Московский медицинский институт

1. Психическая активность в ночном сне, проявляющаяся прежде всего сновидениями, издавна привлекала внимание ученых и философов, но ее систематическое изучение стало возможным только после появления представлений о циклической организации ночного сна и открытия физиологической основы сновидений - фазы быстрого сна [6]. С этого периода начинается интенсивное исследование психофизиологических соотношений в ночном сне. Было показано, что фаза быстрого сна регулярно повторяется на протяжении ночного сна с интервалом в 90-100 минут; длительность эпизодов этой фазы постепенно возрастает от вечерних часов к утренним и при пробуждении из быстрого сна здоровые испытуемые в 75-95% случаев сообщают о сновидениях [9]. Во время так называемого медленного сна отчеты о сновидениях встречаются значительно реже, и имеется указание на то, что подобные отчеты удается зарегистрировать при пробуждении только в тех случаях, когда в медленном сне специальными методами удается выявить включения некоторых физиологических эквивалентов быстрого сна [23; 24].

Медленный сон в зависимости от его глубины подразделяется на несколько стадий и характеризуется преобладанием сигма-ритма ("сонные веретена") или высокоамплитудных медленных дельта-волн на ЭЭГ, относительным урежением пульса и дыхания и отсутствием глазодвигательной активности. Быстрый сон отличается десинхронизацией на ЭЭГ, быстрыми движениями глаз при закрытых веках, падением мышечного тонуса и аритмичностью пульса и дыхания с тенденцией к учащению. Большое количество исследований посвящено соотношениям между фазическими компонентами быстрого сна (быстрые движения глаз, колебания пульса и дыхания) и характером полученных отчетов о сновидениях. Однозначных взаимосвязей между этими показателями установить, однако, не удалось, и наиболее вероятно, что фазические компоненты представляют собой генетически закрепленные физиологические характеристики фазы быстрого сна, на которые могут оказывать вторичное воздействие психологические особенности сновидений [20].

Исследования, проведенные на большом числе здоровых испытуемых, показали, что искусственное лишение быстрого она в течение одной или нескольких ночей приводит к компенсаторному увеличению представленности этой фазы в последующие ночи, причем имеется прямая зависимость между дефицитом быстрого сна в экспериментальную ночь и его увеличением в ночи восстановительные. До настоящего времени не решен окончательно вопрос о том, свидетельствует ли такой "эффект отдачи" о стабильной потребности в быстром сне как физиологическом состоянии с еще не выясненными функциями или об императивной потребности в сновидениях как в особой форме психической активности. Возможно, что такая альтернативная постановка вопроса неправомерна, но, во всяком случае, получен ряд фактов в пользу психологической значимости сновидений. Так, если при лишении быстрого сна путем пробуждения из этой фазы в самом ее начале удается получить отчеты о сновидениях в момент пробуждения, эффект отдачи оказывается значительно менее выраженным [8]. Подавление быстрого сна у субъектов, характеризующихся некоторыми особенностями эмоционально-психической сферы (например, при маниакальном состоянии) также не сопровождается эффектом отдачи [18].

Эти данные подтвердили априорное предположение З. Фрейда о необходимости сновидений для нормальной психической жизни и дополнили эти представления таким фундаментальным открытием, как регулярное и обязательное наличие сновидений у каждого здорового человека каждую ночь. Однако вопрос о функциональной роли этой психической активности, о ее организации и психологической природе до настоящего времени не решен. Рассмотрению именно этих вопросов посвящено настоящее сообщение.

2. Представления З. Фрейда о функциональной роли сновидений достаточно известны и вкратце сводятся к следующему: комплексы, мотивы и представления, которые в период бодрствования не могут реализоваться в осознанном поведении и оказываются вытесненными из сознания в силу их неприемлемости для "Сверх-Я" (иными словами, - для социальных установок), стремятся проникнуть в сознание и оказать влияние на поведение. Лишенные такой возможности вследствие сопротивления "цензуры Сверх-Я", эти мотивы приводят субъекта в состояние эмоционального напряжения. В периоде ночного сна контроль со стороны "Сверх-Я" ослабевает, хотя и не настолько, чтобы неприемлемые мотивы могли осознаваться в их истинном виде. Для того, чтобы иметь возможность проникнуть в сознание, мотивы и представления маскируются в непонятные для сознания образы сновидений, обходят таким путем ослабленную во сне бдительность цензуры и проникают в сознание, что ведет к снятию эмоционального напряжения. Исходя из представлений, что у всех людей вытесняются одни и те же (прежде всего либидинозные) мотивы и комплексы, Фрейд предположил универсальность и генетическую запрограммированность символов сновидений и дал их столь же универсальную расшифровку.

3. Прежде, чем указать на противоречия между этой концепцией и данными современных психофизиологических исследований, попытаемся привести некоторые чисто теоретические возражения против ее основной идеи. Эта идея сводится к представлению о сновидениях как о психическом отреагировании нереализованных в поведении мотивов, т. е. к катарзису. Следует указать, что эта идея может действительно оказаться плодотворной в некоторых случаях, как, например, при обсуждении роли детских сновидений или психических переживаний во время быстрого сна у животных. Многочисленными исследованиями показано, что у детей до определенного возраста (как правило, до полного формирования социальных установок поведения) сновидения носят достаточно реалистический характер и в них происходит прямое удовлетворение желаний, которые не могут быть удовлетворены в бодрствовании. О психических переживаниях спящих животных можно судить косвенно. Жуве [21] производил коагуляцию nucl. coeruleus, ответственного за нормальное падение мышечного тонуса и обездвиженность в периоде быстрого сна. После такой операции животные во время фазы быстрого сна вели себя так, как будто участвовали в собственных галлюцинациях или сновидениях: с закрытыми глазами они совершали нападения на несуществующие объекты или убегали и оборонялись от несуществующей опасности. При искусственном лишении быстрого сна у животных закономерно отмечено усиление активности первичных мотивов (пищевых, сексуальных) в поведении и увеличение агрессивности, что может свидетельствовать о роли быстрого сна и сопутствующих ему переживаний в разрядке этих мотивов. При отсутствии такой разрядки мотивы, по-видимому, кумулируются и приводят к неадаптивному поведению.

Таким образом, гипотеза Фрейда о катартической функции сновидений может объяснить особенности психической активности в быстром сне у маленьких детей и животных, для которых правила поведения, диктуемые социальной средой, не являются внутренней потребностью, а остаются только внешними препятствиями на пути к осуществлению биологических (или, во всяком случае, эгоистических) потребностей.

4. Принципиальным, однако, отличием нормального взрослого здорового субъекта является интериоризация социальных мотивов, когда правила социальной жизни перестают восприниматься как навязанная средой внешняя необходимость, с которой следует считаться во избежание наказания, но становятся внутренней потребностью, не уступающей по императивности любым другим, в том числе биологическим. Хорошо известно, что нередко социальные мотивы даже превосходят биологические по влиянию на поведение, поскольку именно с социальными мотивами связаны самоощущения субъекта как личности, его самоуважение, чувство его соответствия своим представлениям о самом себе. Именно интериоризация социальных норм, вслед за появлением вербального мышления, обусловила возможность человеческого общества.

В концепции Фрейда этот аспект специфически человеческой психологии формально находит отражение в представлении о "Сверх-Я". Однако это отражение носит именно формальный характер. Рассматривая объективно сложные и часто конфликтные отношения между социальными и биологическими потребностями человека, Фрейд в большинстве случаев подходит к социальным мотивам лишь как к внешнему препятствию, которое человек как существо биологическое постоянно стремится обойти. При конкретном анализе, будь то фрейдовская теория сновидений или общая теория невроза, социальное всегда выглядит как навязанное извне, как фактор только мешающий реализации глубинных биологических мотивов. Именно поэтому задача сновидений, по Фрейду, в том, чтобы позволить проявиться глубинным мотивам вопреки всем запретам. Хотя Фрейд признает, что для осознания сновидений необходима символизация, сама символизация выглядит лишь как уступка внешним препятствиям в виде социальных установок, основная же задача остается такой же, как у детей и животных - катартическое отреагирование запрещенных мотивов. Таким образом, интериоризация социальных норм, свойственная человеку, не влияет в концепции Фрейда на такой существенный компонент психической жизни, как сновидения.

5. Между тем у взрослого человека существуют катартические состояния, как спонтанно возникающие, так и искусственно вызванные, но они по многим своим проявлениям принципиально отличаются от сновидений. Как правило, катарзис происходит в гипнотическом или аутогипнотическом состоянии (например, в состоянии истерической спячки - В. С. Ротенберг, Г. М. Дюкова, М. Л. Выдрин - в печати), когда контроль со стороны рационального вербального мышления значительно уменьшен. Мотивы и представления, подлежащие отреагированию, именно благодаря этому проявляются в процессе катарзиса в своем истинном, нетрансформированном виде, как бы в отщеплении от сознания, определяемого социальными установками. Сопротивление со стороны сознания для такого отреагирования отсутствует именно потому, что сознание при этом резко изменяется и вербальное мышление перестает играть руководящую роль. Переживания в гипнотическом катарзисе нельзя назвать осознаваемыми, как нельзя назвать осознаваемым поведение субъекта в гипнотическом трансе. После катарзиса наступает амнезия на все переживания в период катарзиса. причем чем ярче и эмоциональнее переживания, тем глубже последующая амнезия (Вопрос о катарзисе в состоянии бодрствования остается спорным. Во-первых, он часто не удается, и когда предпринимаются попытки к нему, это нередко ведет к обострению невротической симптоматики [51. Во-вторых, если удается отреагирование мотива в условиях неизмененного сознания, это может, с нашей точки зрения, служить указанием на недостаточность социальных мотивов, т. е. первичную или вторичную психопатизацию личности).

В сновидении же "отреагирование" (если принять этот термин) происходит в непрямой, замаскированной форме. Трансформация мотива в сновидении достигает такой степени, что он оказывается неузнаваемым ни для самого субъекта, ни для исследователя. Чем выше степень маскировки и чем подробнее последующее воспроизведение (при пробуждении из быстрого сна), тем успешнее выполняется функциональная задача сновидения. Это последнее было показано [11; 19] на сензитивных адаптированных личностях и нами на больных неврозами. Было установлено, что у здоровых лиц, повышенно чувствительных к психогениям, сновидений больше и они более интенсивные, чем у тех, кто мало чувствителен к факторам, провоцирующим мотивационный конфликт. Эти группы различаются также по общей длительности быстрого сна на протяжении ночи и по интенсивности фазических компонентов этого сна. При этом сензитивные благодаря сновидениям сохраняют адаптированность, т. е. интенсификация сновиденческой активности носит у них компенсаторный характер. При психологических нагрузках у здоровых субъектов также происходит компенсаторная интенсификация сновидений [22]. В то же время у больных неврозами отчеты о сновидениях при пробуждениях из быстрого сна регистрируются значительно реже (приблизительно в 55% пробуждений [3]), они менее подробные и менее активные, и это несмотря на высокую общую сензитивность этих больных. Можно поэтому предполагать, что сюжетное обеднение сновидений находится в связи с дезадаптацией и формированием невротического синдрома и играет важную роль в патогенезе невроза. При таком понимании подробность и активность сновидений является косвенным показателем их функциональной полноценности.

6. Если признать, что основная функция сновидений - катартическая, необходимо как-то объяснить отличие сновидений от собственно катарзиса. Можно допустить, что сновидения - это катартическое отреагирование в условиях, когда подлежащий отреагированию мотив перестает быть враждебным сознанию и становится приемлемым для последнего вследствие символообразования. Но в таком случае отпала бы очевидно сама необходимость в отреагировании, ибо мотив, который перестал быть враждебным сознанию, т. е. интегрирован с основными социальными установками поведения, уже не требует отреагирования в сновидении, а скорее требует реализации в бодрствующем поведении.

Фрейд, однако, предусмотрел как будто это возражение, поскольку поставил вопрос несколько иначе. Он рассматривал сновидения как отреагирование в условиях частичного ослабления контроля со стороны сознания, подчеркивая тем самым, что отреагированный в сновидении мотив приемлем не для сознания вообще, а только для сознания сновидно измененного, когда цензура менее активна, чем в бодрствовании. При такой постановке вопроса сновидения, в отличие от полного гипнотического катарзиса, рассматриваются как своеобразный частичный катарзис в условиях некоторого ослабления цензуры. Против такой постановки вопроса можно, однако, возразить исходя не только из общетеоретических посылок, но и на основании экспериментального материала.

Если бы упомянутое выше толкование Фрейда было правильным, то при пробуждении удаление сновидений из сознания должно было бы происходить по тем же законам вытеснения, по которым удаляются неприемлемые мотивы и установки в условиях бодрствования (ибо сновидения отражали бы эти установки в таком виде, который приемлем только для сновидно измененного сознания). Фрейд так и предполагал, и долгое время вытеснение считалось основным механизмом спонтанной амнезии сновидений. Однако на протяжении последних лет это предположение было подвергнуто экспериментальной проверке и пересмотру. Исследованиями [13] показано, что механизм вытеснения если и играет определенную роль в забывании сновидений, то отнюдь не ведущую, и проявляется скорее в невозможности воспроизведения содержания сразу после пробуждения, чем в амнезии уже воспроизведенного сновидения. Основная масса сновидений забывается не по механизму вытеснения, а по обычным механизмам амнезии, связанным с интерференцией информации, степенью субъективной значимости материала и т. д. Сновидения, как правило, забываются потому, что это - бесполезная для сознания информация. В тех случаях, когда она представляется значимой и предпринимаются усилия по ее сохранению, забывание замедляется. При вытеснении же "амнезия" не зависит от желания субъекта удержать информацию в оперативной памяти.

Другим экспериментальным опровержением гипотезы психического отреагирования в сновидениях являются результаты искусственной депривации быстрого сна у различных групп субъектов. Если бы быстрый сон и сновидения были необходимы для разрядки биологических, однотипных для всех мотивов, то после депривации должны были бы выявляться однонаправленные изменения в виде усиления активности неотреагированных первичных мотивов, а также в виде нарастания тревоги или депрессии. У животных, для быстрого сна которых можно признать характерной катартическую функцию, при депривации действительно возникают активация первичных мотивов и расторможенность поведения. Однако на людях столь же однозначных результатов получить не удалось.

В ряде исследований [10] лишение быстрого сна приводило к резкому нарушению адаптивного социального поведения и психическим расстройствам в виде немотивированного страха, возбуждения, галлюцинаций. Эти данные истолковывались как подтверждение гипотезы Фрейда, однако они не были подтверждены другими авторами, а некоторые исследователи вообще не отмечали никаких закономерных эффектов депривации. На этом основании было даже высказано предположение об отсутствии психологической значимости сновидений. Так априорное представление об универсальной биологической значимости сновидений, не будучи подтвержденным экспериментально, привело к появлению другого крайнего и столь же ошибочного представления. Картрайт с соавт. [8] первыми показали, что субъекты с различными психологическими особенностями неодинаково реагируют на лишение быстрого сна. Наиболее тревожные субъекты обнаруживают выраженную тенденцию к немедленной компенсации быстрого сна, причем эта тенденция начинает проявляться в течение ночи все интенсивнее, так что субъекта приходится будить все чаще. Менее тревожные субъекты благополучно переносят лишение сна и выявляют тенденцию к его компенсации не в экспериментальную, а в восстановительную ночь.

7. Наиболее убедительные и теоретически обоснованные экспериментальные данные о зависимости эффекта депривации быстрого сна от индивидуальных психологических особенностей субъекта и от предъявляемых при этом психологических нагрузок получены Гринбергом с соавт. [14; 17]. На собственном материале и на основании анализа данных литературы эти авторы показали, что лишение быстрого сна не приводит к одинаковому для всех испытуемых напряжению первичных потребностей и тревоге-депрессии, но ведет закономерно к индивидуально своеобразным психологическим изменениям у испытуемых, которые могут быть выявлены при использовании прожективных тестов до и после депривации. После депривации в материалах прожективных тестов появляются признаки специфических для каждого субъекта мотивов и интрапсихических конфликтов, которые не удавалось выявить теми же методами до лишения быстрого сна. Авторы делают обоснованный вывод, что лишение быстрого сна меняет исходный тип психологической защиты, причем так же, как индивидуален этот исходный тип защиты, индивидуальны и его изменения после лишения быстрого сна.

Так, тест Хольцмана выявил у одного из субъектов в исходном состоянии высокую контрфобическую защиту против страха гетеросексуальности и пассивности. После лишения быстрого сна этот субъект обнаружил фобию с повышением сексуальных ответов. У другого субъекта после депривации быстрого сна были выявлены признаки острой депрессии, тогда как в исходном состоянии были обнаружены маниакальные реакции с высокой активностью, что можно было расценивать, по мнению авторов, как своеобразную защиту от депрессии. В связи с этим последним примером заслуживают внимания данные [25] о прямо противоположном эффекте лишения быстрого сна у больных в депрессивной фазе маниакально-депрессивного психоза: после депривации у них исчезает депрессивная симптоматика и даже появляются признаки гипомании. Гринберг и Пирлмэн [16], так же как и мы [1], склонны рассматривать подобные сдвиги как изменение типа психологической защиты. Совершенно очевидно, что, если в зависимости от исходных особенностей личности лишение быстрого сна может вызывать либо депрессию либо гипоманию, попытка выявить универсальный эффект депривации приводит только к разочарованию и ошибочным выводам.

8. Если лишение быстрого сна приводит к изменению типа психологической защиты, значит быстрый сон и сновидения играют важную роль в ее организации. Под психологической защитой мы, в согласии с общепринятым, подразумеваем неосознаваемые психические механизмы, предохраняющие личность от стыда, потери самоуважения и в конечном счете от распада поведения в условиях интерпсихического мотивационного конфликта. Мы разделяем точку зрения Ф. В. Бассина, что в основе феномена психологической защиты лежит определенный тип преобразования психологических установок.

Типов психологической защиты описано много, в настоящей статье мы ограничимся однако напоминанием только нескольких основных их форм.

а) Защита по типу "перцептуального отрицания" сводится к невосприятию информации, которая может привести к интерпсихическому конфликту за счет активации мотивов, противоречащих основным установкам поведения (или информации, которая угрожает престижу и самооценке личности). Этот тип защиты преобладает у субъектов с гипоманиакальными тенденциями поведения, у которых, как было показано [19], быстрый сон представлен мало и сновидения бедны.

б) Рационализация представляет собой такую трансформацию неприемлемой для основных установок информации, при которой последняя утрачивает этот свой неприемлемый характер. Этот тип защиты сводится к подмене в сознании субъекта подлинных мотивов поведения псевдомотивами, приемлемыми для сознания.

в) Вытеснение. Этот термин используется широко и, с нашей точки зрения, не всегда адекватно. Представляется, что вытеснением следует считать активное выключение из сознания неприемлемого мотива, который не претерпел никакой трансформации с помощью других механизмов психологической защиты и не нашел возможности удовлетворения ни в осознанном (вербальном) ни в невербальном поведении. При таком понимании нельзя говорить о вытеснении при истерической конверсии, ибо при этом мотив хотя и не осознается, но находит реализацию в невербальном поведении. Неосознаваемый вытесненный мотив, не находя разрешения в поведении, сохраняет, однако, свой аффективный заряд и вегетативное обеспечение. Поскольку содержательная сторона мотива не осознается, вызванное им эмоционально-вегетативное напряжение субъективно воспринимается как состояние неопределенной тревоги. Такая тревога плохо переносится субъектом, ибо в соответствии с принципом активности (физиологическое обоснование которого было дано в нашей литературе Н. А. Бернштейном, а психологическое Д. Н. Узнадзе и в дальнейшем А. С. Прангишвили, А. Е. Шерозия и др.) ( В частности, данные как физиологической школы Н. А. Бернштейна, так и психологической школы Д. Н. Узнадзе были в этом отношении обобщены в работах Ф. В. Бассина (Проблема бессознательного. М., 1968), А. С. Прангишвили (Исследования по психологии установки. Тб., 1967), А. Е. Шерозия (К проблеме сознания и бессознательного психического. Опыт исследования на основе данных психологии установки, т. 1, Тб., 1969; К проблеме сознания и бессознательного психического. Опыт интерпретации и изложения общей теории, т. 2, Тб., 1973)) для ее снятия субъект должен быть поставлен перед необходимостью решения определенной задачи. В ином случае с помощью уже патологических невротических защитных механизмов тревога фиксируется, искусственно "привязываясь" к определенной ситуации (фобии) или к собственному здоровью (ипохондрии). Существенно, что вытеснение мотива определяет удаление из сознания также той информации, которая могла бы активировать и довести до сознания вытесненный мотив (феномен, лежащий в основе эмоционально обусловленных амнезий при вытеснении). Существующее в литературе представление о том, что вытеснение защищает личность от тревоги, мы считаем результатом ошибочного отождествления механизмов первичного отрицания и вытеснения.

9. Мы так подробно останавливаемся на всех этих вопросах потому, что у лиц с определенными психологическими особенностями ("высокая сила Я") выявлена [17] преобладающая реакция по типу вытеснения эмоционально-значимого, угрожающего престижу личности материала при лишении быстрого сна. Авторы получили эффект, противоположный т. н. "эффекту Зейгарник": субъекты, направленные до депривации быстрого сна на решение определенных задач, после депривации забывали именно те задачи, которые им не удалось решить. Те же субъекты, которых не лишали быстрого сна, запоминали нерешенные задачи значительно лучше. Был сделан вывод, что у определенного типа лиц первой защитной реакцией на угрожающий личности материал является его вытеснение, а после быстрого сна отпадает необходимость в такого типа защите. Можно полагать, что высокосензитивные субъекты в периоде бодрствования используют механизм вытеснения, вследствие чего к вечеру у них нарастает невротическая тревожность, исчезающая после сна с достаточной представленностью быстрого сна. При функциональной же недостаточности быстрого сна развивается невроз [4]. Возможно, что у других субъектов быстрый сон находится в конкурентных отношениях с другими типами психологической защиты. Так, при депрессивной фазе маниакально-депрессивного психоза лишение быстрого сна, по-видимому, активирует защиту по типу перцептуального отрицания. Какие же процессы происходят во время быстрого сна и сновидений и обеспечивают оптимальную психологическую адаптацию? Была предложена [15] следующая гипотеза. Дневные впечатления, новая информация, воспринятая в течение дня, могут активировать вытесненные конфликты, воспоминания и ощущения. Во время сновидений эта новая информация взаимодействует с ранее вытесненным материалом, в отношении которого имеется опыт психологической защиты. В результате наступает восстановление характерных типов защит, используемых ранее против неприемлемой информации. Когда индивид сталкивается с ситуацией стресса, активируются воспоминания о предшествующих трудностях в сходной ситуации. Первичной защитной реакцией при этом является глобальное перцептуальное отрицание или вытеснение (что недостаточно адаптивно, ибо при этом из оперативной памяти удаляется часть значимой информации). Во время сновидений происходит интеграция актуального и прошлого опыта, и характерные для индивида формы защиты, которые использовались в прошлом, начинают действовать против актуальной информации. Если аналогичный стресс переживается вновь, после сновидений, индивид встречает его уже подготовленным, и стресс не вызывает такую же степень тревоги, как вначале. Таким образом, эта гипотеза (Гринберга и др.) не связывает непосредственно с быстрым сном функцию психологической защиты, а приписывает ему лишь интеграцию актуального и прошлого опыта для использования апробированных ранее механизмов защиты.

Для доказательства своей гипотезы авторы приводят данные о влиянии депривации быстрого сна на адаптацию к стрессирующему фильму. Подобный фильм демонстрировали двум группам испытуемых и измеряли уровень тревожного напряжения до и после демонстрации. Затем в одной группе проводилась депривация быстрого сна, а членов второй (контрольной) группы соответствующее количество раз будили, выводя из медленного сна (чтобы исключить влияние самих пробуждений). На следующий день обеим группам вновь демонстрировали тот же самый фильм и опять измеряли уровень тревожного напряжения до и после демонстрации. У субъектов, лишенных быстрого сна, уровень тревожного напряжения после повторной демонстрации фильма действительно был выше, чем у субъектов контрольной группы, хотя и несколько ниже, чем после первой демонстрации.

В этих экспериментах основным, однако, с нашей точки зрения, является то, что степени увеличения (приросты) тревоги после повторной демонстрации в обеих группах достоверно не различались. Между тем именно этого следовало бы ожидать, если гипотеза справедлива и быстрый сон обеспечивает интеграцию новой информации с прежним опытом. В таком случае после повторной демонстрации фильма прирост тревоги должен был бы быть больше в группе с депривацией быстрого сна, ибо у контрольной группы быстрый сон должен был обеспечить специфическую адаптацию именно к этому конкретному фильму. Однако приросты тревоги в обеих группах, как уже было сказано, оказались почти одинаковыми и меньшими, чем в первый день. Следовательно, некоторая адаптация к конкретному содержанию в обеих группах действительно имела место, но не за счет быстрого сна. Группа, подвергнутая депривации быстрого сна, была более тревожна до повторной демонстрации фильма, и на этом фоне демонстрация привела к еще большему увеличению тревожности, т. е. эта группа была, по-видимому, дезадаптирована к любому стрессовому воздействию, а не к специфической информации.

10. Таким образом, эти неоспоримо интересные эксперименты, доказывая связь между психологической адаптацией и функцией быстрого сна, не подтверждают, однако, гипотезы о конкретной роли быстрого сна в этой адаптации в смысле интеграции новой информации со старым опытом и нивелирования новизны информации.

С нашей точки зрения, быстрый сон и сновидения представляют собой самостоятельный механизм психологической защиты, а не фактор, способствующий использованию других механизмов. Лишение быстрого сна, выключая один из важных механизмов защиты, нарушает весь баланс психической стабильности и приводит к избыточной компенсаторной активации других механизмов, форма которой зависит от психологических особенностей индивида. Психологическая защита в сновидениях может быть названа "иррациональной", поскольку основное, по-видимому, в ней заключается в том, что она приводит к своеобразному "примирению" конфликтных установок и мотивов на базе образного, иррационального мышления. О том, что в сновидениях происходит характерное "разрешение" конфликтов, говорил еще давно Френч (1954 г.).

Объектом переработки в быстром сне является, таким образом, не сама новая информация, а скорее активированные ею неприемлемые мотивы и установки. Адаптация происходит не к формально-содержательной стороне информации, а к вызванному ею мотивационному конфликту. Устраняется же этот конфликт не на основе его логического разрешения и не путем трансформации или псевдообъяснения субъектом своего поведения, а с помощью языка образов. Образное мышление, непостижимым для логического мышления путем, обеспечивает как бы временную совместимость несовместимых установок, устраняет антагонизм между ними.

После такой переработки отпадает необходимость в вытеснении, исчезает тревога. Возможно именно поэтому при невротической тревоге так велика потребность в быстром сне, что проявляется сокращением латентного периода первого эпизода этой фазы [15; 3]. При высоком напряжении защитных механизмов перед сном потребность в быстром сне увеличивается и если имеет место адекватное увеличение представленности быстрого сна и интенсификация сновиденческой активности, то на следующее утро напряжение защитных механизмов ослабевает.

Образное мышление является "дологическим" и хорошо развито у детей. С возрастом его роль несколько уменьшается, и оно уступает место более социальному типу мышления - логическому. Но, по-видимому, в ситуациях, когда задача не может быть решена с помощью дискретно-аналитического логического мышления, возникает необходимость использовать онтогенетически более ранний, образно-синтетический тип мыслительной деятельности, который имеет свой специфический "язык". Такое возвращение к образному мышлению происходит в фазе быстрого сна, когда активно решаются задачи "примирения" непримиримых мотивов, а также, возможно, при творческом решении и других разнообразных задач. Можно предполагать, что активация этого же типа мышления, связанного преимущественно с правым полушарием мозга, происходит также в условиях гипноза, в истерической спячке и под действием электросна.

11. Однако если в быстром сне действительно имеет место взаимное "примирение" конфликтных установок на базе образного мышления, то возникает парадоксальный на первый взгляд вопрос: почему мы видим сновидения, т. е. почему результаты этой работы фиксируются в сознании и могут быть воспроизведены? Мы отвергли гипотезу катартической функции сновидений, согласно которой такое осознание является конечной задачей всей работы сновидений. Для предложенной же нами гипотезы осознание как будто совсем не обязательно, поскольку работа образного мышления в сновидениях не подчинена контролю сознания (это известно каждому на основании интроспекции), а результат работы образного мышления не несет сознанию никакой полезной информации (поскольку смысловое значение сновидений все равно недоступно пониманию индивида и поскольку сновидения быстро забываются по обычным законам интерференции). В то же время на основании исследований субъектов с расщепленным мозгом [7] известно, что невербальное образное мышление может функционировать без участия мышления вербального, т. е. без вербального осознания самого факта активности невербального мышления. Следовательно, предполагаемая нами работа образного мышления в быстром сне в принципе могла бы протекать без вербализации сновиденческой активности, без ее осознания в обычном смысле слова. К этому можно было бы добавить, что другие типы психологической защиты успешно осуществляются без участия сознания и нет причин, чтобы "иррациональный" тип защиты составлял исключение. 108

Мы видим только одно возможное объяснение вербализации сновидений: сновидения осознаются не потому, что должны осознаваться и в этом осознании есть какой-то психологический смысл, а потому, что в условиях быстрого сна у нас нет оснований не осознавать их. Во время быстрого сна происходит активация структур, переводящих мозг на условия работы, сходные с условиями бодрствования. Правда, отличием от бодрствования является активная блокада восприятия новой информации, но, судя по некоторым данным [20], это имеет место не всегда, а лишь когда происходит концентрация внимания на образах сновидений. Такая концентрация создает предпосылки для осознания образного мышления так же, как в состоянии бодрствования существуют естественные условия для осознания образных представлений. В то же время если образное мышление успешно выполняет свою функцию "примирения", то по мере выполнения этой функции отпадает необходимость в вытеснении (т. е. в недоведении до сознания каких-то аспектов психического, с которыми манипулирует образное мышление). При таком понимании осознание сновидений выступает лишь как пассивное следствие устранения в процессе образного мышления причин для неосознания его продуктов в фазе быстрого сна.

12. У животных в быстром сне почти постоянно регистрируется гиппокампальный тэта-ритм [2]. Анализ данных литературы показывает, что этот ритм в бодрствовании отражает активный мотивированный поиск при отсутствии определенного прогнозирования результатов такого поиска. Совместно с В. В. Аршавским мы сформулировали представления о позитивной роли активного поиска в предотвращении и купировании целого ряда патологических состояний и об отказе от поиска как важной неспецифической предпосылке развития разнообразной экспериментальной и клинической патологии (в печати). Поиск на интрапсихическом уровне в быстром сне, согласно этим представлениям, отчасти компенсирует отказ от поиска в бодрствовании. Вытеснение - т. е. удаление из сознания неадаптированного к установкам мотива - можно рассматривать как отказ от поиска.

Можно полагать, что у человека в фазе быстрого сна идет постоянный поиск путей "примирения" конфликтных установок, причем по ходу поиска происходит частичное достижение искомого, но до завершения сновидения нет стопроцентного прогнозирования окончательного результата этой работы, т. е. полного "примирения". Пока поиск идет успешно, его результаты осознаются. Но если на каком-то этапе поиск оказывается безуспешным и образному мышлению не удается справиться со своей задачей, результат этого безуспешного поиска вследствие активности вытеснения не может дойти до сознания, и должно произойти изменение направления поиска.

Именно так мы представляем причину смены сюжетов в сновидениях, вплоть до их полной бессвязности. Разумеется, непоследовательность может быть и просто одним из свойств образного мышления. Однако есть основания считать, что это не обязательное его свойство. Известны длинные цепи сновидений, сохраняющие единство сюжета и одновременно все характерные свойства продуктов образного мышления. Не исключено, что общее единство сюжета является даже одним из признаков успешно протекающей работы сновидения, поскольку внешние раздражители не вызывают перестройки этого сюжета, а скорее трансформируются в соответствующие сюжету образы. Поэтому частый обрыв сюжетной нити в сновидениях может означать, что поиск периодически заходит в тупик и приходится менять его направление.

Предложенная гипотеза имеет преимущество для объяснения, что именно происходит при становлении невроза. У высокосензитивных личностей нагрузка на систему сновидений может оказаться больше, чем функциональные возможности системы, поиск оказывается чаще безуспешным, происходит обеднение сновидений, уменьшение отчетов о них, и нарастает тревога.

Из сказанного следует, что, чем успешнее работа образного мышления, тем подробнее отчет о сновидении и в то же время тем труднее должна быть расшифровка "символов" сновидений. Показано [12], что, если систематически ограничивать время быстрого сна, пробуждая из него (что ведет к увеличению функциональной нагрузки на единицу времени быстрого сна), вытесненные мотивы начинают проявляться в сновидениях в менее замаскированной форме, т. е. образное мышление перестает справляться со своими задачами. Отсюда напрашивается вывод, что успешный анализ сновидений облегчен тогда, когда не успешна работа сновидений. Быть может именно этим несколько неожиданным заключением объясняется успех анализа некоторых сновидений, произведенного в свое время Фрейдом у больных неврозами.