1. Ита­лия разд­ро­би­лась на мно­гие вла­де­ния, при­чем по­ли­ти­чес­кое уст­рой­ст­во их бы­ло так раз­но­об­раз­но, что мож­но ду­мать, буд­то че­ло­ве­чест­во здесь де­ла­ло ряд спе­ци­альных опы­тов: от мо­нар­хии пе­ре­хо­ди­ли к вольным го­ро­дам, к рес­пуб­ли­кам де­мок­ра­ти­чес­ким, арис­ток­ра­ти­чес­ким и чуть не к анар­хи­чес­ким ком­му­нам. По­че­му имен­но в та­ком-то го­ро­де уч­реж­да­лась мо­нар­хия, а в дру­гом — рес­пуб­ли­ка, а не на­обо­рот, ник­то не мог ска­зать. Не­ко­то­рые ис­то­ри­ки пред­по­ла­га­ют, что здесь бы­ла уст­ро­ена осо­бая ло­те­рея.

Городу Ми­ла­ну по этой ло­те­рее дос­та­лась арис­ток­ра­ти­чес­кая рес­пуб­ли­ка, при­чем го­родс­кой им­пе­ра­торс­кий на­мест­ник во­лею су­деб прев­ра­тил­ся в рес­пуб­ли­кан­ца. Но бо­га­тые ми­ланс­кие фа­ми­лии то и де­ло зах­ва­ты­ва­ли власть над рес­пуб­ли­кой. Не­кий юно­ша Фран­чес­ко Сфор­ца, об­ла­дая кра­си­вой внеш­ностью, ре­шил сде­латься пред­ком, а имен­но — ро­до­на­чальни­ком но­вой гер­цогс­кой фа­ми­лии. Это рис­ко­ван­ное предп­ри­ятие ему уда­лось, и с той по­ры в ис­то­рии по­яви­лась фа­ми­лия Сфор­ца.

Между тос­канс­ки­ми рес­пуб­ли­ка­ми воз­вы­си­лась Фло­рен­ция. Здесь ук­ре­пи­лась, так ска­зать, пе­ре­ме­жа­юща­яся рес­пуб­ли­ка, то есть прав­ле­ние бы­ло то в ру­ках де­мок­ра­тии, то арис­ток­ра­тии. В XII ве­ке пра­ви­тельствен­ный со­вет был сос­тав­лен из предс­та­ви­те­лей тор­го­вых и ре­мес­лен­ных це­хов. Дво­ря­не ве­ли се­бя пло­хо, но, убе­див­шись, что дур­ным по­ве­де­ни­ем они ни­че­го не дос­тиг­нут, ста­ли вес­ти се­бя хо­ро­шо и швы­рять деньга­ми во все сто­ро­ны. Пос­лед­нее обс­то­ятельство очень пон­ра­ви­лось на­ро­ду, и не­кий Кузьма, гла­ва бан­кирс­ко­го до­ма Ме­ди­чи и К°, сде­лал­ся пол­нов­ласт­ным ли­цом в рес­пуб­ли­ке. Он, как и Фран­чес­ко Сфор­ца, так­же стре­мил­ся стать пред­ком и для этой це­ли рас­по­ря­дил­ся воз­ро­дить на­уки и ис­кус­ства. Осо­бен­но хо­ро­шо воз­ро­ди­лись ис­кус­ства, так что до сих пор эпо­ха Ме­ди­чи вы­зы­ва­ет в по­том­ках спра­вед­ли­вую и бла­го­род­ную за­висть. Ра­зу­ме­ет­ся, де­ло не обош­лось без за­го­во­ров, но, по мне­нию Ило­вай­ско­го, за­го­во­ры эти яс­но до­ка­зы­ва­ли, что в каж­дой рес­пуб­ли­канс­кой стра­не на­род­ное большинст­во всег­да на сто­ро­не мо­нар­хии. Име­ет ли это по­ло­же­ние об­рат­ную си­лу — не­из­вест­но.

Два важ­ней­ших го­ро­да се­вер­ной Ита­лии — Ве­не­ция и Ге­нуя — сох­ра­ни­ли у се­бя рес­пуб­ли­ку и больше нуж­да­лись в по­том­ках, чем в пред­ках. Во­об­ще мож­но взять за пра­ви­ло: мо­нар­хия жи­ва пред­ка­ми, а рес­пуб­ли­ка — по­том­ка­ми. В конс­ти­ту­ци­он­ных же стра­нах смесь то­го и дру­го­го.

Венеция сво­им про­ис­хож­де­ни­ем обя­за­на Ат­ти­ле: жи­те­ли, спа­са­ясь от это­го хищ­ни­ка, бе­жа­ли на низ­мен­ные пес­ча­ные ост­ро­ва ла­гун Ад­ри­ати­чес­ко­го мо­ря, и здесь ма­ло-по­ма­лу об­ра­зо­вал­ся на­род. Уп­рав­ле­ни­ем за­ве­до­вал Вер­хов­ный Со­вет. Что­бы по­пасть в не­го, на­до бы­ло пред­ва­ри­тельно быть за­пи­сан­ным в зо­ло­тую кни­гу. А в зо­ло­тую кни­гу вно­си­лись только чле­ны Вер­хов­но­го Со­ве­та. «Вот тут и вер­тись», — как го­во­рит Мед­ве­ден­ко в «Чай­ке». За ти­ши­ной улиц ник­то не наб­лю­дал, по­то­му что улиц не бы­ло. Но за по­ли­ти­чес­ким спо­кой­ст­ви­ем или, как те­перь вы­ра­жа­ют­ся, за «внут­рен­ни­ми вра­га­ми», имел наб­лю­де­ние «Со­вет де­ся­ти», ко­то­рый, по ост­ро­ум­ной до­гад­ке ис­то­ри­ков, большей частью сос­то­ял из де­ся­ти че­ло­век. Это бы­ло тай­ное су­ди­ли­ще, об­ле­чен­ное не­ог­ра­ни­чен­ной властью. Че­ло­век, за­по­доз­рен­ный в по­ли­ти­чес­кой неб­ла­го­на­деж­нос­ти, вдруг ис­че­зал не­из­вест­но ку­да, и о нем да­же не сме­ли рас­спра­ши­вать. Сле­ду­ет за­ме­тить, что тог­да по­ли­ти­чес­кой неб­ла­го­на­деж­ностью счи­та­лось при­вер­женст­во к мо­нар­хиз­му, меж­ду тем как те­перь… Так ме­ня­ют­ся вре­ме­на!

Генуя бы­ла пос­то­ян­ной со­пер­ни­цей Ве­не­ции и не раз с нею ссо­ри­лась. Но Ге­нуя не име­ла та­ко­го ре­ши­тельно­го пра­ви­тельства и в воп­ро­се, что луч­ше — мо­нар­хия или рес­пуб­ли­ка, — час­то ко­ле­ба­лась. По­это­му Бог ско­ро на­ка­зал ее.

2. Пи­ре­ней­ский по­лу­ост­ров в VI­II ве­ке был по­ко­рен мав­ра­ми. Но, по­се­лив­шись в Ис­па­нии, они ско­ро по­те­ря­ли свою во­инст­вен­ность и ста­ли за­ни­маться тор­гов­лею. По­ла­га­ют, что мно­гие из них уже тог­да хо­ди­ли по дво­рам и кри­ча­ли: «Ха­лат! Ха­лат!» Это бы­ло апо­ге­ем раз­ви­тия ис­панс­ко­го ха­ли­фа­та. Пос­ле это­го пре­сек­лась ди­нас­тия Омай­ядов и ха­ли­фат разд­ро­бил­ся на мел­кие го­су­дарст­ва: Гре­на­да, Се­вилья, Ва­лен­сия и дру­гие. От­час­ти об этом со­бы­тии по­вест­ву­ет из­вест­ное сти­хот­во­ре­ние в зна­ме­на­тельных строч­ках: «От Се­вильи до Гре­на­ды в тем­ном сум­ра­ке но­чей». Эти строч­ки ин­те­ре­су­ющи­еся мо­гут ус­лы­шать на лю­бом бла­гот­во­ри­тельном кон­цер­те в Пе­тер­бур­ге.

Это разд­роб­ле­ние бы­ло сде­ла­но ис­то­ри­ей для то­го, что­бы об­лег­чить хрис­ти­анам^* борьбу с мав­ра­ми. И дей­ст­ви­тельно, арабс­кие вла­де­ния од­ни за дру­ги­ми ста­ли пе­ре­хо­дить в ру­ки хрис­ти­анс­ких го­су­да­рей. Са­мую ре­ши­тельную вой­ну с мав­ра­ми ве­ли кас­тильцы: из ры­ца­рей в этой борьбе прос­ла­вил­ся Род­ри­го Ди­ас, бо­лее из­вест­ный под псев­до­ни­мом Сид. Сид — лю­би­мый ге­рой ис­панс­ких пе­сен, и большую ошиб­ку де­ла­ют те, ко­то­рые пу­та­ют Сид и «сидр».

Король ара­гонс­кий Фер­ди­нанд II, проз­ван­ный Ка­то­ли­ком, всту­пил в брак с нас­лед­ни­цей кас­тильской ко­ро­ны Иза­бел­лой. Этим бы­ло по­ло­же­но ос­но­ва­ние Ис­панс­ко­му ко­ро­левст­ву. Фер­ди­нанд взял Гре­на­ду — пос­лед­ний оп­лот му­сульманс­ких вла­де­ний. Ве­ли­ко­леп­ный го­род был пре­дан разг­раб­ле­нию.

Фердинанд спал и ви­дел еди­ную не­раз­дельную мо­нар­хию. Эта мрач­ная фи­гу­ра сред­не­ве­ковья смот­ре­ла на ре­ли­гию как на обя­за­тельное по­ли­цей­ское пос­та­нов­ле­ние, а на ду­хо­венст­во как на жан­дар­мов. Па­па же, по по­ня­тию это­го бла­го­чес­ти­во­го и бо­го­бо­яз­нен­но­го ко­ро­ля-ка­то­ли­ка, дол­жен был предс­тав­лять неч­то сред­нее меж­ду обер-про­ку­ро­ром и ше­фом жан­дар­мов. По же­ла­нию Фер­ди­нан­да па­па уч­ре­дил инк­ви­зи­цию, то есть выс­шее ду­хов­ное су­ди­ли­ще, ко­то­рое име­ло целью, во-пер­вых, сла­вить Бо­га, а во-вто­рых, прес­ле­до­вать ере­ти­ков и отс­туп­ни­ков. От свя­той инк­ви­зи­ции осо­бен­но жес­то­ко стра­да­ли мав­ры и ев­реи. Ев­ре­ев поч­тен­ный Ило­вай­ский рас­смат­ри­ва­ет в од­ной гла­ве с тор­го­вы­ми пу­тя­ми, ве­ро­ят­но, по­ла­гая, что это то­же неч­то вро­де до­рог или во­дя­но­го со­об­ще­ния. Но ев­реи бы­ли не до­ро­ги, а осо­бый на­род, ко­то­рый при лю­бом обо­ро­те ко­ле­са ис­то­рии всег­да яв­лял­ся стра­да­тельным ли­цом.

Святая инк­ви­зи­ция, за­жи­гая кост­ры во имя сла­вы Бо­жи­ей, не де­ла­ла для ев­ре­ев ни­ка­ких ог­ра­ни­че­ний, и идея ка­то­ли­чест­ва со­вер­шен­но оди­на­ко­во ут­верж­да­лась пеп­лом сож­жен­ных мав­ров, ев­ре­ев и хрис­ти­ан — по­ли­ти­чес­ких вра­гов Фер­ди­нан­да.

Этот бла­го­чес­ти­вый мо­нарх, к сло­ву ска­зать, умер ужас­ной смертью: его живьем за­ели вши.

3. Меж­ду тем дни Ви­зан­тии бы­ли уже сос­чи­та­ны. На­до по­ла­гать, что ис­то­рия очень счи­та­лась с Ви­зан­ти­ей, ува­жая и вы­со­ко ста­вя ее зас­лу­ги, ибо для то­го, что­бы с нею по­кон­чить, судьба выб­ра­ла очень слож­ную сис­те­му.

Началось это из­да­ле­ка, еще при Чин­гиз-ха­не. Од­на ту­рец­кая ор­да по­ки­ну­ла свои ко­чевья в Хо­ра­са­не (се­ве­ро-вос­точ­ная часть Пер­сии) и пе­реш­ла на за­пад, в Ар­ме­нию. По име­ни сво­его пред­во­ди­те­ля Ос­ма­на эти тур­ки впос­ледст­вии ста­ли на­зы­ваться ос­манс­ки­ми. Тог­да еще ник­то не по­ни­мал, для че­го это де­ла­ет­ся, это бы­ло, так ска­зать, пер­вым пре­дос­те­ре­же­ни­ем. Тур­ки, ве­ро­ят­но, пос­вя­щен­ные в хит­рый план ис­то­ри­чес­кой судьбы на­ро­дов, ста­ли уве­рен­но за­во­евы­вать ма­ло­ази­атс­кие про­вин­ции Ви­зан­тии. При Ба­язе­те I Ви­зан­тия уже го­то­ви­лась к смер­ти, ибо он, опус­то­шив Сер­бию, шел на Конс­тан­ти­но­поль. Но ус­пе­хи Ба­язе­та не­ожи­дан­но бы­ли ос­та­нов­ле­ны со­вер­шен­но но­вым мон­гольским за­во­ева­те­лем — Та­мер­ла­ном. Вы­чис­ле­но — и с дос­та­точ­ной точ­ностью, — что вследст­вие уда­ра, на­не­сен­но­го Та­мер­ла­ном Ту­рец­ко­му го­су­дарст­ву, хрис­ти­анс­кий Конс­тан­ти­но­поль про­су­щест­во­вал лиш­них ров­но пятьде­сят лет. В этом опять-та­ки нельзя не ви­деть про­яв­ле­ния осо­бо­го вни­ма­ния ис­то­рии к зас­лу­гам ви­зан­тий­ских ца­рей.

Тамерлан по спра­вед­ли­вос­ти счи­та­ет­ся ар­хист­ра­ши­ли­щем. Во-пер­вых, он ро­дил­ся с кус­ком за­пек­шей­ся кро­ви в ру­ках, а во-вто­рых, с се­ды­ми во­ло­са­ми, как у ны­неш­не­го К. С. Ста­нис­лавс­ко­го. Но этот ар­хи­вар­вар (не Ста­нис­лавс­кий, а Та­мер­лан) пи­тал ува­же­ние к уче­ным лю­дям и ща­дил па­мят­ни­ки культу­ры. В Ма­лой Азии при Ан­го­ре он раз­бил ту­рок, Ба­язет был зах­ва­чен в плен, где и умер. Ско­ро умер и Та­мер­лан, го­то­вясь к по­хо­ду на Ки­тай. В ди­ких мо­но­тон­ных пес­нях ко­чу­ющих мон­го­лов еще мож­но ус­лы­шать вос­по­ми­на­ния о бы­лой сла­ве дав­но угас­ших вре­мен.

Но отс­чи­тан­ные льгот­ные пятьде­сят лет под­хо­ди­ли к кон­цу. Царст­во­ва­ние пре­ем­ни­ков Ми­ха­ила Па­ле­оло­га на ви­зан­тий­ском тро­не бы­ло эпо­хою пос­те­пен­но­го па­де­ния Ви­зан­тии. Нас­ту­па­ли пос­лед­ние дни; дош­ло до то­го, что Па­ле­оло­ги сог­ла­ша­лись — о ужас! — на под­чи­не­ние гре­чес­кой церк­ви па­пе, только бы тот по­мог им. Но па­па, преж­де чем прис­лать по­мощь про­тив ту­рок, стал бес­ко­неч­но рас­ска­зы­вать о чис­ти­ли­ще, о рае, апос­то­лах… Все это, ко­неч­но, бы­ло очень ин­те­рес­но, но не те­перь, ког­да тур­ки сто­яли под са­мым Конс­тан­ти­но­по­лем. Ио­анн VI, поч­ти не тор­гу­ясь, сог­ла­сил­ся, что ла­тинс­кие свя­тые бы­ли свя­тее гре­чес­ких и что апос­тол Петр был рож­ден ка­то­ли­ком. В подт­верж­де­ние это­го был сос­тав­лен про­то­кол под име­нем Фло­рен­тий­ской унии. Но гре­чес­кий на­род не сог­ла­сил­ся с про­то­ко­лом, и это про­из­ве­де­ние стра­ха и тру­сос­ти по­зор­но про­ва­ли­лось.

Последним ви­зан­тий­ским им­пе­ра­то­ром был Конс­тан­тин XI Па­ле­олог. Им­пе­рия тог­да дос­тиг­ла ми­ни­мальных раз­ме­ров, не­ко­то­рые ост­ро­ва и не­большие ви­зан­тий­ские вла­де­ния в Пе­ло­пон­не­се уп­рав­ля­лись братьями им­пе­ра­то­ра, ко­то­рые но­си­ли не­обык­но­вен­ный мяг­кий ти­тул — «дес­по­тов», но это бы­ла не ха­рак­те­рис­ти­ка их, а за­ня­тие.

Магомет II ре­шил, не до­жи­да­ясь окон­ча­ния спо­ра о рае и чис­ти­ли­ще, по­кон­чить с Конс­тан­ти­но­по­лем. Двух­сот­ты­сяч­ное вой­ско оса­ди­ло сто­ли­цу. Ге­ну­эз­цы и ве­не­ци­ане, же­лая вы­ка­зать свое со­чувст­вие, прис­ла­ли на по­мощь Ви­зан­тии нес­колько га­лер. По срав­не­нию с пре­вос­хо­дя­щи­ми си­ла­ми неп­ри­яте­ля это бы­ло не бо­лее как кра­си­вый жест. Вход в конс­тан­ти­но­польскую га­вань — Зо­ло­той Рог — был за­перт же­лез­ны­ми це­пя­ми, и ту­рец­кие су­да не мог­ли про­ник­нуть в нее. Сул­тан ве­лел пе­ре­та­щить их су­хим пу­тем по дос­кам, на­ма­зан­ным сви­ным са­лом, хо­тя как ма­го­ме­та­нин чувст­во­вал инс­тинк­тив­ное отв­ра­ще­ние к сви­ни­не. Го­род был взят. Конс­тан­тин, сра­жа­ясь как прос­той сол­дат, был убит. Его го­ло­ву выс­та­ви­ли на вы­со­ком шес­те. Три дня про­дол­жа­лись гра­бе­жи, при­чем тур­ки об­на­ру­жи­ли се­бя со­вер­шен­ны­ми про­фа­на­ми в об­лас­ти ис­кус­ства: раз­би­ли мно­жест­во ста­туй и унич­то­жи­ли цен­ные кар­ти­ны и ук­ра­ше­ния. Это, во вся­ком слу­чае, чес­ти им не де­ла­ло. Со­фий­ский со­бор был об­ра­щен в ме­четь, и на мес­то крес­та был вод­во­рен по­лу­ме­сяц…

Чехи, ли­тов­цы, по­ля­ки, бол­га­ры и сер­бы спеш­но до­кан­чи­ва­ли свою сред­нюю ис­то­рию, по­то­му что сред­ние ве­ка уже под­хо­ди­ли к кон­цу и бы­ло из­вест­но, что, как только отк­ро­ют Аме­ри­ку, сей­час нач­нут­ся но­вые ве­ка, а ждать ни­ко­го не бу­дут.

И дей­ст­ви­тельно, уже приб­ли­жа­лись но­вые ве­ка с но­вы­ми иде­ями и но­вы­ми бо­га­ми, ко­то­рые для сво­его ут­верж­де­ния тре­бо­ва­ли со­вер­шен­но но­вых по­то­ков кро­ви.

А преж­няя кровь, оке­ана­ми про­ли­тая в честь ста­рых или, пра­вильнее ска­зать, сред­них бо­гов, дав­ным-дав­но вы­сох­ла, и про нее вспо­ми­на­ли только в учеб­ни­ках, сос­тав­лен­ных для лиц млад­ше­го воз­рас­та.

НОВАЯ ИСТОРИЯ

ВВЕДЕНИЕ

История сред­них ве­ков пос­те­пен­но и не­за­мет­но пе­ре­хо­ди­ла в «но­вую ис­то­рию». Раз­ли­чие меж­ду эти­ми дву­мя пе­ри­ода­ми зак­лю­ча­ет­ся в том, что че­ло­ве­чест­во, по­кон­чив со сред­ни­ми ве­ка­ми, сра­зу как-то по­ум­не­ло и, ус­ты­див­шись сво­ей сред­не­ве­ко­вой ди­кос­ти, пос­пе­ши­ло сде­лать ряд ша­гов, ко­то­рым нельзя от­ка­зать в со­об­ра­зи­тельнос­ти и здра­вом смыс­ле.

В сред­ние ве­ка пос­ту­па­тельное раз­ви­тие культу­ры из­ме­ря­лось лишь ко­ли­чест­вом сож­жен­ных на пло­ща­дях кол­ду­нов да опы­та­ми над прев­ра­ще­ни­ем жи­вых лю­дей в ко­шек, вол­ков и со­бак (опы­та­ми, при­нес­ши­ми уче­ным то­го вре­ме­ни пол­ное ра­зо­ча­ро­ва­ние). Но­вая ис­то­рия пош­ла по дру­го­му, бо­лее прос­ве­щен­но­му пу­ти. Прав­да, кол­ду­нов на кост­рах все еще про­дол­жа­ли сжи­гать, но де­ла­ли это уже бе­зо вся­ко­го оду­шев­ле­ния и подъема, с единст­вен­ной целью за­пол­нить хоть ка­ким-ни­будь разв­ле­че­ни­ем зи­я­ющую пус­то­ту про­буж­да­юще­го­ся ума и ду­ши.

Таким об­ра­зом, ве­ли­кие лю­ди, по­ло­жив­шие сво­им ге­ни­ем на­ча­ло «но­вой ис­то­рии», име­ли уже бла­го­дар­ную поч­ву в жаж­ду­щих че­го-то но­во­го ду­шах прос­тых лю­дей… Изоб­ре­та­те­ли и отк­ры­ва­те­ли мог­ли уже на­чать свое де­ло без жгу­че­го рис­ка быть сож­жен­ны­ми на при­вет­ли­вых ог­нях кост­ров во сла­ву Бо­жию.

Человечество сде­ла­лось сра­зу та­ким культур­ным, что ни Гу­ттен­берг, ни Ко­лумб не бы­ли за­жа­ре­ны на кост­ре: пер­вый скон­чал­ся прос­то от го­ло­ду­хи и бед­нос­ти, вто­рой — от тя­жес­ти тю­рем­ных оков, в ко­то­рые зак­лю­чил его удив­лен­ный его отк­ры­ти­ями ко­роль Фер­ди­нанд.

В ре­ли­ги­оз­ных ве­ро­ва­ни­ях то­же пош­ла ко­рен­ная лом­ка: как раз из меш­ка по­сы­па­лись раз­ные ре­фор­ма­то­ры, про­тес­тан­ты, Эраз­мы Рот­тер­дамс­кие и Мар­ти­ны Лю­те­ры.

Монахи бы­ли в большой мо­де, а один из них — Бер­тольд Шварц — ухит­рил­ся да­же вы­ду­мать по­рох, что не уда­ва­лось до не­го да­же са­мым ин­тел­ли­гент­ным лю­дям то­го вре­ме­ни. Та­ким об­ра­зом, при ве­се­лом гро­хо­те пу­шек, скри­пе­нии пе­чат­ных стан­ков и воп­лях но­во­отк­ры­тых крас­но­ко­жих че­ло­ве­чест­во всту­пи­ло в пе­ри­од «Но­вой ис­то­рии»!