Гроз­ным средст­вом воз­дей­ст­вия на светс­ких кня­зей Гри­го­рий VII изб­рал ин­тер­дикт, то есть от­лу­че­ние от церк­ви. От­лу­чен­ный чувст­во­вал се­бя очень сквер­но: ес­ли он хо­тел ро­диться, его не крес­ти­ли, ес­ли уми­рал — не хо­ро­ни­ли, ес­ли был хо­лост — не же­ни­ли, а же­на­то­го не раз­во­ди­ли. Од­ним сло­вом, он как бы зас­ты­вал в сво­ем бы­тии на мес­те и ни­ку­да не мог дви­нуться.

Саксонские князья, оби­жен­ные Ген­ри­хом IV, по­жа­ло­ва­лись на сво­его ко­ро­ля па­пе. Па­па и сам имел зуб про­тив Ген­ри­ха. Он поз­вал его в свой ка­би­нет для объясне­ний, но Ген­рих не по­шел. Тог­да па­па от­лу­чил Ген­ри­ха, а Ген­рих па­пу. Но ока­за­лось, что па­па сильнее от­лу­чил ко­ро­ля, чем ко­роль па­пу, и Ген­рих дол­жен был сми­риться. Не­мец­кие князья объяви­ли ко­ро­лю, что ес­ли до та­ко­го-то и та­ко­го-то сро­ка па­па его не прос­тит, то они вы­бе­рут дру­го­го ко­ро­ля — у них-де за­пас большой.

Генрих отп­ра­вил­ся в ка­би­нет па­пы и, что­бы до­ка­зать свое рас­ка­яние и сми­ре­ние, зах­ва­тил с со­бой же­ну Бер­ту, ко­то­рую в обык­но­вен­ное вре­мя тер­петь не мог. В лю­тую зи­му, в вьюгу и хо­лод приш­лось пе­реп­рав­ляться че­рез Альпы, по­то­му что ка­би­нет па­пы на­хо­дил­ся по ту сто­ро­ну Альп. Рас­ка­ива­ющий­ся ко­роль ска­ты­вал­ся на спи­не, хо­дил на ру­ках, пол­зал на чет­ве­реньках. Мож­но во­об­ра­зить, ка­ки­ми ми­лы­ми сло­веч­ка­ми при этом ве­ли­чал­ся па­па! Ве­ро­ят­но, па­пе дос­та­лось еще больше, не­же­ли не­лю­би­мой же­не, ко­то­рая все вре­мя тор­ча­ла тут же.

Генрих IV в Каноссе.

Наконец, Ген­рих с же­ной и ре­бен­ком, ко­то­рый пу­те­шест­во­вал по детс­ко­му би­ле­ту, ска­тил­ся в верх­нюю Ита­лию. По не­по­нят­ным при­чи­нам па­па в это вре­мя гос­тил в зам­ке Ка­нос­са, ко­то­рый при­над­ле­жал тос­канс­кой маркг­ра­фи­не Ма­тильде. Что де­лал у Ма­тильды па­па, этот же­но­не­на­вист­ник, до сих пор ис­то­ри­ей не вы­яс­не­но. Ген­рих пред­по­ла­гал от­дох­нуть пос­ле пу­те­шест­вия, но па­па зас­та­вил его три дня прос­то­ять на дво­ре в ру­баш­ке, без шля­пы и бо­си­ком. Меж­ду тем мос­то­вые в те вре­ме­на вов­се не рас­по­ла­га­ли к то­му, что­бы ко­ро­ли шли бо­си­ком. Тут опять всту­пи­ла на сце­ну та­инст­вен­ная гра­фи­ня Ма­тильда — да­ма под ву­алью: она уп­ро­си­ла па­пу при­нять Ген­ри­ха. Па­па снял от­лу­че­ние, пред­ло­жив Ген­ри­ху за­ку­сить вмес­те с ним. Но тот от­ка­зал­ся. Мир был зак­лю­чен.

Генрих вер­нул­ся в Гер­ма­нию и здесь уз­нал, что не­ве­се­лое и уни­зи­тельное пу­те­шест­вие к па­пе че­рез Альпы бы­ло со­вер­ше­но из­лиш­не: князья от­ло­жи­лись от не­го. Ген­рих при­шел в спра­вед­ли­вое не­го­до­ва­ние, но он ах­нуть не ус­пел, как па­па опять от­лу­чил его от церк­ви. Это бы­ло уже слиш­ком. Доб­рая друж­ба, ус­та­нов­лен­ная в Ка­нос­се, бы­ла пор­ва­на. Ген­рих по­шел на Рим вой­ной, на этот раз уже в са­по­гах, и па­па дол­жен был бе­жать в Са­лер­но, где ско­ро и умер. Что слу­чи­лось с та­инст­вен­ной гра­фи­ней под ву­алью — не­из­вест­но.

С тех пор па­пы пе­рес­та­ли дер­жать ко­ро­лей по три дня на солн­це с не­пок­ры­той го­ло­вой. Они прок­ли­на­ли их из­да­ли — мед­лен­но, но вер­но.

В не­обык­но­вен­но тро­га­тельных, хва­та­ющих за серд­це вы­ра­же­ни­ях Ило­вай­ский рас­ска­зы­ва­ет о дальней­шей судьбе зло­по­луч­но­го Ген­ри­ха. «Смерть окон­чи­ла его бур­ную жизнь, ис­пол­нен­ную прев­рат­нос­тей.^* Нес­час­тие прес­ле­до­ва­ло его и пос­ле смер­ти: как от­лу­чен­ный от церк­ви, он был ли­шен пог­ре­бе­ния».

Только че­рез шесть лет «счастье» осе­ни­ло Ген­ри­ха IV: его по­хо­ро­ни­ли в Шпей­ес­ком со­бо­ре. Что он де­лал эти шесть лет — ник­то не зна­ет.

Нечто вро­де ху­до­го ми­ра с па­пой вмес­то доб­рой ссо­ры бы­ло зак­лю­че­но уже сы­ном по­кой­но­го, Ген­ри­хом V, в Ворм­се. Это на­зы­ва­ет­ся Вормс­ким кон­кор­да­том (1122 г.), и на нем в те­че­ние XIX и на­ча­ле XX ве­ка сре­за­лось не­ма­ло гим­на­зис­тов.

На гер­манс­кий прес­тол бы­ла воз­ве­де­на фа­ми­лия швабс­ких гер­цо­гов Го­генш­та­уфе­нов. Это на­зы­ва­ет­ся: не бы­ло пе­ча­ли, так чер­ти на­ка­ча­ли. Не­мед­лен­но же на­ча­лись меж­до­усоб­ные вой­ны. Поч­ти вся Гер­ма­ния раз­де­ли­лась на две пар­тии: ба­варс­кую и швабс­кую, или гвельфы и ги­бел­ли­ны.^* Па­пы дол­го раз­ду­мы­ва­ли, кем им быть: гвельфа­ми или ги­бел­ли­на­ми — и ос­та­но­ви­лись на гвельфах, так как это наз­ва­ние го­раз­до лег­че за­по­ми­на­лось.

Фридрих I Барбаросса.

Выдающимся пра­ви­те­лем из до­ма Го­генш­та­уфе­нов был Фрид­рих I Бар­ба­рос­са. Бар­ба­рос­са — зна­чит ры­жая бо­ро­да. Пред­по­ла­га­ют, что он ее кра­сил, так как на­род ее по­лю­бил. Из тех же при­чин он ни­ког­да не брил­ся и не стриг­ся. В Бер­ли­не по­ла­га­ют, что Фрид­рих Бар­ба­рос­са не умер. Он си­дит, об­ло­ко­тив­шись о ка­мен­ный стол, в од­ном из тю­рин­гий­ских зам­ков и спит, и его длин­ная бо­ро­да об­ви­лась вок­руг сто­ла. Каж­дый раз, ког­да им­пе­ра­тор Вильгельм II отк­ры­ва­ет рот и на­чи­на­ет дер­жать речь, спя­щий Бар­ба­рос­са тя­же­ло взды­ха­ет и сон ов­ла­де­ва­ет им сильнее. Оп­ти­мис­ти­чес­ки наст­ро­ен­ный на­род все же ве­рит, что спя­щий им­пе­ра­тор прос­нет­ся. Но дип­ло­ма­ты по­ла­га­ют, что пос­ле ре­чей Тэд­ди Руз­вельта, про­из­не­сен­ных в Бер­ли­не, Фрид­рих Бар­ба­рос­са уже ни­ког­да не смо­жет прос­нуться.

Последним им­пе­ра­то­ром из до­ма Го­генш­та­уфе­нов был Кон­рад V, лич­ность ма­ло­оп­ре­де­лен­ная. Его сын Кон­ра­дин был каз­нен в Не­апо­ле Кар­лом Ан­жуй­ским. Ис­то­рик на­зы­ва­ет этот вар­варс­кий пос­ту­пок Кар­ла «дур­ным по­ве­де­ни­ем». С этим мет­ким оп­ре­де­ле­ни­ем нельзя не сог­ла­ситься.