Сказанного, думаю, достаточно. Серьезная, интересная, в высшей степени провокативная книга Сергеева будет, конечно, еще не раз предметом обсуждения, в том числе в печати. Не стану повторять все частные «за» и «против», высказанные мною выше. Но еще раз закреплю внимание читателя на двух основных моментах.
Первое. Неудовлетворительное и совершенно ненаучное понимание феномена «нации» полностью обесценивает главный вывод книги, отраженный в ее названии: об отсутствии в природе русской нации. С этой претензии я начал свою повесть, ею же и закончу. Главная ошибка Сергеева тут, на мой взгляд в том, что он пытается искать и определять русскую этничность через социальность, не понимая, что это принципиально и категорически невозможно с точки зрения методологии и обычной логики, что это попытка с заведомо негодными средствами.
Пытаясь в очередной раз прикрыться авторитетом западного источника (Нэнси Ш. Коллман), Сергеев пишет: «Для этнополитического дискурса о народе в Московском государстве не было социально-политических оснований. “Народ” в ту эпоху – это прежде всего корпорация землевладельческой аристократии, связанная общими горизонтальными интересами, возглавляющая местные сообщества и имеющая от монарха гарантированные права и вольности. Ничего подобного в Московии с ее стягиванием социальных верхов к центру, упорным и последовательным дроблением бывших самостоятельных земель, с ее кампаниями по переселению аристократии с места на место, с ее правовой неустойчивостью сложиться не могло». А значит, опять-таки, ни о какой русской нации, по Сергееву, говорить нельзя.
Вновь мы сталкиваемся здесь с субъективно-идеалистической моделью, скроенной по принципу «Мы – то, что сами о себе думаем». Надеюсь, читателю не нужно в сотый раз объяснять всю недопустимую порочность такого подхода. Но Сергееву он необходим, дабы найти «причину» отсутствия русской нации – в социальной неоднородности русских. В то время, как следовало бы искать не социальную, а собственно этническую, то есть биологическую однородность – и тогда с русской нацией никаких проблем бы не возникло. Поскольку нация, народ – есть очередные ипостаси этноса, исторически следующие за племенной его ипостасью и потому наследующие этническую природу.
Второе. Предвзятое политическое неприятие русского общественного архетипа, алгоритма нашего исторического существования («московского принципа»), толкает Сергеева на конфликт с русской национально мыслящей элитой. Он, например, клеймит некоторых наших соратников по Русскому движению: «У наших совершенно обезумевших в последнее время борцов с русофобией серьезная проблема со зрением: они не различают в России народ и государство, а между тем последнее в ходе русской истории являлось в иные эпохи гораздо более злостным мучителем первого, чем любой иноземный захватчик».
При этом сам впадает в противоположное и еще худшее заблуждение, ослепление, пытаясь разъединить русский народ и русское государство. Не говорю о том, что с политической точки зрения это занятие опасное и неблагодарное; это как раз то, чем исступленно и ежедневно занимаются наши прямые враги, всячески старающиеся науськать, натравить наш народ на наше государство. Именно этим же они занимались и раньше, можно сказать – всегда. Порождая то Смуту, то исходы русских сект (и вообще эмиграцию) за рубеж, а то и власовщину. Их цель понятна, их задача ясна: ослабить русское государство, а с ним и русский народ. Но зачем это делает Сергеев?
Подобная предвзятость толкает его на громкое заявление: «На этом пути неизбежен будет слом истинно “почвенной” политической структуры – системы неподконтрольной обществу надзаконной российской власти, “присутствие” которой в русской истории прослеживается на протяжении почти шести столетий». Я надеюсь, читателю уже ясно, что такой слом обернется тем, что русские останутся вообще без власти, ибо управлять сам собой русский народ не только не может (о чем ярко свидетельствует судьба в ХХ веке двухмиллионной русской эмиграции, так и не обратившейся в диаспору), но и не хочет.
Сергеев всей душой разделяет посыл записных русофобов всего мира о зловредности Московского царства для жизненного строя русского человека и пишет о том, не шифруясь, открыто. Следует ли полагать, что Сергеев оклеветал Россию? Можно нисколько не сомневаться, что такие обвинения в его адрес прозвучат. Но я на этот вопрос не стал бы спешить с ответом, чтобы не спутать недомыслие, незрелость мысли автора – со злым умыслом. Я склонен видеть здесь покамест не политический, а лишь философский просчет автора, не разглядевшего (не пожелавшего разглядеть?) диалектическое единство вечной России и русского народа – единство формы и содержания. Это не ошибка историка (увидеть в истории примеры антинародного поведения государства впрямь несложно), это ошибка мыслителя, историософа. От того, впрочем, не более простительная.
В результате Сергеев проявляет удивительную слепоту в отношении родного русского народа, который предстает в его писаниях каким-то не то неполноценным и/или больным, не отвечающим за свои действия, не то титаном, скованным по рукам и ногам. В ответ на призыв Олега Неменского «давайте уже писать историю русского присутствия», он возражает: «Но о каком “русском присутствии” можно написать в связи с историей нации?»
Однако разве русские не проявляли себя в истории как этническая общность, как народ? Спросите-ка об этом татар, кавказцев, туркестанцев, якутов и др., спросите об этом шведов, поляков, турок, немцев, французов… Проявляли, конечно. Повседневно – пуще всего в зонах этнического пограничья, где государственное российское присутствие было минимальным. А от случая к случаю – в мировых битвах, где слава именно русского народа, не государства, прогремела на века.
Вот до какого самоослепления довел Сергеева его любимый политичечский предрассудок!.. Жалко.
Сергеев завершает свою книгу таким абзацем:
«Итак, мы видим, что русская история, раз за разом, возвращается на круги своя, демонстрируя поразительную устойчивость социально-политических основ Российского государства, среди коих существование русской нации как суверенной политической общности как будто не предусмотрено. Но значит ли это, что это судьба? И что надо просто смириться с этой судьбой и полюбить ее? Автор этих строк полагает, что в истории нет никакого фатума, она рукотворна… Говорят – это наши исконные традиции. Но если следование традициям ведет народ к деградации и гибели, стоит ли за такие традиции держаться? Способны ли русские преодолеть почти шестисотлетнюю “силу сложившихся вещей”, или, следуя ей, они станут удобрением для процветания других народов? Ответ на этот вопрос принадлежит будущему, которое еще менее чем настоящее находится в компетенции историка» (554).
Отвечу ему столь же кратко – не из будущего, а из прошлого и настоящего.
Конечно, любить судьбу своего народа, своей страны, такой, «какой нам Бог ее дал» (Пушкин), дано не каждому. Особенно в наши дни развелась тьма присяжных «выгодополучателей», прикидывающих, что они поимеют с этой любви. Но насильно мил, как известно, не будешь, и если такой любви нет – что поделать! Но вот уважать «поразительную устойчивость социально-политических основ Российского государства», уважать «наши исконные традиции» следовало бы. Хотя бы за то, что именно следуя этим традициям, Россия непрерывно возвышалась век от века в течение шестисот лет, поднимаясь от положения заштатной, периферийной и маловлиятельной страны к положению сверхдержавы. А если и падала в бездны, так именно в результате отхода от исконных традиций.
Что до необходимости утвердить в жизни «существование русской нации как суверенной политической общности», то здесь Сергеев, что называется, попал в точку. Это действительно насущная необходимость – обретение этническими (!) русскими своей политической субъектности, чего у нас не было за всю историю. Но алгоритм такого обретения давно всем известен, он состоит из трех фаз, детально описанных Мирославом Хрохом, и Сергеев отлично о том осведомлен.
Русские сегодня только подходят к первой фазе (в то время как украинцы, к примеру, вошли в третью, завершающую), поскольку поступательное развитие русского народа неоднократно прерывалось, и нам все приходится начинать с начала. В ХХ веке русская нация во многом обрела новое содержание, которому еще предстоит пройти путем этногенеза от первой фазы – к третьей, к русскому национальному государству. В этой первой фазе решающая роль принадлежит историкам, филологам, религиоведам, вообще интеллектуалам, долг которых обосновать самостоятельное этническое бытие своего народа. Вкупе историческое – с онтологическим, экзистенциальным, а биологическое – с социальным, культурным.
Поэтому я хочу закончить тем же призывом к Сергееву и всем заинтересованным историкам, с упоминания о котором я начал этот разбор. Нам необходимо создать коллективную монографию «История русского народа», избавленную, по возможности, от идейной ангажированности и необъективности.
Так мы поможем нашему родному русскому народу встать на тот путь, где он обретет самого себя и свое общенациональное лицо в политической жизни России и мира.
1 Сергеев С.М. Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия. – М., Центрполиграф, 2017.
2 http://www.apn.ru/index.php?newsid=36066
3 http://www.apn.ru/index.php?newsid=36761
4 http://www.apn.ru/index.php?newsid=36801
5 См. Севастьянов А.Н.: 1) Раса и этнос. – М., Книжный мир, 2007; 2) Этнос и нация. – М., Книжный мир, 2008; 3) Основы этнополитики. – М., Перо, 2014.
6 http://www.apn.ru/index.php?newsid=36535
7 Подробным образом критический анализ творчества этих дутых авторитетов дан мною в работе «Идолы конструктивизма». – Вопросы национализма, № 10, 2012.
8 Многие ненавистники и ниспровергатели трона и династии Романовых происходили из старообрядцев, и не только среди левых партий, как Георгий Маленков и мн. др., но и среди правых (купцы Морозовы, Рябушинские, Гучковы и др.).
9 Объединенная служба контрразведки и пропаганды у Деникина.
10 http://www.apn.ru/index.php?newsid=36801
11 Напомню, что в 1512-1522 гг. Русь вела войну с Польшей, а в 1554-1557 гг. со Швецией, и из обеих вышла победителем, что, безусловно, придало Иоанну IV уверенности в своих силах и будущей победе. Которая, возможно, и состоялась бы, если бы не чисто политические обстоятельства: во-первых, передача магистром Ливонского ордена своих земель под руку Великого княжества Литовского (1561), а во-вторых, экстренное слияние Польши с Литвой в Речь Посполитую (1569).
12 Отлично понял и прочувствовал это Лермонтов, облекший нашу победу над наполеоновской Францией в аллегорию: «В шапке золота литого Старый русский великан Поджидал к себе другого Из далеких чуждых стан. За горами, за долами Уж гремел об нем рассказ, И померяться главами Захотелось им хоть раз»…
13 История книги: Учебник для вузов/ Под ред. А.А. Говорова и Т.Г. Куприяновой. М.: Издательство МГУП "Мир книги", 1998.
14 Еремин И.П. Литература Древней Руси. М.–Л., 1966, с. 9-10.
15 В частности, по современным подсчетам, 77% инкунабул было издано на латинском языке (L. Febvre, H.-J. Martin. The Coming of the Book: The Impact of Printing 1450-1800. – London & New York, 1984. P. 248-249). Это положение сохранялось по крайне мере до XVIII века.
16 Память о себе авантюрист оставил, по словам князя Дмитрия Пожарского, такую: «Яков Маржерет, вместе с польскими а литовскими людьми, кровь крестьянскую проливал и злее польских людей, а в осаде с польскими и с литовскими людьми в Москве от нас сидел, и награбився государские казны, дорогих узорочей несчетно, из Москвы пошел в Польшу... Московскому государству зло многое чинил и кровь крестьянскую проливал, ни в которой земле ему, опричь Польши, места не будет". Однако в наблюдательности и знании местных реалий авантюристу не откажешь.
17 Жак Маржерет. Состояние Российской державы и Великого княжества Московского. – В кн.: Россия XVII века. Воспоминания иностранцев. – Смоленск, Русич, 2003. – С. 21-22.
18 Филарет (Гумилевский). История русской церкви. – Т. 1. – С. 95.
19 Нечто подобное испытали и французы от нашествия англичан в ходе Столетней войны. У англичан же такого опыта не было. Поэтому, я полагаю, абсолютизм у французов состоялся-таки, хотя и позднее нашего, а у англичан этот опыт сорвался.
20 См. мою статью «Расчленители» (черновое название «Федеративное беснование») в ж-ле «Наш современник» № 2, 2012.
21 «А перьвии насельници в Новегороде Словене – в Полотьски Кривичи – в Ростове Меря – в Белеозере Весь – в Муроме Мурома – и теми всеми обладаше Рюрик», – гласит летопись.
22 Цитирую Сергеева: «Недаром декабристы видели в Киевской Руси и ее осколках (Новгород, Псков) прообраз русского национального демократического государства. Да, они идеализировали то время, но ведь и было что идеализировать» (41). Образчик, так сказать.
23 Будь я на месте, скажем, Ивана Четвертого, у меня повсюду на месторождениях глины кипели бы жизнью кирпичные заводы, на которых работали бы порабощенные нерусские народы, а кирпич шел бы на строительство русских городов взамен постоянно горевших деревянных… Не дал Бог!
24 Как метко заметил Олег Неменский: «Главное в этом плане – это имеющее центральное значение для книги понятие “принципа Москвы” как важнейшая характеристика российской государственности (при этом, несомненно, сугубо негативная), и объяснение его через “ордынскую мутацию” власти. Теория опасности и глубочайшей порочности российской государственности именно как якобы наследницы Орды, а потому принципиально чуждой европейской традиции – один из центральных сюжетов украинской историографии, взятый из польской мысли XIX века».
25 Досси, Пирошка. Продано! Искусство и деньги. – СПб., Лимбус-Пресс, 2017. – С. 208.
26 С. 52: «Г.В. Вернадский говорил о “московском принципе полного подчинения индивида государству”. С.Б. Веселовский – о политике “общей нивелировки и подчинения всего и всех неограниченной власти московского государя во всех областях жизни…”».
27 Не ведает Сергеев, к примеру, обстоятельств осуждения Н.И. Новикова, не говоря уж об истории книгопечатания и образования при Екатерине и Павле, но пишет о том и другом.
28 Ксенофобия есть здоровая реакция здорового этноса на нездоровую национальную обстановку.
29 Это был исключительный для Москвы и для России проект – на тот момент самый крупный пассаж Европы.
30 http://док.история.рф/19/tsirkulyar-o-kukharkinykh-detyakh/
31 О постоянных огромных усилиях Романовых по просвещению русского народа, начиная с XVIII века, он мог бы узнать из моей книги «Рост образованной аудитории как фактор развития книжного и журнального дела в России. 1762-1801 гг.» (М., МГУ, 1983) или из моей неоднократно публиковавшейся статьи «Формирование русской интеллигенции в XVIII в.».
32 Севастьянов А.Н. Ядовитая ягодка революции. – М., Самотека, 2018.
33 Александр Севастьянов. На русско-еврейской этнической войне. – Вопросы национализма, №№ 28-29, 2017.
34 К.А. Залесский. «Кто есть кто в истории СССР». – М., Вече, 2011.
Александр Севастьянов
Дата: 2019-04-23, просмотров: 221.