечивающие права меньшинства акционеров: акционер или акционеры, обладающие не менее чем 5% уставного капитала, получали право избирать представителей для ведения дел в случае своего конфликта с администрацией. Наконец, следует упомянуть и о принципе публичного ведения дел акционерных обществ - принципе, также впервые с полной ясностью установленном именно этим Законом.

Не будет преувеличением сказать, что основу для последующего развития французского акционерного законодательства - ядра законодательства о корпорациях - составляли именно эти два закона (1856 и 1863 гг.). Более 90% их положений вскоре были объединены в едином Законе от 24 июля 1867 г.; с некоторыми изменениями, внесенными Законом от 1 августа 1893 г., он весьма долгое время (более 50 лет) и составлял акционерное законодательство Франции. Его последующие многочисленные изменения, а также рассредоточение норм о торговых товариществах разных типов в большом количестве разноплановых законодательных актов и стали, в общем, одной из главных причин, приведших к его обновлению и замене Законом от 24 июля 1966 г., известным в литературе под наименованием Закона о торговых товариществах 1966 г.*(114); конкретизированный и дополненный одноименным Декретом от 23 марта 1967 г., а также положениями Книги II нового Коммерческого кодекса от 18 сентября 2000 г.*(115), данный Закон действует до настоящего времени. Кроме того, под непосредственным влиянием законодательства соседних стран - Германии, Австрии и Швейцарии - 7 марта 1925 г. во Франции был принят Закон о товариществах с ограниченной ответственностью, положения которого также (насколько нам известно) оказались инкорпорированы в Закон 1966 г.

III. В Германии*(116) нормы корпоративного права впервые встречаются в Прусском законе о железнодорожных предприятиях от 3 ноября 1838 г. Цель его нельзя назвать ни самостоятельной, ни даже оригинальной - речь шла отнюдь не об акте универсального назначения и содержания, а лишь о средстве урегулирования отношений, складывающихся между учредителями железнодорожных акционерных компаний и публикой, по поводу размещения (приобретения) акций, т.е. о средстве пресечения биржевой акционерной спекуляции, необычайно широкий размах которой в Германии связывался именно с бумом учредительства на почве строительства железных дорог. Вполне естественно, что большинство постановлений этого Закона относилось, скорее, к сфере публичного порядка, нежели собственно корпоративного права. Так, была введена концессионная (разрешительная) система не только для одного лишь создания железнодорожных акционерных компаний, но и для всякого выпуска акций и облигаций, установлена обязанность полной оплаты уставного капитала под угрозой запрета выдачи на руки не только акций, но и любых документов, их заменяющих, определена минимальная доля подписанных акций (40%), без оплаты которой невозможно было уступить своего акционерного статуса; впрочем, наряду с акциями именными были сохранены и акции на предъявителя. Вопрос о внутренней структуре акционерных компаний и об управлении их текущими делами был всецело оставлен усмотрению их уставов.

9 ноября 1843 г. принимается первый (прусский) Закон об акционерных компаниях. Законодатель, уже не связанный непосредственно задачами пресечения биржевой спекуляции, смог позволить себе принятие значительно более подробного акта, к тому же направленного главным образом именно на урегулирование корпоративных акционерных отношений, нежели на установление специальных публично-правовых рамок создания и деятельности акционерных обществ. В Законе весьма подробно определялось содержание учредительного договора и устава акционерной компании, причем предусматривалась необходимость судебного либо нотариального засвидетельствования первого и правительственное утверждение последнего. Система правительственных разрешений на учреждение акционерных компаний сохранялась, причем правительство сохраняло за собой право принудительного выкупа любых данных разрешений, а также возможность отобрания таковых по судебному решению без всякого вознаграждения. Была установлена обязанность публикации в официальной газете судебного округа - местонахождения правления компании - первоначального текста устава, а также текстов всех к нему изменений и дополнений, сведений о составе правления, принудительной и добровольной ликвидации компании. Наконец, вводился институт ежегодной публичной отчетности акционерных компаний перед правительством, которое в определенных законом случаях могло назначить ревизию дел компании и при выявлении фактов превышения пассива над активом объявить о ее принудительной ликвидации.

Положения этого закона почти полностью были перенесены в первое общегерманское Торговое уложение от 5 июня 1861 г.*(117) Важнейшим изменением была замена концессионной системы образования акционерных корпораций системой их судебной регистрации: устав всякой вновь создаваемой компании должен был быть представлен в коммерческий суд для его внесения в торговый реестр. Именно внесение устава в реестр окружного коммерческого суда было признано моментом возникновения корпорации как правоспособного лица; ранее момента регистрации компания признавалась несуществующей. Кроме того, именно в Уложении впервые был установлен (в качестве общего правила) принцип, согласно которому право голоса в общем собрании принадлежит каждому акционеру, хотя бы и обладающему только одной акцией (исключения из этого правила могли устанавливаться уставами компаний).

Решающим - в значительной степени предопределившим судьбу всего корпоративного законодательства Германии - стал Закон от 11 июня 1870 г. Именно с ним, согласно господствующему представлению, связывается полная и окончательная отмена разрешительного порядка создания акционерных корпораций*(118). Законодатель признал, что надежда на предупреждение спекуляции, обманов публики и иных злоупотреблений посредством концессионной системы не оправдывается; что выдача правительственных концессий не сопровождается сколько-нибудь глубоким и профессиональным анализом декларируемых целей создания корпораций и их документов, вследствие чего является по большей части лишь формальностью; наконец, что самое существование разрешительной системы невольно вводит в заблуждение публику, полагающую правительство ответственным за деятельность компаний, созданных с его (правительства) санкции. О стеснительности концессионного порядка для развития нормальной торговли и промышленности нечего было и говорить. Отмена концессионного порядка обусловила сохранение принципа, введенного Торговым уложением, в соответствии с которым моментом возникновения корпорации как правоспособного лица (субъекта права) признается момент ее регистрации коммерческим окружным судом. До момента регистрации корпорация могла провести только лишь: 1) подписку на акции, причем в размере всего уставного капитала; 2) сбор не менее чем 10% средств в оплату уставного капитала*(119), 3) общее собрание акционеров, которое должно было проверить соблюдение требований 1) и 2), оформить этот факт постановлением и засвидетельствовать таковое нотариальным или судебным порядком*(120); 4) избрание правления и наблюдательного совета.

Из других нововведений Закона от 11 июня 1870 г. заслуживают упоминания нормы: 1) о минимуме номинальной стоимости акций (50 талеров для именных и 100 для предъявительских); 2) запрете изменения номинальной стоимости акций; 3) запрете выкупа и погашения собственных акций; 4) ответственности членов правления и совета директоров за убытки, причиненные компании или третьим лицам (публике); 5) обязанности ежегодной публикации баланса определенной формы и содержания; 6) обязанности членов правления своевременно уведомлять коммерческий суд, зарегистрировавший компанию, об угрозе ее несостоятельности.

Серьезные испытания, которым подвергся Закон от 11 июня 1870 г., не замедлили выявить как его достоинства, так и недостатки. Анализ тех и других показал, что отправная мысль законодателя - найти средства к пресечению акционерных злоупотреблений в непосредственном урегулировании корпоративных отношений - была вполне правильной, однако ей следовало дать более детализированную систематическую разработку и в то же время обеспечить ее максимально последовательное применение. Решению этой задачи был подчинен очередной (третий по счету) германский Акционерный закон от 18 июля 1884 г. Среди отразившихся в нем основных направлений реформы были, наряду с традиционными, относящимися к сфере учреждения корпораций, наполнения их уставных капиталов и усиления начала ответственности членов правления и наблюдательного совета, и две новых, прежде не декларировавшихся задачи: 1) максимально точно разграничить сферу компетенции общего собрания, наблюдательного совета и правления; 2) дать каждому отдельно взятому акционеру реальные возможности контролировать течение дел корпорации. Нельзя не упомянуть о том, что в свете решения последней задачи именно Закон от 18 июля 1884 г. впервые сформулировал общую норму о правах акционера - норму, которая в настоящее время составляет основу содержания любых корпоративных прав: 1) право участия в делах корпорации, 2) право участия в ее прибыли и 3) право участия в ее имуществе при ликвидации компанейских дел. В общем, все без исключения исследователи сходятся во мнении, что именно в германском законе 1884 г. акционерное право получило наиболее тщательную и детальную разработку*(121).

Именно Германии мы - континентальная Западная Европа и Россия - обязаны возникновению, развитию и первым попыткам нормативной регламентации другой, в настоящее время чрезвычайно распространенной организационно-правовой формы корпораций - юридических лиц - общества (первоначально - товарищества) с ограниченной ответственностью. "Принцип полной ответственности должника перед кредитором остается неприкосновенным и в случаях ответственности акционерной компании. Перед своими кредиторами акционерная компания ответственна в полной сумме долга; ограниченной является... лишь определенная заранее доля участия каждого акционера в полной ответственности акционерной компании. - Если не нарушается принцип полной ответственности должника перед кредитором при акционерной форме, то не следует ли пойти и дальше? Допустимы ли с этой точки зрения и товарищества "с ограниченной ответственностью" участников товарищества? - Германское законодательство, за ним австрийское, а в недавнее время и швейцарская законодательная комиссия, ...признали возможность дать утвердительный ответ..."*(122), - так писал В.М. Гордон об этом, на тот момент совершенно новом феномене. Проект германского Закона об обществах с ограниченной ответственностью от 20 апреля 1892 г. "...далеко не встретил единодушного одобрения. Некоторые прямо считали недопустимым такое нововведение. Некоторые предостерегали от такого "прыжка в неизвестное"*(123). И тем не менее новая корпоративная форма ("акционерные товарищества в миниатюре"), а также регламентирующий ее Закон, появившись, зарекомендовали себя со вполне выгодной стороны*(124).

В настоящее время единственным источником нормативно-правового регулирования создания и деятельности хозяйственных товариществ (полного и коммандитного), а также источником, содержащим базовые нормы о хозяйственных обществах (акционерных и с ограниченной ответственностью), является Торговое уложение от 11 мая 1897 г.*(125) (второй раздел книги третьей). Его положения о хозяйственных обществах развиваются и детализируются в Акционерном законе от 6 сентября 1965 г. и Законе об обществах с ограниченной ответственностью от 20 апреля 1892 г. (в настоящее время он действует в редакции 1980 г. с последующими изменениями и дополнениями)*(126).

IV. Система источников корпоративного права подавляющего большинства других государств строится по одной из двух рассмотренных моделей - либо по английской, либо по континентальной (франко-германской).

Отличительной чертой первой (английской) модели является отсутствие кодифицированного акта общегражданского или общеторгового содержания; в результате корпоративные отношения регламентируются специальными законами, посвященными отдельным организационно-правовым формам структурирования этих отношений. Типичным представителем подобной системы регламентации являются, наряду с Англией, также и США*(127). Регламентация корпоративных отношений различных форм организации отнесена к компетенции отдельных штатов, ограниченной, впрочем, содержанием единообразных и модельных (примерных) законов, принимаемых на общегосударственном уровне и ратифицируемых отдельными штатами. Так, правовое положение товариществ (полных и коммандитных) определяется законами штатов, принимаемыми в соответствии с Единообразным законом о товариществах 1914 г. (Uniform Partnership Act), в настоящее время действующим в редакции 1992 г., и Единообразным законом о коммандитных товариществах 1916 г. (Uniform Limited Partnership Act), актуальная редакция которого датирована 1976-1985 гг.*(128) Основой же законодательства о хозяйственных обществах (в первую очередь - акционерных) является (в большинстве штатов) Примерный закон о предпринимательских корпорациях (Model Businnes Corporation Act) 1969 г.; в настоящее время действует его пересмотренная (revised) редакция 1984 г., измененная и дополненная в 1994 г. В литературе отмечается, что наибольшее влияние на корпоративные законы большинства штатов США оказывает законодательство таких штатов, как Делавер, Калифорния и Нью-Йорк*(129). Кроме того, видное место в системе корпоративного законодательства США принадлежит законодательству о различных видах инвестиционных инструментов, в том числе - Единообразному Торговому кодексу 1962 г.*(130) (особенно см. его разд. 8, название которого - "Investment Securities" - обыкновенно переводят как "Инвестиционные ценные бумаги"), а также - Законам о ценных бумагах 1933 г. (Securities Act) и об обращении (о рынке) ценных бумаг 1934 г. (Securities Exchange Act)*(131). Таким образом, с содержательной точки зрения английскую модель построения корпоративного законодательства можно условно обозначить как модель специального закона (или специальных законов).

Еще одним примером страны, придерживающейся английской модели корпоративного законодательства, в настоящее время является Китай. Не имея собственной гражданской кодификации*(132), он вынужден строить всю систему правового регулирования имущественных отношений из отдельных (специальных) законов. Интересующими нас в этой сфере актами являются: 1) Временное положение о частных предприятиях от 3 июня 1988 г.*(133), регламентирующее такие формы корпораций, как артели и компании с ограниченной ответственностью; 2) Закон о компаниях от 29 декабря 1993 г.*(134), относящийся к обществам (компаниям) с ограниченной ответственностью и акционерным обществам (компаниям), а также 3) акты о совместных, на территории Китая созданных предприятиях с китайским и иностранным капиталом - Закон от 4 апреля 1990 г. и Положение от 20 сентября 1983 г.*(135), определяющие особенности создания и деятельности совместных (смешанных) хозяйственных обществ (корпораций), т.е. корпораций с иностранным участием (иностранными инвестициями).

Франко-германскую модель, напротив, отличает наличие кодификации норм частного права; при этом для корпоративного законодательства, в общем, не имеет большого значения, идет ли речь о кодификации монистического или дуалистического свойства*(136). Гражданский и (или) торговый кодексы становятся 1) местом сосредоточения общих положений о юридических лицах вообще и лицах-корпорациях, 2) источником нормативно-правового регулирования товарищеских форм корпоративной деятельности. Как правило, "тандемом" к Кодексам "цепляется" ряд специальных законов, регламентирующих организацию и деятельность торговых (хозяйственных) обществ - Акционерный закон и Закон об обществах с ограниченной ответственностью. Противопоставляя такую модель той, что была рассмотрена выше и названа моделью типа "специальный закон", ее можно назвать моделью типа "кодекс + специальный закон".

Любопытно, что такая модель может быть сконструирована двумя различными способами: 1) ставшие традиционными (старые) специальные законы приводятся в соответствие с положениями более поздней (новой) кодификации (подобно, например, тому, как под новейший Коммерческий кодекс Франции 2000 г. были обновлены Закон о товариществах с ограниченной ответственностью 1925 г., а также Закон и Декрет о торговых товариществах 1966 и 1967 г.); 2) на фоне тщательно сохраняемой (старой) кодификации принимаются новые специальные законы (подобно, например, Акционерному закону ФРГ 1965 г., "оттолкнувшемуся" от канонических положений ГТУ 1897 г.). Фигурально выражаясь, можно сказать, что в первом случае к старым "вагонам" (специальным законам) "цепляется новый "локомотив" (кодекс), во втором - наоборот, к старому "локомотиву" (кодексу) новые "вагоны" (законы о корпорациях). Оставаясь же в рамках уже введенной терминологии, можно сказать, что вторая модель распадается на два следующих способа: 1) "старый специальный закон + новый кодекс" и 2) "старый кодекс + новый специальный закон". Наиболее распространенным является второй путь: именно так был "присоединен" к Австрийскому гражданскому уложению 1811 г. (и действовавшему на территории Австрии первому Общегерманскому торговому уложению) Закон о товариществах с ограниченной ответственностью 1906 г., к бельгийским гражданскому и Торговому кодексам 1807 и 1808 гг. - законы о торговых товариществах 1873 и 1973 гг., к Торговому кодексу Японии 1899 г. - пакет законодательных актов 1951 г., принятых в рамках реформы акционерного права (кстати, по образцу законов штатов Иллинойс, Нью-Йорк и Калифорния), и т.д.

Первый же способ в настоящее время почти "не работает": принятие новых кодификаций заканчивается, как правило, не обновлением старых специальных законов, а их полной (конструктивной) гибелью (Франция в этом смысле - едва ли не единственное исключение из этого правила). Можно сказать, что идя по первому пути, законодатель рискует так и не сформировать сцепки "кодекс + специальный закон", но сконструировать еще одну (третью) модель корпоративного законодательства - модель типа "кодекс", т.е. ситуацию, в которой регламентация деятельности хозяйственных товариществ и обществ осуществляется исключительно одними только нормами гражданского (торгового) кодекса, без привлечения специальных законов*(137). Так, Швейцарский обязательственный закон 1883 г. погубил прежние корпоративные законы отдельных кантонов (в том числе акционерный закон Люцерна 1853 г., бернский закон об акционерных компаниях 1860 г.); новый Гражданский кодекс Нидерландов вобрал в свою Книгу вторую нормы прежде действовавших специальных законов, регламентировавших кооперативы и различные виды акционерных обществ*(138); наконец, принятие части первой ГК в 1994 г. уничтожило законы о предприятиях и предпринимательской деятельности, регулировавшие различные виды хозяйственных товариществ и обществ*(139).

* * *

Таким образом, историческая практика свидетельствует о наличии трех следующих моделей построения корпоративного законодательства:

1) английская модель, или модель типа "специальный закон" (Англия, Китай, США);

2) завершенная континентальная модель, или модель типа "кодекс + специальный закон" (Австрия, Бельгия, Германия, Россия, Франция, Япония);

3) незавершенная континентальная модель, или модель типа "кодекс" (Италия, Нидерланды, Швейцария).

Какая из этих моделей больше подходит для современного российского правопорядка, мы обсудим ниже.

3. Историки (в частности, Н. Калачев) делают вполне обоснованный вывод о том, что наиболее древней (и самобытной) формой корпорации, существовавшей в России "с незапамятной древности", является артель*(140).

I. Артели были не только самой древней, можно сказать, исконной, но и самой распространенной правовой формой организации мелкого и среднего производства в дореволюционной России*(141). Несмотря на широкое распространение артельной формы совместного труда, артели как таковые (артели в целом) не регулировались специальными нормативными актами вплоть до принятия в 1902 г. Высочайше утвержденного Положения об артелях трудовых*(142). Высокая роль артелей в торгово-промышленной жизни России объясняла то пристальнейшее внимание к регламентации деятельности артелей отдельных видов, сгруппированных по отраслям народного хозяйства*(143). Так, особенные нормативные предписания существовали для артелей (1) грузчиков (стивидоров) вообще, (2) таганрогских и одесских грузчиков, (3) штурового общества в Санкт-Петербурге и Кронштадте, (4) балластной артели мещан города Архангельска, (5) дрягилей*(144), (6) кустарей и других ремесленников, (7) мореходов, (8) мастеровых и рабочих по морскому ведомству, (9) сотенных казачьих артелей, (10) сельских рабочих, (11) рабочих на государственных, казенных и общественных работах, (12) судорабочих, (13) заводских работников, (14) рабочих на сибирских золотых промыслах (старателей), (15) рабочих для добывания самосадочной соли, (16) рабочих для добывания выварочной соли и поставки дров на солеваренные заводы.

Артель определялась как "общество работников, по добровольному между собою условию составленные, для отправления служб и работ, силам одного человека несоразмерных" (Т. XI, Устав торговый, ст. 2409)*(145). Члены артели разделялись на собственно артельщиков - лиц, полностью внесших вступительный взнос (так называемый вкуп), и новиков (мальчиков), внесших часть вкупа. Различие правового положения артельщиков и новиков состояло в том, что первые получали за работу сполна, а вторые - пропорционально внесенной ими части взноса. Можно было вступить в артель и вообще без взноса, но с условием, что вступивший не будет получать вообще ничего до тех пор, пока сумма, заработанная им, не сравняется с суммой полагающегося от него взноса. Отличия артельщиков и новиков от полных товарищей и коммандитистов в институте коммандитного товарищества состояло прежде всего в том, что всякий член артели мог быть во всякое время исключен из нее за любой проступок, каким-либо образом связанный с невыполнением им возложенных профессиональных функций. Ответственность же по долгам артели несла сама артель из средств, составленных из взносов ее членов, а при нехватке таковых подвергались субсидиарной ответственности члены артели.

II. Сходным образом обстояло дело и с торговыми (хозяйственными) товариществами (обществами), включая общества акционерные*(146). Несмотря на то что российские корпорации товарищеской формы организации существуют уже во времена Алексея Михайловича, а развитие компанейской (акционерной) формы ведения торговой деятельности в России времен Петра Великого рассматривается как дело государственной важности*(147), первым нормативным актом о корпорациях, в том числе акционерных обществах (товариществах по участкам или компаниях на акциях)*(148), становится Манифест Александра I от 1 января 1807 г. "О дарованных купечеству новых выгодах, отличиях, преимуществах и новых способах к распространению и усилению торговых предприятий"*(149). С рядом изменений и дополнений он впоследствии был включен в т. XI Свода законов Российской империи и составил в Уставе торговом начало специальной главы "О торговом товариществе". Впрочем, акт этот регулировал в первую очередь процедуру создания корпораций, а не внутрикорпоративные отношения. Это обстоятельство вполне логично, если вспомнить, что Манифест не отнес способность к созданию акционерной компании ни к общей гражданской, ни к специальной торговой (купеческой) правоспособности, постановив, что таковая даруется Высочайшим разрешением (концессией); устав каждой конкретной акционерной компании утверждался правительством и потому являлся своеобразным "мини-законом" для компании и ее акционеров*(150). Разумеется, признавать уставы актами законодательства нельзя, ибо каждый из них касается одной строго определенной компании и, стало быть, не обладает нормативными качествами*(151).

Закон от 6 декабря 1836 г., утвердивший Положение о компаниях на акциях, которое с изменениями и дополнениями затем вошло в Свод законов в виде второго отделения главы ч. 1 т. Х Свода законов "О товариществе" под названием "О товариществах по участкам или компаниях на акциях"*(152), стал основным источником акционерного права дореволюционной России. Основными началами русского акционерного права, согласно Положению, признавались следующие принципы:

1) создания компаний во имя общеполезных и реально достижимых целей и не иначе, как с разрешения Правительства*(153) (ст. 2140*(154), 2151);

2) допустимости предоставления учреждаемой компании преимуществ и привилегий - срочных исключительных (монопольных) прав (регалий) на ведение определенного промысла с воспрещением оного всем другим (ст. 2141)*(155);

3) отражения в наименовании компании "...предметов или свойства ее предприятия" (ст. 2148);

4) ограничение правоспособности компании пределами, прямо очерченными в утвержденном Правительством уставе (ст. 2153);

5) срочности подписки и взноса вкладов (ст. 2154)*(156);

6) недопустимости выпуска акций на предъявителя и акций без номинальной стоимости*(157) (ст. 2160, 2167);

7) недопустимости выдачи акций на руки до полной оплаты их стоимости (ст. 2163);

8) признания за учредителями преимущественного права приобретения не более 20% акций первого выпуска (ст. 2165);

9) отнесения права акционеров участвовать в управлении делами акционерного общества на откуп уставов конкретных корпораций (ст. 2171);

10) отсутствия ответственности акционеров по долгам акционерной компании, замененной одним только риском утраты сделанных ими вкладов (ст. 2131, 2172);

11) отнесение дел акционерных компаний к компетенции их учредителей вплоть до полного разбора акций и внесения за них первоначальных взносов, а затем - к компетенции общего собрания акционеров и назначаемого им правления (ст. 2175);

12) официальной публикации сведений о членах правления (ст. 2178);

13) установления исключительной компетенции общего собрания акционеров, правда, не исчерпывающим образом (ст. 2182);

14) предоставления акционерам права вносить (через правление) на рассмотрение общего собрания акционеров различного рода вопросы (ст. 2183);

15) 75% кворума принятия решений общим собранием акционеров (ст. 2184) и простого большинства для принятия решения правлением (ст. 2180);

16) подотчетности правления общему собранию (ст. 2185, 2186).

Положение так и осталось (вплоть до 1917 г.) единственным Акционерным законом Российской империи; попытки реформы акционерного права, несмотря на свою многочисленность (настоящий девятый вал юридической литературы вызвали опыты 1858-1867-1872 гг.*(158), 1894-1902 гг.*(159), а также ст. 2184-2461 проекта Гражданского уложения), по различным причинам так и не завершились успехом.

III. В СССР законодательное регулирование акционерных обществ в течение некоторого времени было отнесено к исключительной, если так можно выразиться, компетенции ГК РСФСР 1922 г., который содержал весьма обстоятельные положения о данном виде корпорации (ст. 322-366), а также нормы о праве общей собственности (ст. 61-65), простом товариществе (ст. 276-294), полном товариществе (ст. 295-311), товариществе на вере - коммандитном товариществе (ст. 312-317) и товариществе с ограниченной ответственностью (ст. 318-321)*(160). Постановлением ЦИК и СНК СССР от 17 августа 1927 г.*(161) утверждается Положение об акционерных обществах, содержащее 145 статей и вполне могущее претендовать на то, чтобы называться первым (и единственным) полноценным союзным акционерным законом*(162). В связи с принятием данного Положения 19 марта 1928 г.*(163) были отменены ст. 322-366 ГК РСФСР; любопытно, что нормы о различных видах товариществ, в том числе торговых - полном, коммандитном и с ограниченной ответственностью, вполне благополучно просуществовали вплоть до замены ГК РСФСР новым Кодексом (другое дело, что практически они не применялись). Впрочем, нормы общесоюзного Положения об акционерных обществах (несмотря на свой именно общесоюзный - т.е. максимально высокий - иерархический уровень) также находили себе весьма нечастое применение: "Внешторгбанк" (1922), "Интурист" (1929) и "Ингосстрах" (1973) - три акционерных общества, созданные на территории Советской России и прекрасно пережившие самые острые перипетии социалистической эпохи.

Основы гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик от 8 декабря 1961 г., а также изданный несколько позднее в соответствии с ними ГК РСФСР от 11 июня 1964 г.*(164) из всех норм, которые могли бы быть сочтены источниками корпоративного права, содержали лишь постановления о праве общей собственности (ст. 26 и 27 Основ, ст. 116-134 ГК) и договоре простого товарищества - совместной деятельности (ст. 434-438 ГК).

Изменения экономического уклада страны в конце 1980-х - начале 1990-х гг. вызвали к жизни новое (хорошо забытое старое) корпоративное законодательство. Формирование предпосылок к созданию хозяйственных обществ в постсоветской "рыночной" России следует отнести к 13 января 1987 г. - дню принятия указа Президиума Верховного Совета СССР N 6362-XI*(165) и постановлений Совета Министров СССР N 48*(166) и 49*(167), определявших порядок создания и деятельности на территории СССР так называемых совместных предприятий (СП) с участием лиц-резидентов СССР и иностранных государств, причем не только стран - членов СЭВ (постановление N 48), но и капиталистических стран (постановление N 49). В.А. Кашин - единственный автор, занимавшийся скрупулезным разбором этих постановлений, - отмечал, что, навряд ли этими актами имелось в виду разрешить создание именно акционерных обществ. Действительно, скорее было бы правильно говорить о возрождении такой организационно-правовой формы, как товарищество (общество) с ограниченной ответственностью. Этот вывод вытекал из принципа запрещения свободного отчуждения долей участия в СП - оно было возможно лишь с согласия других участников и с разрешения Государственной внешнеэкономической комиссии Совета Министров СССР*(168). Но вместе с тем это не помешало ему сделать следующий вывод: "...хотя форма акционерного общества не установлена советским законодательством, но фактически такие предприятия могут быть созданы путем разовых актов правительства (ВАО "Интурист", Внешэкономбанк СССР); не исключается и участие в договорах об акционерных товариществах иностранных лиц и организаций (пример: МИБ и МБЭС)"*(169). Последующее развитие российского законодательства полностью подтвердило правоту этого вывода: ст. 26 Закона РСФСР от 24 декабря 1990 г. N 443-1 "О собственности в РСФСР"*(170) назвала именно акционерные общества в качестве приоритетной формы организации совместных предприятий.

И все-таки честь возрождения нормативно-правового регулирования основных форм корпораций - юридических лиц - обществ с ограниченной ответственностью и акционерных обществ - принадлежит Совету Министров (Правительству) Союза ССР, постановлением которого от 19 июня 1990 г. N 590*(171) были утверждены два Положения: 1) об акционерных обществах и обществах с ограниченной ответственностью и 2) о ценных бумагах. Несмотря на то что с нормами союзного законодательства (не говоря уже о предписаниях подзаконных актов) в то время уже не особенно считались, постановления именно этого акта и стали той отправной точкой, тем корнем, из которого выросли две ветви развития корпоративного законодательства. Первая - представленная российскими актами от 25 декабря 1990 г. - Законом РСФСР N 445-1 "О предприятиях и предпринимательской деятельности"*(172), а также Положением об акционерных обществах, утвержденным постановлением Совета Министров РСФСР N 601*(173), - оказалась (как в последующем выяснилось), тупиковой; вторая же, представленная нормами ст. 19, 20, 23, 36, 46, 122-125 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик от 31 мая 1991 г.*(174), на которых впоследствии выросли "корпоративные" нормы ныне действующего российского ГК (см. ниже), оказалась именно той, которая с течением времени стала стержнем современного российского корпоративного права.

В числе других законодательных актов - источников нового постсоветского корпоративного права - необходимо назвать еще Закон СССР от 26 мая 1988 г. N 8998-XI "О кооперации в СССР"*(175) и Закон РСФСР от 3 июля 1991 г. N 1531-1 "О приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации"*(176). Эти законодательные акты заложили нормативную основу применения кооперативной и акционерной форм ведения корпоративной деятельности.

IV. Действующее российское корпоративное законодательство состоит:

- во-первых - из норм ГК о 1) хозяйственных обществах и товариществах в целом (ст. 66-68), 2) полном товариществе (ст. 69-81), 3) коммандитном товариществе (ст. 82-86), 4) обществе с ограниченной ответственностью (ст. 87-94, 105, 106), 5) обществе с дополнительной ответственностью (ст. 95), 6) акционерном обществе (ст. 96-106), 7) кооперативах производственных (ст. 107-112) и потребительских (ст. 116), 8) общественных и религиозных организациях (объединениях) (ст. 117), 9) объединениях юридических лиц (ст. 121-123), 10) общей собственности (ст. 244-259) и 11) простом товариществе (ст. 1041-1054);

- во-вторых - из норм специальных федеральных законов, регламентирующих некоторые формы и виды корпоративной деятельности, известные ГК, как то: законов 1) об АО *(177), 2) об ООО, 3) о производственных кооперативах *(178), 4) о потребительской кооперации *(179), 5) о некоммерческих организациях *(180), 6) об общественных объединениях *(181), 7) о свободе совести и религиозных организациях *(182), 8) СК, 9) о крестьянском (фермерском) хозяйстве *(183);

- в-третьих - из норм специальных федеральных законов, регулирующих некоторые формы и виды корпоративной деятельности, ГК не урегулированные, как то: законов, касающихся 1) некоммерческих партнерств*(184), 2) некоммерческих товариществ, в том числе садоводческих, огороднических и дачных некоммерческих объединений граждан*(185), а также товариществ собственников жилья*(186), 3) предпринимательских объединений, в том числе в форме ассоциаций крестьянских (фермерских) хозяйств, торгово-промышленных палат*(187), саморегулируемых организаций*(188), агрохимических объединений*(189), 4) бирж - товарных*(190) и фондовых*(191), 5) финансово-промышленных групп*(192);

- в-четвертых - из норм специальных федеральных законов, определяющих особенности правового положения корпораций, действующих в отдельных сферах народного хозяйства - банковской, страховой, на рынке ценных бумаг, в инвестиционной отрасли, в сфере энергетики, транспорта, сельского хозяйства, жилищного строительства, адвокатуры и т.д.*(193);

- в-пятых - из норм специальных федеральных законов, регламентирующих отношения, непосредственно связанные с корпоративными, как то: 1) о государственной регистрации юридических лиц *(194), 2) рынке ценных бумаг *(195), 3) несостоятельности (банкротстве) *(196), 4) защите конкуренции *(197), 5) порядке осуществления иностранных инвестиций в хозяйственные общества, имеющие стратегическое значение для обеспечения обороны страны и безопасности государства*(198), и др.

В принципе, можно выделить и следующий уровень источников корпоративного права - подзаконные нормативные акты; с точки зрения своей практической важности среди них в первую голову должны быть названы акты ФСФР России, регулирующие деятельность корпораций по выпуску эмиссионных ценных бумаг - акций и облигаций, а также связанную с их участием на рынке таких бумаг. Однако источники этого уровня вряд ли заслуживают включения в состав корпоративного законодательства, поскольку законами в собственном смысле слова - актами органов законодательной власти - они все-таки не являются; кроме того, они не вписываются и в понятие "гражданского законодательства", которое согласно ст. 3 ГК "...состоит из настоящего Кодекса и принятых в соответствии с ним иных федеральных законов (далее - законы)...", регулирующих отношения, указанные в п. 1 и 2 ст. 2 ГК.

Конечно, подобное отношение вовсе не означает отрицания или умаления значения норм корпоративного права, содержащихся в подзаконных нормативных актах: с точки зрения практической - это такие же нормы (обязательные правила поведения), как и нормы законов, подлежащие безусловному исполнению. Больше того, в некоторых случаях сами участники корпоративных отношений придают решающее значение не закону, а положениям подзаконного нормативного акта, регулирующего корпоративные отношения с их участием (прежде всего это касается сферы регулирования корпоративных правоотношений лица - эмитента эмиссионных ценных бумаг; управляющих компаний паевых инвестиционных фондов, страховых компаний, банков и т.д.). Думается, что такое положение вещей связано: 1) с "заурегулированностью" соответствующей сферы экономической активности, что, в свою очередь, всегда вызывает соблазн воспользоваться обширным и подробным текстом подзаконного нормативного акта, но не толковать закон, рискуя не найти правильного или убедительного его варианта; 2) с привычкой российского чиновничества ориентироваться не на закон, а на ведомственные правила, инструкции и т.д. Впрочем, такая "привычка" ориентироваться на "инструкцию", как правило, заканчивается на пороге арбитражного суда: практика свидетельствует о том, что суды весьма и весьма последовательно отказываются применять положения подзаконных нормативных актов, противоречащих федеральным законам. Это обстоятельство не может не радовать.

Таким образом, историческая практика свидетельствует о том, что единого подхода к построению корпоративного законодательства Россия так и не выработала. Российское законодательство о различных видах корпораций строилось и продолжает строиться по различным моделям.

К настоящему моменту Россия "перепробовала" буквально все модели построения корпоративного законодательства, а именно:

1) английская модель, или модель типа "специальный закон", - была характерна для дореволюционного и советского акционерного законодательства*(199), постсоветского законодательства о предпринимательских корпорациях и продолжает исчерпывать собою современное законодательство о некоторых видах корпораций*(200);

2) завершенная континентальная модель, или модель типа "кодекс + специальный закон", - характерна для современного российского законодательства о большинстве типов корпораций*(201); можно сказать, что таковая в настоящее время является основой российского корпоративного законодательства;

3) незавершенная континентальная модель, или модель типа "кодекс", - была присуща советскому корпоративному законодательству периода НЭПа, советскому законодательству о товариществах периода первой кодификации и продолжает характеризовать современное законодательство о товариществах (простом, полном и коммандитном).

4. В наши задачи, конечно, не может входить ни более-менее детальное обсуждение достоинств и недостатков различных моделей построения корпоративного законодательства, ни выявление и осмысление тех причин, по которым эти модели применяются в разные исторические периоды, в разных странах и разных предметных областях. Знания о том, что современное отечественное корпоративное законодательство, по крайней мере в части, касающейся наиболее типичных корпораций (хозяйственных обществ), строится по завершенной континентальной модели (модели типа "кодекс + специальный закон"), по идее, достаточно для того, чтобы иметь представление о тех рамках, за которые не следует выходить, разрабатывая тему совершенствования корпоративного законодательства. Тем не менее несколько слов о тех отличительных качествах, которые присущи каждой из систем, сказать все-таки нужно, поскольку нельзя исключать возбуждения вопроса о желательности замены существующей системы какой-то иной - вопроса, на который невозможно ответить, не имея представления о том, почему в то или иное время, теми или иными государствами отдавалось предпочтение той или другой системе.

Отличительной чертой завершенной континентальной модели является ее двухуровневая структура. Другие модели (английская и незавершенная континентальная) этой особенностью не обладают. В этом различии - источник всех достоинств и недостатков каждой из моделей. Двухуровневая структура модели "кодекс + специальный закон", заключая в себе большие содержательные возможности, является в то же время потенциальным источником противоречий между нормами актов одного иерархического уровня (федеральными законами), но различного назначения (кодифицированного и специализированного акта). Напротив, модели одного уровня, не предрасположенные к возникновению конфликтных проблем, изначально обеднены с содержательной точки зрения: так, незавершенная континентальная (кодификационная) модель предполагает перемещение центра тяжести корпоративного регулирования с законов на учредительные документы конкретных корпораций, а английская модель - создание пресловутого "вермишелевого законодательства", не имеющего общих начал, требующего чрезвычайно глубокой степени детализации и оттого - весьма сложного для изучения, неудобного и не всегда достаточного для практического применения. Выходит, что модель типа "кодекс" в большей степени пригодна для форм, требующих минимального правового вмешательства (товариществ и общей собственности)*(202), а модель типа "специальный закон" - либо для вновь образуемых жизнью корпоративных форм (для положений о которых пока не настало время обобщения), либо для применения в рамках систем права, допускающих судейское восполнение законодательных пробелов, прежде всего в рамках системы прецедентного права*(203).

Коренной вопрос, возникающий при построении всякой сложной системы правового регулирования, - вопрос о методах разрешения противоречий между предписаниями различных нормативных актов. Образование таких противоречий*(204) - основной и неизбежный недостаток системы корпоративного права, построенной по модели "кодекс + специальный закон". В интересующей нас сфере корпоративного права можно привести множество иллюстраций подобных противоречий. Так, например, в соответствии с императивным и не допускающим исключение постановлением ст. 100 ГК вопрос об увеличении размера уставного капитала относится к компетенции общего собрания акционеров. Однако п. 2 ст. 28 и подп. 6 п. 1 ст. 48 Закона об АО допускают передачу вопроса об увеличении уставного капитала общества путем размещения дополнительных акций (если данная возможность предусмотрена в уставе общества) в компетенцию совета директоров (наблюдательного совета). Еще пример. В соответствии со ст. 103 ГК внесение изменений в устав акционерного общества составляет исключительную прерогативу общего собрания акционеров. В то же время п. 2-6 ст. 12 Закона об АО предусматривают случай, когда полномочия по внесению изменений в устав принадлежат совету директоров. Примеры подобных противоречий могут быть без труда продолжены; дело, разумеется, не в их количестве, а в том, как их следует разрешать.

Вопрос, на первый взгляд, имеет ответ в виде хорошо и давно известных правил, в том числе о том, что 1) коллизия между нормами актов различного уровня разрешается в пользу нормы, содержащейся в акте, имеющем более высокую юридическую силу, 2) коллизии же между нормами актов одного уровня разрешаются по правилам, отдающим приоритет специальной норме перед общей, а норме позднейшей - перед нормой более ранней*(205). Однако применение двух последних правил для разрешения конфликтов с нормами такого федерального закона, как ГК, существенно усложняется в свете предписаний абз. 2 п. 2 ст. 3 ГК, в соответствии с которой: "Нормы гражданского права, содержащиеся в других федеральных законах, должны соответствовать положениям Гражданского кодекса". Два канонических коллизионных принципа отставляются на второй план (сохраняются для норм иных федеральных законов), заменяясь новым, доселе прямо не формулировавшимся началом о преимуществе любых норм одного федерального закона (ГК) перед любыми нормами других. Отношение к этой норме неоднозначно. Одним ученым она дала основание объявить ГК "экономической Конституцией России"*(206); у других - вызвала критические выпады в том смысле, что установление приоритета одного федерального закона перед другим не соответствует российской Конституции*(207).

У обсуждаемой проблемы есть две стороны: прагматическая (как реально происходит) и теоретическая (как должно происходить).

Действительно, с одной стороны, в России до сих пор нет "закона о законах", который бы устанавливал правила разрешения коллизий законодательных норм, в том числе, например, такого, согласно которому нормы федеральных законов не должны противоречить положениям федеральных законов, являющихся кодексами*(208). У юриста-практика нет возможности сослаться на подобную норму; учитывая же, что отечественные суды предпочитают, не связываясь с выявлением существа и смысла закона, задавать спорящим сторонам вопросы: "А где это записано?", неудивительно, что правоприменительная практика отдает приоритет нормам не кодексов, но специальных законов, хотя бы те и содержали положения, кодексам противоречащие.

С другой стороны, последовательно придерживаясь соображения о невозможности существования актов одного уровня, изначально имеющих преимущества перед другими, себе подобными, мы вряд ли сможем допустить существование "закона о законах", по крайней мере в форме федерального закона*(209); больше того, ни одного однажды принятого закона нельзя будет ни изменить, ни дополнить, ни отменить, ибо данные операции осуществляются, как известно, актами того же уровня, что и предмет изменения (дополнения, отмены); наконец, последовательно проведенный подобный подход... вообще не позволит разрешить ни одного конфликта норм, ибо не позволит отдать приоритета ни норме кодекса над нормой закона, ни... норме закона над нормой кодекса! Ведь то и другое - федеральный закон, а "...установление приоритета одного федерального закона перед другим не соответствует российской Конституции"! Упрек, адресованный норме п. 2 ст. 3 ГК, возвращается, таким образом, к его авторам.

Представляется, что при разрешении проблемы соотношения норм некодифицированных федеральных законов с нормами федеральных законов - кодексов нужно исходить из следующего. Простое молчание Конституции по вопросу о методах разрешения конфликтов законодательных актов одного уровня нельзя рассматривать как принципиальную невозможность признания нормы одного федерального закона имеющей преимущественную силу относительно другого (такого же - федерального) закона. Согласившись с этим тезисом, попробуем выяснить следующий вопрос: какими соображениями обусловлены канонические конфликтные правила о преимуществе специальной нормы над общей, а более поздней - над более ранней? Ведь и по этому вопросу Конституция также хранит молчание, что, однако, не мешает ни признанию данных принципов, ни их успешному практическому применению*(210). Соображения эти, очевидно, следующие. Устанавливая специальную норму, не соответствующую общей, законодатель устанавливает исключение из общего правила, применение которого в данном конкретном случае приведет (по его мнению) к несообразным результатам. Устанавливая новую норму, не соответствующую действующей (ранее установленной), законодатель, вероятно, стремится заменить норму действующую, исходя из предположения о том, что вновь вводимое им регулирование будет более адекватно отражать содержание регулируемых общественных отношений и более эффективно защищать законные интересы их участников. В том и другом случае законодатель указывает на своеобразную переоценку ценностей: то, что признавалось им подлежащим правовой охране и защите, с изменением нормы перестает признаваться таковым, и наоборот.

Как видим, основания применения канонических конфликтных правил оказываются чисто логическими; это означает, что юридическая сила той или иной конкретной законодательной нормы является понятием не абсолютным, а относительным, ибо она определяется, во-первых, не "вообще", а по отношению к другой конкретной законодательной норме, и во-вторых - не только тем иерархическим местом, которое занимает содержащий ее акт в системе источников права (что, конечно, очень важно и никак не может игнорироваться, но в случае с конфликтом норм актов одного уровня просто "не срабатывает"). Могут ли подобные (логические) соображения быть высказаны в подкрепление правила о преимущественной силе норм кодифицированного акта? Безусловно, ибо кодификация представляет собой высшую степень систематизации нормативно-правового материала. Без правила о преимущественной силе норм, содержащихся в кодификациях, становится непонятным, почему вообще законодатель идет на принятие кодексов - ну, в самом деле, не ради же того, чтобы принять закон "потолще"?! Особое, привилегированное положение кодифицированного акта по отношению к иным, хотя бы и того же иерархического уровня, но не являющимся кодифицированными, вытекает из самой сути кодификационной работы, которая предполагает создание содержательно единообразного системного регулирования однотипных общественных отношений, основанного, во-первых, на единых принципах, а во-вторых - при помощи единообразных методов регулирования. Законодательный акт становится кодексом тогда, когда он не столько регламентирует конкретные общественные отношения, сколько определяет основу (границы) и источники их регламентации. Среди последних - публично-правовые акты (федеральные законы, иные нормативно-правовые акты и акты подзаконные) и (или) акты частных лиц, соответствующие кодексу. Все то, что законодатель счел необходимым поместить в кодекс, не может подвергаться предполагаемой ревизии; иное (намерение осуществить такую ревизию) должно быть прямо и недвусмысленно выражено в виде 1) формулировки Кодекса, отступающей от общего правила п. 2 ст. 3 ГК применительно к тому или иному конкретному вопросу, либо 2) в виде закона о внесении в Кодекс изменения*(211).

Между прочим, тот же КС РФ (Постановление от 29 июня 2004 г. N 13-П), обсуждая вопрос о юридической силе другого кодифицированного акта (УПК), вполне обоснованно указал, что УПК - это совершенно особенный акт, на что указывает именно его облечение в форму кодекса, сделанное по причине чрезвычайной важности регулируемых им общественных отношений. В данное рассуждение вполне безболезненно (и даже с гораздо большим основанием*(212)) на место "УПК" можно подставить "ГК" - если что-то и поменяется, то только в лучшую сторону. Нет никаких сомнений в том, что нормы федеральных корпоративных законов должны содержательно соответствовать кодифицированным корпоративно-правовым нормам, в первую очередь тем из них, что содержатся в ГК.

Спроецируем сказанное на ту часть норм корпоративного законодательства, которые регламентируют правовое положение корпораций - акционерных обществ.

В соответствии с абз. 1 п. 3 ст. 96 ГК правовое положение акционерного общества, а также права и обязанности акционеров "...определяются в соответствии с настоящим Кодексом и законом об акционерных обществах". И хотя понятия "Гражданский кодекс" и "закон об акционерных обществах" употреблены здесь как однородные члены предложения (без указания о том, что специальный закон (об акционерных обществах) должен соответствовать Кодексу), необходимость такого соответствия не вызывает сомнения в свете, во-первых, общей нормы п. 2 ст. 3 ГК, во-вторых - содержания абз. 2 и 3 ст. 96 *(213), а в-третьих - иных норм ГК, в которых тот прямо отказывается от своего приоритета перед нормами специальных федеральных законов (см. абз. 3-5 п. 4 и п. 5 ст. 66, абз. 6 п. 1 ст. 67, абз. 1 п. 1 ст. 97, п. 5, абз. 2 п. 6 ст. 98, п. 5 ст. 99, абз. 3 п. 1 ст. 101, п. 2 ст. 102, абз. 3 п. 5 ст. 103, п. 1 и 2 ст. 104, п. 3 ст. 105, п. 2 и 3 ст. 106), в том числе Закона об АО (см. абз. 2 п. 1 ст. 67, абз. 3 и 4 п. 2 ст. 97, абз. 1 п. 1, абз. 2 п. 3, п. 4 ст. 98, п. 1 и 4 ст. 99, п. 3 ст. 100, абз. 2 п. 1 ст. 101, абз. 8 п. 1, абз. 2 п. 2, абз. 2 п. 3, п. 4, абз. 1 п. 5 ст. 103). Коротко говоря, ни Законом об АО, ни иными федеральными законами не может быть предусмотрено иное регулирование, чем то, которое установлено ГК, за исключениями, прямо предусмотренными в нормах Кодекса*(214). Конечно, нет никакого смысла повторять в специальных законах то, что уже написано в ГК, однако 1) есть настоятельная необходимость урегулировать в специальных законах вопросы, на которые прямо указал ГК, а также 2) возможность урегулировать иные вопросы, причем не только те, о возможности регламентации которых ГК упомянул, но и те, что ГК уже урегулированы, правда, лишь в том содержательном направлении, на которое наставляет ГК. Видимо, в этом самом (последнем) смысле и нужно понимать ст. 1 Закона об АО, говорящую о том, что данный закон "...регулирует отношения по созданию, реорганизации, ликвидации акционерных обществ, устанавливает правовое положение акционерных обществ, права и обязанности их акционеров, а также обеспечивает защиту прав и интересов акционеров в соответствии с Гражданским кодексом Российской Федерации". Положения данного закона должны пониматься и применяться с учетом того, что они приняты во имя развития (конкретизации и детализации) норм об акционерных обществах, содержащихся в российском ГК*(215).

Такой подход к правовому регулированию деятельности акционерных обществ может показаться чрезмерно жестким, но лишь на первый взгляд. Регулирование обществ с ограниченной ответственностью на порядок жестче уже хотя бы потому, что из двух возможных источников отраслевых законодательных особенностей, характерных для регулирования акционерных обществ ("приватизационного" и "кредитного"), для обществ с ограниченной ответственностью сохраняется только один кредитный (абз. 2 п. 3 ст. 87, п. 5 ст. 90 ГК); прямых отсылок ГК к Закону об ООО всего лишь восемь*(216) (п. 1 ст. 88, п. 2 ст. 89, п. 1 ст. 90, п. 2, 3 и 5 ст. 91, п. 6 ст. 93, ст. 94), к федеральным законам вообще - 11*(217) (абз. 3-5 п. 4 и 5 ст. 66, абз. 6 п. 1 ст. 67, п. 2 ст. 90, абз. 2 п. 4 ст. 91, абз. 2 п. 1 ст. 92 ГК); и все это при том, что регулирование обществ с ограниченной ответственностью самим ГК значительно менее подробно, чем регулирование акционерных обществ. Институты общей собственности, полного, коммандитного и простого товариществ вообще не предполагают принятия каких-то специальных законов об этих предметах. Ограничение способности участия в полном и коммандитном товариществах, а также учредительной правоспособности самих этих товариществ (абз. 3-5 п. 4 и п. 5 ст. 66 ГК) - вот два вопроса, по которым волен высказаться законодатель. Установление случаев образования общей совместной собственности и общей долевой собственности на делимое имущество (п. 3 и 4 ст. 244, п. 1 ст. 257 ГК), порядка определения долей участников общей долевой собственности (п. 1 ст. 245 ГК), перечня случаев продажи доли в праве общей собственности с публичных торгов (абз. 2 п. 1 ст. 250 ГК), а также особенностей владения, пользования, распоряжения, раздела и выдела долей в отдельных видах общей совместной собственности (п. 4 ст. 253, п. 3 ст. 254, п. 4 ст. 256, п. 1 ст. 258 ГК) - это перечень вопросов, которые могут быть решены в федеральных законах применительно к институту права общей собственности. Наконец, какого-либо законодательного (и вообще нормативного) вмешательства в дело регламентации отношений простого товарищества, исключая случай, предусмотренный абз. 1 п. 1 ст. 1043 ГК вообще не допускает.

Сказанное позволяет указать, на наш взгляд, основное направление предстоящей реформы корпоративного законодательства - последовательное выстраивание его системы по избранной законодательной модели ("кодекс + специальный закон") с целью максимально эффективного использования присущих ей достоинств, минимизации числа несоответствий и вредного эффекта недостатков. Движение в этом направлении должно быть двусторонним: необходимо не столько чисто механически вычеркнуть из корпоративных законов предписания, которые не находят прямой опоры в ГК, сколько проанализировать и систематизировать таковые, дабы понять, не стоит ли им такую опору придать (внести соответствующее дополнение в ГК). Думается, что основными критериями при такой работе должны быть три следующих: вносимые в Кодекс положения должны 1) быть приводимы к известным отечественной юридической науке теоретическим институтам и конструкциям, 2) иметь точно определенную телеологию, т.е. направляться на обслуживание конкретных практических потребностей и 3) по возможности гармонировать с соответствующими положениями корпоративного законодательства стран континентальной Европы и Европейского союза.